Воспоминание о психбольнице -2. 1975 год

(Часть 2-я)


Все корпуса некогда загородной психиатрической больницы расположены в форме гигантской буквы «П». У её основания вдоль оврага тянется тонкой неровной линией посёлок, вошедший в черту города.
По всей территории рассыпаны дубы и неправдоподобно высокие берёзы, белую кору которых можно заметить только у верхушки ствола. Это придаёт больнице неповторимое своеобразие: нигде в городе нет больше такого «парка», являющегося по сути больничным двором, величиною с два футбольных поля. И тяжеловесные старомодные корпуса, построенные чуть ли не сто лет назад, воспринимаются как должное на фоне этих величавых красавцев. Несколько таких зелёных великанов возвышаются только вокруг заброшенной церквушки на краю посёлка, стыдливо прикрывая от посторонних глаз распоротый купол лишённый креста.
Больница формально находится в пределах города, который каменной подковой охватывает её с трёх сторон. Но она предусмотрительно отгородилась от его шума оврагом, переходящим в большой пруд и городским парком с эстрадой, качелями и скамейками. Какие-нибудь пятьсот метров отделяют последние девятиэтажки от больничной территории. Но пока пройдёшь их по узкой асфальтированной дорожке в окружении дурманящих запахов лопухов и прочих малоизвестных представителей травяной флоры под музыку звонко квакающих лягушек, то невольно начинаешь говорить «там, в городе» и «здесь, в больнице». Впрочем, город уже давно протянул к больнице асфальтовый язык и охватил его раздвоенным концом старый дуб у ближайшего к нему корпуса. Здесь находилась конечная остановка городского автобуса.
Отделения кажутся Виктору живыми существами, которые только на время замерли из-за населявших их людей: пациентов и медиков. Он привык к ним, как привыкают к знакомым, и по одному запаху смог бы определить с закрытыми глазами, в каком отделении находится…
Сейчас он вышел на крыльцо приёмного покоя и с нетерпением ожидал сменщика, который должен был появиться с минуты на минуту. Затем шесть часов Лебедев – в паре с ним чаще приходилось дежурить Виктору – находился бы в приёмном покое, а Виктор смог бы вернуться в своё отделении и завалиться на диван в ординаторской. Самое большое удовольствие не в мягком диване, а в ощущении того, что следующие шесть часов его побеспокоят только в случае начала атомной войны.
Но фортуна сегодня явно не благоволила ему. Услышал через открытое окно телефонный звонок.
«Новых пациентов «Скорая» не привозит, так свои начинают с ума сходить! Позвонили бы минут через пятнадцать!» - с раздражением подумал он.
Раздался протяжный голос медицинской сестры приёмного покоя:

- Виктор Владимирови-и-ич!

Звонили из четвёртого отделения, где у больного заметили нож и спрашивали, что делать? Что делать? – чай пить! У них там полтораста мужиков. Как будто нельзя выбрать тройку посильнее и скрутить этого обормота… Хотя нож – не шутка. Не каждый на него пойдёт.
И Виктор трусцой спешит в это отделение: ещё не хватало, чтобы в его дежурство кого-нибудь зарезали!
Четвёртое отделение – хроническое, в котором находятся в том числе и пациенты, переведённые на долечивание из спецпсихбольницы. То есть, заведомо социально опасные.
Обстановка в общем-то ясная. Больной – плюгавый мужичишка с жёлтыми остатками прокуренных зубов сидит в углу большой палаты. Правой рукой держит нож под пижамной курткой.
Дежурная медсестра подтверждает, что видела своими глазами, как он размахивал узким металлическим лезвием сантиметров пятнадцать длиной.

- Какая-нибудь самоделка, - словно оправдываясь говорит она. - Он у нас в мастерские ходит. А сейчас орёт, что если к нему кто-нибудь подойдёт, то зарежется.
- После мастерских вообще-то больных полагается если не обыскивать, то хотя бы по карманам похлопать.
- Я понимаю… Проглядели…

Медсестра протянула Виктору историю болезни. Беляков. Сорок четыре года. Психопатия, которая со временем оказалась шизофренией, демонстративные попытки самоубийства. Остальные детали уже не столь важны.
Вошёл в огромную – на сорок человек – палату. Такие просторные раньше строили специально, чтобы легче было наблюдать одному санитару, сидящему у дверей, за большим количеством больных.

Вооружённый пациент, увидев Виктора, прокричал:

- Если кто ко мне подойдёт, я себе хири-кири сделаю, понял?
- Не бойся. К тебе близко подходить не буду, - ответил Виктор, идя между койками в сторону больного. – Только поговорим. Не кричать же друг другу.

Сел на ближайшую к больному койку. Теперь надо решать, что делать дальше. Он уже не имеет права выйти из палаты, не разрешив создавшейся ситуации. Все больные столпились в противоположном углу. За Виктором стояла дежурная медсестра и два санитара. Как всегда неполный набор. По штату их должно быть в смене человек пять, не меньше.
Рассмотрел внимательно больного. Глаза вроде весёлые, так что никакой депрессией здесь не пахнет. Себя он точно не убьёт, но если проткнёт живот Виктору – тоже приятного мало. Итак, надо решить: первое – действительно ли у него нож и второе – как его отобрать? В мастерских, куда его водят на трудотерапию, всегда можно достать полоску металла или расплющить большой гвоздь. И потом – свидетельство сестры.
Для начала надо его разговорить.

- Что случилось, Беляков? На кого обиделся? Или наоборот рад, что всех перепугал? Покажи-ка свой кинжал. Кстати, не «хири-кири», а харакири. Ты хоть знаешь, как нужно правильно делать харакири?..

 Виктор несёт скороговоркой околесицу, внимательно наблюдая за пациентом, взвешивая все «за» и «против». Риск, конечно, большой, но исходить надо из худшего варианта. Некоторые вот такие больные с психопатоподобной шизофренией любят козырять тем, что «Мне всё равно ничего не будет! Признают невменяемым».
На окружающих рассчитывать не приходилось: большинство пациентов безучастно стояли в стороне, а те, кто проявлял интерес, выкрикивали: «Федька, держись!» Сзади только два санитара, которые сразу же, конечно, помогут Виктору, но впереди всё-таки должен быть он.
Виктор встал.
Больной тоже поднялся, не вынимая руки из запазухи.

- Слушай, врач-переврач! Я ведь не себе кишки выпущу, а тебе! – азартно кричит он. Глаза его возбуждённо сияют, как у ребёнка в ожидании фокуса. – Попробуй только подойди!

«Себя он точно не ударит, - прикидывал Виктор. – Я попробую увернутся. Если и заденет, то здесь же в процедурной мне помощь и окажут. Умереть не дадут. Милицию ждать – не меньше часа. И это уже будет ЧП с объяснительными записками».

Виктор бросился к больному. Тот вскочил на койку, на которой сидел. В его руке сверкает лезвие, которое больной разрывает перед самым носом Виктора. И радостно кричит:

- Обманули дурака на четыре кулака! Чур меня не бить! Я никого не трогал!

Его «кинжал» был сделан из обёрточной шоколадной фольги и действительно со стороны походил на лезвие.

- Сам ты дурак! – не сдержался Виктор, но остановил рванувшихся «проучить» больного санитаров. – Оставьте его. Успокаивайте всех и укладывайте спать. Завтра пусть лечащий врач с ним сам разбирается.

Виктор записал о происшествии в журнал наблюдений отделения и вышел в коридор.
Увидел стоящую у стены девушку. В такое время суток в вестибюлях корпусов психиатрической больницы вообще никого не бывает, не говоря уже о симпатичных девушках.
Виктор решительно останавливается перед ней и на правах полновластного хозяина (на этот период времени) спрашивает:

- Вы что здесь делаете? Кого-то ждёте?

Девушка что-то невнятно отвечает, краснеет и прижимается к стене, собираясь, видимо, уйти сквозь неё. В эту минуту лязгает дверной замок пятого отделения. Оно располагалось в левом крыле этого же здания и его входная дверь выходила в этот же коридор.

- Здравствуйте, Виктор Владимирович, - обращается к Виктору фельдшер. - Вы к нам на обход? Заходите, пожалуйста.

По его необычно официальному тону и намеренному игнорированию девушки Виктор понимает, что тот хочет ему что-то сказать наедине. Он зашёл в пятое отделение, хотя делать ему там было нечего. Обходы проводятся поздно вечером и ночью.

- Это к кому такая красатуля пришла? – спросил у фельдшера.

Тот уже несколько смущённо объясняет:

- У нас один студент санитаром подрабатывает в ночные смены. Его сейчас к вам на помощь вызвали в четвёртое отделение… Вот она к нему и приходит… Где им ещё встречаться? – И серьёзным голосом добавил: - Вы не беспокойтесь, на качестве работы смены это никак не отражается.
- А что она в коридоре стоит? Проводили бы в комнату свиданий… Кстати, а где они, так сказать, встречаются?
- В кабинете Петра Михайловича. Я вас только прошу, не говорите ему об этом. Студентик не успел туда её провести и вас так рано никто не ждал… Парень неплохой, а работать у нас, сами знаете, некому. Они и уходят туда максимум на полчаса…
- Хорошо он у вас устроился. Без отрыва от производства, - не скрывая зависти сказал Виктор, и снова вышел в коридор…

Ночь, к счастью, прошла спокойно.
Утром у кабинета главного врача собрались все дежурные врачи: которые сдавали дежурство – Лебедев и Виктор и которые его принимали – Фрагина и Ефимова.
Виктор смотрит на часы. Ровно в девять стучит в дверь, открывает её, отходит в сторону и шепчет:

- Ladies first.

Врачи гуськом заходят в кабинет. Виктор закрывает дверь и сразу проходит к столу главного врача. Дождавшись традиционного «Слушаю вас», разворачивает «шпаргалку» и окидывает присутствующих взглядом.

- Дежурство с двенадцатого на тринадцатое августа. Дежурные врачи Лебедев и Сахранов. Чрезвычайных происшествий и летальных случаев не было. На приём обращалось двадцать четыре человека, госпитализировано двадцать два. В первое отделение поступило…

***
1980 г.