Автостопом в Париж

Главы из незаконченной книги.

1.
Километров за четыреста до Парижа на скоростной трассе нас «прихватили» французские жандармы. Мы, конечно, знали, что на хайвее нельзя стопить, но уж больно в гиблом месте высадил нас француз-фермер на такой же старой, как и он сам, машине, в которой он вез мешки с навозом на своё поле.
-- Sur Paris par l;, ; droite   -- указал он рукой и покатил дальше по проселочной дороге. Привязанная к багажнику стремянка плавно покачивалась на ухабах.
-- Никогда бы не подумал, что во Франции можно встретить такие же разбитые дороги и такие развалюхи, как и у нас, -- заметил я вслух, и мы побрели на развязку.
Их было трое – двое мужчин и молоденькая девушка с длинными вьющимися волосами, спускающимися из-под её форменной кепки.
Играя на опережение, я поздоровался по-французски, и добавил ещё, что очень люблю французский язык.
-- Bonjour messieurs. C'est un grand plaisir pour moi de vous parler fran;ais.
Это была, конечно, домашняя заготовка. Хоть я и изучал в университете один семестр французский, но, разговаривать, конечно, не мог, тем более – понимать «живых» французов.
Выдавив это из себя, я заметил, что их суровые лица слегка подобрели. Французы страшные шовинисты, с ними по английски лучше не говорить. Жандармы заулыбались, что было уже хорошо. 
-- Bonjour, bonjour! Sur l'autoroute, il est interdit de sortir sur la chauss;e et d'arr;ter les voitures. Pr;sentez vos passeports...
Они явно преувеличили мои филологические способности. На нас обрушился поток французских слов, из которых мы поняли только одно -- «паспорт». Это не было какой-то неожиданностью, ибо полицейские многих стран, где мы успели нарушить правила поведения на дорогах и не только на них, первым делом требовали паспорта. Вот и на этот раз мы уже держали их наготове.
С паспортами и визами у нас был полный порядок, в чем жандармы и убедились, «пробив» их по своим базам. Единственное, чего мы больше всего боялись, так это того, что нас оштрафуют, а денег, как известно, у туристов из России всегда в обрез. Но, то ли дорожные жандармы не уполномочены штрафовать, то ли подействовали те несколько фраз, что я произнес по-французски, но, они посадили нас в свой микроавтобус и отвезли на пункт оплаты проезда. Проехав за шлагбаумы, знаками, жестами и словами, которые мы не понимали, они показали, что здесь можно стопить и тут же самоликвидировалсь, словно их и не было.
Мы остались сиротливо стоять на обочине, метрах в тридцати-сорока от шлагбаумов, так, что машины не успевали набрать скорость и вероятность того, что тебя подберут, увеличивалась в разы.
Я мысленно поблагодарил французскую жандармерию, когда (и пяти минут не прошло), к нам подкатил микроавтобус. Мы сунулись внутрь, и первым делом подумали, что салон набит цыганами. Впоследствии, правда, выяснилось, что это были не цыгане, а румыны. Их страну только приняли в Евросоюз, и они ехали на заработки во Францию. Как в Ноевом ковчеге там оказалось всякой твари по паре: молодые и пожилые, грудные дети и их кормящие матери, кошки и собаки. Не хватало только канарейки или попугая, но, возможно, мы их просто не заметили.
Все сидячие места были заняты, но этот простой добродушный народ слегка потеснился и мы, с горем пополам, уселись. Дверь с трудом захлопнулась и наш «ковчег», с божьей помощью, тронулся. Мы с женой стали тихонько переговариваться, делиться первыми впечатлениями, когда с заднего сиденья к нам  громко обратилась немолодая уже женщина:
-- Вы русские?
-- Да, -- подтвердили мы, -- русские!
-- Из Москвы?
-- Нет, из Петербурга! Из бывшего Ленинграда, -- добавил я, увидев легкое замешательство на лице нашей попутчицы.
-- Какое счастье! Я сорок лет, с тех пор как умерла моя мама, не говорила по-русски.
И Мария, так она представилась нам, стала торопливо и подробно рассказывать нам свою историю. Родилась она на Украине, почти на границе с Молдавией, училась в русской школе, даже была пионеркой. А в войну эти места заняли Румыны. Их с матерью отправили вглубь страны, работать на нефтяных промыслах в Плоешти.
-- В конце войны американцы бомбили. Мы пережили настоящий ад и чудом не погибли. Ждали, конечно, своих. И вот они пришли, красивые, в выгоревших на солнце гимнастерках, радовались, но недолго. Всех нас поместили в лагерь для перемещенных лиц, долго «фильтровали», и, наконец, оссвободили. Сталин «подарил» социалистической Румынии приграничные территории, и мы стали румынскими гражданами.
Нас удивило то, что говорила она на очень чистом русском языке, без всяких украинизмов. По дороге Мария нам и рассказала, что за рулем автобуса сидит её брат, который родился уже в Румынии и по-русски не говорит, но, кое-что понимает. Он – хозяин строительной фирмы в пригороде Парижа и везет для себя дешевую рабочую силу.
Так все четыреста километров мы и проговорили с Марией.
Зимой, а мы ехали автостопом в средине января 2007 года, темнеет рано, пригороды Парижа встретили нас редкими огнями. Наш главный румын завернул на ручную автомойку. И на турникетах и здесь на мойке он всегда расплачивался, почему-то, монетами. Специально ли он их копил, или его попутчики ему накопили, но два-три евро за проезд он неизменно опускал в щели автоматов и в ответ эти «железные слуги» послушно поднимали перед авто свои полосатые руки, а длинные как удочки распылители  на автомойках извергали пенистые струи воды. Все мужчины, сколько их было, выскочили из салона и приняли надраивать микроавтобус. Хозяин только успевал совать мелочь в монетоприемник.
Здесь, на мойке, Мария сказала нам, что дальше они не едут, потому, что их фирма находится где-то рядом, и нам проще добраться до Парижа на электричке.
-- Если заблудитесь, спросите, где «Ля Гар». До Восточного вокзала всего километров тридцать.
Мы, тут же вспомнили электричку из Удельной до Выборга,  которую мы ждали в этот снежный день на платформе до самой темени накануне, но, то, что мы увидели, нас поразило. Поезда RER ходят регулярно, через каждые десять-пятнадцать минут. Они слегка напоминают нашу «Ласточку», но, намного комфортабельнее и вагоны двухэтажные.
Таким образом, к вечеру мы оказались в Париже.

2.

Чем хорош автостоп, так это вот такими встречами, общением и разговорами с людьми. Эти впечатления с лихвой перевешивают порой долгое ожидание, переходы с неудобного места на более удобное и прочее.
На обратном пути из Парижа, жандармы снова нас «прихватили», но мы уже не сильно испугались. Картина повторилась почти в точности, только они не уехали сразу, а стояли вблизи и наблюдали за нами. А погода, как назло стала портиться, ветер буквально продувал нас «до костей». Уже начинало смеркаться, и мы стали подумывать о том, чтобы поставить где-нибудь вблизи палатку и отдохнув, продолжить пытать счастье утром, как заметили, что от стоянки грузового транспорта отъезжает фура. Мы, естественно подняли все свободные руки. Водитель, маленький, щупленький мужиченка, остановился, но вначале пошел консультироваться с жандармами, можно ли нас взять. Не знаю уж, что те ему сказали, но, вернувшись наш благодетель  приветливо раскрыл перед нами двери своей теплой просторной кабины. Да, это была не кабина нашего газона или камаза,. В ней было светло, тепло и весело. На торпеде стоял компьютер, транслирующий какой-то  музыкальный фильм. Моя напарница разместилась на заднем сиденье а мы с водителем начали знакомство. Оказалось, что  Мирза, как он представился, сирийский курдр. Узнав, что мы из России, он сразу же заявил, что он коммунист. Я в те годы имел смутное представление о курдах, но, правда, знал, что это разделенный народ, живущий в Турции, Ираке и Иране. Напомню, что это было в 2007 году, и о Сирии и их курдах знали разве что этнографы и политологи, но имя лидера сидящего в турецкой тюрьме Аджалана, я знал, и тут поделился своей осведомленностью с водителем. Он еще больше обрадовался, когда я подарил ему пионерский значок с юным кудрявым Ильичем на фоне красной звезды. Лениным. Я всегда в путешествия за границу беру старые значки с советской символикой и советские монеты, и когда выхожу из машины, то дарю их людям, меня подвезшим.
Правда, случаются и курьёзы, когда иностранцы, полагая, что я хочу расплатиться за услугу, категорически отказываются от «платы», и тогда я им говорю, что это «олд совьет коинс» и они с благодарностью их принимают.
Вообще, многие, кому я говорю, что путешевствую автостопом удивляются и не хотят верить, что такое возможно. «Как это возможно, ездить бесплатно?»
-- Возможно, -- отвечаю я им, -- и даже порой, тебе дают деньги, либо угощают кофе, шоколадом а, порой и продуктами. Как-то однажды по дороге из Финляндии в Карелию, меня подвозил один финн, моего возраста, который в ещё советские времена работал на строительстве аэропорта и жил в гостинице Пулковская. За это время он выучил всего два русских словосочетания, которые повторял всю дорогу: «Московский проспект» и «Пулковская отель». Но, ностальгия по тем временам, по нашим «девочкам» так обуревала его, что на прощание он вытащил из кармана купюру и сунул мне в руку. Но, увидев, что это пять евро, он тотчас её забрал и достал десятку.
А то ещё, был случай по дороге из Польше в Словакию. Подобрал меня возле пограничной деревни с таким славянским названием «Яблунков» поляк Яцек, везший копчености в Словакию. Имя я его запомнил потому, что на лобовом стекле была такая табличка, оформленная как номерной знак. Ну, Яцек, так Яцек. Но, уже когда мы пересекли границу со Словакией перед таможенным пунктом этот гордый поляк остановил свою фуру и попросил меня помочь ему. Я, не понимая, что от меня требуется, побрел за Яцеком, а он умело снял пломбы с двери рефрижератора, вытащил несколько копченых цыплят, сунул из в мешок, который я держал наготове, снова «опечтал» дверь и мы поехали на таможню. Уже после прохождения последней, Яцек, сунул мне одну из тушек, сказав что-то, типа: «это твой заработок». И, честно скажу, я не отказался от «подарка», и даже с удовольствием до самой Братиславы ел этого цыпленка, и был весьма огорчен, когда он, в конце концов, закончился. И ещё, вез меня по пути в Берлин какой-то немец на небольшом грузовичке, так при расставании достал несколько больших красных помидоров и сунул их мне. Уж не знаю, спер он их или его работодатель не щепетильный как немец?

3
В Германии, куда не «плюнь», попадешь в земляка из Казахстана.
В берлинском метро несколько пожилых мужчин и женщин увлеченно разговаривали о чем-то на русском языке.
-- Земляки, -- обрадовался я, -- сейчас уточню у них, как добраться до Бранденбургских ворот?
Я не ошибся, действительно, группа возвращалась со встречи русского землячества. У мужчины, который так и не смог объяснить мне дорогу, на левой руке обрезано несколько фаланг на пальцах.
-- Столяр? – спросил я у него.
-- А как ты догадался? – удивился он.
-- Так видно же, что пальцы циркуляркой обрезаны.
-- Да, было дело, отхерачил по пьянке.
-- А сам-то, немец?
-- Нет, жена немка, привезла меня сюда. Обещали «золотые горы»!
-- И что? Хороша страна Германия? Небось, как сыр в масле катаететесь?
-- Какое там! На жизнь денег, конечно, хватает, но, куда не кинь, везде man muss ;berall zahlen, zahlen und zahlen…
-- Язык-то, я вижу,  хорошо знаешь?
-- Да мы им и не пользуемся. Дома на русском разговариваем, а в магазинах и говорить ничего не нужно. Ну, знаю несколько фраз, ходил на курсы по приезде, да забыл уже. Нет необходимости. Разве только с соцработниками разговаривать, но тут нам внуки помогают. Они по-русски уже не говорят, но, ещё понимают.
Слушая его, я вспомнил стих из книги Еклизиаста: «Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своём ветер и на круги свои возвращается ветер…»
Ведь в детстве, на целине, я был свидетелем того, как «русские немцы» утрачивали свой язык. Среди учеников немцы составляли, пожалуй половину класса. Родившиеся уже после войны, они не помнили ни времен депортации, ни унижений и ссылки родителей.
У меня был друг-немец Саша Г., я часто бывал у него дома и невольно наблюдал за их семьей.  А семья его представляла три поколение «советских» немцев. Была старая бабушка, его родители и старшая сестра. Бабушка совсем не говорила по-русски но кое что понимала.  Родители моего товарища разговаривали с ней на немецком, а с детьми по-русски. Бабушка обращалась к своим внукам на немецком, а те отвечали ей по-русски. Родители с детьми разговаривали только на русском языке.Кстати, я никогда не слышал, чтобы родители моих сверстников в своем кругу ругались матом. Я помню одно ругательство, которое, в переводе, выглядит совсем невинно для русского слуха: "Du bist Dum, wie Strick" ("ты дурной, как веревка"). Ну, еще, может быть слово Schaise (гуано) вылетало из их уст, но для этого немца надо было серьезно разозлить или обидеть. Но в разговоре с русскоязычной аудиторией они допускали употребление матерных слов, но крайне редко и всегда по делу.
Все это я наблюдал в конце пятидесятых, начале шестидесятых годов. Уже в семидесятые-восьмидесятые годы происходила медленная ассимиляция немецкого населения Северного Казахстана. Появлялось много смешанных браков, и дети, рожденные от них, полностью утратили немецкий язык, потому, что в семье все говорили только по русски.
И вот наступило время «перестройки», и маленький миграционный ручеек в Германию превратился в мощный поток, который захватил не только потомков «советских» немцев, но и их русских жён и мужей, а также их детей.
Родители моих сверстников, те, которые дожил до этих времен, относительно неплохо реинтегрировались в немецкое общество. Немецкий язык был у них в пассиве, но они его легко актуализировали. Их дети, мои сверстники, за редким исключением,  отказывались учить немецкий язык и говорить на нем. Они в большинстве своем, жили на социальные пособия, сбивались в своего рода «русские» гетто и активно не хотели адаптироваться в немецкое общество. Репатрианты помоложе вынуждены были интегрироваться, потому, что приходилось устраиваться на работу, вливаться в трудовой коллектив и разговаривать на немецком языке. Но после работы все «русаки» часто собирались вместе, пили пиво и поносили немецкие порядки. Так же, как мы в детстве, они называли немецкий язык "фашистским".
Но их дети, приехавшие в Германию в раннем детском или подростковом возрасте, довольно быстро адаптировались к новой реальности, говорят с родителями на русском а со своими  детьми, как правило, на немецком. Внуки же их совершенно не говорят по-русски и с трудом понимают своих бабушек и дедушек.


4.
Идея ехать зимой в Париж посетила мою голову после того, как в новостях я увидел репортаж из Франции. Сердобольные парижские власти в декабре организовали для местных бомжей палаточный лагерь прямо на Елисейских полях.
-- А почему бы и нам не прикинуться бомжами и не покормиться за счет французской казны? -- пришла мне в голову шальная мысль, и я стал шарить по сайтам в поисках удобного лоукостера . И таковой, вскорости, нашелся – ирландская компания Ryanair, и рейс довольно удобный – из финского города Тампере во Франкфурт, но не в тот большой, что на Майне и даже не тот, что на Одере, а вблизи пограничного с Голландией городка Ханн. Раньше это была американская авиабаза, а когда американцы вывели из Германии свои войска, немцы быстренько приспособили военный аэродром под гражданские нужды.
До границы с Люксембургом от этого самого Ханна рукой подать, килОметров сто, а там и прямая дорога через Люксембург на Париж – главную цель нашего путешествия.
Январь в том году был паталогически  теплым и у нас в России и в Париже. Ночью температура редко опускалась до +5 по Цельсию, а про Реомюра я вообще умолчу. Короче, моё решение – ехать в Париж укрепилось.
Туристы мы с женой старые (и в прямом и в переносном смысле слова), уложили в рюкзаки спальники, скатали и закрепили по бокам полиуретановые коврики и палатку, заказали через интернет билеты на этот самый лоукостер, и утром двинули в сторону финской границы. До Выборга планировали доехать электричкой, а дальше, до Тампере --автостопом. Чтобы ездить таким манером зимой, в январе месяце нужно обладать большой долей авантюризма, а его мне не занимать. А без него никуда, так и просидишь на пятой точке всю жизнь. «Кто не рискует, -- гласит хорошая русская поговорка, -- тот не пьет шампанское!» Или, пьет, но не в Париже, а сидя дома на диване.
Платформа Удельная встретила нас красивым, типичным для средины января снегопадом. Как у Пушкина в Капитанской дочке: «Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями!» Красота, конечно, неописуемая, если наблюдать этот снегопад из окна загородного дома, но нам такой поворот событий не понравился, ибо на следующий день к вечеру нужно быть в аэропорту Тампере. А, хотелось ещё и в музей Ленина заглянуть. Странные люди эти финны и совсем не похожи в этом отношении на «хохлов». Эти всё русское из своей истории метлой выметают, будто до 1991 года был у них только гетман Сагайдачный  и еще много других панов, а никаких «москалей» не наблюдалось. А эти чухонцы даже памятник царю Александру Второму держат посреди своей столицы и не думают сносить. И памятных досок на русском языке не разбивают.
Но, эти мысли мне приходят сейчас, когда я пишу эти строки, а тогда, вместо того, чтобы двигаться в сторону Тампере, мы сидели на станции «Удельная» и ждали электричку, которая обещала быть только через два часа. Ту, удобную для нас, по «закону подлости», отменили, и, стало быть, пока мы доберемся до Выборга, уже начнет смеркаться, а в темноте какой может быть автостоп? Но, главный закон hitchhiking-а , а по-русски просто автостопа – только вперед, любым способом, на всем, что движется и приближает к цели, и, самое главное, с наименьшими финансовыми затратами. А тут, вместо движения, мы сидим под крышей этого дурацкого вокзала на станции Удельная и смотрим на платформу, которую с каждой минутой всё больше и больше укрывают крупные хлопья снега.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;

Красиво, конечно классик написал, а нашу «лошадку» ждать ещё целых два часа. И снег нас не радует. Где же обещанные прогнозом «плюсы»? Будем надеяться, что  хоть в Париже-то,  действительно, будет обещанное тепло. Но до него еще нужно добраться.
Наконец и краснорожая электричка накатила, налетела, подняв снежную пыль. Теперь с каждой минутой мы приближаемся к намеченной цели. Тогда мы еще не знали и не ведали, что Париж нас вовсе и не ждет с распростертыми объятиями. А ведь предупреждал  Высоцкий:

А в общем, Вань, Вань, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны - как в русской бане лыжи!

А тогда мы «раскатали губу», думали, что только произнесем заветную фразу «Nous sommes russes»  и французы сразу же полезут с нами обниматься и вспомнят освобождение Парижа русскими войсками в 1815 году. А мы им расскажем, что название их знаменитых «бистро», пошло от казаков, которые постоянно спешили и повторяли – «быстро, быстро».
Бюджетная часть нашего путешествия мало пострадала от передвижения электричкой. В те времена контролеров почти не было, а, если и попадались, то им можно было наплести историй, что ты только что сел, или показать какую-нибудь «липовую» справку или академическое удостоверение красного цвета, похоже на милицейское. Наконец доехали до Выборга, но снегопад продолжался, и сумерки сгущались. Сделали попытку, доехали на автобусе до трассы на Хельсинки, постопили с час и поняли, что это бесполезно – время упущено. Вернулись на вокзал в Выборг, в надежде на то, что к полуночи сюда будут заезжать экскурсионные автобусы из Питера. Нам повезло (да и всю оставшуюся дорогу продолжало везти), и в одном из автобусов нашлось для нас два места. Половина стоимости проезда в экскурсионных автобусах в те времена компенсировалась блоком сигарет, которые мог провозить с собой турист. Сдав блок после прохождения таможни гиду, ты получал на руки пять или шесть евро. Так что, сэкономив и здесь часть денег и слегка подремав в автобусе, рано утром мы уже оказались в Хельсинках, или Гельсингфорсе. Так его называли в те времена, когда Великое Княжество Финляндское входилао в состав России.
В автобусе познакомились и с попутчицей, которая тоже летела во Франкфурт-Ханн из Тампере. Пожилая интеллигентная женщина, сотрудница Эрмитажа подозрительно смотрела на свой билет, и у всех спрашивала:
-- Как-то непривычно, не билет с водяными знаками, а простая бумажка. Такую каждый может напечатать. А пустят ли меня с ней в самолет?
Я уже пообтерся к тому времени и успокаивал, как мог, женщину, что не бумажка главное, а то, что поездка оплачена и эти данные уже внесены в компьютер компании и аэропорта.
Приехали в Хельсинки, всем автобусом сходили за 1 евро в туалет. По очереди заходил каждый, делал свои дела, а на выходе, не давая двери закрыться, его сменял следующий. Так сэкономили мы ещё два евро. Помню, как-то ехали в экскурсионном автобусе по Германии, остановились в каком-то супермаркете на трассе. Туалет платный, сколько-то там центов, но, все равно, жалко деньги на ветер, т.е. в унитаз спускать. А рядом с турникетом низенькая арочка для детей. Мол, детям до такого-то роста бесплатно. Так вся наша группа и прошла, приседая.
Аналогично в Швеции, рядом с королевским дворцом мы тоже посещали туалеты коллективно, а эти порядочные шведы так укоризненно качали головами и что-то еще высказывали нам, типа:
-- Как это нехорошо! Так нелься, -- мол,  -- телать.
А мы помнили классика, который говорил:

И не повернув головы кочан
и чувств никаких не изведав,
берут, не моргнув, паспорта датчан
и разных  прочих шведов.

Это вам, прочим шведам нельзя, а русским можно, потому, что у нас собственная гордость. Мы на буржуев смотрим свысока.
Кстати, эти самые шведы, напрочь забыли про Полтавскую битву. Посетил я как-то музей военной истории в Стокгольме. Там экспозиция так интересно устроена, вроде как ты идешь по дороге истории, на полу даты указаны, а по стенам развешаны экспонаты. Ну, понятно, начало – палеолит, камни разные,  палки-копалки, пещеры и кострища. Дальше – больше, появляются древние жилища, деревни, города. Ну, я иду по этой исторической дороге, приближаюсь к 18 веку, думаю, вот 1709 год скоро, Полтавская баталия. Ан, и нету её! Не вошла она в шведскую историю. Я думал, что просмотрел, вернулся снова в 17 век. Напрасно время только потратил. Не было этого сражения в шведской истории и все тут.
Правильно! Какой же уважающий себя народ признает своё поражение. Помнится, Кейтель  очень удивился присутствию на подписании акта о капитуляции Германии французов.
-- Это что, выходит, что мы и французам войну проиграли?
Но, вернемся к нашим баранам, то есть к Тампере. Раз уж всё пошло не по намеченному сценарию, то мы пошли на следующую жертву и в Тампере поехали на автобусе.

Продолжение будет...