Зазеркалье, гл. 8. Расстояние от рая до ада

          Наверное, впервые в жизни Андрей находился в таком замешательстве. Нужно было как-то спасать «Центр», однако в создавшейся ситуации надежды сохранить его становились все призрачнее. Счета заблокированы, сам он внесен в списки террористов, и тут, как говорится, быть бы живу.

Полностью погруженный в свою работу, он не очень-то вникал во все политические хитросплетения и порождаемые ими трагические события – не имел для этого времени. По той же причине он отмахнулся и от тревоги о своей собственной драгоценной жизни. Намного больше беспокоила его судьба Центра. Он ощущал тягостную беспомощность перед губительной силой беззакония, готовой уничтожить дело, в которое он вложил столько сил и души. У него были связаны руки, он был окружен, загнан в угол.

Напрасно твердил он себе: «Ничего, когда-нибудь все это кончится, нужно лишь удержаться на плаву, выстоять. Немыслимо чтобы весь этот беспредел длился долго». Однако он длился и теперь все, в чем прежде Андрей был уверен, что служило ему опорой, рассыпалось на глазах, погибало.

– Воистину, «Inter arma silent leges» – когда гремит оружие, законы молчат*... - с горечью думал он.

И если в событиях с Центром и «Миротворцем» главную роль играли внешние обстоятельства, то во всем  остальном Андрей винил только себя одного.

Доехав до знакомой грунтовки, едва угадывавшейся за высоким кустарником, он повинуясь неясному движению души свернул на нее, благо до возвращения в госпиталь оставалось еще немного времени.

Оставив машину под сенью молодых елочек, Андрей медленно двинулся вглубь леса. Вот и знакомая поляна, где когда-то с Петром они собирали грибы. Как и тогда, вся она жизнерадостно пестрела алыми шляпками мухоморов. Как и тогда, пружинистый слой опавшей хвои там и сям вздымали стремившиеся пробиться к свету и солнцу стайки маслят. Наклонившись, Андрей сорвал крепкий молодой грибок и, разломив его блестящую клейкую шляпку, вдохнул ее тонкий хвойный аромат. Подойдя к высокой сосне, он сел подле нее на взгорочке, где когда-то сидели они с Петром.

– Какое слабое и противоречивое создание человек... – Подняв с земли прутик, он некоторое время наблюдал, как ползет по нему муравей, затем стряхнул его и, разломав прутик пополам, бросил наземь. – Я ведь уже готов поступить с Анной точно так, как поступил и ты, дружище мой незабвенный. Эх, Петр... А я ведь тогда осуждал тебя за это. Вот оно – не судите...

Волею судьбы восставшее из небытия прошлое застало Андрея врасплох и вцепилось в него мертвой хваткой. Он вдруг осознал, какой взрывной силой обладает оно и понял, что сила эта способна с легкостью разрушить его настоящее и дотла уничтожить будущее. Достаточно сделать всего лишь один неосмотрительный шаг. Андрей с ужасом чувствовал, что уже занес для этого шага ногу.

***
Познав на себе тяжелые симптомы профессионального выгорания, он взял отпуск в госпитале, тем более что в то время на фронте настало недолгое перемирие. Непривычное затишье изредка вяло нарушала то одна, то другая сторона и поток раненых почти иссяк. Андрей полностью погрузился в обустройство Центра, и наконец-то к приему маленьких пациентов все было уже готово. Осталось набрать персонал и  завезти кое-какое оборудование, как вдруг шаткое перемирие приказало долго жить и стороны вновь принялись азартно поливать друг друга огнем из всех видов вооружения.

К тому времени успевший отдохнуть и восстановиться Андрей обрел прежнюю форму и, передав бразды управления Илье и деду Сереге, сутками пропадал в госпитале. Думать об Анне, тем более тосковать по ней, у него не оставалось ни времени, ни сил, а появление нового хирурга и вовсе перевернуло все с ног на голову. Хирургом оказалась женщина. Впервые увидев ее на утренней пятиминутке, Андрей от неожиданности застыл на месте не в силах скрыть смятение. И только голос старшей медсестры задавшей ему вопрос смог вернуть его к реальности.

Валерия, Лера – так звали нового хирурга – заметив странное выражение на его лице, лишь усмехнулась и, едва заметно пожав плечами, удовлетворенно отвела взгляд. К подобной мужской реакции она давно привыкла – прекрасно знала цену своей красоте.

– Господи... –  мысленно ахнул Андрей не в силах отвести от нее глаз, – такого не может быть...  Даже имя созвучно. Одно лицо, походка, фигура... – метались в его голове лихорадочные мысли.
 
Неожиданно два образа – давно погибшей жены Веры и живой, полной чарующей женственности и молодой силы Леры, трагически слились в его сознании воедино. С тех пор образ Валерии постоянно преследовал его повсюду, Андрея влекло к ней. Он жаждал вновь и вновь видеть ее, ловить улыбку, до боли знакомый наклон головы. Это сходство сводило его с ума.

Во время редких посещений Центра чувство вины перед Анной накрывало его мутной волной, лишая воли. И как это зачастую бывает в соответствии с поговоркой «на воре шапка горит», ему казалось, что Анна непременно догадается о его тайных мыслях стоит лишь только заговорить с нею. И он старательно избегал встреч, оправдывая это и перед собой самим и перед Анной навалившимися проблемами. Совершенно запутавшись в своих эмоциях, он не понимал, что именно такое поведение и демонстрирует Анне эту самую «горящую шапку».

–  Да, я почти готов, – с горечью подвел он черту под своими размышлениями, бесцельно ковыряя сухой веткой слежавшуюся хвою. – Но это же сумасшествие! Ведь Лера... Боже мой, как же она похожа на Веру! Похожа... Но... Не она. Веры больше нет! Нет! – в отчаянии выкрикнул он, и в ярости разломав ветку на кусочки, отшвырнул обломки в сторону, до смерти напугав сороку, мирно копавшуюся под соседним кустом. Ему нестерпимо захотелось вернуться в Центр и поделиться с Анной всем, что так терзало его душу, и с чем он не в силах был справиться в одиночку. Однако страх, что подобное признание, облегчив душу ему, больно ранит Анну и может быть поставит в их отношениях точку, заставил его отказаться даже от тени этой мысли. Он понял, что расстаться таким жестоким образом с Анной свыше его сил. Нет, пусть идет, как идет, как Анна решит, так и будет.

– Ай да доктор, знаток душ человеческих! Да у тебя раздвоение личности! Ты, братец, трус... Как это удобно – снять с себя ответственность и бремя решения переложить на Анну! – сжав виски ладонями, шептал он, яростно ненавидя себя в эту минуту.

Так и не обретя мира в душе, он резко встал и быстро пошел к машине, повторяя с давних пор прочно засевшие в мозгу строки:

Ах, вижу я: кому судьбою
Волненья жизни суждены,
Тот стой один перед грозою,
Не призывай к себе жены.**
________
Продолжение http://proza.ru/2021/07/01/1192
Предыдущая глава  http://proza.ru/2021/07/01/1167
* Это выражение применил в своей речи в защиту Милона Марк Туллий Цицерон (106 до н.э. – 43 до н.э.)
** Пушкин. Полтава.