Хозяин

 Это событие произошло совсем недавно, буквально на днях. Старший лейтенант Матвей Синицын, крепкий белобрысый детина двадцати четырех лет, только что окончил нести боевое дежурство в одной из частей войск ПВО России. Было начало апреля. Здесь на крайнем севере, это как февраль в Подмосковье: невысокое солнце, днем температура минус пятнадцать, а ночью опускается до тридцати.
 Пока Матвей доплелся от остановки до дома, здорово продрог, а потому к усталости добавилась злость от мыслей о службе и одиночестве. Кореш и сослуживец,  с  которым Матвей делил комнату в деревянном общежитии, был его постоянным сменщиком и посему они виделись  редко.
 Вот и сейчас старлей без особого энтузиазма разогрел ужин, приготовленный заступившим на боевое дежурство товарищем. Место, где ему приходилось нести   службу   жуткая дыра. Не с кем даже выпить по стакану, чтобы залить спиртным неуемную  тягу к женскому полу.
        Так и залег Синицын спать, вспоминая матерным словом никому не нужную службу за идею…
 
        Во сне ему приснилась Татьяна, та самая,  черноволосая смуглянка, ставшая для него первой и единственной дамой посвятившей в таинство любви. Вот и сейчас они были вместе. Он ощущал как эрегированный «ствол» его оружия пульсировал  в ней, а она стонала и прижималась к нему в такт движениям. Вот-вот наступит момент и  они достигнут пика наслаждения…
 
        Дверь застонала, от  сильных толчков. Кто-то желал немедленно видеть Синицына.
        «Сука! Убью!» – пронеслось в его напряженном от эротических сцен мозгу.
 За дверью снова послышался шум, а затем старлей почувствовал и запах осыпавшейся штукатурки. Он  взял лежавший на прикроватной тумбочке ПМ и, передернув затвор, откинул  крючок, запирающий дверь изнутри. Лампочка  в коридоре не горела…
        «Светло, как у негра в ж… Уроды «куски» все лампочки потырили», – констатировал старлей.
        – Синицын,  какого рожна ты ствол в оружейку не сдал? – где-то у самого пола, как из преисподней, послышался голос и на него дохнули  перегаром.
        – Пить будешь? – спросило поднявшееся на нижние конечности тело.
        – Если угощаешь, буду. Заходи Колян. – Хозяин включил свет в комнате.
        Начпродсклада, всеми любимый прапор, с редкостной  фамилией Дудура, ввалил в комнату с литрухой спирта и арсеналом охотничьего оружия. В комнате сразу стало тесно от жизнедеятельности Коляна. Пока Матвей натягивал исподнее, прапор налил по стопке спирта и разломал единственное яблоко.
 Второпях проглотив спиртягу и занюхав  ароматным фруктом, кусок озвучил цель визита:
        – Короче, Белек, – так любезно окрестили Синицына кореша, – слухай сюда. Сегодня на заре идем  бурого валить. К нам плановый проверяющий едет. А что командир части ответит на его вопрос, куда мы три тоны спирта за зиму дели???  Вот и будет он с ним гешефт делать: ему шкура – нам спирт и закуска. Поведут нас поморы. Они знают, где медвежьи зимовки.
        «Охота на медведя, это вообще идея «космос». Ну что я про такое знаю? – размышлял Матвей. – Видел пару раз в зоопарке груду свалявшейся шерсти со взглядом живого покойника...  А здесь местные его уважительно «Хозяином» зовут.  Видать не за просто так».
        – Слышь, Колян, стремно как-то!
 Не отвечая на реплику Синицына, прапор налил в стаканы по второй, и они залпом опрокинули спирт в рот. Пока занюхивали и заедали остатком яблока, ответ пришел сам собой. Ну, кто ж не хочет стать Рембо!
        – На, держи артиллерию! – довольный быстрой вербовкой рекрута, Дудура протянул Матвею вертикалку с патронташем.
        – Пули итальянские «Диабло», по-нашему дьявол. Слона запросто валят. Но ты не ссы, не мы на передовой будем. Ты капитана Хасанова из разведроты знаешь?
– Угу.
– Так вот он с СВДэшки его кончать будет. Требуется маленькая дырка, прямо в сердце бить надо, потому винтовка с оптикой нужна. А мы с тобой так, группа поддержки.
 
        В начало четвертого вся команда собралась в кунге ГАЗ 66го и вовсю разминалась горючей жидкостью. Предстоящий промысел на медведя в течение времени «два по сто», сплотил мужиков в «пьяный отрядик». Синицын почти никого из охотников не знал. Зато прапор Дудура знал всех, в том числе и двух поморов,  говоривших по-русски на уровне  двухлетних детей. Это был дед поморщенный, как член Тутанхомона и его сын с кругляком твердого сыра вместо лица. Пили все, а капитан с физиономией пропойцы в десятом колене – больше всех. Он так «нажрался», что сдуру мог легко всадить пулю в лоб кому угодно, потому прапор предусмотрительно забрал у него из обоймы все патроны.
 Группу  в очередной раз  хорошенько тряхнуло на ухабе, и машина остановилась. Двигатель заглох, проявив хрустальную тишину морозного утра. Охотники спешились. Пробираясь следом за поморами через густой подлесок и метровые сугробы в поисках трофея, Синицын и Дудура прокляли и проверяющего, и всех медведей севера вместе взятых. После двух часов выматывающего перехода «Тутанхамон» обозначил финал.
        Спирт выветрился вместе с потом, промочившим  нижнее бельё. Охая и кашляя охотники, все, кроме поморов, повалились в снег. Дед жестами приказал всем захлопнуть пасти, а сам одним ударом небольшого топорика срубил березку и в считанные секунды смастерил из нее посох.  Взобравшись на какой-то холм, стал тыкать  березовый дрын в дырку на его верхушке.
        «Ага, похоже это и есть мишкин дом, где он всю зиму лапу и миньетирует!» –  сообразил Синицын.
        От этих мыслей в его организме случился спазм, охвативший все нутро, вплоть до паха. Невыносимо захотелось  сходить и помаленьку, и по-большому одновременно. Матвей не удержался и сиганул за сосну. А в это время «Большой кусок сыра» на ломаном русском пояснял киллеру:
        – Твоя стоять здеся. Моя палка хозяин спать не давать. Когда лапы поднимать на тебя идет, твоя сердце один раз стрелять!
        – Да какого хера ты меня тут лечишь! – промычал бухой капитан. – Дед, дрочи мудака, давай кончай скорей! – скинув правую варежку, и передернув затвор «Терминатор» прильнул к прицелу и расставил ноги.
        «Ну вылитый Шварц Нигер!» – промелькнуло в похмельном мозгу, у засевшего за сосной Синицына.
        Сын забрал жердь у отца и пуще прежнего расходился мотыляль дрыном в разные стороны… И тут началось! Дикий рев  огласил лес. Взметнулся фонтан снега, прошлогодней листвы и веток.  В воздух взлетел и «Тутанхамон» и сынок с жердью в руках… Перед глазами офигевших охотников нарисовалась трехметровая глыба разъяренных мышц. Шерсть дыбом, желто-коричневые клычары длинной со штыкнож, а из пасти парующая вонища и рев, от которого с  елей посыпался снег…
        И тут к медвежьему реву добавились крики разведчика:
        –  Какая падла патроны слямзила?! Убью, подонка! –  схватив винтовку за ствол, он со всей дури  перетянул косолапого по морде…
 Оптика в сторону, приклад в щепки, «Хозяин» в ступоре. Видать впервые так весну встречает...
 Киллер,  вопя громче медведя, сообщил  залегшим в снегу, что ему кирдык, и рванул к сосне. Именно к той, за которой Синицын и Дудура, обезумевшие от увиденного, вжимались в испачканный испражнениями снег, стараясь таким образом напрочь скрыть человеческий дух!
        Где капитан проходил подготовку по скоростному лазанию за кокосами, осталось тайной. Однако он вбежал на самый верх дерева быстрее бабуина! Вот теперь топтыгин и очухался. В один прыжок он оказался у ствола. Но взбираться за обидчиком  не стал. Со звериным остервенением силач пустился трясти ствол, отрывая от него когтями и зубами клочья коры. Такое чувство, что перед тем, как порвать возмутителя сна на запчасти, мишка себя заводил. Он рычал, выпуская клубы пара, разгребал снег и готовился к решительной схватке, с позорно покинувшим поле поединка  человеком.
 – На-а-ам пи-и-пец… Улизнуть не-е-е удастся… К-к-кранты… – заикаясь проскулил на ухо Синицыну прапор, совершенно забыв про ружья, и быстрее ящерицы, прячущейся в бархане,  закопался в снег…
        Мозг лейтенанта кипел, выбрызгивая инфу:
        «Куда тут на хер  убежишь! Топтыга  по лесу быстрее кроссовера рулит».
А медведь продолжал сотрясать ствол. В какой-то момент вверху раздался треск. К нему присоединился нечеловеческий крик, сравнимый с ревом взлетающего истребителя. Звук форсажных камер материализовался  в виде падающего капитана Хасанова. Новоявленный “Гастелло” спикировал на хребет косолапому. Небывалой силы удар повалил медведя  мордой в снег. Второй раз за утро «хозяин» пережил потрясение… Охотники затаились. Казалось все в мире остановилось, и только бешено колотящиеся сердца говорили о том, что жизнь есть на планете. И тут произошло нечто  неожиданное. Медведь, издав странный звук, сильно напоминающий: «Да пошли вы !» рванул на четырех в чащу, круша все на своем пути.
        Даже поморы не могли поверить своему спасению. Немного придя в себя, все собрались, как оказалось, над живым капитаном. Разведчик Хасанов и огромная ветка представляли собой одно целое, так как он до синевы в пальцах вцепился в нее.
        – Слава богу, живой! – выпалил прапор. – Хрен с ним с медведем! – затем Дудура помахал ладошкой перед лицом разведчика и  добавил. – Глянь какое у кэпа лицо! Глаза выпучил, словно у него  «Джавелин» в жопе застрял.
 А глаза у разведчика и впрямь были выпученные и взгляд застывший. Вместо шкуры медведя на волокуше тащили Хасанова. Ветку в его руках обрезали, оставив только кусок, в который он намертво вцепился. Так и внесли бедолагу в теплушку.
 Поначалу ехали, молча, а чего было говорить.  Вскоре, от тепла одежда пообтаяла и  по кунгу стала распространяться вонь, похлеще чем у мишки в берлоге. Прапор стал принюхиваться и, обнаружив источник смрада, глубокомысленно изрек:
        – Это у разведчика "Джавелин" в жопе рванул...