Ревность
Евгений очень спешил. Бампер его новенького «Порше-Кайена», подобно скоростному катеру, рассекал между бесчисленными автомобилями по-вечернему запруженной трассы. Тем не менее, он умудрялся не только выходить на лихие обгоны, но и изрядно увеличивать скорость. Любимая девушка, каждые полчаса наяривая на мобильный, нервно ожидала его с давно остывшим ужином.
– Ларка, ну, еду я уже, еду. Чё ты нервничаешь так, я не понимаю?
– Я жду тебя уже почти два часа. Сижу тут в этом платье, как дура.
– Ну, так сними, – усмехнулся Женя.
– Ты знаешь, а мне уже как-то не смешно.
– Понятно. Только не говори, что у меня «всё-таки кто-то есть», ты опять оказалась права, и вообще скоро я тебя брошу.
– Считай, что сказала.
– И чего вы бабы дурные такие?!
– Так, Жень, всё. Где ты едешь сейчас?
– О-оп, Ларчюнь, я перезвоню.
– Женя, алло, алло, ты… – в трубке раздался короткий гудок, и связь пропала. Лариса вновь нажала на тот же номер, но Евгений не ответил.
Замедлив скорость на одном из поворотов, он заметил, как несколько парней пристают к девушке, а та явно не выказывает восторга от их повышенного внимания. Женя остановился тут же за поворотом, и смело подошел к «кавалерам».
Чуть выше среднего роста, крепко сложенный и с резкими чертами лица он вряд ли был бы незаметен в толпе, а в данную минуту на фоне дорогой иномарки и в заметно такой же спортивной одежде его вполне можно было отнести к разряду профессиональных спортсменов.
– Ребят, у вас проблемы какие-то? – полунасмешливый тон вопроса подсказал юным чингачгукам, что перед ними как минимум не трус, а прятавшийся под козырьком бейсболки взгляд вызывал настойчивое желание поскорее убраться.
– Всё, пацаны, валим отсюда, – без лишних словопрений единственно верно оценили парни ситуацию, и втихомолочку отправились восвояси.
– Ну как Вы, маленькая леди, не сильно Вас обидели? – тем же тоном спросил заступник у девушки.
– Не успели благодаря Вам. Спасибо, что заступились.
– Да какое там. Просто мимо проезжал. Ладно, иди садись в машину, а то эти джеки чаны ещё вернутся сейчас.
– Да нет, я сама доберусь.
– Иди, садись, я тебе говорю, ты же не хочешь, чтоб они вернулись?
Усадив девчонку в машину, Евгений тут же включил зажигание, и начал отъезжать.
– Ого, четыре пропущенных, – нажал Женя на имя Ларка. – Не скучно вечер начался, и это только нач… Тихо-тихо-тихо, Лар, да буду сейчас уже, ну… Да задержаться пришлось тут, девчонке помочь. Да, кстати, тебя куда отвезти? – вспомнил вдруг водитель, что в салоне он не один.
– Да где станете, мне всё равно, и так…
– Куда отвезти говори! Где ты живешь?
Назвав известный в городе район, девчонка вся как-то смутилась, не желая излишне беспокоить «благодетеля». А Женя, услышав за последние секунды нелестные в свой адрес замечания, отключился, бросив телефон на заднее сиденье.
– И чего вы все бабы… извини, женщины, дурные такие, а? Кажется, я сегодня уже говорил эту фразу?! На тебе духи за пять тысяч, на тебе Турцию, Болгарию, Испанию, шашлыки с друзьями, воздушный шар, видеосъемку, ныряние с аквалангами; собаку захотела – на тебе ротвейлера с родословной, документами, как положено. И ведь неплохая… гм… в общем, хорошая девушка, женщина, но хочет, чтоб я сам у её ног вместо этого ротвейлера сидел. Не поверишь, у официантки в кафе счет нельзя попросить. «Я видела, – говорит, – как ты на неё смотрел». Вот что вам не хватает, скажи мне? Сколько лет-то тебе?
– Восемнадцать… скоро.
– Скоро восемнадцать, ну, это сильно. И что тебе надо в восемнадцать лет-то? – улыбнулся Женя, приготовившись услышать много раз слышанный стандартный женский набор.
– Выучиться на врача, любящего заботливого мужа и много деток.
Автоматически сбросивший скорость водитель при этом коротком ответе не только перестал улыбаться, но и почти что побледнел.
– Погоди, я не понял, какого мужа?
– Хорошего, – девчонка приятно улыбнулась, обнажив мягкие ямочки на порозовевших щечках.
– Это понятно. Не рано тебе в восемнадцать лет о муже думать? Куда спешишь так, да ещё и детей много хочешь?! Это что у тебя за грёзы такие? Какие ты вообще фильмы смотришь? Что читаешь? Откуда такие мысли вообще?
– Плохо, что у Вас реакция такая. Вы, я так понимаю, не женаты?
– А зачем? Приковать себя цепом, и лаять от удовольствия? Свободные отношения сейчас, никто никому ничего не должен, я думаю, это нормально. Странно, что у тебя такая дурь в голове.
– Что именно Вы называете дурью – образование, брак, детей, или всё вместе?
– Слушай, а тебе ума не занимать, – лихачил Женя по вечернему городу. – Ларка моя вон почти вдвое старше тебя, а такое от…
– Но Вы так и не ответили.
– Ну, ладно, хорошо, согласен, но спешить не надо. Поживи себе в своё удовольствие, а там ищи мужа, рожай детей.
– Печально, что люди так глупо поддаются на эту хитрую, жестоко калечащую их жизни уловку. Одна, назовём её молодая женщина, тоже так вот рьяно исповедовала свободную любовь без всяких стеснений и обязательств, с одним пожила, с другим, теперь у неё тромбоз вен, серьёзные проблемы с психикой и жуткая совершенно сыпь на лице. Это Вы называете удовольствием? Но к этому надо ещё добавить, что у неё не проходящая депрессия и никогда уже не будет детей. То есть, стремление к таким и похожим последствиям Вы и очень многие Ваши единомышленники называете одним красивым словосочетанием «Свободные отношения», которое выливается в свободу греха со всеми теми последствиями, которые вряд ли можно обозначить, как удовольствие.
Евгения при этих рассуждениях будто окатили холодной водой. Он тотчас вспомнил, как его Ларка неоднократно, но по понятной причине очень нехотя жаловалась на проблемы «по-женски»; подумал о её истеричной ревности, паническом страхе остаться одной. Его привычная медаль рассуждений вмиг будто перевернулась на реверсную сторону, неудобно обнажив противоположный взгляд на банальные, казалось, вопросы.
– Остановите здесь, пожалуйста.
«Благодетель» послушно остановил машину.
– Уже идёшь? – спросил он посреди хаоса раздумий. – Может, проводить?
– Не надо. Зачем Вам лишний повод для ревности? Спасибо ещё раз. Всего хорошего.
– Пока, – как-то устало бросил Женя, всё больше удивляясь этой странной, непонятной, так неожиданно взволновавшей его встрече.
2
– Привет, Ларчюнь, – сделал Женя движение в сторону любимой, но Лариса обидчиво отстранилась.
– А чего невесело так? Не понравилась девушка, решил ко мне прибежать?
– Ну что ты лепишь, слушай, Ларис?! Ну, прицепилось какое-то хулиганьё к девушке, так что надо было – мимо проехать?
– Ах, вот как. Ну, да, ну, да, ты у нас защитник известный, вот только почему-то всегда тебе приходится защищать молоденьких девушек, не думал об этом?
– А с какого это времени защитить женщину считается проступком? Ну, остановился, отбил, хотя, какое там… сами разбежались, отвёз домой…
– Ух, ты, домой даже отвёз, какой хороший, прям счас заплачу. По телефону была девчонка, потом стала девушкой, а теперь уже в женщину её оформил, и когда только успел, ума не приложу.
– Так, всё, Ларис, достала ты с этой своей дурацкой ревностью. Либо ты сейчас успокоишься, либо я уезжаю.
– К ней, да? – с издёвочной безысходностью заметила ревнивица.
– Лар, послушай, ты – дура? – сорвался Женя с гарнитурной тумбочки в прихожей. – Ну чё у тебя туман вечный в голове? Мне что уже и на машине ездить нельзя, и продавцов своих выгнать, потому что они женщины? Может, поселиться у тебя вместо ротвейлера твоего, которого ты закормила до смерти? Сказать кому-то, так не поверят. Ну что мне надо сделать?
– Женись на мне! – молнией шуганула девушка вконец сраженного Евгения.
Присев обратно на тумбочку, бывший благодетель скрестил на коленях руки и нервно повёл губами.
– Так и будешь молчать?
– Ларис, ты скажи, – посмотрел Женя девушке в глаза, – может, я запамятовал, я тебе что-то обещал?
– Нет, ну а сколько можно уже? Мы пять лет вместе.
– И что дальше?
– Дальше надо как-то оформить отношения, подумать о ребёнке.
– Так у тебя ж там проблемы какие-то?
– Я решу свои проблемы, – с недовольным смущением заметила Лара.
– Ларис, тебе чего вообще не хватает?
– Семьи мне нормальной не хватает. Ты мне вообще кто? Ответь, Жень, потому что я не знаю. Любовник, жених, любимый мужчина, сожитель, временный гость, друг, знакомый, – кто ты мне, Жень?
– А ты бы что хотела услышать?
– Муж! – ни секунды не думая бросила Лариса это короткое, давно в ней зревшее слово.
– Ну, мы ведь изначально договорились с тобой, Ларис, что…
– Да что ты заладил со своей идиотской свободой!
– Идиотской? – ухмыльнулся поздний гость. – Раньше ты так не думала.
– Время, Женя, время. Мне скоро тридцатка уже, и ни мужа, ни детей, ни работы нормальной, ни, по всему видать, перспективы. Так что мне, прыгать прикажешь от радости? А тебе, раз уж на то пошло, чего не хватает? Каждый день я тебе выдумываю новые рецепты, и, по твоим же словам, всё «просто шикарно вкусно». Драю постоянно эту квартиру по всем щелям, всё вымыто, выстирано, выглажено, чтоб императору после трудов праведных ни в чем не было неудобства, хочешь секса – в любое время дня и ночи, ни фигурой, ни лицом Бог не обидел. Что ещё надо, Жень, – петь, как Селин Дион, и записаться на танцы, или на курсы кроя и шитья, носочки тебе по вечерам вязать, пока ты будешь спасать несчастных барышень?
– Что ты завелась так, я не понимаю, нам же хорошо вместе, названивала мне каждые десять минут, «Любимый, я соскучилась, приезжай скорее, куча всяких вкусняшек, все дела». И что – только приехал…
– Ты дурачка из себя не строй. Я давно хотела поговорить о наших отношениях, но вот только сегодня повод нарисовался.
– А, так я ж ещё и виноват, впрочем, как и всегда и во всём. Да женись я на тебе, Ларис, мне ж реально придётся бросить работу, все свои дела, и только и ублажать твои дикие причуды, либо вцепишь мне какой-то GPS-браслет с камерой, и в онлайн режиме будешь ежесекундно контролировать каждый мог шаг. Еду в машине, остановился на светофоре, девушка дорогу переходит – всё, ты не туда смотришь, минус один балл тебе, 10 баллов набрал – лишаешься ужина, 20 – спишь на кухне, 30 – берёшь топор, и рубишь мне… в общем, что-то придумаешь.
– И, по-твоему, это настолько остроумно?
– По крайней мере, раньше тебе нравилось.
– Раньше… – задумчиво произнесла Лариса, уперев взгляд в одну известную только ей точку. – Зря я затеяла этот разговор, да?
Женя молча кивнул.
– Ладно, поеду я, Ларис. Как говорится, извини, что не так.
Он медленно открыл дверь, ожидая обычного щебетанья, мол, я погорячилась, оставайся, но на этот раз, видимо, обидчивый инстинкт набрёл на пролонгированную стадию. Задержки не последовало, поздний гость просто сказал: «Пока», и вышел на площадку.
Спускаясь по лестнице, в Жениной голове крутилась единственная мысль: «И как я это терпел пять лет, вообще не понимаю».
3
– Здравствуйте.
– Добрый день.
– Что-то подсказать? – недовольно бросила продавец, оценочно сканируя потенциального покупателя.
– Да, у моего брата скоро день рождения, хочу купить ему спортивный костюм.
Глубокий вдох, затем такой же выдох, надутые губы, пренебрежительный взгляд, расставленные в жеманной позе маникюрные персты и, как следствие всей этой многоликой прелюдии:
– У нас дорогие костюмы, – жесткая расстановка каждого слова наряду со взглядом в упор привычно отбраковывали «бедных» клиентов, уверенно поставляя эту заученную фразу в один синонимичный ряд со словом «Прощай!»
– Именно потому я к Вам и пришла, – выдержала с довольно милой улыбкой покупательница этот взгляд, и попросила показать озвученный товар.
– Хорошо, – с неизменно-недовольным видом вышла молодая девушка-продавец из-за прилавка. – Какой цвет интересует?
– Тёмно-синий.
– Ну, вот, – указала всё такая же хмурая девушка на одну из моделей. – Как раз акция – всего 970 гривен, – произнесла она эти цифры так, будто в них не хватало двух нулей.
– Этот мне не нравится. Давайте этот.
– Этот стоит 2 150, – сложились руки на груди с таким видом, будто сама покупательница зашла не в магазин спортивной одежды, а в казино, и проиграла там сумму, превышающую стоимость всех костюмов в этом магазине вместе взятых и в несколько раз.
– Зато это именно то, что мне нужно, – улыбнулась девчонка, вытаскивая из кошелька четыре пятисотки и одну двухсотку.
– Ну, надо же, – проворчали неизвестно на что сердитые губы, упаковывая трендовый костюм. Они добавили ещё несколько нелицеприятных фраз, но уже про себя.
– Вот, пожалуйста, Ваш костюм, и Ваши 50 гривен.
– Оставьте себе, выпьете кофе.
Это был нокаут, но продавец так и не смогла после него оправиться, так как девушка, взяв пакет с костюмом, тут же направилась к выходу.
– О, привет, смотри, как неожиданно, – услышала последняя при выходе из магазина на фоне знакомого автомобиля и не менее знакомого его владельца.
– Здравствуйте, Вы тоже здесь отовариваетесь?
– Можно и так сказать. Слушай, зовут тебя как? Я прошлый раз как-то не спросил.
– Надежда.
– Надюша, значит. Что покупала?
– Костюм брату. У него день рождения на следующей неделе.
Видя, что его собеседница одета довольно-таки посредственно, Женя тут же принял решение, и пригласил её обратно в магазин.
– О, Евгений Владимирович, рада Вас видеть, – сложно было поверить, что так лучезарно встречала своего начальника всё та же сердитая манерная куколка.
– Привет, Лен. Вот эта девушка только что покупала костюм у тебя. Денежку верни ей.
– Как деньги вернуть? В каком смысле?
– В прямом, Лена, в прямом.
– Простите, я не понимаю, – не могла не вмешаться Надя в разговор, – я всё правильно заплатила, по ценнику.
– Да успокойся, Надюш, никаких претензий к тебе. Деньги, Лена! Всё правильно? – после того, как перед Надиными глазами положили её же купюры, Женя вопросительно посмотрел на совсем опешившую девчонку.
– Я плохо понимаю Вас.
– Ничего, разберёмся сейчас, – бесцеремонно положил Женя деньги в Надин пакет, и пригласил к выходу. – Сестра моя… двоюродная, – улыбнулся он Лене, и закрыл за собой входную дверь.
– Евгений Вас зовут, правильно? – захлопала своими ясными глазками Надежда.
– Считай, что это подарок. Ты оказалась 999 тыс. 999-ым клиентом, и этот костюм вполне справедливо и заслуженно отправляется в твою подарочную корзину.
– И что это значит? – невзирая на достаточно юный возраст, Надя понимала, что её откровенно клеят, но не хотела в это верить, слишком уж солидно выглядел этот странный, теперь уже без кавычек, благодетель.
– Бизнес, Надюш, ничего более.
– Вы сейчас лукавите, – пробуравила девчонка его взглядом в ответ на плохо понимаемую улыбку. – То Вы меня спасаете, то вдруг этот Ваш подарок. Вы же понимаете, что я не смогу его взять у Вас без денег? – протянула она Жене ту же сумму.
– Садись в машину, – спустился Женя к машине, увлекая девчонку жестом за собой.
– Извините, но Вы какой-то… – видно было, что воспитывали её правильно.
– …ненормальный, да? – засмеялся благодетель.
– Ну, вообще да.
– Так вообще, или да? – бросил он девушке уже с водительской стороны. – Ладно, садись давай в машину, съездим пообедаем. Там и поговорим.
4
– Галка, прикинь, я его выгнала.
После супер длинной паузы абонент на том конце мобильной связи, наконец, произнёс:
– А ты в своём, вообще, уме?
– Я уже сама не знаю, Галь.
– Так, Ларис, я сейчас не буду выяснять, что там у вас произошло. Скажу коротко: не откладывая звонишь ему и говоришь, что очень по нему соскучилась, потом…
– У него появился кто-то, – выпалила Лара одним духом.
Снова пауза.
– А я сейчас, подруга, не буду тебя защищать. То, что ты выделывала все эти пять лет ваших отношений, я бы много раньше тебя бросила, уж извини за такую откровенность.
– Это ты меня так успокоить хочешь, да? То Женя мне тут рассказывал, как я не права, да ещё и о проблемах моих… гм… не забыл, то ты тут…
– А кто тебя за язык тянул, Ларис? Какому мужику понравится такое, а? Нельзя всего рассказывать, как бы ты не любила. В общем, так, такого, как Женька, сама прекрасно знаешь, ты уже не найдешь, так что превращайся давай в темпе в нежный беззащитный цветок, и срочно звони садовнику.
– Это, конечно, красиво звучит, но не довольно ли унижаться?
– Ларка, слушай, если б тебе было девятнадцать, я бы охотно с тобой поспорила, но… я хорошо помню розовые перспективы этого возраста, а когда тебе уже четвёртый десяток скоро разменяет, то тут как-то уже не до философии. Морщинки, лишний животик, целлюлитик, и на фоне девятнадцатилетних ты уже чуть ли не старуха. Так что прячь давай подальше эту ненужную сейчас гордость, и звони ему. Поняла?
– Не знаю, Галь, я его очень люблю, но…
– Забудь про «но», забудь. Другого такого мужика, если Женю сейчас упустишь, больше не найдёшь, и пока он ещё не прикипел к этой новой своей подружке, давай-ка соберись, и сделай, как я сказала.
– Галь…
– В точности! Я потом позвоню, и всё проверю, а то и аудит проведу. Всё, давай, подруга, не кисни, посмотри в зеркало, и скажи, что ты – самая лучшая баба на свете.
– Я хочу быть единственной и любимой женщиной, а не бабой, – растаяв кокеткой, заметила Лариса.
– Пусть так. Смысл всё равно тот же. Ну, набирай, если что…
В день «инструктажа» Лариса так и не позвонила. Замотавшись в хаосе мыслей, а затем и подготовительных дел, сделав искусный маникюр и причёску, она набрала номер любимого только на следующий день.
Как часто бывает в подобных ситуациях, время она выбрала самое что ни на есть неподходящее. Женя после сытного обеда мило беседовал с очаровательной спутницей, вовсе не желая прерывать это общение даже срочными делами. Он уже узнал, что у Надежды прекрасные родители и брат, она отлично учится, много читает, к тому же человек глубоко верующий, и последнее обстоятельство, вопреки ожиданиям, его не только не покоробило или просто удивило, напротив – несколько озадачило или, скорее, покорило. Ведь как такое возможно, чтобы симпатичная умная семнадцатилетняя девушка думала не о шмотках, гаджетах, мальчиках и клубах, а о внутреннем духовном совершенстве, Царствии Небесном и спасении души?! Это даже не фантастика, а какой-то неосмысленный пока ещё, совершенно не вписывающийся в современные реалии, жанр.
– Знаешь, Надюш, хоть я и не разделяю твои взгляды, но что-то в них есть, по крайней мере, об этом интересно спорить и говорить.
– А есть ли вообще смысл в споре?
– Ну как же! Разве не в его результате рождается истина?
– Нет, – без всякой задумчивости просто заметила Надя. – Истина рождается от Бога Отца и называется Иисус Христос. Об этом сказано в Символе веры, а он принят святыми отцами ещё на Первом Вселенском Соборе в 325 году.
– Ну, слушай, ты даёшь, – вальяжно откинулся Евгений на спинку мягкого уголка. – Как оно там у тебя всё так компактно умещается? Да, с тобой, как минимум, не скучно. Хотел бы я запрыгнуть в машину времени, и посмотреть, кем ты будешь лет через пятнадцать. Какая-то профессорская кафедра с таким умом в семнадцать лет! – точно обеспечена.
– Я хочу быть врачом, – улыбнулась Надя.
– Ну, так будешь профессором медицины, доктором наук, потом пригласят в Министерство здравоохранения, возглавишь, проведёшь реформы нормальные, а не то, что сейчас у нас творится. В общем, наведёшь в нашей медицине порядок, и меня лечить будешь. Я уже к этому времени старенький буду, там, с палочкой какой-то.
– Ой, не прибедняйтесь, Вы ещё мужчина…
Женя весь обратился в слух, но мобильный рингтон помешал Наде закончить так многообещающе начавшуюся мысль.
– Да, – недовольно проговорил он звонившему абоненту. Довольно долго выслушивал игривое самобичевание и хвалебные оды в свой адрес, а затем подчеркнуто вежливо, но слишком категорично произнёс: – Я очень занят сейчас. Освобожусь – наберу. И не трезвонь мне, пожалуйста!
То, в какой форме были сказаны эти слова, без малейших сомнений убедили Ларису в том, что Евгений в настоящую минуту не один, и она вообще себе не представляет, что ей отныне придётся сделать, чтобы вернуть его былое расположение.
В вычищенной до блеска квартире, с идеальной причёской, макияжем и маникюром, в облаке сногсшибательного аромата и сверхоткровенной одежде выпестованная многочасовыми размышлениями надежда оказалась не более чем магниевой вспышкой. Она настолько быстро погасла, что на её пепле можно было увидеть лишь разочарование, верно перетекающее в глубокое отчаяние, когда на вопрос: «Что делать дальше?», у тебя нет ответа. Ни одного!
5
– Может, это смешной вопрос, но… я всё не могу понять, что у нас с Вами за отношения?
– Надь, сколько говорить тебе: обращайся на «ты», а то мне придётся палочку себе купить и очки, чтоб соответствовать.
– Хорошо, – улыбнулась Надя, – что у… – слегка наклонила она голову, – нас с тобой за отношения? Ты делаешь мне постоянно подарки, приглашаешь в кафе, приезжаешь в колледж, у тебя есть девушка…
– Слушай, да какая девушка? Это привычка, а не девушка. Ну, прожили вместе несколько лет, так что мне теперь – привязать себя к ней?
– Ну, не так категорично, конечно, но смысл где-то такой. С женщинами так нельзя.
– Так, я тебя прошу, выключи этого психолога, а то я со старика в такие минуты сразу превращаюсь в первоклассника – уроки не сделал, ранец не собрал, зубы не почистил, туфельки не помыл. Давай так!.. Отношения у нас с тобой дружеские, можно сказать, приятельские…
– Приятельские отношения с женщиной обычно заканчиваются…
– Вот когда закончатся… и вообще, откуда ты знаешь, как они заканчиваются? Маленькая ты ещё, поживи с моё, тогда и будешь рассказывать. Хорошо, давай по-другому. Нравишься ты мне, – упёрся Женя взглядом в эти чистые глаза. – Устраивает тебя такой ответ? – Надя и вовсе засмущалась. – Только не говори мне за разницу в возрасте, и всё такое. Хорошо мне с тобой, понимаешь? – хорошо, как ни с кем, так что мне – послать тебя подальше и забыть?
– Посылать не надо, а вот второе…
– А ты сама хочешь этого?
Надежда отвела глаза в сторону и закусила губки.
– Не знаю.
– Ну, вот. А относительно Ларисы, то у нас как-то с самого начала не заладилось. Я только удивляюсь, как мы раньше не разбежались. В общем, глупо получилось. 5 лет в никуда.
– А сейчас?
– Сказал ей, что встретил другую, вот и всё.
– А о возрасте моём упоминал?
– А какая ей, да и кому бы то ни было, разница, какой у тебя возраст. Нет, ну, мне как-то тоже стрёмно, честно сказать, но привыкаю потихонечку. Что, шепчутся уже в заведении твоём учебном, чё за папик там на крутой иномарочке подкатывает, да?
– Да-да, примерно даже такими словами, – засмеялась Надя. – Нет, Жень, а я вообще не могу разобраться в этой ситуации, как-то… не знаю даже, как сказать…
– Скажи, как чувствуешь, я пойму.
– Ну, – глубоко вздохнула Надюша, – не могу сказать, что ты мне не интересен…
– Даже так. Спасибо и на этом, – бросил великовозрастной парень ироничную заметку.
– …но как дальше быть, мне сложно даже думать об этом.
– А «об этом», это о чём?
– Не о том, о чём ты подумал, – слегка покраснела девчушка.
– А ты знаешь, о чём я подумал?
– Догадаться не сложно.
– Ладно, скромница, сделаем так. Раз нам друг с другом интересно… хотя, чтоб мне месяц назад кто-то сказал… – Женя провёл широкой ладонью по лбу. – Мне просто хочется чаще видеть тебя, а там посмотрим. Ну что, договорились?
– Я не знаю, – опустила Надя голову с милой улыбкой.
– Значит, договорились, – правильно прочитал Женя это послание.
– Расскажи мне о себе, – через минуту вопросила «незнайка».
– Родился я в далёком 19…
– Только давай без этого, я серьёзно.
– Ну, хорошо, тогда попробую в двух словах. В общем, в школе учился неважно, так, с троек на четвёрки, и обратно; занимался спортом (бег, футбол, баскетбол, кикбоксинг, плаванье). После школы поступил на факультет информационных технологий, тогда как раз началась эта компьютерная эйфория. Доучился до третьего курса, понял, что не моё, и махнул с друзьями на Польшу. Шесть лет проторчал там, вернулся, открыл свой первый магазин, потом ещё один, теперь в универмаге отдел открываю. Вот, собственно, и всё.
– Да, видимо, сильный ты человек. Знаешь, чего хочешь в жизни. Наверное, нелегко было?
– А оно не интересно, когда легко. Подумал – сделал, взялся – получилось, позвонил – ответили, подсказали, помогли. Нет, в реалиях редко так бывает. Зато и в зеркало приятно смотреть после всех этих трудностей, знаешь, чего ты стоишь.
– И чего ты стоишь?
– Да нет суммы такой, – улыбнулся Женя.
– Так ты не продаёшься? – лукаво допытывалась Надя.
– Не всё продаётся, что покупается.
– Понятно, я запомню.
– Помни, маленькая, помни. Слушай, может, тебе что-нибудь посущественней взять, а то чай хоть и хороший напиток, но…
– Нет-нет, Жень, не надо ничего.
– Мне и так неудобно, и всё такое, да?
Надя улыбнулась.
– Ну, вот видишь, я ж читаю тебя, как ты этот учебник по органической химии.
– Да? Ну, тогда это не так просто.
– Ладно-ладно, не прибедняйся. Девушка, можно Вас?
Сделав щедрый заказ пиццы и булочек, Женя принялся разглядывать свою визави.
– Что ты так смотришь? – обнажила Надежда свои щековые ямочки. – На мне что-то написано?
– Да, Надюш. И текста так много, что я всё никак не могу его осилить. Я думал, что нету таких уже, а тут ты… Улыбаешься? Это хорошо. Давно в церковь ходишь?
– С детства. Спасибо родителям.
– И ни разу не хотелось сбежать? Ну, в смысле, перестать ходить?
– Нет, не хотелось. Церковь – мой второй дом, вернее, мой второй дом – это, собственно, мой дом, а Церковь…
– Я понял-понял. А я вообще не хожу, представляешь? И что самое печальное – даже не тянет.
– Это хорошо.
– Что? – удивился Евгений.
– Что печально. Значит, не всё так хорошо в твоей душе. Как сказал один писатель: «Я не верю в Бога, но мне его не хватает».
– Возможно, ты и права. Но ведь у каждого своё время и свой путь. Ведь так?
– Так, Женя, всё так. Только, чтобы куда-то дойти, надо идти. А если стоишь на месте, или идёшь в другую сторону, учитывая целый океан соблазнов вокруг, как минимум в информационной сфере, – то встреча с Богом всё отдаляется, пока свет в один прекрасный (но только в буквальном смысле) день не погаснет, и человек со своим гигантским багажом сомнений не предстанет перед Богом. И что он скажет? Я не знал? Я думал, это всё вымысел, сказки, поповский бизнес?
– А разве не так? – уцепился Женя за излюбленную в его статусе мысль.
– Ну, если ты хочешь увидеть в церкви проявления бизнеса, то ты его обязательно увидишь. У Паисия Святогорца есть по этому поводу притча о пчеле и мухе.
– Вот, пожалуйста, Ваш заказ, – принесла официантка дымящуюся пиццу и свежие булочки.
– Спасибо, девушка.
– Жень, а это не много?
– А я тебе помогу. Так что там пчёлы твои?
– Ну, в общем, летела как-то пчела в поисках нектара, и встретила муху. «Не встречала ли ты поблизости каких-либо цветов?» – «Нет, – говорит, – не встречала. Видела помойную яму, канаву с грязной водой и консервными банками, переполненные мусорные баки, а цветов никаких не видела». А пчела ей говорит: «Странно. А я сколько здесь ни летала, видела только лилии, ирисы и гиацинты».
– Хорошее ты мне сравнение придумала.
– Это не я, святой Паисий Святогорец. Кстати, наш современник. В 94-ом году отошел ко Господу, а в 2015 был причислен к лику святых.
– Ну, не знаю, может, Он и есть, только я пока этого не знаю, или не чувствую, не сознаю, не понимаю. Ладно, кушай давай, и поедем. Надо пару вопросов порешать.
6
– Слушай, старик, я уже забыл, когда тебя видел последний раз.
– Ой, Серый, ты ж знаешь, как этот бизнес затягивает.
– Бизнес бизнесом, а старых друзей забывать нельзя. Но я так понимаю, что-то случилось, раз так внезапно меня вызвонил. Да ещё ресторан этот, романтичная музыка. Не похоже на тебя. Влюбился, значит? И я так понимаю, что это точно не Лариса.
– Точно не Лариса, – загадочно произнёс Женя.
– Так-так. А чего ж таинственно так? Откуда эта секретность в глазах? Да, Женька, мне уже сейчас хочется увидеть эту амазоночку. Так поменяло человека, ну-ну.
Женя непривычно замолчал, не зная, как продолжить этот разговор.
– Ну что ты замолк? Рассказывай давай, что там за новая конфетка? Хоть красивая?
– Красивая.
– А чего односложно так? Проблемы, что ли, у неё? Со здоровьем что-то?
– Хуже, Серый, хуже.
– Ну, значит, папа у неё – криминальный авторитет?.. Ага, опять не угадал, – почесал Сергей за ухом. – Хм, отличный ребус, мне уже не терпится услышать, что ж это может быть хуже папы-бандита. Хотя, с другой стороны, с бизнесом тебе поможет, начнёшь в соседних городах магазины…
– Восемнадцать лет ей!
– Ого!!! Ну, это нокаут, брат. Без «соточки» здесь точно… ах, да, мы же за рулём. Ладно, в другой раз. Не, – заёрзал Серый на мягком диванчике, – ты реально меня пришиб. Восемнадцать лет. У тебя дочка такая могла быть, не думал об этом?
– Да я уже, Серёг, не знаю, что мне думать. Сам себе удивляюсь. Вроде как ненормальная ситуация, а увижу её, будто солнечный лучик какой-то.
– Да-а-а, лучик солнечный! Ты, смотрю, реально запал на неё. Не ожидал, брат, от тебя, не ожидал. Даже не знаю, что сказать тебе. Ну, хорошо, а Ларка что?
– Да достала меня эта Ларка твоя.
– Ну, во-первых, не моя, а твоя, я, если не забыл, женат, как-никак; а, во-вторых, зная её характер, спокойную жизнь она тебе точно не подарит.
– Да плевал я на её характер. За пять лет только и слышал от неё: «У тебя одни девки в голове» и «Надо больше зарабатывать».
– Но как-то же прожили пять лет. Срок ведь немалый.
– Вот именно, что как-то. А тут же… – поднял Женя растерянно руки. – Да я прикоснуться к ней боюсь, понимаешь? Я боюсь прикоснуться к девушке, – по складам проговорил он. – Это как вообще может быть такое?
– Ну, я ж говорю: влюбился.
– Хорошо, пусть так. Что мне делать с ней, я не знаю.
– Не, ну, слушай, ты ли это, или клон твой эту пургу несёт. Восемнадцать лет есть – всё, закон не накажет. Чё ты переживаешь?
– Да не об этом я говорю тебе. Она чистая, понимаешь? Я вообще таких никогда не встречал. Как будто из другого мира, в церковь ходит, причём не так, чтоб свечку поставить, а регулярно на все службы, утром и вечером, короче, серьёзно так.
– О, я уже представляю, как она выглядит. Длинный балахон…
– Ни фига, нормально она одевается. В основном, конечно, носит юбки и родители у неё не сильно богатые, но опрятна, аккуратна, скромная, умная, хорошо воспитанная.
– Понятно, – упавшим голосом резюмировал Сергей. – И что ж тебя там зацепило так, я не могу понять?
– Да сам не знаю. Хорошо с ней, и всё на этом. Возьми хоть Ларку, хоть Ленку из магазина – у них же слово «секс» на лбу написано, да ещё и 72-м шрифтом. А тут же… ну, прикинь, уже почти два месяца, как мы познакомились, а я её за руку ни разу не взял. Это шок какой-то.
– Ситуация уникальная, конечно. Не знаю, Жень, может, я и не прав, но возвращайся давай к Ларке, женись на ней, и забудь это юное очарование. Характер у неё хоть и не мармелад, но баба она видная, готовит хорошо, отличная хозяйка, опять же детей хочет. Чё тебе надо ещё? Ты же тоже давно не юноша. Бизнес на ходу, пешком не ходишь, жилплощадью, так сказать, обеспечен – не вижу препятствий.
– Да не люблю я её, пойми ты, и не любил никогда, удобно было с ней, вот и жил, пока Надю вот не встретил.
– А как познакомились-то?
– Да приставали к ней пацанчики какие-то, я как раз к Ларке ехал. Ну, вышел, разогнал их, отвёз её домой. Потом где-то через дня два-три встретил её в магазине своём, костюм брату покупала. Ну, так и завертелось.
– Ну и как оно с восемнадцатилетней встречаться?
– Да если честно, дружище, то как-то стыдно. Не знаю, как тут поступить, короче. Это, конечно, не так уже и страшно, всё же не двенадцать же ей.
– Ну, да, этого ещё не хватало. Мой друг… тьфу ты, даже слово это произносить не хочется. А ты вообще не боишься, что Ларка мстить начнёт?
– Пусть попробует.
– А она попробует, я в этом почти уверен. Спокойной жизни тебе точно не подарит.
– Так что мне – распродать всё, взять Надьку и махнуть на Кипр?
– Ну, почему, можно и в Монте-Карло, в Париж, а ещё лучше на Соломоновы острова, подальше да потеплее. Зимой – + 21 по Цельсию, живи себе, да радуйся. А если серьёзно, то… моё мнение ты уже услышал, менять его и повторять я не буду, так что думай, старик, думай!
7
– Жень, ну почему ты такой непробиваемый. Ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Что?
– Ничего, Ларис. Тебе ничего делать не надо, – произнёс Евгений каждое слово с расстановкой.
– Почему ты стал такой холодный? – слегка притронулась девушка к его пальцам, но Женя резко убрал руку со стола.
– Ларис, послушай, я встретился с тобой только для того, чтобы прямо в глаза сказать тебе, что между нами всё кончено. И даже если бы не было Нади, поверь, это ничего бы не поменяло, потому что она – по-дурацки сейчас прозвучит – стала индикатором моего к тебе отношения. Прости, что сейчас скажу тебе это, но, – сделал Женя краткую паузу, – я никогда тебя не любил. Прости!
Оставив на кафешном столике крупную банкноту, Женя спешно поднялся и так же спешно ушел, не попрощавшись, как будто общение с застывшей девушкой в этом так контрастно уютном заведении было для него не только вынужденным, но и неприятным. Оказывается, можно быть абсолютно чужими даже после пяти лет общих взглядов, близости и быта; оказывается, что все слова о достаточности пусть и огромной любви одного для другого всего лишь дешевка из дешевого романа дешевой книжной полки такого же дешевого магазина.
Сейчас Лариса это даже не поняла, а прочувствовала. Она настолько сильно вдавила свои безупречные ногти в ладони, что не хватило какого-то микрона напряжения, чтобы из-под них пошла кровь. При её взрывном характере принимать подобную окаменелую позу было столь неожиданным и диким, что она не сразу даже осознала этот тонкий нюанс ситуации. Но впереди у неё было время об этом подумать, и настолько много, что это просто-таки убивало, причём в самом буквальном смысле.
– Надюш, привет. Чем занимаешься?
– Как раз вот выхожу из колледжа.
– Стой там, сейчас подъеду.
Через несколько минут Надежда уже сидела в роскошном салоне «порша».
– Это мне? – увидев на заднем сиденье большой букет жёлтых роз, спросила она с улыбкой.
– Нет, извини, – тут же услышала она грустный ответ. – Сейчас подъедем в одно место, я тебе кое-что расскажу.
Припарковав машину у городского пляжа и взяв букет, Женя отправился с девушкой к пешеходному мосту.
– Куда мы идём, Жень, и почему ты сегодня такой печальный? – не говоришь ничего?
– Сейчас расскажу. Потерпи.
Пройдя несколько сотен шагов, Женя вдруг остановился перед самыми ступеньками, ведущими на мост, – несколько долгих секунд постоял со склонённой головой, затем положил этот будто с только что срезанными розами букет прямо на асфальт, взял Надежду за руку и увлёк за собой на мост.
Открывшаяся панорама ноябрьского леска, преградившего своей монолитной стеной широкую речную линейку, располагала к особому разговору – тихому, грустному, необычному. Колеблющийся под холодным ветром камыш приковывал к себе завороженное внимание, отсекая мысли от праздности и веселья.
– Там, где я оставил цветы, двенадцать лет назад погиб мой друг, человек из тех, кому при жизни надо ставить памятник. Мы с ним с детства дружили. Хоть и не были соседями, да и он был на два года младше, но как-то сразу так плотно сдружились, срослись, что ли! – не знаю, как правильней выразиться. Когда дело доходило до драк, он всегда был на моей стороне, вступался за меня. Представляешь? Шпиндель такой малый, на голову-полторы ниже всех, и как ураганный вихрь такой влетал в самую гущу, отгребал не по-детски, но всё равно не сдавался. Вот знаешь, говорят, – и я с этим согласен, – что даже самые сильные и мужественные люди боятся, кто-то больше, кто-то меньше, но страх испытывают все, а вот в Мишке я его вообще не замечал, будто он был роботом, а не человеком, вообще в глазах никогда не было страха.
Женя замолчал, тяжело вздохнув. По всему было видно, что ему до сих пор трудно смириться с утратой друга. Надя ни о чём не спрашивала, интуитивно проникаясь Жениным состоянием. Натянув на голову капюшон, и плотно застегнувшись, она приготовилась слушать историю совершенно неизвестного ей человека, но такого близкого уже только потому, что рассказывал её как минимум человек ей не безразличный.
– Даже когда мы пошли в школу, все знали, что трогать меня нельзя, Мишка разобьёт нос любому. А когда он записался на кикбоксинг, то мы с ним вообще стали неприкосновенными. Он вообще по жизни бойцом был, как вобьёт себе что-нибудь в голову – всё, считай, что он своего уже добился, делай только ставки когда?! Я всем понемногу занимался и как-то несерьёзно, а Мишка как выбрал кикбоксинг, так и стал после школы мастером спорта.
Понравилась нам с ним девчонка одна, ну, вернее, понравилась сначала ему, он меня (так как я был его лучшим другом) потом с ней познакомил, и тогда уже и она мне, так сказать, пришлась по душе. У меня с девчонками тогда как-то не ладилось, и мы частенько втроём гуляли, ходили по кафешкам, катались на коньках, ездили на речку. В общем, я понял, что она мне реально нравится, начал избегать этих встреч, ссылался на какие-то несуществующие дела. А в тот день Ксюшка то ли экзамен какой-то сложный сдала, то ли курсовую на «отлично» защитила, не помню, и, короче, позвонила, сказала, что хочет поделиться радостью своей, пригласила своих подружек, Мишку, естественно. Я начал отговариваться, она – ни в какую, чтоб я обязательно был, всё такое, заказала столик в нашей любимой кафешке. Ну, я пришел, наслеталось там барышень, начали кадрить меня, а я вижу, что ни Мишка, ни Ксюша явно не в восторге от такого повышенного ко мне внимания. Сначала не понял, что к чему. Проходит каких-то полчаса, Мишка говорит этим стрекозам, мол, милые барышни, мы вас оставим ненадолго, берёт меня, Ксюшку, выводит на улицу, и сразу так без предисловий говорит: «Жень, я знаю, что ты ей больше нравишься, да и Ксюша тебе давно не безразлична. Я хочу только одного – чтобы вы были счастливы!» Посмотрел на нас обоих, как-то так грустно улыбнулся, похлопал меня по плечу и говорит (до сих пор эта фраза в ушах): «Я не в обиде, брат!»
Двенадцать лет прошло, а никого похожего на Мишку так и не встретил, каждый хочет урвать для себя лучший кусок, а что до чувств другого, то они не то, что на последнем месте, их словно вообще не существует.
– А где сейчас эта девушка? – впервые нарушила Надежда своё молчание, загоревшись природной ревностью.
– В Париже! – озадачил её Женя кратким ответом.
– В смысле? – не уловила девчонка всей серьёзности этого монолога, подумав, что Женя пошутил.
– В том смысле, что живёт в Париже. Недолго мы с ней встречались, приехал этот парижанин, кстати, нормальный такой мужик, хоть и старше неё на шестнадцать лет. Приехал, короче, к родственникам своим, её соседям, увидел её, понял, что всю жизнь искал именно её и так дальше, машину ей почти сразу подарил. Я пытался как-то с ним порешать, но понял, что и она на него запала. Забрал он её с собой, сейчас две дочери у неё, недавно приезжала, встретились по старой памяти, я её не осуждаю, одета с иголочки, всё фирменное, выглядит отлично, только я вот сомневаюсь, что счастлива она в этом браке. Конечно, пела там, что у неё уже и свой бизнес отдельно от мужа, свои коллекции одежд, иностранные партнёры, что очень любит этого своего Пьера, но только я не поверил в эти чувства. Не потому, что жаба задавила, была тут простой девчонкой, приехала солидной состоявшейся женщиной. Просто по-настоящему счастливая женщина улыбается глазами, а у Оксаны во время улыбки заняты только губы.
– Ты любил её?
– Не знаю, Надюш, скорее, да, чем нет. Но я ей благодарен уже за то, что Мишку не забывает. Когда бывает здесь, обязательно приезжает на кладбище, сюда цветы приносит, да и родителям его помогает, хотя, кажется, какое ей до них дело. Ты замёрзла уже, прости, что выхватил тебя сюда в такую погоду, – обнял он Надю, крепко притянув к себе.
– Да нет, с тобой мне не холодно, даже если и холодно, – улыбнулась Надюша.
– Намёк принят, счас уже пойдём, хоть и не хочется. Никак не могу от этих воспоминаний отделаться. Почему лучшие уходят?
– Потому что лучшие Богу тоже нужны, не думал об этом? А вообще считается, что Бог забирает человека в лучшее для его загробной жизни время. Как Миша погиб?
– Да по-дурацки погиб. А самое печальное то, что я был всё время рядом, и даже не понял, что к чему. Короче, встретил его после тренировки, он сказал, что воды хочет купить, зашли во-он там, видишь? – магазинчик раньше был. Заходим – а там пьянь какая-то оторванная лезет к продавщице. Морда красная, сам жирный такой, неопрятный, короче… ладно, не буду выражаться. Перелез через прилавок, и, понимаешь, да? Мишка такой: «Эй, благородный странник, а вы домиком не ошиблись?» Он что-то тявкнул, и дальше её там, значит, пытается, так сказать. Ну, мы за него, выкинули из этого магазина, продавщица эта тысячу раз нам это спасибо сказала, ещё и воду хотела бесплатно дать, Мишка заплатил, ну, в общем, выходим, а тут боров этот опять давай мычать: ну что, мол, продолжим?
Мишка к нему: «Ты чё, дядя, пошутить решил с нами? Так вряд ли тебе смешно будет». Я говорю: «Мишань, может, помочь?» – «Да, ладно, – говорит, – сам справлюсь». Вломил ему нехило, тот крякнул, и распластался там, как порванный матрас. Ну, идём себе, разговариваем, Мишка говорит ещё такой, что собирается весной на чемпионат Европы, довольный такой, весёлый, а потом внезапно так, раз! – и в сугроб падает. Я вначале подумал, что он прикололся так, хоть и понимаю, что шутка не в Мишкином стиле. Подхожу к нему, смотрю, а он вообще неадекватный какой-то. Я расстёгиваю ему пуховик, а он весь в кровищи реально, представляешь?
– Подожди, как в крови? Откуда кровь?
– Да ушлёпок этот успел три дырки в нём ножом сделать. Как так получилось, я так и не понял. Мишка его с одного удара в нокаут отправил. Сколько думал об этом, не могу догнать. Вот тебе и мастер спорта. Вот так оно в жизни бывает.
– И-и-и что дальше было? – растерянно спросила Надя.
– Когда скорая приехала, он уже… Да-а, вот так глупо я потерял лучшего друга. Чмо это посадили, он потом не мог вспомнить, что к чему, только ножичек-то так и остался в кармане у него. Ладно, Мишка, спи спокойно, брат, я тебя помню…
8
Надю настолько тронула эта история, что она на следующий же день зашла после пар в церковь поставить на канун свечку за упокой Михаила. Помолившись в уголочке и заказав сорокоуст, вышла из храма, и тут же наткнулась на молодую женщину, на лице которой жутким диссонансом отражались злоба и красота. Плотно, будто с последних сил сомкнутые губы и прищуренные глаза на гладком ухоженном лице ничего кроме неприятия вызвать не могли, и, видимо, понимая это, Лариса попыталась скрасить своё недовольство натянутой улыбкой.
– Как сходила – нормально?
– Простите, мы знакомы?
– Опосредованно. Мне интересно, как с таким смиренненьким личиком можно уводить чужих мужей, да ещё и в церковь ходить, как ни в чём не бывало?! Ты сама-то как это называешь?
– Подождите-подождите, Вы Лариса?
– О, такой удивительной проницательности можно только позавидовать. И всё равно догнать не могу, на что его потянуло. Слушай, может, ты не доедаешь, а? Хот-дога купить тебе, или бургера со свининкой? Хотя, нет, ты наверняка следишь за фигуркой, вот только мне кажется, что узники концлагерей выглядели лучше. Да, я в этом даже уверена, – жестикулировала Лариса длинными пальцами, обрамлёнными тонкими изящными перчатками. – Неужели он в постели на тебя не жал…
– Послушайте, Лариса, я не собираюсь всё это выслушивать. Женя всё Вам уже сказал, поэтому…
– А что я сказала, тебе не интересно?
– Лариса, я понимаю, что Вам…
– Да что ты понимаешь, тварь малолетняя, если б ты знала, что я могу с тобой сделать, ты бы в ногах у меня валялась.
– Не забывайте, где Вы находитесь, и если проиграли, то признайте это.
– А ты, значит, поиграть со мной решила? А сама-то не забыла, где находишься? Спать с чужим мужиком, да ещё и мне предъявы такие кидать?!
– А Вы давно откинулись?
– Чё? Да ты чё мелешь, курица? – ударила Лариса Надю в плечо.
– Правильно говорить не «чё», а «что». И давайте на этом закончим этот бесполезный разговор. Всего доброго! – слегка кивнув своей нежданной визави, Надя заспешила к церковным воротам.
– Ну, будем считать, что следующий ход за мной. Так что жди! – с такой шипящей злостью произнесла Лариса последние слова, что Надя, как ни храбрилась, а так и не смогла сковать свой страх плотной молитвенной цепью.
Евгению она не хотела говорить об этой встрече и чтобы не обнажать свой страх, и чтобы не признавать свою слабость, и просто потому, что он разбудил в ней взрослые чувства, тень на которые бросать она не хотела позволить никому. Однако если взрослые чувства переживает не выросший ребёнок – или незрелая женщина, – он не просчитывает последствий, не знает, каким дорогостоящим учителем является опыт, и какова, собственно, цена оплаты. Надя в силу воспитания, насыщенной духовной жизни, убегания от соблазнов далеко отстояла от реалий взрослой жизни, она ещё не знала, что такое борьба до сжатых до крови губ и приглушенного из сердечных глубин воя. Жизнь представлялась ей увлекательным путешествием, занимательным кроссвордом, любопытной загадкой, которую просто интересно разгадывать, просчитывая различные варианты. Ей только ещё предстояло узнать, что когда у тебя всё хорошо и гладко, это не повод для радости, это не значит, что не о чем беспокоиться. Такое положение – громкий сигнал задуматься, что ты не в начале, а в самом конце, и когда ты в обнимку с воздушным облаком вступишь за эту мнимо безмятежную черту, рискуешь потерять очень многое, и, как минимум, то гипнотическое воодушевление, которым на определённом отрезке жизненного пути дорожил.
Она продолжала встречаться с Женей, принимать от него цветы, комплименты, умелое ухаживание, с достоинством оценивала свой статус девушки успешного бизнесмена и просто красивого состоявшегося мужчины; ей нравилось ловить восхищённые, оценивающие, завистливые взгляды, слышать любопытный шепот, наблюдать женские перемигивания, волнительные глазные закаты и вздохи а-ля «мне бы такого». Ей представлялось, что так теперь будет всегда, если не лучше, а в случае появления каких-либо тревог или проблем они будут решены крайне быстро и без нежелательных последствий. И она совсем не думала, что ошибается, она считала, что ей повезло в жизни, как тому американскому рэперу, заявившему, что жизнь – это колесо фортуны, и у него есть шанс его покрутить. Вот Надя и крутила это колесо, не пытаясь замечать, что время вращения строго ограничено.
Спустя две недели после встречи с Ларисой Женя заехал за Надей в колледж и с тревогой в голосе заявил, что Лариса в критичном состоянии лежит в больнице и очень просит его приехать, но обязательно с Надюшей, как совсем неожиданно назвала её бывшая девушка.
– Она говорила с тобой?
– Да, – оправдательно изрекла Надежда, – но я не посчитала, что нужно тебе рассказывать.
– Почему? – сверлящим взглядом вопросил Евгений.
– Ну, не знаю. Наверно, потому, что между вами всё закончилось, и я не хотела лишний раз тебя расстраивать.
– Ясно. А почему Надюша?
– Не знаю, Жень. Разговор был не из приятных, и я, если честно, очень удивлена таким обращением.
До последнего Женя не хотел говорить Надежде о Ларисином диагнозе, да ему и самому сложно было смириться с тем, что у человека, с которым его на протяжении целых пяти лет так много связывало, – рак, причём самой опасной формы. Однако уже в больнице он поведал девушке этот страшный диагноз, а также о том, что по прогнозам врачей Ларисе осталась максимум неделя, а поскольку она себя запустила, у неё началось резкое обострение, и теперь даже операция не имеет никакого смысла.
– Привет, – поджав губы, поднял Женя руку, неуверенно входя с Надей в палату.
– Привет, – услышали посетители тихий ответ. – Спасибо, что пришли. Хорошо смотритесь. Долго говорить не смогу, поэтому скажу коротко. Я хочу, чтобы вы поженились, и были счастливы. Зла на вас не держу. Простите меня за всё.
Смотря немигающими глазами на это страдающее, исхудавшее лицо, Надя всё никак не могла поверить, что перед ней та самая гордая красавица с безупречным лицом и уверенным взглядом; а её слова настолько расходились с услышанным в ту неприятную встречу, что сложно было понять, как на них ответить.
Заметив на краешках Ларисиных глаз две влажные линии, Надя и себе заплакала, предложив позвать батюшку для исповеди.
– Спасибо, Надюш, батюшка уже был, мама договорилась. Завтра опять придёт. Сейчас я понимаю, какая ты молодец, что так рано поняла то, к чему я пришла так поздно, слишком поздно. Жень, – тяжело сглотнула Лариса, заплакав сильнее, – хочу, чтоб ты знал, что я тебя… очень сильно, – «люблю» хотела сказать Лариса, но посмотрев на Надю, произнесла: – любила.
Внезапно у Ларисы началась кровавая рвота, засуетившаяся медсестра позвала врача, ей начали оказывать помощь, и Женя с Надей с тяжелыми чувствами вынуждены были выйти из палаты.
Дважды в день Женя приходил к Ларисе в палату, и подолгу сидел у её кровати. Последними словами, которые он от неё услышал, были: «Прости, что тебе пришлось видеть меня такой…».
Когда Ларисы не стало, Женя настолько замкнулся в себе, что при всех нечастых теперь встречах с Надей почти всё время молчал. Он сильно исхудал, осунулся, приезжал небритым, неопрятным, чужим. Все попытки как-то его успокоить, утешить, развеселить вызывали в лучшем случае лёгкую улыбку. Надежде казалось, что всё это временно, Женя скоро оправится, и уже ничто не помешает им выполнить последний завет умирающей, а именно: быть счастливыми.
Когда в тот самый первый тяжелый в её жизни день Женя сказал ей по телефону, что им нужно поговорить, она ничего не почувствовала;
Она ничего не почувствовала, когда собиралась/выходила/ехала на эту встречу;
Ничего не почувствовала, когда уже при встрече он коснулся её щеки холодными губами.
И только встретившись с его взглядом, она почти дословно прочитала в нём то, что он собирался ей сказать.
– Так и будем стоять? Холодно, может, зайдём куда-то?
– Подожди, я недолго. – Женя тяжело вздохнул, как бы собираясь с силами. – Мы не будем больше встречаться. Я не хочу говорить, что ты очень хорошая девушка, и всё такое, просто… просто не пара мы с тобой. Я вижу, как ты ко мне привязалась, и чтобы не делать тебе больнее…
– Так ты уже сделал. Ты – первый мужчина, которого я полюбила, и что мне теперь с этим делать?
– По крайней мере, я честен с тобой.
– Но ведь Лариса умерла, чего ты боишься?
– Вот именно поэтому я и не могу быть с тобой.
– Подожди, только не говори…
– Да, я понял, что любил её. Если бы она выжила, я бы обязательно на ней женился. Понимаю, звучит глупо и неправдоподобно после всего, что я наговорил ей и о ней, и тем не менее.
– Знаешь, а я сразу почувствовала, что между вами есть какая-то связь, только не могла понять, что это именно то, что ты только что озвучил. Так как ты на неё смотрел, равнодушный человек смотреть не может. Этот взгляд видел только её, и ничего больше. А я что же – оказалась запасным вариантом?
– Нет, Надь, ты мне действительно нравилась, но болезнь и смерть Ларисы открыли мне на многое глаза. Я не смогу быть с тобой. Прости, что так получилось. Мне больше нечего сказать. Береги себя!
Неужели можно было себе представить такой финал отношений? Могла ли Надя предположить, что отношения с Женей закончатся вот так, да и вообще закончатся? Почему счастье так недолговечно и существует ли оно? Может, мы сами себя обманываем, наслаждаемся миражом, а потом, когда этот волшебный поток света рассеивается, наши души чувствуют утрату и пустоту? Мы вкладываем свои силы, желания, энергию в иллюзию, а затем унываем от несбыточности наших ожиданий, их скоротечности и бесследному исчезновению. А, может, нам просто нравиться обманываться, исходя из того, что лучше жить мечтой в несуществующее, чем прозябать среди пустоты и безысходности?!
Надя совсем запуталась, все её мысли выпали в одночасье из причинно-следственного ряда, покрылись пылью хаоса, взорвались мелкими кусочками, и теперь летали в воображении беспорядочным броуновским движением. Она безвольно поддалась этому стремительно увлекающему её «на страну далече» потоку, предоставив ему вынести себя на чужой берег.
9
Евгений уже не мог жить, как раньше. Ему, подобно Теннисону, следовало потерять себя в деятельности, иначе он иссох бы от отчаяния. Теперь, спустя 4 года после смерти Ларисы он открыл и продолжал открывать магазины спортивной одежды в других городах. Работы, заказов, новых сделок, предложений, договоров было столько, что он буквально жил бизнесом, а бизнес жил в нём. Он не знал ни полноценного отдыха, ни семейного уюта, ни банальной эмоциональной разрядки в дружеской компании. Лишь один-два раза в месяц он старался побывать на литургии, находя в ней для себя благодатную подпитку для высохшей души. Только редкие исповеди да сознательно изнуряющая работа держали его «в обойме», заставляя не поддаваться соблазну выхода из таковой системы жизни.
Наверное, мёртвых любить проще, ведь они никогда не ответят грубостью, изменой, предательством, они ни на что не раздражаются, не делают замечаний и всегда молчат. Вокруг них всегда царит тишина и покой, с ними легко и спокойно, и они всегда рядом. Женя повесил в своей гостиной большую фотографию Ларисы, и никак не мог понять, почему при её жизни не хотел её ценить. Он удивлялся, что слова некогда такой примитивной для него песни «Хрустальные цепи» стали столь ценными, но так и не удавалось найти ответа на вопрос, «почему же мы ценим только то, что теряем?»
Он мысленно и вслух признавался ей в любви, делал комплименты, носил на кладбище цветы, заказывал в церкви сорокоусты и панихиды. Ему её не хватало, было больно от воспоминаний о своей грубости, чёрствости, эгоизма. В ней же он помнил только хорошее, ему хотелось навсегда запомнить её доброй, благородной и светлой. Он вовсе не пытался её идеализировать, хорошо знал все её недостатки, однако помнить о них не хотел.
Друзья настойчиво подыскивали ему невест, пытались надеть, наконец, брачные узы, но всё было тщетно, Женя, похоже, всерьёз решил сохранить верность давно умершей и всего лишь гражданской или, учитывая юридическую подоплёку, фактической жене. Всё же в редких случаях им удавалось вытянуть его в какой-нибудь модный клуб, походу описывая эффектные стороны окружающих девиц.
В один из таких вечеров Евгений и встретил уже почти забытую Надежду.
– Жень, слушай, я смотрю, тебя бабы вообще перестали интересовать?
– А ты только сейчас заметил? – с хмурым взглядом произнёс Женя, вертя в руке бокал с клубным пойлом.
– Но ты же понимаешь, что нельзя так.
– Нельзя что?
– Да строить затворника из себя, – включился в разговор ещё один приятель. – Ну, подойди ты к какой-нибудь девушке, познакомься, расслабься.
– Меня это не расслабит.
– Ты попробуй сначала, потом…
– Пробовал, не помогает.
– Не, ну ты вообще не пробивной, может, на охоту взять тебя, рыбалка с таким настроением вряд ли подойдёт.
– Всё сказал?
– Жень, ну чё ты обижаться сразу? Ты ж нормальный мужик, и такая канитель в жизни. Хочется ж помочь как-то.
– Да не надо мне помогать, Никит, тем более как-то. Просто помолчи. Тебе ж не трудно?
– Ладно, как скажешь.
– Слышь, Жек, вон девчонка та глаз з тебя минут десять уже не сводит. Не хочешь подойти?
– Слушай, и ты ещё тут. Плевать мне на всех девок тут вместе взятых. Что ещё не ясно?
– Ну, всё, последний раз. Симпатичная ж девчонка.
– Где? – тут же последовал недовольный вопрос-одолжение.
– Вон за тем столиком, в розовой кофточке.
Приятели не сразу уразумели последовавшую за этим предложением реакцию. Женя резко сорвался и направился к указанному столику.
– Ты что делаешь здесь? – не совсем уважительно обратился он к старой знакомой, изумляясь её мало скромному виду и нахождению в этом заведении.
– И я тоже рада тебя видеть, – роскошно улыбнулась отдалённая тень бывшей Надюши. – Присядешь?
– Вон столик свободный. Пойдём туда лучше.
– Эй, дядя, а ты кто вобще? – полюбопытствовали то ли кавалеры, то ли друзья, то ли, скорее, временные воздыхатели.
– Вот вам сотня, парни, – обнажил Женя перед ними старика Франклина, – расслабляйтесь без неё.
– Да ты крутой мужик, я смотрю, – просверлила девушка взглядом своего «освободителя», как только они присели за свободный столик.
– Рассказывай, что с тобой? Сама-то нравишься себе в зеркале?
– Да, и впрямь крутой. А ты изменился. Наверное, это лицо редко радует окружающих улыбкой, «солнцем, которое прогоняет зиму с лица человеческого». Гюго явно имел в виду не тебя.
– А тебе явно сейчас меньше всего нужна мораль.
– В точку. И не надо этого нытья, мол, как тебе меня жаль, как я могла так низко упасть, как это нехорошо, была такой хорошей милой девочкой.
– Нравится?
– Что – жизнь такая? Да паскудная жизнь, но сколько ж можно плыть против этого течения?!
– И не хочется добраться до источника?
– О, я смотрю, ты тоже любитель афоризмов, как-то не замечала раньше.
– Надь, слушай, я понимаю, что я тебе никто…
– Давай без «но» и без продолжения.
Женя недовольно кивнул, крепко сжав пальцы.
– Как учёба?
– Выгнали из универа.
– И не жалеешь?
– Жалею, но привыкла.
– К мальчикам подкумаренным? Голова не болит по утрам?
– Ревнуешь? – развязно усмехнулась Надя. – Я ж говорю: привыкла.
– То-то я и вижу. Это типа из-за меня так?
– А если из-за тебя, что – на колени станешь, прощения попросишь?
– Надька-Надька, слушай, в магазин ко мне пойдёшь директором?
– А ты так и сам?
– Не пойдёшь, значит.
– Не-а. Нету баб нормальных, да? Спорить не буду. Согласна. Но ведь так же нельзя, – протянула она с ироничным контекстом. – И не будешь рассказывать, что с тобой?.. А со мной не желаешь время провести? Я многому научилась за эти годы. Могу показать.
– Жизнь одна, Надюш, – медленно поднялся Женя, – надеюсь, ты помнишь об этом.
– Убегаешь?
– Не вижу смысла оставаться.
– А в чём видишь? Не, ну я серьёзно.
– В верности однажды избранным идеалам, – зафиксировал Женя взгляд на густо наклеенных ресницах. Затем, не прощаясь, подошел к друзьям.
– Вы ещё будете здесь?
– Ты уходишь, что ли? Один?
– Так надо.
– Жень, ну ты чё?
– Всё, я ушёл, бывайте.
Когда в полпервого ночи на Надином мобильном высветилось имя «Макс», она не обратила внимания на вибрацию, и только на третий трезвон заставила себя ответить.
– Ну что такое? Что ты хочешь?
– Ты в «Панораме»?
– А ты откуда знаешь?
– Сиди на месте. Я уже близко.
– Кто это был? – спросил один из окружавших Надю в полумраке крепких парней.
– Да брату всё неймётся, достал уже со своим контролем.
– Старший?
Надя кивнула.
– А старших надо слушать. Не учили тебя разве?
– Да плевала я и на учёбу, и на учителей.
– Дело хозяйское. Ну что, пойдём, что ли?!
– Сколько?
– Не обидим. Топай давай.
Почти вбежав в эту клоаку разврата, Максим поначалу несколько дезориентировался от резких вспышек света, кальянного дыма и жестких ритмов, музыкой которых назвать было едва ли возможно. Обойдя весь зал, и не заметив в нём сестры, пошел к барной стойке.
– Девушку не видел здесь – маленькая такая, симпатичная, с пирсингом в носу?
– В розовой кофточке? – едва расслышал Максим в этом диком шуме бесстрастный вопрос.
– Да не знаю я, в какой она кофточке. Светлые волосы, длинные, нос тонкий, прямой, серьги большие круглые носит.
– А цвет глаз не помнишь?
– Слушай, ты не шути со мной. Я счас не в том настроении.
– Ладно, вон туда пошла… не одна, – добавил бармен с выразительной гримасой.
Ворвавшись в одну из «тайных комнат», Максим возблагодарил Бога, что Надя, по крайней мере, ещё была одета.
– О, дружище, ну ты даёшь! А я-то думаю, чё это за брат у неё такой резвый? Звонит посреди ночи, переживает, беспокоится.
– Надь, давай вставай, и пойдём отсюда.
– Максим, тебе лучше уйти, – стыдливо заявила сестра, опустив голову.
– Э, нет, братишка, она останется здесь. Правильно я излагаю? – обратился, видимо, главный в этой трио-шайке к остальным.
– Давай вали отсюда, придурок, – подошли к Максиму совсем недружелюбные парни.
– Сколько я должен? – достал брат бумажник.
– Да ничего ты нам не должен. Слышь, закрыл дверь с той стороны, и пошел вон, больше повторять не будем. Две секунды у тебя!
Времени на лучшее решение больше не было. Выстрелив в одного апперкотом, а второго сильно оттолкнув, Максим схватил Надю за руку, и поволок за собой. Быстро оклемавшись, обиженные парни не спешили с погоней, понимая, что этому заступнику-ковбою не поможет теперь даже «Феррари» у входа.
– Макс, ну что ты наделал?
– Помолчи лучше. Говорить будем дома.
– Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
– Ты о себе подумай.
– Мне уже двадцать два года.
– Это в паспорте у тебя две двойки, а по сути единицы. Поэтому пока ты мозги свои загулявшие не проветришь, буду контролировать каждый твой шаг.
– Макс, я тебя люблю.
– Выпила много?
– Совсем чуть-чуть.
– Так, а где такси здесь? – уже на улице вопросил Максим.
– Вон там. Пойдём, – теперь уже Надя увлекла брата за собой.
– Застыли на месте! – громом раздалось позади.
– Так, Надька, садись в то такси, – тихонечко нашептывал брат, – и уезжай отсюда. Всё, не спорь!
– Не старайся, – вразвалочку приближался главный, заблаговременно отправив остальных в тыл. – Девка остаётся. А ты сейчас садишься в то долбаное такси, и без всяких блеяний катишь отсюда.
– Давно не виделись, куколка, – обняли Надю сзади «тыловые крысы».
– Макс, – крикнула сестра.
Брат устремился назад, тут же забыв об ультиматуме.
Не добежав к сестре, Максим тяжело упал на колени хорошо поставленным ударом по почке. В следующие секунды его начали настырно, безответно избивать.
Бросившись с отчаянными криками на одного из бывших «кавалеров», Надежда получила такой удар, что продолжить свою яростную атаку была уже не в состоянии. Качаясь на грязном асфальте от тупой ноющей боли в левой щеке и схватившись за разбитый при падении нос, она не сразу осознала, когда всё закончилось.
Придя, наконец, в себя, Надя подползла к избитому брату, но тот был без сознания. Страшно разбитое, обильно залитое кровью и почти что бесформенное лицо заставило её трясущиеся пальцы провести к шее, однако пульс отсутствовал. Тогда Надя перевела руку к основанию большого пальца кисти, но и здесь лучевая артерия ответила молчанием. Даже ей, недоучившемуся медику, стало ясно, что сомневаться больше не в чем.
ЭПИЛОГ
– Мать Анастасия, а Вы не видели отца Георгия?
– А вон он на лавочке, присел отдохнуть после службы.
– Спаси Господи.
– Как там Сойка, Ольга?
– Сделала укольчик, отдыхает теперь. Матушка, благословите обратиться за советом к отцу Георгию.
– Бог благословит, – перекрестила игуменья молодую монашку, дав поцеловать крест. – Только недолго. Навоз не забудь убрать, соломки подсыпать, коровки чистоту любят.
– Хорошо, матушка, всё сделаю, – радостно улыбнулась насельница, лёгкой чайкой устремившись к утопающей в изумрудных кустах беседке.
– Спасайся, сестра, – встретило её по дороге ласковое обращение одной из монашек.
– Спаси Господь, Варварушка, – улыбнулась Ольга, неудержимым вихрем влетев в беседку.
– Эка, егоза, напугала меня, – насупил брови старенький священник – духовник обители. – Что это ты расшалилась? Небось, у коров своих нрав строптивый переняла?
Отец Георгий пытался натянуть на себя строгую, даже суровую, маску, но Ольга, зная его необыкновенную доброту и увидев эти густые сдвинутые брови, так и прыснула в кулак, тут же, впрочем, извинившись.
– Вот, строптивица, – погрозил он пальцем, – давно епитимью не получала, так я тебе её устрою.
– Батюшка Георгий, родненький…
– Да какой я тебе родненький?! Ишь, раскудахталась.
– Пасха скоро, солнышко вон как греет, вот и настроение у меня хорошее, только мучит меня один вопрос.
– То-то и зрю я, что тебя мучит! – бросил батюшка на монашку строгий взгляд.
– Отец Георгий… – стыдливо потупила последняя глазки.
– Лодочка где твоя, егоза?
– Ой, батюшка, простите, – подставила тут же Ольга ладошки под благословение.
– Бог благословит, – медленно перекрестил духовник повинную голову. – Ну, садись, рассказывай, что тебя мучит.
– Ой, батюшка, приснился мне вчера Максим, брат мой покойный.
– Да что ж я, брата твоего не знаю?! Небось всей обителью молились за упокой его души в селениях праведных.
– Весь в белом, какое-то сияние вокруг, и улыбается, ну точно ангел какой-то. Ничего не говорит, не шевелится, но весь такой яркий-яркий.
– Так что ж мучит-то тебя?
– Ну, я подумала, может, не к добру это, может, плохо ему там?
– Эх, ты, дурёха, прости Господи, – перекрестился отец Георгий широким крестом. – Сон твой к тому, что брат твой ныне в чертогах небесных обретается, вон и весточку послал тебе, чтоб успокоилась, не скорбела душой за душу родную. Отныне молитвенник у тебя на небесах имеется, его черёд сестру свою занозистую вымаливать.
– А я думала…
– Меньше думай. Молись. Чуть тревога нахлынула, тут же крест святой наложи на себя, и – Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешную, Владычице Богородице, вразуми и заступи, святая равноапостольная Ольга, святый мой Ангеле Хранителю, помолитесь Богу Святому обо мне грешной. И ежели с верой так помолишься, тревога и всякое ничтожное помышление тотчас и отступит. Ну, уразумела, строптивица?
– Значит, говорите, хорошо ему там? – с внезапной грустью задумчиво произнесла Ольга.
– Будь уверена, Господь наш Святой взял его к себе. Ведь брат-то твой Максим не просто пострадал за тебя, он жизнь свою положил за сестру свою, не ушел в сторонку, а, как мы знаем с тобой из Священного Писания, «не имеет тот большей любви, как кто душу свою положит за други своя». Кто знает, удалось бы ему спасти душу свою, останься он и дальше в миру, а так молится ныне за тебя, Ольга, утешься сим, а также премудрым промыслом Божьим, лютой смертью дарующему жизнь и доброго ответа на Суде Страшном. Видимо, другого пути не было, чтоб усечь гордыню твою, вразумить и привести к покаянию. Видишь, как Господь наш премудро устрояет. Глядишь, кажется, погибла душа для Царствия Божия, а Господь посылает внезапную смерть, и вернулась душа к покаянию, и покой обрела в святой обители. Ну что, весна-Пасха-солнышко, будет лясы точить, пора и к послушанию.
– Ах, отец Георгий, с Вами говорить, как с источника напиться, – сжала с умилительным выражением Ольга руки на груди, – так и обняла бы Вас.
– Но-но, не забывайся, помни об иноческом звании. Ну, ступай к коровкам своим, небось заждались уже. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, – перекрестил духовник задорную монашку. – Ступай!.. Ишь, стрекоза, – улыбнулся отец Георгий в густую бороду, смотря вослед быстро удаляющейся инокине.
Август-ноябрь 2019 года
Свидетельство о публикации №221081801533