62. Тайна Белого Братства

    Село Прилучино под Тамбовом.  Полгода пролетели для Жерома и его семьи тихо и незаметно вдали от светского шума и политических волнений Санкт-Петербурга в имении графа Рысакова в окружении его родственников.

    Конец мая 1826 года выдался по-летнему жарким.

    Семейство Рысаковых и Анжельберы в это утро завтракали на увитой плющoм старинной веранде. 

   Жаркий как из печи воздух заставлял женщин постоянно обмахиваться веером, мужчины утомленно протирали платками лица и шеи.

- Как вам у нас? - поинтересовалась темноволосая яркая брюнетка лет двадцати трех, Анна Петровна Рысакова, племянница Сергея Александровича - дядя сказал, что отправил вас сюда в ссылку... шутки у него, я скажу, тюремные какие-то... сказывается служба, наверное...

  Жером слабо улыбнулся, ответив и за себя и за своих близких:

- Мы очень рады... у вас славная семья, чудесный дом и природа... Что касается нашей "ссылки", мадемуазель, то да, считайте, что он  неудачно пошутил...

- Но, я думаю... - лукаво улыбнулась Анна Петровна - в сравнении с Петербургом наша глушь действительно покажется местом ссылки...а уж в сравнении с Парижем...- девушка на секунды мечтательно закатила глаза к потолку и оглядев собеседников встретилась с заинтересованным взглядом Жака-Анри.

  На секунды Анжельбер опустил глаза в тарелку и задумался:

- Мадемуазель, Санкт-Петербург действительно красивый город...северная Венеция... там кипит культурная светская жизнь, а что касается Парижа... мы выехали оттуда еще в сентябре 1796 года и с тех пор больше не возвращались во Францию...

   Анна Петровна непонимающе и сочувственно обвела взглядом семейство Анжельберов.

- Но почему? Мы знаем, что вы эмигранты... некоторые из них возвращались уже в правление Наполеона... а самые  верные королевской власти вернулись после Реставрации...

  Валери осторожно отложила в сторону вилку и покосилась на мужа. Да, он тоже эмигрант, но не роялист, как большинство из них. И об этом никто знать не должен.
 
  Но Жером был готов к таким вопросам:

- Там нас ничего не ждет... - сдержанно отозвался он, а в мыслях закончил (что ждет республиканца в сегодняшней королевской Франции, эшафот, тюрьма или ссылка?), но вслух тихо произнес - в России родились наши дети, Максим и Жак-Анри уже настолько же русские, насколько французы... и мы решили остаться здесь...

- Вот и хорошо... - улыбнулась Анна Петровна и метнула из под пушистых ресниц взгляд в сторону Жака-Анри.

  После завтрака мужчины отделились от женщин покурить и обсудить всё то, что дамам неинтересно.

  Отослав прислугу и лично разлив по бокалам вино, к Жерому через стол перегнулся младший брат Рысакова, Владимир Александрович:

- Месье Анжельбер, за вами прислали людей из Петербурга, сегодня же выезжаете. До вас есть дело. Поедете вы один. Карета ждет.

  Жером напрягся и бросил тоскливый взгляд в сторону Валери, на секунды ощутив себя мерзавцем...милая... ей то за что всё это...ничего не подозревая, она беззаботно проводила время в обществе родственниц Рысакова, Анны и ее матери Елизаветы Алексеевны.

  Нервным жестом он отодвинул от себя бокал и нахмурился:
- Можно узнать, кому именно и зачем я понадобился?

  Рысаков-младший сделал небрежный, успокаивающий жест, поправил кипельно-белые манжеты:

- Понадобились вы тому, кто "сослал" вас сюда, то есть моему брату, а уж зачем...узнаете на месте. А пока... потихоньку сообщите эту новость вашей жене и сыну. И... успокойте их... не на расстрел же вас везут... я надеюсь...
.... .... .....

  Сопровождающие Анжельбера люди не дали ему возможности свободно походить по Петербургу, как того очень хотелось. Особенно хотелось пройтись по Невскому...

  Коротко и жестко отвечали лишь:
- Нельзя, запрещено.

  Карета резко остановилась, Жерома окружили со всех сторон и вытащили наружу. Поднял глаза к небу, ни облачка, солнце палило на макушку нещадно.

  Как будто и не прошло тридцати лет. Старый приземистый двухэтажный дом на Васильевском острове из кирпича кроваво-бурого цвета, неухоженный двор в  зарослях бурьяна. 

  Привезли его в сентябре 1796 точно также, как и сейчас, едва не за воротник, под охраной людей Рысакова.

   На первом этаже с отвратительным скрипом открылась тяжелая металлическая дверь. Жёстко ткнули в спину:
- Пошел!

  Крутые и темные  ступени вели вниз. Жером ладонью коснулся бурой, будто от впитавшейся за долгие годы крови, выщербленной поверхности стены.

   Перед ним был длинные слабоосвещенный коридор вдоль которого располагались металлические двери.

  Случалось ему уже побывать здесь почти 29 лет назад. Здесь часами подвергался пыткам молодой соотечественник, обвиненный в принадлежности к французским революционерам...

   Почему сразу сюда?!... В этот подвал... Где всё началось, там всё и закончится?... Эх, Сергей Александрович...

   Жером сумел сохранить привычно невозмутимый вид, но дыхание невольно участилось и пот предательски затек из под волос за воротник. Минуты здесь показались за час...

  И тут сопровождающие как-то неуверенно зашептались между собой, тяжелая дверь снова со скрипом приоткрылась и дневной свет проник в полуосвещенный коридор.

  Высунулся высокий молодой человек в темном костюме:
- Эй, шеф не приказывал тащить его сюда! А ну, ведите наверх, в его кабинет!

  Анжельбер провел ладонью по влажному лбу, из горла вырвался иронический нервный смешок. А жизнь то налаживается!

  Поднимаясь по лестнице в сопровождении мрачных молчаливых спутников Жером думал о том, что оказался в этом подвале не случайно, не по ошибке подчиненных Рысакова. Возможно, так было задумано.

   Это не факт, но очень возможно...

  Скорее всего, этот жесткий, если не сказать жестокий способ встречи должен был показать ему всю серьезность его положения и сломить возможное сопротивление...

  Эх, Сергей Александрович... я не стану отпираться только в том, что вам и так известно, а вот нового ничего вы от меня не узнаете, ничего такого, что могло бы реально повредить и так пострадавшим здешним товарищам...а уж тем более ничего не узнаете о моих связях с прежними товарищами в Париже и в Брюсселе...

...  ....  ....
  До боли знаком Жерому и этот кабинет. И здесь почти ничего не изменилось.

   Всё та же обстановка, сиреневые шторы, ряд серых сейфов у стены, стол у окна заваленый папками.

   Чувствовалось, что хозяин консервативен в своих привычках и не любит резких перемен.

   И сам Рысаков подтянутый и сосредоточенный, в строгом черном фраке изменился мало, лишь в темных курчавых волосах теперь серебрилась седина.

- Ну же, проходи, Жером - секунду подумав, он подал французу руку - не нужны нам церемонии в отсутствие посторонних глаз...садись... Знаю, ты уважаешь бордо - указал на графин, стоящий на столе у окна.

- Спасибо, Серж... - Жером устроился в кресле и невозмутимо наполнил бокал - зачем я понадобился? Особенно восхищает любезность приема... Это как-то связано с делом... прошлого декабря?

   И... извини за прямой вопрос, как решилась судьба главных... обвиняемых? Ты позаботился держать меня в максимальном невежестве под Тамбовом и газеты мне доставлять не велено...

  Рысаков приподнял в руке бокал и слегка его покачал, потом смерил Анжельбера жестким взглядом:

- Тебя интересует судьба главных заговорщиков, Рылеева, Пестеля и прочих? В скором времени их судьба будет решена. Скажу прямо, всех их ждет высшая мера...Думаю, что ты не удивлен.

  Как людей мне их жаль, я  не палач по натуре, но они замахнулись на особу государя и весь существующий порядок...

  Ты у нас тоже человек не сентиментальный и помнишь, как ваши подавляли заговоры против революционной Республики в 93-м? Положение вещей объяснять тебе не нужно...

  Но довольно общих мест, к делу, Жером. Меня... как защитника трона России очень беспокоит другое, почему старых якобинцев вдруг заинтересовала наша страна..

  Родной брат Марата преподает в Царскосельском лицее... Давыд Иванович Будри, он же Давид Марат.

  Ректором императорского университета Санкт-Петербурга с прошлого года у нас Антон Дегуров, 1765 года рождения, он же Антуан Дюгур, в 90-е республиканец и якобинец.

   В Казанском университете еще с 1817, уже девятый год преспокойно преподает некто Анри Грегуар, бывший депутат Конвента и якобинец...   

   Думаю, если внимательно поискать... найдутся и другие. Случайность ли это или?...

   И куда мы смотрели раньше?! Эти зловредные опасные люди учат и воспитывают русскую молодежь?! Чему они их научат, идеям Республики, Демократии и Прав Человека, тому, как штурмом брать Зимний?!  - на секунды он прервался, увидев вежливо-ироническую улыбку Жерома, смерил его свирепым взглядом  и погрозил, сжав руку в кулак:

  - Вам что у нас, медом намазано?!  В сегодняшней-то ситуации...   Мой коллега, Павел Петрович Аверьянов не так давно задержал здесь, в центре столицы, француза, также бывшего участника революции, сбежавшего из ссылки и из под надзора полиции Священного Союза. 

   Приехал под невинным предлогом повидать сына, российского подданного, женатого на русской и внучку.

   Считаю, что его появление здесь в такое время это предлог... Вы слышите меня?

  Рысаков замолчал, заметив, что Анжельбер впал в оцепенение, глядя в окно стеклянным взглядом и механическим жестом поднося к губам третий бокал, наконец, Жером отозвался:

- Я слышу, Серж. Что же вы хотите от меня? Наше общее с этим человеком прошлое для вас не тайна. А настоящее, что у нас с ним  сейчас общего?...

   А может ваша теория республиканского заговора против всех монархов Европы  отголосок нашей прошлой пропаганды времен Конвента?  Но в данный момент это скорее бред возбужденного воображения?

- А левые франкмасоны... карбонарии... а убийство республиканцем Лувелем 6 лет назад герцога Беррийского в Париже, ведь он совершил это в надежде пресечь старшую ветвь династии Бурбонов...тоже бред возбужденного воображения? - жёстко отпарировал Рысаков, резко выпрямившись и заложив руки за спину - да, Жером, ваша искренность всегда имеет четко очерченные пределы... и я это тоже понимаю и всегда учитываю...

  Осторожным движением Анжельбер протянул руку к графину и тут же убрал руку со стола, встретив насмешливый взгляд Рысакова.

- Нет-нет...не стесняйся, Жером... прикажу... принесут еще. Я уже заметил... даже если ты весьма пьян... ты говорить можешь что угодно, но...  никогда не то, что от тебя хотят узнать...

  Анжельбер медленно поднялся и подошел к открытому окну, заложив руки за спину, несколько минут молчал, а затем повернулся к Рысакову:

- Может этот человек действительно приехал к сыну и внучке?  Он не мог пересечь границы империи иначе, чем скрыв свое прошлое...

- Он сказал Аверьянову то же самое... - недовольно буркнул Рысаков.

- Выслушай меня, Серж, за двадцать восемь лет в главном ничего не изменилось, я не враг России и русского народа, но помощи в уничтожении французов... "людей 93 года" оказывать не стану... Если что... отправлюсь под нож вместе с ними - Жером демонстративным жестом вытянул вперед кисти рук, будто его должны были заковать или связать.

  Увидев гнев, сталью блеснувший в глазах Рысакова, предупредил его жестом :

- Я не закончил, Серж... Не ждите от нашей с ним беседы никаких тайн и откровений. И он не наивный 20-летний романтик и я не провокатор. Легко проверить, действительно ли здесь проживает его сын, российский подданный с семьей.

   Я лишь прошу... заметим, я раньше почти никогда и ничего у вас не просил... предоставить ему возможность увидеться с семьей и... высылка... Ведь я понимаю... ему не будет позволено поселиться в России... такие, как я всегда под подозрением...

  Мне самому интересно увидеться с этим человеком.... Я согласен.

  И вот еще... Серж... что бы ни ждало меня... обещай мне... что репрессии не коснутся Валери... и... не оставь без внимания Жака-Анри...и особенно Максимильена в Иркутске...