Не до жиру - быть бы живу

   Галина Ивановна много трудится в течение года, устаёт.
Усталость накапливается и она старается максимально разгрузиться,
оздоровиться весной и летом: весной - санаторий, летом - море.

   В санатории она берёт номер на двоих - решается проблема собеседницы,
попутчицы во всех походах и мероприятиях. И ей всегда везло: хотя и случайные, но милые, общительные, душевные "сожительницы" проводят с ней пару недель в одной
комнате.

   О чём только не говорят они. Или... молчат, что-то читая, копаясь в телефоне или буке, непременном спутнике большинства нынешних граждан.

   Например, Валя. Ну, такая хорошая, приятная, чувствуется в ней какая-то вреднинка, но она её украшает да и не особенно занимает Галину Иванову - несколько дней и разъедутся навсегда.

   И вдруг на прогулке по ухоженной территории санатория, Валя расплакалась:

   - Как мне с вами хорошо! Я уже и не вспомню, когда и с кем мне так было. С вами  такая душевность, понимание... И повеселиться с вами, и погрустить - всё в радость.

   Галина Ивановна думает про себя, что "врединка-то" её временной приятельницы  самой ей и вредит в первую очередь.

   А вот Люба... Умница, интеллигентная, такая интересная... с ней бы жить неподалёку в одном городе, никого бы не надо более. Люба в откровенном разговоре вдруг рассказывает, как муж в медовый месяц довёл её до первого оргазма... как она испугалась этого состояния. И так мило смеётся, вспоминая.
Люба высокая, с тонкими чертами лица. Почему-то она сильно красит щёки, не только скулы, но всё: скулы, щёки до самого овала.

   Люда. Хороша, как картинка! Очень любит танцевать. Даже, когда просто идёт, кажется, пританцовывает. Любит хорошую шутку. Но... очень недовольна кормёжкой: не вкусно, порции очень и очень маленькие, меню однообразное. И, о чём бы не велась речь, ввернёт это.

   - Люд, ты как Петросян о шпингалетах, к месту и не к месту о еде... - говорит
ей Галина Ивановна.

   Люда заливается весёлым, почти счастливым смехом и спрашивает: "А что, не правда?!"

   И много-много разного.

   В этот раз Галина Ивановна была особенно довольна своей соседкой, тоже Галиной.
С первой минуты они с полувзгляда и полуслова понимали друг друга. Галя
подсуетилась и им предоставили лучшие места в обеденном зале, а на их стол немедленно поставили роскошный букет живых цветов. Вообще, она была инициативная, "продувная" и в первый же день пребывания примчалась с какими-то билетами на вечернее мероприятие в... городе.

   Ночь... Галина Ивановна содрогается от рокота мощного храпа своей милой соседки.
В конце концов, Галина Ивановна заснула крепко и блаженно. На следующий день
Галя ей поведала, что храпит она до двух-трёх часов ночи, а потом просто тише мышки.

   На следующий день к вечеру Галина Ивановна купила мороженое, хотела положить его в холодильник... Галя! Кто отключил холодильник? В нём всё пропало... Фууу!..

   - Я отключила. Он мне мешал заснуть, а потом я про него забыла. Я же в холодильник ничего не кладу.

   На следующую ночь Галина Ивановна заснула в наступившей после храпа тишине,
но тут же подскочила в ужасе: в комнате кто-то что-то грыз и чавкал так,
что от ужаса волосы становились дыбом!

   Это Галя. Сидит на койке и грызёт яблоко, величиной в два хороших кулака.

   На молчаливый вопрос отвечает: Захотелось вина. Выпила бокал и закусываю.
И хохочет! Понятное дело: настроение приподнятое.

   - Галь, ты не обидишься, если я попрошусь в другую комнату? - осторожно спросила Галина Ивановна.

   - Ой, Галина Ивановна! Меня и одной ночи никто не выносит!
Я сама попрошусь.

   И точно, к обеду Галина Ивановна уже осталась в одиночестве.
Несколько дней к ней никого не подселяли. Вообще-то, она самодостаточна,
и занять себя на несколько часов может без труда, но обстановка другая.

   И вот, уже очень близко к вечеру, вселили женщину... такую... пышную... спокойную, но не величественную.

   Сначала внесли несколько её огромных сумок и чемоданов.
"Неужели всё это на две недели? Три раза на день туалеты менять и то
всё не успеешь поносить. Где-то читала, кажется на Тибете, когда богатые
давали большие приёмы, хозяйка наряжала служанок в свои новые платья
и за вечер они и хозяйка должны были менять платья по нескольку раз -
иначе как похвастаться таким обилием её нарядов", - промелькнуло в голове
Галины Ивановны.

   - Вера, - представилась женщина и стала что-то разбирать, раскладывать по шкафам. Всю поверхность тумбочки сразу заполнила флакончиками с духами, баночками и тюбиками кремов. Всевозможную косметику в косметичках и так, россыпью, сложила в верхний ящик тумбочки, но сумку с этим добром и коробками с бижутерией и наполовину не освободила.

   После душа Вера принялась за себя: там помажет, там помассирует, потрёт, погладит, выдавливая на пальчики из тюбиков и набирая из баночек разноцветные и разнодушистые мази. И при этом говорила, говорила о... себе.

... В двадцать лет вышла я замуж на детей. То есть за вдовца, у которого
было двое малолетних детей. Любила я этого мужчину. Очень. И детей полюбила -
своих я, почему-то, так и не родила, не знаю, как любят родных,
вот и любила, и жалела.

   Жили хорошо. Дети подрастали, выучились, разлетелись из дома, как птенцы
из гнёздышка. А муж... муж оставил меня через какое-то время, уехал из нашего посёлка в город. Там устроился на работу, получил комнату или квартиру, не знаю. Мы с ним не видались и дети ко мне не приезжали.

   Так прошло десять лет. Наконец, он приехал ко мне. Говорит, что не женат и не был во всё это время женатым. Хорошо говорили. Жалел, что всё так вышло.
Остался... А утром собрался и уехал. Я просила, чтобы дети приехали, хоть повидаться - ничего не сказал.

   Галина Ивановна слушала и не понимала, почему так-то? Женщина приличная,
видно, что никаких вредных привычек. Материальный достаток очевиден - шею и пальцы огрузили золотые украшения и всё остальное прочее в избытке.

   Галина Ивановна пошла в душ, мысли лениво тянулись одна за другой. И о Вере
думала, но всё недоуменно-спокойно как-то.

   Глубокая ночь взорвалась воплями Веры. Она дико орала, вся отвернувшись
и прижавшись к стене, от кого-то требовала уйти, не мучить её...

   - Что ж ты так мучаешь меня, - каким-то утробно-звериным голосом взревела она.

   Галина Ивановна была до смерти напугана:

   - Вера! Проснись! Проснись! - соседка не реагировала, орала и переходила
на то на рёв, то на длительный рык...

   Галина Ивановна выскочила из комнаты, побежала на ресепшен.
Не смотря на глубокую ночь, там было несколько сотрудниц корпуса.
Они что-то слышали, но не поняли, откуда это раздаётся.
Все вместе пошли в комнату, где уже воцарилась тишина. Галина Ивановна
собрала свою постель и ей предоставили другую свободную комнату.

   Остаток ночи бедняжка провела, прислушиваясь, не разразился ли ужас
с новой силой. А эта комната ей не понравилась, хотелось в свою...

   Наконец, хорошо рассвело. Значит, как в детстве она слышала - черти с углов послетали. Галина Ивановна решилась пойти к себе. Входила очень тихо, но Вера не спала. Она коротко посмотрела на Галину Ивановну с такой ненавистью,
что у бедной сердечко сжалось, но в следующий момент взгляд Веры
стал почти обычным:

   - Я кричала? - спросила Вера.

   - Да. Я думала, тебе снится кошмар, пыталась разбудить тебя.
Это не сон... это совсем другое.

   - Вы думаете, я одержима?

Галина Ивановна не ответила.

   - Я объездила все монастыри. Мне в них ещё хуже: так я просто кричу,
а в монастырях меня сбрасывает с койки и бьёт о пол, стены.
К утру я вся в синяках. И объяснения этому нет, и помощи нет...
Монахи не говорили мне, что я одержима. У меня даже крестик на шее есть
и она показала золотой крестик на золотой цепочке.

   Галина Ивановна умылась, переоделась и вышла. Она была настолько
подавлена, напугана, что в ответ ни одного слова выдавить из себя не могла.
Ей стало ясно, почему муж с детьми оставил Веру.

   Она пошла в к главной этого корпуса, поведала о случившемся, но та уже всё знала из доклада ночной смены. Тут же посмотрела в журналы и позвонила кому-то - перевести Веру... в пятый корпус, предоставить тридцать третий номер,
никого к ней не подселять, плату взять обычную, за одного человека.

   Галина Ивановна вошла в свою комнату:

   - Вера, тебе предоставляют в пятом корпусе тридцать первую комнату.

   - Тридцать третью, - поправила Вера, - мне уже сказали об этом.

   Галина Ивановна была в таком состоянии, что не поняла, о чём говорит
это приятного вида исчадие. Через несколько дней к ней подселили
молодую женщину. От неё так воняло, что Галина Ивановна сдерживала
себя, чтобы не оттащить её в душ, а сама эта... новенькая 
пойти помыться и не собралась.

   Но уже утром следующего дня Галина Ивановна отбыла домой, где всё для неё
было раем, а этот "отдых" постаралась поскорее и напрочь забыть.