Короткий шаг между мирами

              Раиса Ивановна наклонилась к окошку театральной кассы:
- Мне на завтра один билет, на «Евгения Онегина».
              Кассир тут же ткнула ручкой в лежавший за стеклом план зрительного зала:
- Четвёртый ряд, первое место или на девятом - четырнадцатое?            
- Девятый, - сказала Раиса Ивановна и подумала,  что четырнадцатое как раз через девять дней, её день рождения.
              Не то, чтобы она верила в символичность цифр, но непроизвольно отмечала про себя, что они в её жизни складываются как-то особенно.
             Например, с осени позапрошлого года она заметила, что в тот момент, когда она интересовалась временем, на циферблате почему-то отображались двойные цифры: 17.17; 20.20. Бывало, она просыпалась среди ночи, брала телефон в руки, и на экране высвечивались  то 01.01, то 03.30.
             Раису Ивановну сначала это забавляло, но после одного такого совпадения  стало напрягать. Когда  в её руке оказался номерок электронной очереди для покупки билета в другой город, вокзальные часы показывали 14.41.
            Грустно усмехнувшись, Раиса Ивановна присела на освободившееся кресло и подумала, что её, конечно, вызовут к кассе в 15.15. Ни грамма не сомневаясь в этом, как только минутная стрелка подвинулась к четырнадцати, она встала и вышла на середину зала. И в ожидаемое время над кассой справа обозначился номер её очереди. Это запомнилось, потому что тогда она ездила проститься со старшей сестрой…
           А потом наступил 2020 год,  со всеми его неожиданностями, переменивший жизнь всех людей сразу, но ещё два месяца от его начала никто не догадывался об этом.

           Под утро новогодней ночи Раисе Ивановне приснился странный сон: словно она одна на крыше многоэтажного дома, который очень медленно перемещается в воздухе, слегка над землей, не касаясь её. Раисе Ивановне хочется спуститься вниз, но она не знает, как это сделать: высоко, неустойчиво - и она в растерянности.
          Людей на улице практически нет, а те, что далеко, сверху кажутся игрушечными. Она кричит, чтобы привлечь к себе внимание, но голос тонок, никто не замечает её. И вдруг она видит возле дома троих мужчин, которые стоят неподалёку, со стороны подъезда, разговаривают и спокойно наблюдают скольжение дома. Один из них, молодой и стройный,  посмотрел вверх и встретился взглядом с Раисой Ивановной. Она воскликнула:
- Помогите, пожалуйста! Я хочу спуститься на землю! Снимите меня отсюда!
           И он услышал!
          Дом внезапно остановился и начал уменьшаться в объёме. Когда высота его оказалась не более уровня трёхэтажного, мужчина, наблюдавший за Раисой Ивановной, протянул навстречу ей руки, каким-то фантастическим образом дотянулся до крыши и, обхватив Раису Ивановну за талию, аккуратно поставил перед подъездом.
            Едва  она пришла в себя от этих чудес, внутренне ликуя от ощущения привычной стабильности под ногами, как спаситель её повернулся  к собеседникам, - и Раиса Ивановна пробудилась. Всё это явно обозначало, что жизнь после чего-то странного и страшного войдёт в привычное русло, а вот после чего?

           Потом был объявлен карантин, строгий домашний режим, - и она вспомнила о своём сне, рассматривая с высоты  десятого этажа безлюдный двор и притихшие пустынные улицы. Она подумала, что знает, кто вернул её к привычной жизни, знает всех троих, и поэтому с ней всё будет хорошо.
           К осени  карантин отменили, и началась привычная работа. Зима и весна пролетели одним мгновением - наступило  лето.

          Шестое июня выпало на воскресенье. Литературная волна радио весь день передавала произведения великого поэта, и Раиса Ивановна с предвкушаемым удовольствием думала о предстоящем вечере. После обеда она занялась приготовлением блинчиков, слушала сочинения Пушкина, и так увлеклась, что, случайно взглянув на часы, поняла, что опаздывает! Спектакль начинался через час, а Молодёжный театр находился в другом конце города…
          Раиса Ивановна быстро переоделась и заспешила к остановке. Автобуса ждать не пришлось, но за поворотом  полицейский автоинспекции кропотливо проверял документы водителей автобусов и никуда не спешил. Потом была красная полоса светофоров, в связи с чем на одной из остановок Раисе Ивановне пришлось выйти и вызвать такси, сожалея, что не сделала этого сразу.
                Таксист приехал с опозданием - в зрительный зал она вошла уже в темноте, минут через пять после начала. В силу выполнения рекомендаций  о дистанции, посетителей было вполовину меньше обычного: кресла, перевязанные лентами, пустовали. Нужное место оказалось занято молоденькой симпатичной особой, уверявшей, что в её билете  тоже прописаны именно эти цифры.
                Раиса Ивановна разбираться не стала, оглянувшись, заметила свободное кресло на предыдущем ряду, второе от края, и заняла его.
                На сцене внимание её привлёк невысокий мужчина в чёрном костюме нелепого покроя, с пышными бакенбардами и кудрями, по-современному собранными сзади в довольно длинный хвостик. Время от времени он словно что-то записывал пером в воздухе  или на разбросанных по сцене листках. Мужчина был очень подвижен и, закончив письмо, энергичным жестом вонзал перо в собственные кудри, что придавало ему, как казалось Раисе Ивановне,  необыкновенное сходство с каким-нибудь индейцем-аборигеном прерий из рассказов Джека Лондона. Ей не хотелось думать, что актёр, время от времени перемещающийся по сцене на четвереньках с пером в одной руке и листком бумаги - в другой, воплощает в себе образ гениального Пушкина в порыве вдохновения, но это оказалось именно так. «Автор» и герои романа «Евгений Онегин» по замыслу режиссёра-постановщика свободно общались между собой, что, впрочем, не являлось  чем-либо из ряда вон выходящим, поскольку нередко использовалось в театральном мире.
         Режиссёр, видимо, стремился максимально приблизить  и сделать понятными современному юному зрителю описываемые в романе события. Перед  чтением своего монолога,  Онегин достал из кармана узких брюк сотовый телефон и прочёл с дисплея первые четыре строки, чем вызвал в зале одобрительный гул понимания и негромкий смех. Понятное дело, актёр свой текст знал, это было сделано специально, но наводило на некоторые размышления.
        В одной из сцен, когда Татьяна после прочтения своего знаменитого письма Онегину,  порывисто бежала к нему, недоступно-холодному, пытаясь пробудить в нём ответное чувство, металлически-равнодушный голос останавливал её всем известными словами из телефонной трубки: «Абонент не доступен». Она в недоумении отступала, словно касалась какой-то невидимой преграды, повторяя вновь и вновь своё стремление быть услышанной. Эта находка режиссёра чрезвычайно понравилась Раисе Ивановне и напомнила роман Стивена Кинга «Томминокеры», где город был отделен от окружающего мира прозрачной стеной, которую жителям невозможно было не только преодолеть, но даже увидеть, что особенно будоражило воображение читателя.
           Ещё ей понравился графически-сдержанный колорит оформления спектакля: чёрно-белые одежды артистов, такие же по раскраске высокие ящики на колёсиках, специально расставленные  неровными рядами по сцене, на крышки которых артисты стремительно взбегали по доскам приставных лесенок и так же стремительно спускались вниз, на сцену. Это напоминало неумолимо быстро пролетающие дни и ночи жизни, наполненные светлыми и тёмными событиями, впечатлениями, эмоциями, безостановочно кружащие людей в своей неумолимой круговерти.
          Когда Ленский был убит Онегиным на дуэли, все герои повествования проявили понятный негатив по отношению к победившему: кто-то толкал, подходя, кто-то топал ногой, а Татьяна порывисто коснулась его рукой, подбежала к Ленскому и приподняла несчастного за плечи. Ленский внезапно ожил и встал, и сцена дуэли повторилась. Когда Онегин вновь направил оружие в сторону своего друга и выстрелил, Татьяна оказалась между ними. Она как будто поймала пулю на лету  и зажала её в ладонях. И мнимая эта пуля сотрясала сжатые ладони Татьяны, вытянутые вперёд тонкие девичьи руки, саму фигурку девушки, не желающей никому зла, любящей, не умеющей представить, не допускающей даже мысли, что её любимый способен на такой ужасный поступок. Но силы Татьяны иссякли, она разжала кисти рук, и пуля сразила Ленского повторно. Ленского играл высокий стройный актёр в белых одеждах, чем-то напоминающий светловолосого красавца Есенина. Он мгновенно упал набок, словно скошенный колос,  на подставленные руки четырёх артистов в чёрных костюмах, и был уложен на сцене в позе, не оставляющей никаких сомнений и исправлений...
          Эта сцена была восхитительно обыграна, но потом к неподвижному Ленскому подошли врач и сопровождавшие его мужчины. Один из них склонился над лежавшим и выразительно произнёс:

- «Убит поэт, невольник чести,
пал, оклеветанный молвой,
с свинцом в груди и жаждой мести,
 поникнув гордой головой!...»

          По залу пронёсся легкий смешок, не соответствующий трагизму сцены. До этого внимательный зритель тоже мог уловить некоторые строки не из романа, но и те и другие стихи принадлежали Пушкину. Теперь же публика услышала совершенно иного автора.
        «Ну, зачем, - в недоумении подумала Раиса Ивановна, - для чего этот перегиб? Сцена дуэли так замечательно была раскрыта, но где Пушкин, и где - Ленский? Причём здесь Лермонтов?» Там были совсем иные обстоятельства…
         Выученные во времена советской школы стихи мгновенно всплыли в памяти, и она прошептала с грустью:

- «…Что ж, веселитесь, он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок…»

          Раисе Ивановне стало обидно за Пушкина.

«…А вы, надменные потомки…», - мысленно продолжила она стихотворение Лермонтова и представила известные лица некоторых современных представителей области культуры. Увы, находятся среди них и те, которые, не задумываясь, перефразируют и опошлят  великие произведения,  и те, которые легко  допустят неуместные вольности у микрофона, на сцене, в литературе, объясняя свои действия «собственным вИдением». С помощью рекламы  и в угоду  популярности, перекраивается история, и всё это оседает, как мусор, то в одном, то в другом месте, искажая восприятие первоисточника, замарывая представление о правде, о культуре и нравственных ценностях в умах молодого поколения. 
«…Сражённый, как и он, безжалостной рукой…», - с горечью подытожила Раиса Ивановна.

        Недавно по радио как раз говорили о том, сколько вариаций придумано режиссерами со времён создания Шекспиром пьесы «Ромэо и Джульетта». Даже автор  с трудом бы определил сегодня, что из этого ближе всего к подлиннику. А ведь в чём и ценность - не потерять ни крупицы, сохранить поэзию Пушкина,  Лермонтова, других классиков, как греки сохраняют Парфенон, - в первозданном виде.

          В антракте к Раисе Ивановне подошёл молодой человек девушки, занявшей её место, и извинился за возникшее недоразумение. Им просто хотелось сидеть рядом…
          Раиса Ивановна понимающе улыбнулась и заверила пару, что совершенно не в обиде, более того, она теперь ни за что не уйдёт с этого замечательного двенадцатого места на восьмом ряду, где впереди так никто и не сел! Поговорили о спектакле.
- Мне всё нравится! - с жаром сказала девушка.
- Необычно, - сдержанно наклонил голову молодой человек, и его ответ Раисе Ивановне понравился.

         Во втором действии на сцене показался актёр в хорошо угадываемом образе Гоголя. Оба «классика» обмолвились несколькими фразами относительно творчества друг друга, панибратски обращаясь к собеседнику лишь по отчеству, после чего «Гоголь» прочёл отрывок своего всем известного произведения.
- «…Русь, куда ж несешься ты?» - воскликнул он в конце, и Раиса Ивановна подумала, что у современной молодёжи, мало читающей классиков, после этого в голове будет полная неразбериха.

       Действия на сцене приближались к финалу романа.
       Когда пресыщенный жизнью Онегин, потерявший былой внешний лоск, кособочась и опираясь на трость, видимо, подчёркивающую ущербность его духовности, увидел на балу Татьяну, изящную, статную, прекрасную и недоступную,  в сопровождении солидного и в соответствии с модой того времени одетого мужчины, Раиса Ивановна мысленно аплодировала актёрам, настолько хорошо удалась эта сцена. 
 - «Кто та, в малиновом берете?» - произнёс, наконец, Онегин.
       Но малинового берета на Татьяне не было. Вообще ничего на голове не было…
       Раиса Ивановна, имеющая высшее художественное образование, подумала, что это маленький, но достаточно веский промах постановки.  Нельзя было убирать малиновое пятно даже в угоду общей стилевой гамме! Оно должно было остаться акцентом, важнейшей доминантой, указывающей на то, что честь женщины и её верность во все времена стояли высоко и ценились дорого. И пусть сегодня в глазах обывателей это кажется странностью, а понятие «целомудрие» напрочь забыто и ушло в архаизмы, любому мужчине в глубине души было бы приятно знать о незапятнанности репутации его избранницы.
            Финальная сцена Раису Ивановну расстроила окончательно.
            «Пушкин» подошёл к представительному мужу Татьяны Лариной и попросил взаймы. Тот с готовностью раскрыл большой кошель и передал автору романа, одним из героев которого он являлся,   несколько банкнот. Актёр, играющий роль Пушкина,  удовлетворённо сложил купюры и сказал, обращаясь к зрителям в зале, что поэт оставил после себя долг в семьсот рублей, большую часть из которого заплатил царь. После чего гордо удалился.
- Зачем? К чему это? Надо же отделять зёрна от плевел! - в сердцах прошептала Раиса Ивановна, вставая и аплодируя актёрам вместе со всеми: они не виноваты, играли старательно, а кто-то даже талантливо, и всем нужно на что-то жить.

         Ей вспомнился давний случай на литературном вечере, посвящённом памяти Высоцкого, где все читали его стихи, любимые и знакомые по песням. Одна из провинциальных поэтесс, выйдя на сцену, объявила, что сейчас будет читать... гениальные стихи наркомана. Воцарилась тишина. Поэтесса прочла замечательно, но Раиса Ивановна после подошла к ней и в довольно резкой форме высказала, что нужно отделять мух от котлет и сохранять своё достоинство,  не уподобляясь рыбе-прилипале, делающей себя заметной только тем, что плавает в тени внушительной  по размеру и значительной  по силе акулы. Ведь поэты собрались на вечер не перемывать косточки личности, а выразить уважение поэтическому дарованию.
        Сегодня она вышла на улицу в противоречивом впечатлении. Сидя в автобусе, всё ещё размышляла, когда рядом остановились две женщины, примерно её возраста, и принялись критиковать спектакль. Извинившись, Раиса Ивановна мягко возразила, что мнения разные: юная зрительница по соседнему ряду была в восторге.
- Может, она и не читала ничего! - усмехнулась одна из женщин. - А какова сцена в конце?
- Да, это перегиб, - согласилась Раиса Ивановна, радуясь, что не одна она так думает.
- Неоднозначная постановка, - добавила она.
- На мой взгляд, абсолютно однозначная! - сердито фыркнула спутница собеседницы.- Винегрет сделали, романа самого и нет!
          Раиса Ивановна прошла к выходу - ей захотелось побыть одной.
          Прогуляться по центральной улице города в девять часов ночи "с хвостиком" доводилось редко, потому что далековато от дома. Всё вокруг сверкало разноцветными сполохами огней и  пятнами реклам. Людей на улице было еще достаточно много.
          Раиса Ивановна не спешила,  по дороге заглянула в супермаркет, работающий до десяти, потом в другой.  Она думала о том, как всё изменилось. Улица теперь называется иначе, а много лет назад  именно на ней в квартире маминых знакомых жила её старшая сестра. Она училась в училище культуры. Два года  как нет сестры. Была она хохотушкой, умела звонко петь и легко танцевать «цыганочку», «гопак», «вальс» и другие танцы. Её ноги были легки, словно кто-то крылатый придерживал её над землёй...
        Наконец, Раиса Ивановна подошла к остановке, но автобуса в нужном направлении  долго не было. Становилось свежо,  и она решила пройти немного пешком. Ни одна маршрутка её не догнала.
          Раиса Ивановна обогнула площадь и решила вызвать такси, однако цену объявили такой, что Раиса Ивановна передумала и отправилась пешком дальше.
«А чего ты хотела? - мысленно спросила она у себя. - Воскресенье, одиннадцатый час. Хорошо, если  будет последняя маршрутка в новый микрорайон. Они ходят допоздна».    
          Она свернула в переулок частного сектора, значительно срезающий путь, и заспешила вперёд, стараясь ступать тихо, чтобы не будить спящих собак.
         Переходя через площадь, увидела пересекающий дорогу автобус и энергично  помахала рукой водителю.
         «Если не подождёт, придется идти через ночной парк и через мост, где внизу пышные заросли тростника и ив, - подумала она с тревогой, ускоряя шаг до бега.
                Продолжение рассказа:
                http://proza.ru/2021/07/23/696


Рецензии
Танец называется "гопак". Исправить бы описку.

С улыбкой,

Виталий Щербаков   20.06.2023 09:42     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Виталий! Спасибо большое вам за внимательное чтение и тактичное обозначение опечатки. Проскальзывают!))

Наталья Коноваленко   24.06.2023 00:48   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.