Мелочи жизни

    – Ну что, милый, увидимся вечером? – нежно проворковала Марина, целуя мужа.

    – Если я до того времени не умру, – совсем невесело бросил Паша.

    – Любимый, от этого не умирают, – ещё нежнее заметила супруга, ласково поглаживая небритую щеку Павла, – от этого всего лишь сходят с ума.

    Сегодня глава семейства должен был совершить подвиг – остаться на целый день с пятилетним сыном, что, учитывая буйный характер последнего или, как принято сегодня говорить, гиперактивность, приравнивалось к двум сменам на металлургическом комбинате.

    Сейчас часы показывали только восемь.

    Славка должен был вот-вот проснуться, а любимая жена вот-вот переступить порог этого пока такого тихого уютного дома.

    Выражение Пашиного лица было настолько грустным, будто Марина собралась в длительную командировку. Она стояла уже одетой и обутой, положив точеную руку в элегантной кожаной перчатке на ручку входной двери. Её терзающе привлекательный внешний вид нагнал на Павла ещё большую грусть.

    – Пашка, у тебя такой вид, будто ты на эшафот собрался. Где улыбка?

    – Появится, когда наш маленький Робинзон проснётся, – с явной печалью в голосе произнес муж.

    – А ты, значит, будешь его Пятницей? – у жены вид был гораздо оптимистичней.

    – А у меня есть выбор?

    – Вот, мужики, – Марина с лукавым огоньком в глазах подошла к мужу, – ничего нельзя доверить.

    Учащенно дыша, Паша заметно приободрился, вот только ненадолго. Проснулось
его любимое чадо.   

    – Ну, что, милый Пятница, спеши к своему Робинзону.

    Супруга одарила мужа последним роскошным поцелуем, и со словами: «Не скучай!» – издевательски обворожительно улыбнулась, и выпорхнула из дома.

    Когда дверь за женой захлопнулась, Павел подумал, что это... конец, за которым следует страшно многообещающее начало.

    – Доблое утло, па! – громко произнёс только что проснувшийся малыш, подбегая к отцу.

    – Доброе, – таким тоном, будто увидел орудие казни, ответил папа.

    – Я хоцю кусать, – без всяких церемоний заявило чадо.

    Паша посмотрел на часы. «8:15. Всего-навсего…»

    – Иди умывайся, а я приготовлю завтрак. 

    – Холосо.

    – Ты уже в ванной? – донёсся из кухни Пашин голос.

    Вместо ответа отец услышал барабанную дробь.

    Здесь стоит сказать о совсем недавно подаренном Славке барабане. Внешне он выглядел достаточно прочным и долговечным. Но это только внешне. На самом деле Славка пробил… или даже не так… прорубил плёнку в этом казавшемся столь неуязвимым барабане всего(!) за один день, причём с обеих сторон. Славка не просто бил в барабан палочками, сломавшимися в течение какого-то часа. Он, видимо, отнёсся к барабану, как к огромному гвоздю, который следует во что бы то ни стало забить! И вы знаете, это ему удалось. Этот самый «гвоздь» он не просто забил, а забил по самое некуда.

    Порванный барабан вызвал у Славки вполне объяснимую истерику.

    Вы слышали когда-нибудь звуки спешащей на вызов пожарной машины? Вот что-то подобное услышал Павел после того, как разорвалась… прошу прощения… прорубилась вторая сторона барабана.

    Что оставалось делать отцу? Немедленно ремонтировать. Плёнка была заменена жестью, аккуратно скреплённой с барабанной основой маленькими винтиками. В общем, Павел остался доволен результатом кропотливой работы. Его лицо сияло ярче апрельского солнца. Но, увы! Солнце светило всего лишь два неполных дня, затем его лучи померкли, и оно затянулось грозовыми тучами…

    Жесть постигла та же участь. Маленький молоточек в Славкиных энергичных руках работал, как швейцарский часовой механизм – чётко и непрерывно.

    Павел твёрдо решил не сдаваться, и приделал к барабану тонкий лист железа. И всё бы ничего, если бы Славка не притащил из гаража теперь уже НЕ игрушечный молоток.

    И вот сейчас этот молоток «принял решение» разрушить папе мозг до самого основания, звуки которого были сравнимы разве что с ударами 120- килограммового кузнеца пудовой кувалдой по наковальне. Вся разница лишь в том, что кузнец во время работы хоть какое-то время отдыхает. Славка же «работал», как батарейка «DURACELL». Наверно, компания «Gillette», выпуская такие батарейки, за пример берёт подобных Славке сверхэнергичных «монстров», которые «приводят мечты в движение».

    – Послушай, сын, – Пашин вид говорил о том, что он готов пожертвовать своими многочасовыми кропотливыми усилиями, – либо ты идешь умываться, либо этот… – Паша сделал нечеловеческое напряжение воли, – барабан превратится в летающую тарелку.

    Было ещё слишком рано, поэтому Славка не пререкался.

    Умывшись, и даже (это что-то неимоверное!) причесавшись, маленькое «чудо» принялось за молочную кашу. Но опять-таки незадача. Паша не отличался кулинарными, а Славка – поедающими способностями. Как там в рекламе «M&Ms»: «Тают во рту, а не в руках?» У Славки всё с точностью до наоборот. Сначала тает в руках, затем в буквальном смысле каплями перетекает в ротовое, так сказать, отверстие.

    На часах – ровно девять. За окном идёт снег, температура воздуха – –5, мир застыл в ожидании Рождества. Казалось бы, живи да радуйся. И Славке действительно радостно, а вот его папе…

    – Сла-ва, – внимательно наблюдая за сыном, протяжно произносит отец, – помни о барабане.

    – Сто ты говолис? – увлёкшись потреблением «капель», Слава невнимательно слушает отца.

    – Memento mori, дитя моё, – загадочным полушепотом отвечает Павел.

    – И сто это знацит?

    – А это знать тебе ни к чему.

    Да-а, умей Славка читать мысли, что бы он подумал об отце?..

    К 9.30 каша каким-то образом всё же перекочевала в Славкин рот.

    – Так, где мой цяй? – упёршись локтями в стол, спросил «киндер», опрокинув на пол тарелку.

    На этот раз Пашка уже не сдержался. Его выстраданную грудь взорвал крик, похожий на клич Тарзана, которым он созывал зверей. Соседи привыкли к «музыке джунглей», поэтому реагировали на Пашины нервные срывы относительно спокойно, хотя иногда и звонили в дверь с не очень лестными замечаниями.

    Когда «пар» вышел, Павел налил сыну чай, себе – валерьянку, и в изнеможении опустился на табурет.

    Между тем, часы показывали только десять. До «спасения» было ещё далеко, а, учитывая то, что Марина любила после работы зайти в магазин/супермаркет/универмаг/парикмахерскую, то «путь ко спасению» становился всё безнадёжней и необозримей.   


    Приближалось Рождество. Ёлка уже давно подпирала своей вершиной белоснежный потолок, яркие игрушки наполняли сердце радостью и праздничным покоем, подарки были готовы, оставалось только починить электрическую гирлянду, внезапно переставшую работать. Было это дело Славкиных рук или нет, – неизвестно. Следы своих «преступлений» он скрывал самым тщательным образом.

    Быстро помыв посуду, Паша отправил милое чадо складывать конструктор, и принялся за гирлянду. Сняв её, он обнаружил, что проблема в рассоединившихся контактах. С помощью паяльника эта проблема решалась в течение считанных секунд. Но это, если ты один. А когда рядом с тобой находится непредсказуемое явление природы под названием «ураган», опасаться следует и малейшего ветерка. Славка-«ураган» обладал способностью направлять силу своего сокрушительного дыхания с самой что ни на есть неожиданной позиции, поэтому ни в коем случае нельзя было себе позволить не только расслабиться, но и дышать с чувством контроля. Если же ты умудрялся забыть об этом самом контроле, то...

    – Па-па-а, ляви-и-и...

    Этот душераздирающий вопль заставил Павла, внимательно рассматривающего на кухонном столе упомянутую гирлянду, одновременно и вздрогнуть от испуга, и проявить завидную реакцию. Когда в направлении его перепуганных очей полетел артиллерийский снаряд в виде баскетбольного мяча, той скорости, с которой его голова шатнулась в сторону, могли позавидовать лучшие боксёры мира. Рой Джонс, увидев такое мастерство, наверное, лопнул бы от зависти.

    В тот момент, когда мяч столкнулся с преградой в виде холодильника, Пашу трусонуло от невероятного грохота. Тем не менее он каким-то неподвластным разуму чудом сумел поймать это скоростное ядро при возвращении «на исходную».

    – Уля-а, уля-а-а, папка поймал мяцик. Молодець, молодець...

    Славка бегал вокруг отца, поздравляя с искусной сноровкой. Только вот радости это бурное ликование «победителю» не принесло. Руки у него дрожали, а глаза изображали глубокую тоску и усталость. Таким взглядом верный домашний пёс смотрит на хозяина, второй день подряд забывающего его накормить.

    Когда Паша представил, во что бы превратился его нос, достигни эта торпеда своей коварной цели, из далёких глубин его столь слабо терпеливого сердца начала подниматься раскалённая лава, всей своей мощью готова излиться на поверхность Славкиной головы. Но в ту минуту, когда этот огненно-жидкий расплав уже готов был выплеснуться наружу, Пашино лицо поверглось в ещё больший испуг. 

    В руках любимого сынули дымился раскалённый паяльник, причём скорость размаха этого инструмента обличала жгучее желание его держателя основательно что-то припаять.

    Хорошо зная сыночка, отец не питал лишних иллюзий. Именно поэтому инстинкт самосохранения заставил Павла напрячь каждый мускул, каждую черточку своего перепуганного тела.

    – Славка, дай сюда паяльник, – с написанной на лбу огромными буквами тревогой произнёс Паша. – Это не шутки.

    – Засьцисьця-я-йся-я, – с воинственным задором, которому удивились бы самые дикие племена, выкрикнул малец.

    В следующую секунду сын уже наступал на отца, и страшные гримасы, изображавшиеся на грозном обличье, не предвещали ничего хорошего.

    Павлу пришлось вспоминать все возможные – и невозможные – правила обороны против вооруженного противника. Вероятно, сейчас в его душе обитали те же чувства, что и в загнанной в угол рассвирепевшим котом мыши. Нелегко ощущать себя маленькой серой зверушкой – но что поделаешь?!

    К счастью для «мыши», вилка от паяльного шнура выдернулась из розетки, «вооруженный противник» на секунду зазевался, и в то же мгновение был эффектно обезврежен.

    – Не-ет, – спустя несколько минут придя в себя, с натугой протянул Павел, обращаясь к сыну, – ты не Вождь Краснокожих, ты просто какая-то многоголовая гидра. Лернейское чудовище в сравнении с тобой – жалкая змейка.

    – Па, ну сколько мозно лазлагольствовать? Я хоцю иглать, – жалобно промямлил сыночек.

    – Да-а, играть... – с философской интонацией произнёс Паша. – Неделя таких игр – и койка в дурдоме обеспечена. Это гарантия. Только вот где спокойней и безопасней – с тобой или там? – это ещё вопрос.

    Паша с надеждой посмотрел на часы. Стрелки циферблата показывали всего 10.50. «Как же медленно идёт время. Где ж взять этих сил до вечера? Хороший отдых, ничего не скажешь. Да лучше по двойным сменам работать. Хотя бы психику сохранишь».

    – Так, Чингачгук, одевайся, пойдём на улицу.   

    – Пли одном ушловии, – взметнув вверх указательный палец, заявил «индеец».

    В ответ папа так скрежетнул зубами, что Славка невольно взялся за уши.

    – Снацяла мы сыглаем в плятки. Иди пляцься, – последовала команда.

    Скрежет повторился, только уже с более глухим оттенком.

    «Сыщик» пошел на кухню отсчитывать время, а у Паши не было ни сил, ни желания выдумывать сложные математические решения, и он просто спрятался за диваном.

    Прошло два часа… ну, не то, чтобы два, но минут двадцать точно. Славка давно перестал считать, звуки кухни напоминали африканскую пустыню, а кровообращение в Пашином теле как будто остановилось. Ноги затекли, голова клонилась «на покой», а «сыщик» всё не появлялся.

    С одной стороны, Павел мог наслаждаться минутами благодатной тишины, а с другой – не в позе же ползущей черепахи, боящейся нападения ягуара.

    Прошел ещё один час… ну, не час, минут десять, пустыня своим бесконечным пластом продолжала покрывать всё пространство квартиры. Такого долгого беззвучия Паша припомнить не мог. «Черепахе» надоело, глухо затаившись, ожидать нападения, и «она» начала медленно выползать из своего логова. Опасливо лавируя среди сложнейших форм рельефа в виде детской лошадки, маленьких и больших мячей, несчетного количества машинок, солдатиков, деталей конструктора, кубиков, карандашей, фломастеров, пистолетов и других элементов ландшафта, измененного хозяйственной деятельностью маленького варвара, «она» достигла двери, выпрямила длиннющие ноги, усилив тем самым давно пережатое кровообращение, и заглянула в щелочку.

    То ли наш «охотник за черепахами» только этого и выжидал, то ли это обычное стечение обстоятельств, но именно в ту секунду, когда «черепашья голова» приложилась к слегка приоткрытой двери, последняя резко распахнулась с такой силой, как будто в неё на полной скорости въехал БТР.

    Последствия следующей наступившей секунды были ужасны.

    От силы и непредвиденности этого сокрушительного удара нашу «многострадальную черепаху» жестко отбросило назад, «она» потеряла равновесие, натолкнувшись на большой резиновый мяч, и…

    Паша никогда не занимался боевыми единоборствами, поэтому правильно падать не умел. Когда он всё же упал, то это был звук не упавшего тела, это был звук упавшей по меньшей мере с сорокаметровой высоты двухпудовой гири. Но для тренированного уха Славки это было всего лишь хлопушечным выстрелом. В следующую секунду он уже сидел на слегка качающемся от боли отце, и, балансирую на его животе, как на лошадином седле, выкрикивал во всю мощь своих детских лёгких: «Я тибя побебиль, побебиль, побебиль». С каждым словом Славка подпрыгивал, всё больше усиливая эффект скачущей лошади.

    С утра Павел был бодрым и свежим, как лёгкий морской бриз, но спустя вот уже каких-то три с половиной часа лицо его обрело вид только что использованной мочалки, а движения напоминали вьючного мула после дня каторжной работы.

    – Ох, сына-сына, ты не ребёнок, ты… джунгарский хомяк с характером тигра… пчёлка-колибри с повадками ястреба… окунь с пастью акулы… гусеница с хваткой варана, – Паша вспоминал самые интересные эпизоды из канала «Discovery». – Встреча со смертью в сравнении с тобой – счастливое событие. Ну, ты хоть встанешь с меня?

    Когда «лошадь» встала, наконец, на обе ноги, «ей» показалось, что хребет у «неё» сломан, в голове будто взорвалось несколько петард, а голос звучал с каким-то металлическим дребезжанием.

    «Рокот металлических струн» какое-то время раздавался среди сложной рельефной местности, а маленький дикарь тем временем прищуренным взглядом осматривал окружающую среду, выдумывая новые приключенческие идеи.


    Между тем, часы показывали только полдень.

    До полной победы оставалось ещё так много. «Доживу ли?» – с чувством обречённости подумал Павел.

    – Так! – Пашин голос вдруг зазвучал сталью, – сейчас очень быстро одеваешься, идём на улицу, потом обедаем, и спать. Всё ясно?

    Славка понял, что отец дошел до кондиции, поэтому лишь покорно кивнул.

    И ведь что за дети? Как они умудряются из диких кошек превращаться в тихих голубей, лично мне непонятно. Непонятно, но факт!

    Славка так быстро собрался, что у Паши аж улыбка засияла на лице. В эту минуту он готов был исполнить любой сыновний каприз. Собственно, на это и был расчёт. Так кобра, на время притаившись, хладнокровно следит за своей жертвой, затем в подходящий момент умерщвляет её укусом, впрыскивая в тело сильнейший яд.

    Сейчас же «кобра» заняла выжидательную позицию, ничем не обнаруживая коварных замыслов.


    На часах – пятнадцать минут первого.

    Павел после всего пережитого, чуть покачиваясь, с трудом натягивает на себя куртку и шапку, поправляет одежду на Славке. Через несколько секунд отец с сыном выйдут на прогулку.

    Что готовит Павлу коварная судьба?..

    Что ожидает его по ту сторону двери?..

    Хватит ли ему сил вынести убийственные удары грядущего?..

    Как обмануть не ведущее провиденье?..

    Этого пока не знает никто!
   

    12.30. Засыпанная снегом улица…

    Редко пролетающие снежинки немножко отрезвляют изнемогшего отца. Он, как маленький ребёнок, радуется свежему дыханию январского ветра, морозной чистоте, скорому приходу светлого праздника. Взяв сына за руку, отец гуляет с ним по заснеженным аллейкам. Пушистый снег приятно щекочет Славкино лицо, и он невольно касается его шерстяной варежкой. Мимо пробегают озябшие собачки, под крышами ёжатся голуби, греются на ветках воробьи.

    Вокруг тихо и благодатно. Но два острых глаза из-под толстой меховой шапки подробно и основательно обдумывают свои иезуитские намерения…


    Итак, киевское время 13 часов 22 минуты.

    Двое «мужчин» заходят в заметённый снегом подъезд, поднимаются по ступенькам, нажимают кнопку лифта. Ну а далее «затаившаяся кобра» переходит в наступление.

    – Пап, а поцему снег с неба летает?

    Тут надо заметить, что Паша изначально подготовился к этому вопросу, а детский портал «Почемучка-природа» его основательно подковал. Как же он ждал этого вопроса, и благосклонная доля вознаградила своего многотерпеливого счастливца.

    – Дело в том, что нагреваемая солнечными лучами вода рек, озёр и морей постоянно испаряется, частички водяного пара поднимаются вверх и из них образуются облака. Очень высоко, в верхних слоях атмосферы Земли холодно и капельки пара замерзают, превращаясь в кристаллики льда. По отдельности эти кристаллики очень маленькие, они легче воздуха, но постепенно они слипаются и превращаются в уже более тяжёлые снежинки. Когда снежинки становятся тяжелее воздуха, они падают на поверхность Земли и в холодное время года просто не успевают растаять во время падения. Вот почему идёт снег, – прям как научный сотрудник из исследовательского института, назидательно закончил Паша.

    Такой выходки «кобра» явно не ожидала, нелепо открыв рот от непредвиденной контратаки. А желанная «добыча» на сей раз праздновала триумф.

    – Па, ну, ты миня удивиль, – плохо приходя в себя после блистательного отцовского монолога, раздевался Славка в прихожей.

    – Мыть руки и переодеваться, – полный сил после спокойной прогулки, с энергичной бодростью обратился Павел к сыну. – А я грею суп. И никаких но! – заметив Славкино колебание, добавил Паша. – Не надо портить папе настроение, не надо…

    В следующее мгновение Павел уже гремел на кухне, громко вспоминая репертуар уважаемого Владимира Семёновича. Под «конями привередливыми», вероятно, имелся в виду во множественном числе его ненаглядный «Energizer». Паша так завывал, растягивая в два раза больше нужного слова, будто только что иссушил до дна чашечку смолы пуэра, а заодно прошел сеанс восстановительного тонизирующего массажа.

    Его лёгкие музыкальные импровизации разом оборвались под страшным грохотом. Если бы Паша жил где-нибудь в альпийском домике, он бы с ужасом подумал о схождении гигантской лавины.   

    Выбежав в коридор с перекошенным от испуга лицом, Паша увидел Славку лежащим на полу с перекошенным от боли лицом. В следующее мгновение раздался такой оглушительный верезг, что, если бы в XII веке до н. э. наш маленький герой воевал на стороне троянцев, коварные ахейцы ни за что бы не захватили Трою. Не то, что десять лет, их осада не продержалась бы и одного дня, услышь они этот неистовый визг. Они бы просто разбежались в панике. Кто знает, может быть, героическая Троя стояла бы до сих пор?..   

    – Слава, сынуля, что произошло?

    Вместо ответа Паша услышал ещё более отчаянный вой, в сравнении с которым завывание голодной волчьей стаи – не более чем тихое гудение ветра.

    – Сынок, ты упал? – Паша всё пытался в этом «кричащем лабиринте» добиться хоть одной короткой реплики.

    Как известно, дети начинают плакать, кричать ещё громче, когда чувствуют, что их жалеют. Славка решил задействовать этот факт с максимальной пользой.

    Интенсивность шума реактивного самолёта равна 130 децибелам, но если бы он пролетел сейчас мимо дома, то совсем неизвестно, кто бы кого заглушил.

    Как оказалось, Славка полез за запрещёнными конфетами, лежащими в верхней антресоли шкафа. Антресоль неплотно соприкасалась с потолком, поэтому, когда этот Шустрый Змей подставил к шкафу стул, открыл пенал и залез на него, в это самое мгновение до Пашиного слуха и долетел «шум схождения лавины». Шкаф резко накренился, и вместе с прытким индейцем рухнул на пол, а злополучная антресоль «мягко» приземлилась на его горемычную голову.

    – Па-а-пка-а-а… – только и вырвалось у Славки вместе с громадной гулемахой, вызвавшей у не хотящего смеяться над сыном отца плохо сдерживаемые слёзы.

    Павел положил сына на диван, сделал из кусочков льда два компресса (надо ж прийти в себя), и приложил их на две бедолажные головы.

    Какое-то время заигравшиеся викинги лежали, не шевелясь, поочередно вздыхая.

    Посмотрев на часы, Паша со скорбной тоской подумал, что ещё всё так же далеко…

    – Сына, скажи мне: почему так медленно течёт время? Как мне продержаться до вечера? – вопросы – от всего пережитого – произносились совсем уж неторопливо. – Что мне с тобой делать? Как выдержать?

    – Па, зацем ты задаёс мне столько воплосов? – сын говорил ещё медленней отца. – Лазве не видис, сто я ланен, и мне оцень тязело?

    – О-ой, – глубоко вздохнул Паша, – знал бы ты, как мне тяжело. А твоя мама придёт, ох, – в этом слове отразилась жуткая душевная боль, – как не скоро.

    – Хоть мама миня позалеет. От тибя не доздёсся.

    – Ну, вот, приехали.

    – Никуда мы не плиехали. Мы есьцьо в пуци.

    – Я вот думаю, кем ты будешь, когда вырастишь: барабанщиком, или мясником?

    – Я буду компьютелным гением.

    – Это ж надо, слово какое придумал.

    – Я не плидумал, я услысал. Так сто мозес со мной не сполить.

    – Слушай, Слава, – Паша привстал на диване, – тебе ничего не пахнет.

    – Не-ет, – с зажмуренными глазами протянуло чадо, – мне воняет.

    – Йо… – чуть не вырвалось у Паши, – я же суп не выключил.

    Со скоростью болида Павел сиганул на кухню, но… слишком поздно. По сравнению с цветом пригоревшей кастрюли, вороново крыло имеет цвет ванили, ну, или, по крайне мере, молочного шоколада.

    Итак, плита залита теперь уже, мягко скажем, НЕ вкусным супом, кастрюля чернее самого черного негра, пожарным дымом заполнено всё пространство когда-то, к сожалению, такой светлой и уютной кухни…


    – Сына, может, яишенки поджарить тебе? – вконец потерянный голос раздался у сыновнего изголовья.

    – Поджаль, – последовал не менее потерянный ответ.

    – Ты как хоть, нормально?

    – Телпимо, – потерянность заменила героичная хладнокровность.


    14.50. Кухня. «Туман» рассеялся, на сковороде дымится ароматная яичница, с холодильника достаются кислые огурцы и кетчуп, нарезается хлеб. Павел каждую минуту смотрит на часы, пытаясь ускорить бег томительного времени.

    – Ну как, вкусно? – спросил Паша у «рубящего» дымящуюся яичницу храброго отпрыска.

    – Ты знаес, а ницьо так, мне нлавится.

    – Ещё бы не нравилось. Кто готовил? – от удовольствия у Павла заиграла на лице выразительная улыбка.

    – Мастел готовил. Мама будет тобой довойна.

    – Ну, ладно, распелся. Сейчас только выпьем какао, и…

    – …в юю.

    – Не в юю, а в люлю.

    – Да какая лазница. Ты зе миня плекласно понимаес.

    – Я-то понимаю, а вот кто-то другой…

    – Ох, мне эци нлавоуцения, – завздыхал Славка, по-быстрому выпил своё какао и, держась за не уменьшающуюся багровую шишку, поплёлся в комнату.

    Когда, прибрав на кухне, Паша зашел в гостиную, Славка мирно сопел, прикрыв пальцами трудно заработанный «бонус». Видимо, героическое столкновение с антресолью умерило его воинственный пыл.

    16.00. «Ну, – подумал Пашка, – пока встану, туда-сюда…»

    В общем, осторожно улёгшись возле сына, на свою беду он заснул.   

    Много ли, мало ли прошло времени, того никто не ведает. Но только времени этого Славке вполне хватило, чтобы сделать любимому отцу «модную» стрижку.

    – Вот эт я дал, – зачуханный после позднего послеобеденного сна и «щегольской» стрижки сонно промямлил папа, – 17.40. Эх, жизнь прекрасна! – Пашка сладко потянулся на диване. – Правда, сынок?

    Славка больше уже не мог терпеть, и неожиданно прыснул заливным смехом при виде этого навороченного полубокса.

    – Что смеешься? – заулыбался и себе отец. – Смешной у меня вид? Ничё, сейчас папка умоется, – начал он неохотно сползать с дивана.

    – Мозес не умываца, – продолжал хохотать шкодник, – ты и так класивый.

    Павел не послушал сына, но то ли умывался при не включенном свете, то ли сон окончательно не отпустил, то ли настроение было фантастическим в предвкушении прихода драгоценной супруги, – нового стиля на голове он не заметил.


    Марина пришла в полвосьмого.

    После отцовского сна Славка опять принял образ затаившейся кобры. Он внимательно выслушал сказку, помог почистить картошку, накрыть на стол, внимание! – подмести на кухне. «Устал», – удовлетворённо улыбаясь, подумал Паша, дивясь Славкиному спокойствию.

    На сковородке, приятно лаская слух, тихо шипела подрумяненная картошечка, стол был изящно сервирован, кухня блестела, следы сгоревшего супа умело устранены, а квартира проветрена.

    Ровно в 19.30 в замочной скважине раздался щелчок, за которым последовал звук такого родного, нежного, любимого, ДОЛГОжданного голоса.

    – Добрый вечер, – роскошно сияющая улыбка с порога начала заполнять квартирную площадь. – Как провели день мои мальчишки? – Марина поставила на пол сумку с пакетом, а шустрый «электровеник» в этот момент незаметно прошмыгнул в свою комнату. – Ох, как вкусно па…

    Закончить фразу Марине не дал вид мужа. Она вдруг запнулась, глаза округлились, затем бурлящий поток хохота неудержимо вырвался наружу.

    Павел недоуменно уставился на жену, ничего не понимая.

    – Ой, Пашка, – закрывая лицо руками, не переставала смеяться супруга. – Вижу, ты ещё не в курсе. Недаром Славка спрятался.

    – А что такое? – муж опасливо провёл рукой по лицу.

    – Ты выше, выше возьми, – ещё больше прорвало жену.

    Паша побежал в ванную.

    – И дверь не забудь за собой закрыть, – вдогонку ему бросила Марина, уже не сдерживая хохота.


    Витас, перекричавший электричку, ни за что на свете в тот момент, когда Паша посмотрел в зеркало, при всём желании не смог бы перекричать его. По сравнению с этим отчаянным воем, зов Тарзана – это гудок  игрушечного паровоза. Во время таких криков разбиваются стёкла, сходят лавины, рушатся дома, происходят землетрясения. 

    Но ведь это не самое страшное. Всего лишь – мелочи жизни…


    Март 2014 года