Женские лыжные походы

Б.Б. Родоман

ЖЕНСКИЕ ЛЫЖНЫЕ ПОХОДЫ

        Аннотация. В 1971 – 1989 г. автор проводил многодневные  лыжные походы, приуроченные к празднику – Женскому дню 8 Марта. Шли по расчищенным для автомобилей просёлочным дорогам,  реже, на полях, – по насту. Обедали и ночевали в домах. Видели исчезновение деревни, особенно на границах административных областей, или её превращение в летние поселения горожан. Эти наблюдения пригодились автору для теоретической географии и экологической публицистики. В статью включено краткое описание одного похода.
        Ключевые слова: Женский день 8 Марта, поход, лыжи, снег, деревня, ночлег, питание, охота.

        В этой статье я намерен рассказать о многодневных (3 – 5 дней) лыжных походах, привязанных к празднику 8 марта. В эти дни всякие походы были в советское время массовым явлением, но мои имели свою специфику и на многие годы (1971 – 1989) стали  личной традицией.
        Походы, в которых я был организатором и лидером, назывались женскими не только из-за Женского дня, но и потому, что я приглашал в них только девушек. Я вообще могу отдыхать и чувствовать себя счастливым лишь  в женском обществе. Типичные мужские компании (обывательские, а не научные коллеги) мне невыносимы.
        Мужчины, ставшие бойфрендами или мужьями некоторых моих давних спутниц, проникали в мои  походы изредка, в порядке исключения, и лишними не оказывались, хотя и нужды в мужской рабочей силе не было: мы ночевали в тепле под крышей и даже костров не разводили. Не только отсутствием костров, но и многими другими особенностями мои многодневные походы резко отличались от описанных  недавно походов  выходного дня [4].

1. Рождение жанра. Место и направление походов

        Мои женские походы зародились в апогее суровой зимы, не в марте, а в конце февраля 1971 г., когда моя знакомая, некая Люба,  25-ти лет, предложила мне совершить лыжный поход вдвоём с ней. Мы шли пять дней от Валдая до Осташкова, ночевали в избах у крестьян, а один раз на охотничьей базе. Этот поход отражён в моём рассказе, опубликованном на «Проза.ру» [3]. Мы решили сделать такие походы традиционными и коллективными, перенеся их на дни 8 Марта. Сама Люба участвовала в них несколько лет. Нас бывало в группе не много – от двух до шести человек.
        Женские походы проходили в Дальнем  Подмосковье, т.е. вне пригородной зоны походов выходного дня [0]. Направление маршрута всегда было одно – с севера на юг – чтобы в разгаре зимней «весны света» идти лицом к солнцу [1].

2. По снегу без лыжни

        В отличие от походов-прогулок выходного дня наши многодневные женские походы, как правило, шли не по готовой лыжне. Такая лыжня изредка попадалась в начале или конце пути,  около какого-нибудь дома отдыха или спортивной базы, но была короткой или заворачивала в сторону. Мы шли как правило по расчищенным для автомобилей просёлочным дорогам с редким, практически отсутствовавшим движением. Грузовики в праздничные дни не ходили, а легковых автомобилей в собственности крестьян-колхозников почти не было. Эти дороги приводили нас на деревенскую улицу. Сейчас по таким дорогам можно ходить коньковым ходом, которого в наше время мы не знали. Редко, не каждую зиму, мы вне дорог легко скользили по твёрдому насту, по широким полям, рядом с лесом – это восхитительно! Очень редко шли по следу конных саней; это неудобно, но лучше, чем по рыхлой целине. Немногие вынужденные шаги по ней были очень тягостны.
        Мы могли бы составить многодневный маршрут из множества траверсных [0] пригородных маршрутов и мчаться по великолепной лыжне. Но где бы мы тогда ночевали? Вблизи Москвы настоящей деревни даже в то время уже почти не было, но главное не в этом. Проще было прерывать поход и на электричке ездить ночевать к себе домой в Москву. Бывают любители проводить однодневные походы несколько дней подряд, но «я не из их числа», я это считаю абсурдом. Для меня походы – не оздоровительная процедура, а возможность побывать на новом месте, увидеть что-то интересное.

3. Обеды без костра

        В походах выходного дня обед у костра бывает главным мероприятием, а у многих групп это даже не поход, а пикник в лесу, в ближайшем к железной дороге удобном месте. Мы в многодневных походах устройством костров себя не обременяли, а обеденный перекус устраивали двумя способами.
        1. В редких и менее желательных случаях мы останавливались на полчаса, по возможности, в солнечном и безветренном месте, и, не снимая лыж, пили чай из термоса, ели готовые бутерброды, а иногда только шоколад,  орехи,  сухофрукты.
        2. Чаще и в более желательных случаях мы заходили на обед в избы местных жителей. Там, в дополнение к минимальным закускам, мы могли разогреть мясные или рыбные консервы, нарезать сыр и настоящую колбасу, которых  в сельских магазинах не бывало, угостить этими редкими и дефицитными продуктами  гостеприимных хозяев, вволю напиться чаю  из самовара.
        В походе вдоль западной границы Московской области мы с удивлением узнали, что женщины там чай не употребляют, а заваривают только местные травы. Это потому, что мужики «чифиряют» – пользуются чаем как наркотиком. По этой причине хозяйкам держать чай в деревенском доме было  невозможно.

4. Направление на постой

        Солнце клонится к закату, кончается день, ещё не длинный, и нарастает тревога: а где же мы будем ночевать, кто нас пустит? Неудача случилась только раз, в 1971 г., в первом походе и в первый вечер. Село, в которое пришли я и Люба, было ещё не далеко от весьма туристического города Валдая с его озером и частыми дачниками. Пришлось нам обратиться в сельсовет. Чиновники направили нас ночевать в избу, которая по совместительству была почтой – там стояли какие-то аппараты. Мы улеглись на печи и робко смотрели, как в комнате располагается семья, которой мы своим вторжением немного испортили настроение.
       В СССР было очень мало мест в гостиницах, а в сельской местности их не было вовсе. Теневой частный квартирный «бизнес» процветал только в курортных районах. Принудительное направление командировочных и даже туристов на ночлег к местным гражданам было обычной практикой. После войны у нас в Москве однажды останавливался офицер, вернувшийся из Германии. Он дал мне подержать в руках «трофейные» золотые монеты и подарил нашей семье серебряные стопки с баронскими вензелями.
         В дальнейшем в женских походах у нас с ночлегом значительных трудностей не было. Нас добровольно принимали  если не в первой, то во второй или третьей избе; один раз пришлось пройти ещё немного, в соседнюю деревню.

5. Одинокие старушки

        Но кто же были наши гостеприимные хозяева? Намеренно искался и преобладал специфический контингент местных жителей – одинокие старушки; редко – совсем одинокие, чаще – такие, к которым потомки в этот раз не приехали  из города. Женщины были нам очень рады; наше появление было для них праздником.
        Так хорошо было, если хозяйка находилась в доме одна. Но если там жил или туда надолго пришёл в гости мужчина, наш ночлег оказывался испорченным. Мужик приставал к девушкам и спрашивал:
        – Это твоя жена?
        – Нет, только товарищ.
        – Ну, тогда я буду…
        Проходило полночи, пока пьянчуга угомонится и уснёт.
        Впрочем, изредка останавливались и в более полных семьях,  у стариков, к которым приезжают дети и  внуки.

6. Дефицитный мужик

        В послевоенной российской деревне долгие годы  не хватало мужчин. Нередко на много дворов имелся один мужик, инвалид и пьяница, его берегли, кормили и поили, а он никакой работы не  выполнял, только пил и философствовал.
          В Смоленской области, в деревне Холм, расположенной в 6 км от границы Московской области, я спросил одного такого мужика:
          – Что бы вы делали, если бы вам дали бесплатно бочку водки?
          – Пил бы, пил бы!  – кричал мужик. – Знаю, что подохну,  но пил бы!
          – А вы в Москве бывали?
          – Да ну её, проклятую, видеть её не хочу! – выразился приблизительно так, но матом.
         Был он в Москве один раз, но недолго и неудачно: его сразу же схватили и поволокли в милицию. За что? Почему? А потому, что у него не было паспорта. 

7. Деревня без паспортов

        До начала 1970-х годов у подавляющего большинства рядовых сельских жителей областей, смежных с Московской, паспортов не было. Эти крестьяне  были крепостными у своих хозяев – директоров совхозов и председателей колхозов, фактически не избираемых колхозниками, а назначаемых партийным руководством. Для поездок за пределы района работникам выдавались справки.
        Для молодого человека верный способ избавиться от деревенского рабства – отслужить срок в армии. Демобилизованный получал право жить в любом городе Советского Союза, кроме Москвы, Ленинграда и некоторых прочих, режимных. В деревню такая молодёжь уже не возвращалась.
        Большой разговор на эту тему у нас был в Калужской области. Поход по границам областей – важный источник идей для моей теоретической географии [2]. В походах по Западному Подмосковью я пришёл к выводу, что русская деревня держится на женщинах, а мужчины в ней -- никчёмные паразиты.

8. Ночлег с комфортом

        Всех спальных принадлежностей мы с собой не брали. Я нёс в рюкзаке тонкое одеяло и простыню. Носки и обувь высыхали за ночь хорошо. В избе, где раньше жило много людей, два-три дивана или кровати для гостей всегда находились. Ещё два места было на печи. Спать на полу мне пришлось только раза два.
        Питались утром и вечером преимущественно той же «сухомяткой», как и на дневных перекусах, т.е. очень жирными и калорийными продуктами (сыр, колбаса, грудинка) с чаем. Иногда девушки жарили  картофель, взятый у хозяев. Бывало, что нас угощали разной снедью, оставшейся от застолья, которое было до нашего прихода, а один раз – пирогами, испечёнными для родственников, которые приедут после нас.
        В моей памяти не сохранились сведения о денежных расчётах с хозяевами. Этим занимались мои спутницы. Некоторые из них теперь уверяют, что мы иногда платили по рублю за человека и одну ночь. Я помню, что кроме того или вместо денег мы часто дарили хозяйкам красивые полотенца и платки, стоимостью около двух рублей.
        В 1970 г. самый дешёвый ночлег, в Доме колхозника (десятки кроватей в одном помещении),  стоил 70 коп.;  в гостинице, где в одной комнате ночевали  от двух  до четырёх  человек – 1 р. 40 к. Туалет находился в коридоре. Немногие более комфортные номера, со своими санузлами, предназначались для номенклатурных чиновников, артистов и иностранцев, а мне были не доступны и не знакомы.

9. Фляга с ромом

        Я брал в женские походы алюминиевую флягу, 0,75 л, с ромом или коньяком. По вечерам, если в избе с нами была одна хозяйка, мы позволяли себе хлебнуть по глотку, Если в доме был или появлялся какой-либо мужчина, то он с нами сразу выпивал всё, и больше эта фляга до конца похода ничем не наполнялась.
        Коллеги рассказывали, что один известный полярник, то ли Нансен, то ли Амундсен, после падения в полынью выпил только три чайные ложки клюквенного сока. В  1966 г. я тонул в озере, а после отогревался в толстом (геологическом) спальном мешке, но от водки отказался.
       
10. Необычные ночёвки

       Недалеко от Волоколамска мы в одном посёлке ночевали у семьи с детьми, в стандартном пятиэтажном доме-хрущёвке, в квартире, по удобствам не уступающей моему московскому жилью. Ощущение у меня было странное, как будто никакого похода нет.
        В глубине подмосковной тайги мы остановились на Лимнологической станции у легендарного озера Глубокого. Сотрудники по случаю праздника станцию покинули, а ключи оставили соседке, она нежданных гостей и разместила. Нас было шестеро, и тут мне пришлось спать на полу между двумя девушками. Ночлег был не комфортным, но и не скучным. В одну из следующих ночей мы чуть было не улеглись в сельской школе среди парт, но всё же нашли нормальную, тёплую избу. Ещё более экзотичные ночлеги и другие впечатления нам подарили охотники.

11. Охотничьи хозяйства

        В 1971 г. я и Люба, перейдя ночью по тонкому льду не вполне замёрзшую реку, оказались на элитной охотничьей базе. Нас приняли там любезно. Егеря рассказывали о своей лютой ненависти к волкам, а мне со своими природоохранно-экологическими взглядами пришлось помалкивать. Егерей вдохновила наша почти ещё полная фляга с ромом, и они достали из шкафа хрустальные рюмки, которыми им, как слугам, вообще-то пользоваться было запрещено. В соседнем помещении егерь, сидя на мягком диване, снимал шкуру с повешенного перед ним волка, стягивал, как чулок с ноги.
        В 1975 г. мы двигались от Серпухова к Обнинску по полотну разобранной узкоколейки и расположились на обед на бревне, лежавшем поперёк дороги. Неожиданно к нам подъехал уазик с егерями. Они выслеживали волков.
        – А разве волки тут водятся?
        – Ребята, вы же на их следах сидите!
       Я глянул под ноги и ахнул.
       Во Владимирской области мы под вечер нашли в лесу охотничий домик в виде вагона. Дверь его была не заперта, а внутри – печка, два яруса спальных коек, набор посуды, дрова и т.п. Утром с удовольствием там задержались, устроили уборку, Люба вымыла пол. Добираться до конечного пункта нашего маршрута – станции  Петушки – было уже недалеко.

12. Баня

        Два раза хозяева предлагали нам воспользоваться баней, бесполезно остывавшей после их помывки накануне праздника. Я не любитель банных процедур, но всё же выскочил и повалялся в снегу ради галочки в биографии.
        В другой раз, когда нас было двое, баня и ночлег расслабили меня так, что идти на лыжах уже не захотелось. Утром мы уехали из села на автобусе и продолжили общение в московской квартире.

13. Общение с народом. Пленницы деревни

        С народом общались мои более разговорчивые спутницы. Рассказов выслушали немало.
        В !970-х годах в русской деревне доживали свой век участники  четырёх войн – Первой мировой, Гражданской, Финской и Великой отечественной. Один рассказал нам, как финские девушки-военные  устроили рождественский бал на озере, а наши выследили, шарахнули снарядами по льду и всех уничтожили. Я вспомнил, что в Первой мировой войне на праздники устраивались перемирия, солдаты ходили в гости к противникам. Гуманизм с тех пор шагнул далеко…
        В летних и зимних походах мы встретили двух женщин, родившихся в Москве в интеллигентных  семьях, но влюбившихся в сельских парней и навсегда оставшихся в деревне. Судьба их была не простой, да и не трудно догадаться, какой…
        Одна из таких женщин, в Волоколамском районе, рассказала, что первое время не могла обходиться без театра. А муж никуда не отпускал её одну. Супруги   три часа ехали в Москву на поезде с паровозом. Пока жена смотрела спектакль, муж, чертыхаясь, ходил и бегал (чтобы не замёрзнуть) вокруг театра. Потом они шли на вокзал и дожидались утреннего поезда.  Такая жизнь не могла продолжаться в любви. Бывало, что мужик бил свою жену ногами в живот, беременную. Он давно умер от пьянства. Вдова, ещё не старая, смотрела на нас с завистью.
        – Вы,  муж и жена, вместе в походы ходите, как это здорово!
        Эта женщина поселилась в деревне в 1952 г. Я помню, каким тогда было Западное Подмосковье, всегда упадочное, и к тому же разорённое войной. Электричества в деревне ещё не было, крыши были соломенными. В 1954 г. я пришёл в самое дальнее село в качестве агитатора. У печи, при керосиновой лампе, среди вонючих тряпок, я рассказывал о великих стройках коммунизма, а женщина вздохнула:
         – Ни к чему нам это… Лучше бы нас всех расстреляли…

14. Таинственная Мещёра

        В заключение позволю себе целый рассказ об одном походе. Из электрички Москва – Владимир мы вышли на станции Ундол. Пересекли на лыжах реку Клязьму. Со мной две девушки – Саша и Наташа. Идём вдоль восточного края огромного военного полигона. Местные жители оттуда давно выселены.
        Мещёрская лесная дорога очень извилиста, обходит летние озёра и болота. Временами кажется, что поворачиваем совсем назад. Мои спутницы волнуются, и я сомневаюсь, не заблудился ли. Ночь давно наступила, а у нас и фонарей нет. Но карта не подвела. Пришли точно туда, куда было намечено.
        Искать ночлег не пришлось. В первом же доме, куда мы постучали, хозяин широко распахнул дверь и впустил нас без всяких вопросов. За ужином пригодилась моя фляга с ромом.
         – Что же ты мне красного только полстакана наливаешь?
        Старик думал, что это вино. «Сухие вина – слону дробина».
        Пришли с танцплощадки внуки – брат и сестра.
        – Дед, зачем ты чужих людей пустил? Они нас ограбят, убьют!
        Дети всю ночь не могли уснуть от страха, а нам спалось хорошо.
        Следующим днём мы набрели на действующую узкоколейку, оставили лыжи в будке у переезда, прокатились на поезде до конечной станции (у села, где мы ночевали) и обратно, стали на лыжи, пошли дальше.
        Посёлок Уршель никогда не был городом, и ему  не навязали  прямоугольную  планировку. Его улицы росли стихийно как в средневековой Москве и как в Иваново-Вознесенске, до революции долго не получавшем городского статуса. Это был важный материал для теоретической географии, для теории эволюции транспортных сетей [0, 0].
        Десятки почуявших нас собак взбудоражили сонный посёлок лаем. Вокруг собралась молодёжь.
        – Девушки, идите за нами, мы вам сейчас подарок сделаем!
        У проходной стекольного завода на снег из ящика вывалили кучу посуды, похожей на хрустальную. Странные эти изделия стоят на полке несколько лет и вдруг взрываются и рассыпаются как бы на кристаллы. Я взял себе два блюдца. Одна тарелка упала глубоко в снег, но утром Наташа её откопала.
        На ночлег нас устроила местная девушка, с которой я в позапрошлом году (1974) познакомился в самолёте Владивосток – Москва и обменивался письмами.
        Мы не успели окончательно замёрзнуть на открытой площадке товарного вагона и по заводской ветке приехали на станцию Черусти. Какие экзотические названия – Ундол, Уршель, Черусти, Шатура! Восточный сектор Подмосковья, так называемая Мещёра, – мордовская земля. Никакого славянского прошлого у неё нет.
        В жарком и душном плацкартном вагоне поезда, шедшего из Сибири, пассажиры вылезали из постелей и готовились к встрече с  Москвой. Мы вошли в этот вагон с лыжами и рюкзаками, грязные и холодные, в сырых задубевших штормовках, ища места, где, на чью бы койку, можно было присесть…

        Подготовлено к публикации в журнале "География и туризм" (Пермь).

15. Беременные спутницы

        В конце описываемого периода в моей туристской компании  всё чаще стали появляться беременные женщины. И не только на первых месяцах, а даже на последнем! Когда это обнаружилось, предлагали  создать из таких женщин особую оздоровительную группу под моим водительством, но это предложение я отверг с негодованием. Курьёзные истории с беременными женщинами и новорождёнными младенцами в суровых и зимних турпоходах отражены в моих мемуарах, но я не хочу сейчас отвлекать читателей даже ссылками на такие тексты. Я лично виновником подобных событий не был. И детскими походами я тоже не руководил.
        Отправляясь со мной в многодневный мартовский маршрут, беременная женщина обычно с грустью говорила, что романтические походы с Родоманом – незабываемая пора молодости, а этот поход для неё скорее всего последний. Увы, так оно и бывало почти всегда…
*  *  *
        В заключение затрону пикантную тему, связанную с туризмом лишь косвенно, но с 8 Марта – непосредственно. У советских подростков, в семьях со стеснёнными жилищными условиями, обычно  имелась только одна ночь в году, которую они могли провести свободно, без родителей. Их отпускали отмечать Новый год в своей компании. Обуреваемые нетерпением, наши дети едва дождавшись Нового года и произнеся один тост, гасили свет…
        Накануне 8 Марта девочка с рюкзаком и лыжами покидала родительский дом. Но приходила она не на вокзал, а в больницу делать аборт. Там уже ждали так называемых «туристок» и держали два-три дня. Одна моя знакомая «залетала» так два года подряд! (Оставить ребёнка, зачатого в пьяном состоянии,  – значит растить дебила, и это тоже при мне бывало).
        Восьмое марта – привычный и любимый праздник советского и постсоветского народа, полезный и незаменимый во многих отношениях. И не надо его отменять, не надо заменять ни святым Валентином, ни кем-то более православным, но не приносящим столько радости, сколько дали нам незабываемые лыжные походы в пору «весны света», в сезон снега и солнца [1].

Библиографический список
       
        1. Родоман Б.Б. Снег и солнце // Ветер странствий [альманах], вып. 1. – М.: Физкультура и спорт, 1966, с. 12 – 13.
        2. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. – Смоленск: Ойкумена, 1999, 256 с.
        3. Родоман Б.Б. Люба Красное Солнышко // Проза.ру, 19 января 2016 г. http://proza.ru/2016/01/19.1940
        4. Родоман Б.Б. Мои однодневные маршруты в Подмосковье // География и туризм, 2021, № 1 (7), с. 62 – 66.
        5. Тархов С.А. Эволюционная морфология транспортных сетей. – Смоленск: Универсум, 2005, 386 с.

        Написано 30 августа -- 11 сентября 2021 г.

        Для "Проза.ру" 11 и 13 сентября 2021 г.