Кратковременная встреча

Уже час как я в поезде, лежу на нижней полке и не могу уснуть. Кругом полумрак, за окном сквозь занавески врываются снопы света и тут же гаснут, словно извиняясь за ночное вторжение. Зря я согласилась на нижнюю полку – наверху ощущение уединения проявляется больше. Мне нужно все вспомнить. Хотя нет, я и так все хорошо помню.

Мы сидим в кафе, на краю дымного сумрака, окунаясь в молчание зала и громкую музыку из динамиков. Шампанское испускает последние пузырьки и уже не является таким желанным, как час назад. Он сидит, придвинувшись ко мне настолько, насколько позволяет угол стола и стена. Его взгляд выражает то грустную задумчивость, то какую-то легкую расслабленность делового человека. Наши колени соприкасаются.

Мне становится немного неудобно за то, что это доставляет мне приятные ощущения, и я отвожу ногу. Он это почувствовал не сразу, а как бы просыпаясь. Его взгляд стал чуть-чуть «трезвее». Но вот опять он смотрит на «ниточку» пузырьков, поднимающихся со дна его бокала.

– Как ты ко мне относишься? – спросила я слегка напряженным голосом. Этот вопрос уже давно вертелся у меня в голове, но все не было подходящего момента, а вернее, не хватало смелости.
– Что ты во мне нашел?
– Люди всю жизнь только то и делают, что выясняют отношения… Что нашел? Родственную душу.

Какой я ожидала ответ? Наивно было бы надеяться на получение полного ответа на этот довольно сложный вопрос, который мучил меня все последние дни, держа в состоянии неопределенности. Что он во мне нашел? Красоту? Ум? Элементы романтизма?.. Возможно, но достаточно ли ему этого? Родственную душу? Да, что-то есть у нас общее, но различий больше. Многие его мысли мне совсем неприемлемы… Что-то я увлеклась анализом, раскладываю все по полочкам – явно его влияние.
Как мне хотелось тогда с ним потанцевать, но в кафе не было места для танцев.

Мной овладела такая легкость, словно не было сегодня мучительного решения вопроса о наших отношениях, словно не было осуждения его поведения. Мне было легко и хорошо, лишь временами прорывалась горечь неправомерности того, что происходит. Но эту горечь хотелось гнать и гнать, прикрываясь от нее попеременно то щитом здравого смысла, то радостной беззаботностью.

… Поезд стоит. Видимо, приехали в Александров. Остановились и мои воспоминания. Стала искать «начало»…
Что же я ждала от этой поездки? В «этом» плане вроде ничего не ждала. Мне хотелось развеяться, сменить обстановку. Хотелось поговорить с ним, послушать его идеи, выяснить, что же у них было с Аней, узнать про их отношения с женой после «всего». Но если честно признаться, то хотелось увидеть его.

Порыв гнева и злости, после того как я узнала о его переписке с Аней, уже прошел. Я пыталась понять его… Хотя – стоп, немного ложь – я считала, что здесь понимать нечего: очередное увлечение, большой эгоизм, нежелание думать о последствиях и т. п. И вот я хотела услышать это от него – даже если он будет врать или уводить разговор в сторону. Я думала, что все пойму по его интонации, по его реакции. Но, увы – так мне и не удалось что-либо узнать или понять.

Опять же Аня! Почему она сама решила прекратить переписку с ним? Упрямая и отчаянная девчонка и вдруг так легко отказалась от своей любви. Может ее остановила мысль о его жене? Но почему именно тогда? А может, она кое-что поняла?..

Опять стучат колеса, вагон чуть вздрагивает, из коридора доносится запах горящего угля и серы – проводница подбросили топливо в топку.

… Запах. Сразу вспоминается запах вина, испаряющегося из опустевших чашек. Комната освещена огнями соседнего корпуса общежития. Я сижу, полулежа в кровати, мне уже расхотелось спать, хотя еще час назад у меня слипались глаза. Он сидел у моих ног, временами касаясь моей руки. У меня к нему нет никаких чувств, изредка появляется даже неприязнь – только что мы кончили говорить об Ане и я вся во власти старых воспоминаний.

Все время вертится вопрос: «Что же ему от меня надо?».
Вспоминается опять сегодняшний день, хотя нет – уже вечер. До отхода поезда один час. Мы стоим на втором этаже Ярославского вокзала у узкого прилавка закрытых билетных касс.

Время бежит очень быстро. Совсем не хочется уезжать, хочется остановить время. Навалилась такая грусть, что глаза затуманились от слез, но он, кажется, ничего не заметил.

Последние минуты особенно врезались в память. Колючий зимний ветер, пустой перрон, только три пары целуются, не разнимая объятий. Хочется вот так стоять укрытой от ветра, крепко прижаться и смотреть ему в глаза. Но, если он попробует меня обнять, я все же, видимо, уклонюсь от этого.

Последние три минуты. Мы остановились, словно магнитом нас потянуло друг к другу. Я коснулась губами уголка его рта и рванулась к двери вагона, не решаясь взглянуть на него. Этот порыв стоил мне больших душевных сил. Наши руки сомкнулись и последние 5–6 шагов мы прошагали, крепко сжимая друг другу руки. Я вбежала в вагон и сразу же, не останавливаясь, прошла в свое купе, наивно надеясь, что он тоже повернется и уйдет. Но он подошел к окну и стоял там, переводя взгляд то на меня, то на светофор. Меня разрывали противоречивые чувства: хотелось, чтобы он скорее ушел или поезд отправился, чтобы наконец, остановился этот «бег» – чтобы спокойно все обдумать, но, с другой стороны, хотелось, чтобы эти минуты тянулись дольше.

Вот поезд тронулся, последний взгляд. Он сделал несколько шагов за движущимся вагоном, потом остановился и исчез…

Уже тянет спать. Какой же я проснусь завтра? Во мне что-то переменилось. Как я ему теперь буду писать? По-старому уже не выйдет, но и по-новому еще не знаю как. Может подождать его письма, посмотреть, какой он выберет тон…

– Девушка проснитесь – уже скоро ваш город, – это проводник будил меня, тормоша за плечо.