Куш
Родилась она до войны в большом, хотя и провинциальном городе Воронеже и так и осталась единственным ребёнком своих родителей, Бог весть, как сведённых судьбой.
Отец Симы - Митрофан Иванович, родился в богатой семье, с годами и событиями в стране, разорившейся. Имел высшее агрономическое образование. Воевал, был отмечен многими боевыми наградами, дошёл до Берлина. Не знаю, как это вышло, пришёл он с войны с огромным трофейным немецким аккордеоном, который весь сиял перламутром и серебром, очень красиво оттенявшим бордовый корпус инструмента.
Мать - хохлушка или украинка - говорила на чудовищном суржике. Никогда не работала. Вообще не работала, и по дому тоже.
Неряхой сидела в крайне запущенной квартирке барака, в котором они жили, ни на кого не обращала внимания, и, время от времени, восклицала:
- Я кажу, вот, шла бы я шла и... гаман* найшла!
Послевоенные годы были всюду тяжёлыми, семья же Симы, несмотря на то, что
отец работал в Областном Управлении сельского хозяйства, просто бедствовала.
Девочка росла измождённой и, в конце концов, заболела куриной слепотой**.
Возвращаясь с работы, Митрофан Иванович брал аккордеон, ложился
на спину на диване и лёжа играл на аккордеоне православные псалмы, иногда и
красиво распевал их.
Днём девочка бродила по разрушенному городу, осматривала все руины, трещины.
Однажды ей показалось, что она слышит, как из-под земли, мужской голос и странное хрюканье. Из любопытства она спустилась по уцелевшим ступенькам и, каким-то образом, в полумраке рассмотрела... своего отца. Он кормил двух огромных поросят. Девочке, вдруг стало страшно и она убежала домой. Отец окликал дочку, но она даже не оглянулась.
Мать от рассказа дочки об этом событии взъярилась. Вечером последовал скандал и отец из семьи ушёл. Для матери и дочери уход отца из семьи оказался неожиданным спасением: Митрофан Иванович стал приносить им продукты, деньги. Может, испугался, что жена настучит на него, "куда следует"?
У Симы был прекрасный музыкальный слух. Отец привёз ей пианино.
Девочка, здоровье которой поправилось, стала заниматься музыкой в школе и успешно закончила её. После окончания средней школы, Серафиму взяли на работу
музыкальным руководителем в соседний детский садик.
Шли годы. Серафиме за пятьдесят, у неё проявилась странность - на работу и даже на утренники, зимой, она являлась без чулок, в каких-то невероятных башмаках, хотя к этому времени прилично зарабатывала и отец помогал по-прежнему - он так и жил один. Выстроил огромный дом в районе СХИ, при доме был земельный участок: необыкновенные сорта овощей и ягод выращивал агроном мастерски, урожай продавал на рынке. И жене с дочкой привозил. Они могли взять, а могли и погнать его со своими "подношениями", как они это называли.
Сам он, при этом, никогда рюмки не выпил, сигареты не выкурил. Отец предлагал дочке и жене поменяться: пусть они переселятся в его дом, а он будет жить в бараке, который располагался во дворе домов в самом центре города. Женщины не соглашались... И правильно: в конце концов, барак сломали, жильцам дали
квартиры. А пока так и жили в бараке.
И вдруг Серафиме пришло письмо от отца. Не сам пришёл. Пишет, что заболел,
что ему нужна помощь. Мать к этому времени, казалось, полностью деградировавшая,
как очнулась, сказала дочери на своём суржике, но суть сводилась к следующему:
это твой отец, ты не имеешь права отказать ему в помощи. Иди и будь
с отцом, сколько потребуется.
Серафима поехала. Отец был рад, он ещё самостоятельно передвигался. И немедленно повёз дочку к нотариусу. Там он отписал ей всё своё движимое и недвижимое: у него и птица была, и кролики. И, словно выполнив
своё назначение, через несколько дней тихо скончался...
Серафима закрыла покойного отца в доме, а сама поехала хлопотать
о похоронах. Вернувшись, застала во дворе сестру отца, которая в окно увидела
гроб с телом брата и сидела горько плакала. Приехала она случайно, не подозревая о случившемся. Просто получила письмо от брата, в котором он сообщал, что
здоровье резко ухудшилось.
Серафима ей сказала:
- Папа рассказывал, что ты его всегда обижала. Я тебя к нему не впущу.
Убирайся отсюда.
Схоронила Серафима отца. И через некоторое время её странность
усилилась. Соседи поговаривали, что, мол, куш отец отвалил невиданный и без того слабая психика у обеих женщин сдала. Они закрылись в своём отсеке барака, никого не впускали, даже близких родственников матери, сами ни к кому не ходили.
Серафима с работы уволилась. Изредка, днём или к вечеру, можно было видеть, как она бежала из магазина с парой бутылок кефира, хлебом или батоном.
Мать вскоре тоже умерла и осталась Серафима одна. Отцов дом она продала.
Пенсию ей начисляли на одну сберкнижку, а всё, что осталось от её отца,
перевела в деньги и положила на другу книжку. Ничего себе из одежды, обуви не
покупала - сшила пальто сама, вручную, каким-то платком голову обматывала и ходила так почти всё время, за исключением лета. Да и летом она совсем мало выходила.
Вообще-то, Серафима была очень одарённая: играла на фортепиано. На аккордеоне - сама соединила руки, пела серебристым чудесным голосом. В церковном хоре, в котором она некоторое время состояла, её очень ценили, но она сначала спевки пропускала, а потом и службы, а потом и вовсе перестала посещать храм.
А как Серафима рисовала!
На её подоконниках лежали рисунки - это готовые иллюстрации к книгам, но она
своих рисунков никому не показывала, нигде не предлагала.
Единственная, кто имела у неё доверие - двоюродная племянница - Ирина. Серафима подолгу говорила с ней, вглядывалась в её лицо. Если замечала нездоровье или просто усталость, со слезами на глазах сочувствовала. Переживала.
Часто Серафима рассказывала Ирине о своей жизни.
- Мне папа сказал, что из его многочисленной родни одна только имеет чистую душу - Анна, его родная племянница, твоя мать. И я поехала к ней. Мы не виделись с юных лет, но встреча была со слезами радости друг другу и огорчения от потерь близких. Всё было так душевно, как у меня в жизни ни с кем не было.
Я сразу сказала Ане, что за мной следят, преследуют меня, но я их быстро распознаю и это меня спасает. Вот сейчас иду по улице, навстречу мужчина. Я увидела, как он на меня смотрит. Отвлекаю его вопросом: где такая-то живёт?
Он показал, я прошла несколько шагов и резко обернулась, а он над головой
огромный камень держит - меня хотел убить, но встретился с моими глазами
и бросил камень себе за спину... И пошёл, как ни в чём не бывало.
Ирине мать не рассказала об этом, но она представила себе, как мать
испугалась - ясно, что у Серафимы психика нарушена, но она выдержала,
не обидела несчастную.
Поехали мы с Аней к её родным сёстрам, к моим двоюродным. Сначала к Вале.
Она нас встретила. За стол посадила. Налила мне окрошку, а я говорю, мол, что это ты так много налила? И она взяла половник... отбирает из моей тарелки!
Я такого в жизни не видела! Чуть посидели за столом, я сказала Ане, что на минуту здесь не задержусь...
Поехали к Прасковье. На эту я только поглядела - и за стол не стала садиться: она же колдунья! У неё такие глаза... хоть и улыбается.
Больше моей ноги у них обеих не было. Да и не надо было к ним приезжать совсем. Я с тех пор дома нахожу пустые пузырьки - я же понимаю, что это Параська колдует, в трубу на крыше подкидывает мне эти пузырьки. Зрение у меня стало из-за этого колдовства падать...
- Да! - неожиданно спохватывается Серафима, - ты Валину дочь не привечай - она с твоим мужем завалится... Я её быстро раскусила.
И далее Серафима рассказывает Ирине различные случаи. Она расслабилась,
раскрепостилась и всё представляет даже с долей юмора.
- Жить мне стало скучновато: ни телевизора, ни радио у меня нет. Книги
читаю, но зрение подводит. Да хоть и огромная библиотека у меня, я всё перечитала. И решила я где-то немного подрабатывать. Скорее всего, время коротать.
Пошла я в соседний гастроном, обратилась к продавцу с вопросом - нужны ли им на работу люди? А она взяла огромный нож... палаш, смотрит на меня, а сама постукивает им по прилавку. Что тут непонятного? Устроюсь к ним и мне конец!
Пошла на обувную фабрику. Там конвейер. Сидим все в длиннющие ряды. Подходит к тебе по ленте ботинок, надо задник в него вклеить и брать следующий. И всё! Мне показали, как это делается. Я поняла, конечно, сижу с такими же, как я, "понятливыми". Только мастер к ним не подходит, а всё около меня норовит покрутиться: то так показывает, то этак. Что же не ясного? Ему уже сообщили, что я одинока и наследство получила... Охмуряет!
Позвали его куда-то. Он сходил, возвращается и - прямиком ко мне!
- Серафима Митрофановна, тут надо вот так...
Я договорить ему не дала, как рявкну:
- Да пошёл ты на...! - встала и ушла.
- Тётя Сима, а если бы вам и в самом деле замуж выйти? - спрашивает Ирина.
Серафима смотрит, смотрит на неё и говорит:
- Ты видишь меня, какая я? И он такой же. Представь: вечером мы разденемся,
глянем друг на друга и побежим в разные стороны, пока не упадём.
- Что-то мне понадобилось в поликлинике, - продолжает Серафима свой рассказ.- Времени навалом, что не сходить? Доктор молодой, интересный, обходительно меня принял. Да ничего у меня не болит. Зрение плоховато, но я очки ношу.
И пришла мне в голову мысль поработать санитаркой. Пошла к старшей сестре, а у неё несколько медсестёр сидят. Я и говорю, что готова потрудиться на благо
поликлиники. Они смотрят на меня с открытыми ртами! Старшая говорит, что
на сегодня всё занято. А я не выдержала и рассмеялась: они же соперницу
во мне увидели! Надо же: заревновали к своему доктору!
Пока домой доехала, не могла успокоиться - хохочу и всё!
Прошло недели две. Лежу в потолок смотрю... И стукнуло мне:
- А поеду-ка я, медицину пошевелю!
Что мне собираться? Нацепила своё самодельное пальто, запахнула,
поясом подвязала... Платок, правда, у меня теперь хороший, пуховый.
Мать твоя мне подарила. И вперёд!
Они там, как увидели меня, заверещали:
- Что? Вы опять пришли? Опять?!
Жаль мне их стало. И молодые, и красивые, и нарядные, а меня,
чучела, не стоят. И я уже не смеялась.
Ира, я должна предупредить тебя. Кому надо, уже знают, что ты моя родственница, любимица моя. На тебя могут быть покушения. Это хорошо, что ты всегда с мужем на машине ко мне приезжаешь, а то может случиться беда.
Сама я уже давно без топора на улицу не выхожу. Прячу его за полу пальто и иду,
а как увижу, что навстречу мне идёт охотник за мной и моим наследством, резко к нему направляюсь и... ррраз - распахиваю полу, показываю топор с огромной ручкой! Эх, как он даст от меня! На другую сторону улицы мигом перелетает!
А ещё евреев бойся. Я-то знаю, как с ними бороться. Вижу впереди меня
еврей идёт или нагоняет меня, я сразу сама к нему, почти вплотную и на ухо ему:
- Уиии! Уиии! - так маленькие поросята визжат. Для евреев страшнее маленьких
поросят нет ничего! Ты их потом, этих евреев, сюда калачом не заманишь!
Ирина поговорила с мужем и решили они взять к себе тётю Серафиму.
Поехали к ней. Муж задержался около машины, а потом забежал в магазин.
Серафима обрадовалась своей дорогой гостье. Но вдруг метнулась к своей
постели, лихорадочно стала перебирать подушки, вытащила одну сберкнижку,
стала дальше перебирать. Ирина ещё не прошла в комнату, стояла у двери.
- Нет ещё одной сберкнижки, самой главной! Это ты её взяла! -
Серафима выпучила глаза и, наступая на Ирину, выкрикивала это
ей в лицо.- Верни! Немедленно верни! Ты же всё равно по ней
ничего не получишь!
- Я ничего не видела, я ещё и от порога не отошла! Да и вообще,
разве я могу?! - стала со слезами от обиды оправдываться Ирина.
Серафима вернулась к постели и стала искать.
- А! Вот она - негодница! Нашлась! Под простыню завалилась! -
и, как ни в чём не бывало, продолжила, - проходи-проходи, что в дверях
стоишь?
Тут вошёл муж Ирины.
- Ой, мне что-то плохо,- сказала Ирина мужу и выскочила на улицу.
Он, почти в ту же минуту, выскочил за ней.
- Что случилось? Тебе лучше?
- Да. Поедем скорее, я всё расскажу тебе.
***
Жаль несчастную Серафиму. Однажды с топором забрала её милиция. А потом в психушку передали страдалицу. Там и кончила она свои уже недолгие годы.
Кому досталось её наследство, этого уже никто не узнает.
......................................
* - Гама;н (хамьян, карман) — мешочек из овчины или мошонки барана, женские — из ткани. Предназначались для хранения денег, различных мелких вещей.
** - Куриная слепота или Ночная слепота — расстройство, при котором затрудняется или пропадает способность видеть в сумерках (недостаточном освещении). Является симптомом ряда глазных болезней; может стать результатом неправильного питания (например, недостатка витамина A).
Свидетельство о публикации №221073100007
Романов Кирилл Андреевич 03.05.2023 14:29 Заявить о нарушении
Сейчас и СРП за деньги принимают, только одно условие,
чтобы парочка книг была издана. А сейчас это вообще не проблема.
Запятые, и пр. я поставлю в конце текста в ряд и скомандую: По местам!-
Дарья Михаиловна Майская 03.05.2023 14:38 Заявить о нарушении
Романов Кирилл Андреевич 03.05.2023 14:53 Заявить о нарушении