Чем была сильна советская армия?

Во время срочной службы, случилось мне попасть в госпиталь. Было это в 1984 году в Забайкальском-мать его-военном округе. В тот год, в Читинской области свирепствовала эпидемия болезни Боткина, в просторечии именуемая желтухой, так как из-за поражения печени кожа человека окрашивается в неприятный желтый цвет. Мне уже раз не повезло с этой напастью — переболел в тяжелой форме за два года до того, как угодил в армию. И соответственно, я хорошо знал симптомы — общая слабость, температура, понос и т. д. В учебной роте, в которой я служил, уже половина личного состава отправилась в госпиталь. И во всей бригаде, где служило более 1800 человек, практически половина уже болела.

Причинами таких небоевых потерь в части были: отвратительное питание, повсеместная анти-санитария, в том числе и в столовой, невозможность нормально соблюдать гигиену, так как в расположении роты была только ледяная вода в умывальнике, и баня раз в неделю, где и помыться толком было сложно, так как времени на помывку давали очень мало и еще приходилось следить, чтобы не украли что-то из формы — шапку, ремень, сапоги, так как воровство в части было просто тотальным.

Про сам госпиталь и как я там лечился, я напишу в следующем рассказе цикла, а сначала поведаю вам о предыстории.

Сегодня, многие ударились в ностальгию по СССР и рассказывают ванильно-сахарные мифы про то время. Вполне возможно, что часть таких рассказчиков были партийной номенклатурой, детьми дипломатов, блатных, больших начальников или генералов и жили вполне себе ничего. А большинство обычных людей, представлявших народонаселение СССР — колхозников, рабочих, солдат и других рабочих муравьев жили от получки до получки, порой в совершенно скотских условиях.  Например, часть казарм, в которых мы располагались во время армейского карантина, были построены в 1905 году и вероятно, с тех пор ни разу и не ремонтировались. Как-то утром, во время подъема, один новобранец — рослый парень, спрыгнул со второго яруса и провалился под пол, проломив гнилые доски. Происшествие вызвало долгий и радостный смех сержантов и солдат. Дыру в полу просто забили досками. В общем, было весело! И заметьте, я служил не в каком-нибудь «стройбате», а в Войсках Правительственной Связи КГБ СССР, куда не всякий призывник мог попасть.

В «учебке», после «карантина» и принятия присяги, веселье продолжилось. Гоняли нас и днем и ночью, часто не давая спать после отбоя еще часа по два, по три. Обычно мы отрабатывали команду «подьем-отбой» и выполняли изматывающие упражнения. Например, упражнение «муха», при котором надо сесть в полный присед и затем высоко подпрыгнуть, хлопнув над головой в ладони, будто убиваешь летящую там муху. Минут за десять-пятнадцать таких экзерсисов, даже тренированный человек может упасть от усталости. Еще одно упражнение называлось «Амурские волны». Положив руки на плечи товарищей, мы приседали. И если приседали и вставали неравномерно, то это по задумке автора упражнения напоминало «Амурские волны». Однажды я насчитал таких приседаний около тысячи. Несмотря на то, что многие были спортсменами, часть ребят не выдерживали и падали. А за это мы получали дополнительные приседания - «штрафные». С целью не допустить штрафа, мы заранее договаривались и при построении распределялись таким образом, чтобы сильные, тренированные ребята, чередовались с «дохляками» и помогали им приседать и подниматься, прихватив их сзади за ремни.

К концу второго месяца «учебки» наша вторая учебная рота уже понесла первые потери. Один курсант от невыносимой «радости армейского бытия», где-то раздобыл пачку иголок и запихнув их в хлебный мякиш, проглотил. Из госпиталя он в роту не вернулся и нам никто не сказал, остался ли он жив. Еще один парнишка, после того, как ему не давали спать трое суток, ставя его из наряда в наряд и не давая за это время даже присесть ни разу, а не то что поспать положенные даже в наряде несколько часов, просто сошел с ума. Он разделся и обгадил в туалете свою форму. Потом засунул ее в бачок унитаза и попытался сбежать на улицу голый. Его увезли в госпиталь и больше мы его не видели. Еще несколько человек выбыли по болезни или были переведены в другие подразделения, не сумев справиться с физическими и учебными нагрузками. Нас же не только гоняли по строевой, физической и боевой подготовке, а еще и обучали разным военным специализациям.

Занятия проходили в очень холодных классах, ведь забайкальский мороз часто бывал за 40, а кочегарку топили очень экономно — берегли уголь. Если сержант замечал, что кто-то засунул мерзнущие руки в карманы, то его заставляли отжиматься на руках и еще ставили на спину полукомплект от станции Р-410, весом где-то килограммов 15. При этом, на каждое отжимание, надо было говорить по одному слову учебного текста. И хоть это было 35 лет назад, я до сих пор, инстинктивно напрягаю руки, когда произношу этот текст: «Станция -отжался - Р 410 - отжался — автомобильная - отжался- многоканальная отжался — с режимом - отжался — ретрансляции и т.д.» Аналогично вбивали в голову уставы и все другие дисциплины.

Вечный холод - на улице, в учебных классах, в казарме, где по ночам иной раз было не выше +10, изнуряющий и тело и душу голод, усталость и постоянный запах гари в стылом от мороза воздухе. Поселок Песчанка, где располагалась часть, отапливался в основном углем. А топили печки с октября и до мая. Полкан, который командовал бригадой, был тот еще самодур. Любил поговорить во время развода на плацу, иной раз развод, в общем-то формальная ежедневная процедура, продолжался более часа. Солдаты, стоя без движения в худых шинельках и сапогах, на стылом ветру, при температуре в минус 40, отчаянно мерзли. Особенно жаль было ребят из Средней Азии и с Кавказа, непривычных к такому холоду. Они начинали потихоньку скручиваться от холода. В ЗабВО это называлось принять «забайкальскую стойку».

Однажды, несколько старшин рот, обратились через ротных к полкану с просьбой — разрешить солдатам опустить клапана у шапок, чтобы уши не отмораживать. На это он ответил: «Китайцы закаляются и вы закаляйтесь!» У самого полкана, в его низко надвинутой каракулевой папахе, уши видимо не мерзли! После разводов, которые проводила эта самодовольная и тупая сволочь, человек по двадцать, а то и больше, приходили в санчасть — кто с отмороженными ушами, носом, лицом, а кто с оледеневшими ногами, руками и общим охлаждением. Ребята-писари из штаба рассказывали, что он очень тепло одевается перед разводом, надевая под и так добротную офицерскую зимнюю форму еще шерстяной свитер, и выпивает горячего чаю с коньяком. Надо полагать — и питалась эта тварь всяко-разно лучше нашего! В Забайкалье, в то время, мы называли офицеров - «гансы», также, как «величали» фашистов советские солдаты во время войны. Очень редко среди этой публики попадались действительно порядочные, честные офицеры.

Старшина роты Филимонов, по кличке Фил — мутноглазый, двухметровый детина, явно имел садистские наклонности, которых особенно и не скрывал. О нем с ужасом рассказывали его бывшие «выпускники» и даже передавали информацию по «солдатскому радио», пережившие «учебку» под его началом солдаты из других частей, куда попали после распределения. Однажды, уже на «точке» в Бурятии, я пообщался по прямой  связи с солдатом с «оконечной» под Улан-Батором и он узнав из какой я «учебки», с застарелым ужасом произнес только одно слово «Фииииил!!!» и нам обоим стало все понятно.

Фил придумывал разные штуки, усложняющие обычные солдатские тренинги. Например, команду «Вспышка с тылу! Вспышка с фронта!» по которой требовалось мгновенно броситься на землю вниз лицом и накрыть голову руками, он усложнил тем, что прыгать надо было с тумбочки или подоконника. Обычно, это еще выполнялось по полной форме и с оружием. И когда ты летишь вниз лицом с высоты более метра на деревянный пол и автомат соседа, мотнувшись на ремне во время падения, бьет тебя по голове или другим частям тела, в тот момент, когда ты со всей дури приземляешься лицом на натертый мастикой пол, ощущение не из самых приятных. Самое смешное, что советские военачальники ввели эту команду для того, чтобы личный состав таким экзотическим образом спасал себя от ядерного взрыва, который бабахнул где-то неподалеку.

Еще Фил любил побегать в кованых сапогах по нашим животам, когда мы лежим на полу. Он на гражданке занимался шотокан каратэ и щедро делился с нами своими боевыми навыками. Сразу вычислив из 80 курсантов тех, кто отличался своей спортивной подготовкой, он начал уделять нам особое внимание. Под предлогом, позаниматься с ним вместе, он превращал доверчивого спортсмена — боксера, борца или каратэиста, как и он, в свою «макивару». Так называется снаряд для отработки ударов. И после рассказов его первых «друзей по тренировкам», мы — другие спортсмены, сразу стали отрицать свои навыки и отказываться под любыми предлогами. А за это, естественно, мы получали месть Фила в разных других формах.

Пятеро ребят из нашей роты, в том числе и я, еще во время «карантина» успешно поучаствовали в бригадных соревнованиях по самбо — это по сути был полковой вид спорта в наших войсках, и были включены в команду самбистов, которые должны были участвовать и в других соревнованиях. Сама возможность хоть в чем-то изменить обстановку и даже съездить в другие города на соревнования, нас здорово привлекала и мы выкладывались на тренировках по полной программе. Зная это, Фил устраивал внеплановые занятия по физподготовке и часами гонял всю роту, в том числе и нас, понимая, как мы устаем на тренировках по борьбе. Сил у нас и так было немного, учитывая, что кормили нас чуть лучше, чем в немецком концлагере и часто не давали даже это съесть по человечески, выделив на обед несколько минут, прерывая его воплем: «Задвигай скамейки! Строиться выбегай!» И попробуй только засунуть кусок хлеба, который ты не успел сожрать, в карман! Если заметят, то последует наказание в виде зашитых на штанах  полных карманов песка, в которых виновный будет вынужден ходить несколько дней, пачкая нижнее белье и постоянно испытывая лишнюю нагрузку и неудобство от спадывающих от тяжести штанов.

Тем не менее, мы как-то все эти нагрузки выдерживали и не ломались, за что Фил ненавидел нас и за это же начинал потихоньку уважать, впрочем, никак не проявляя внешне своего уважения. Всё это мы выяснили позднее. Из-за тренировок, мы естественно пропускали некоторые занятия  и начали отставать. А съездив на соревнования в Улан-Удэ и вернувшись, столкнулись с проблемой — мы отстали в изучении караульного устава и нас не поставили в караул вместе с ротой. Сержант проводивший инструктаж, просто выгнал нас из класса и ничего не приказал.

Мы с моим новым другом, парнем из Красноярска Владимиром Щерба, решили воспользоваться моментом и сбегать в  полковой «чипок» - так называли кафе и магазин на территории части, чтобы купить себе что-нибудь съестное. Там мы и спалились шайтану Филу. Увидев нас, он тут же приказал нам бежать в расположение роты и чистить туалет. Приказ был таким: «На говно! Бегом! Марш!» Мы прискакали в роту и быстро помыли туалет к радости дневальных в чьи обязанности это входило. Вечером, после ужина, все было тихо. Нас даже гоняли недолго. И когда скомандовали «Отбой», мы возрадовались, думая, что все обошлось. Однако, минут через пять, когда мы уже засыпали, меня и Щербу, а с нами еще четверых ребят разбудили дневальные и сказали, что нам одеваться не надо, а следует срочно пройти в умывальник.

Туда мы все шестеро и притрусили в белом нижнем белье и тапочках. Там был Фил и все сержанты роты. Построив нас вдоль стенки, Фил сказал, что все мы косари и залётчики, и нас надо наказать. Начал он с конца нашей маленькой пристенной шеренги. Подойдя к курсанту, он наносил четыре быстрых удара, чередуя их в грудь и в живот. Четверо парней свалились мешками и потеряли сознание. Фил добрался до нас с Вовой и тут его ждал «Сталинград». Дело в том, что Вова был мастером спорта СССР по вольной борьбе, а я начал спортивную карьеру в 10 лет с бокса, продолжил в классической борьбе, затем параллельно начал еще бегать на средние дистанции, потом меня занесло в подпольную секцию каратэ и еще я увлекся жиу-житсу, про которое в те времена вообще мало кто знал. Соответственно, пресс у нас обоих был очень сильно развит, как и другая мускулатура. Пробив меня в грудь и в живот четыре раза и не достигнув результата, Фил психанул и пробил еще серию, затем еще и еще. Было больно! Но я встречал удары правильно, на сильном выдохе и максимально напрягая мускулы пресса и груди. Фил переключился на Щербу с тем же примерно результатом. Каждый из нас с удовольствием бы вырубился и упал на пол, прекратив побои, но привычка держать удар и  отличная подготовка не давали нам этот спасительный выход.

Мы бились об стенку спинами от  ударов озверевшего Фила, который уже пустил в ход ноги, обутые в сапоги. Бить в голову и в другие части тела он не мог, так как это оставило бы видимые следы или травмы, а пробить нас в живот или в грудь у него уже не было сил. Подключились к экзекуции и другие сержанты, всей шакальей стаей. Но их удары были слишком слабыми после подач Фила. Только испачкали нас сапогами.

И тут, мучительно ища выход, я заметил, что физиономия Вовы стала какой-то загадочной. Он вообще был парень не промах и большой хитрован. Вова стал болезненно кривиться лицом и закатывать глаза, изображая, что сейчас потеряет сознание. Я испугался, что останусь один, после того, как Вова сыграет в опоссума и свалится. И стал следить за его действиями, чтобы упасть на пол вслед за ним. И тут Вова вдруг стал шевелить своими толстыми губами и выдавать какие-то звуки. Постепенно до меня дошло, что он поет и поет все громче. «Орленок, орленок, взлети выше солнца!» - вдохновенно пел Вова и я к нему тут же присоединился. Уже вдвоем мы во весь голос орали: «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца! И степи с высот огляди! Навеки умолкли весёлые хлопцы, В живых я остался один!!!...» И тут  произошло невероятное! Фил вдруг согнулся дугой от хохота и упав на пол, стал повизгивая хохотать. Рядом с ним тут же брякнулась пара сержантов, а остальные ржали, держась за стенки. «Недоубитые» ранее курсанты уже пришли в себя и с ужасом и непониманием наблюдали с пола за тем, что происходит. Мы с Вовой, чрезвычайно ободренные таким успехом нашего дуэта и тем, что нас перестали бить, продолжали отчаянно перевирать мотив и слова песни. Фил сел на полу и махнув в нашу сторону рукой сказал, все еще продолжая смеяться: «Э, харэ орать! Дежурный по части услышит! Это типа вы тут красные партизаны, а мы беляки, да?»

Мы перестали петь. Фил поднялся с пола и приказал дневальным привести в чувство наших четверых товарищей по ночной экзекуции и всем отправляться спать. Мы приплелись к своим койкам, все в следах от сапог на белоснежных рубахах и местами на подштанниках — нетренированные сержанты промахивались или не дотягивали иной раз ногу выше пояса, да и по лицу нам пару раз прилетело от них слегка, поэтому местами наши белые одежды были еще и в крови. «Били?» - шепотом спросил кто-то из нашего взвода. «Да нет! Тренировались! - ответил Щерба, укладываясь в постель.

Могли ли мы дать отпор? Конечно! Вдвоем мы могли разделаться со всей сворой — покалечить и даже поубивать всех четверых сержантов и Фила вместе  с ними. Могли мы заявить, что это нарушение Устава и мы не позволим себя бить, а если попытаются, сообщим об этом командиру роты? Несомненно! Почему же мы не использовали ни один из этих вариантов? Такие вопросы может задавать только человек никогда не живший в СССР и абсолютно не знающий, что такое советская армия.