ЗИМА
Шорох за спиной отвлек ее от мыслей, она повернулась к классу. Все дети, склонившись над столами, были сосредоточены: кто-то писал в тетради, кто-то напряженно думал, красавица Марина прикусила губу, видимо, вспоминая, следует ли писать «ы» после шипящих. «Надо будет ей сказать, что красивая девушка не должна кусать губы», - подумала Диана Михайловна. В этот момент она осознала себя не столько учителем литературы, сколько педагогом, который обучает своему предмету, но в еще большей степени воспитывает, в частности, учит манерам. Ведь если она, педагог, не скажет Марине, как должна себя вести красивая девушка, то кто скажет? Осознав собственную значимость в деле воспитания, Диана Михайловна успокоилась и даже ощутила в себе некую благость. Это состояние души возникало у нее каждый раз, стоило только ей даже не произнести, а подумать – педагог! Почему-то ей представлялось, что в этом слове содержится что-то более высокое, чем в банальном «учитель», не обыденно постное, но таинственное и чистое, недоступное простому мещанину.
Но что же отвлекло ее от созерцания первого снега? «Ну да, конечно же, Балетов!» - раздражение вернулось к ней, тем более что источник шума и не думал скрываться. Балетов громким шепотом вещал что-то на ухо своему другу, Игнату Герундию. Тот сидел, царственно скрестив руки на груди, на его лицо была натянута маска светского презрения к жизни вообще, и особенно к жизни тех, кто, в отличие от него, не сподобился добиться значимых результатов на олимпиадах высокого уровня по математике и физике.
- Витя! Ты мешаешь всему классу, - сказала Диана Михайловна строго.
- Извините, - Балетов, как всегда, был абсолютно корректен, хотя Диана Михайловна прекрасно понимала, что за этой напускной вежливостью скрывается насмешка и над ней, и над большинством одноклассников.
- Извините, - повторил Витя, - можно спросить?
- Спрашивай, - Диана Михайловна внутренне напряглась, ожидая подвоха.
- Мы сегодня пишем сочинение на тему «Мораль и нравственность в творчестве Достоевского». А вы сами любите читать Достоевского или говорите о нем только на уроках, так сказать, по долгу службы?
Диана Михайловна гордо вскинула подбородок и холодно произнесла:
- Балетов, я действительно люблю читать Достоевского.
- То есть вы хотите сказать, что вам нравится этот чудовищный, ломаный язык, эти искусственные, изломанные характеры…
- Балетов, прекрати! Ты несешь ахинею! Ты просто не дорос до Достоевского, - голос учителя дрожал от праведного гнева и от осознания того, что Балетов прав, и она сама никогда не любила и не понимала Достоевского.
- Верно. Мы не доросли. Но зачем нас тогда мучить этой несуразностью? Может быть, лучше дать нам почитать что-нибудь попроще?
- А где гарантия, что «попроще» ты поймешь? Кстати, «попроще» слово-то простонародное, разговорное.
- Так ведь мы люди простые, потому и говорим так. Но вот я случайно подслушал телевизор – мама обожает, когда вяжет, слушать лекции Бы о Досте, так вот он сказал…
- Что за Бы, что за Дост? Где ты нахватался этой пошлости? – возмутилась учительница.
- У него, у Бы, и нахватался. Например, он всегда Маяковского называет Маяк, - Балетов с видом оскорбленной невинности пожал плечами.
- Знаешь дорогой, - почти прошипела Диана Михайловна, - что позволено Быку, то не позволено ослу.
Класс дружно зашелся смехом, и учительница с видом генералиссимуса, принимающего капитуляцию поверженного врага, провозгласила:
- Заканчивай работу, Балетов.
- А я уже закончил. Тетрадь на столе. Там все написано согласно директивам Минпроса, как положено. Можете не волноваться, - буркнул обиженно Балетов и сел на место.
Уроки закончились в час, детей из садика забирать в пять. Четыре часа свободного времени. Она не любила быть дома. Ничего, кроме скучных домашних обязанностей, там ее не ждало. Но сегодня и обязанностей никаких: квартира убрана, обед приготовлен. Можно, конечно, почитать Достоевского или, как и положено жене, терпеливо ждать возвращения Клима с работы, а потом смотреть, как ходит у него кадык, когда он ест и слушать, как он глотает. Ну почему он издает все эти звуки? Вроде и ест с закрытым ртом… Потом он отвалится довольный от стола – ему всегда нравилось, как она готовит – и начнет бесконечный рассказ, кто чего кому сказал на службе. Не мужик, а баба какая-то! Но самое неприятное случится потом, ночью, когда они лягут спать…
Клим засыпал первым, почти сразу, а к ней сон не шел. Она с тревогой прислушивалась к звукам из детской, потому что как только становилось понятно, что дети заснули, Клим, почти не просыпаясь, поворачивался к ней для исполнения супружеского долга. Делал свое дело он исправно, монотонно и равномерно. Диане это всегда напоминало осенний дождь. А ей хотелось чего-то большего: игр, ласк, того, что она в самом начале совместной жизни принимала за любовь. Но постепенно запретные ранее радости превратились в рутину. Однажды она решила проявить инициативу. Купила в магазине эротическое белье и, когда дети остались на ночь у ее родителей, попробовала побаловать Клима стриптизом. Она специально готовилась к этому действу, несколько раз репетируя его, когда была одна, перед зеркалом. Ей казалось, что получается очень сексуально. И вот она наконец-то решилась устроить Климу представление. Сначала он смотрел на нее удивленно, потом глаза его и вовсе округлились. «Как приятно, что ему нравится», - подумала Диана. И в тот же миг Клим вскочил с постели и опрометью бросился из спальни. Набросив халат, она выбежала за ним.
Клим стоял у окна на кухне и нервно курил. Ей даже показалось, что на его глазах появились слезы.
- Что с тобой? – с тревогой спросила она и погладила его по голове.
- Отстань! – огрызнулся Клим и отдернул голову.
- Да что с тобой? – повторила Диана. И тогда он повернулся к ней:
- Значит, тебе меня не хватает, да? Решила меня простимулировать, да? Что, какой есть, я тебя не устраиваю? Ты мне еще виагру в борщ подсыпь!
После той ночи Диана поняла, что Клим безнадежно ограниченный человек, что все у него: и секс, и еда, и разговоры, и развлечения – все от и до, все в рамках, все в пределах приличий. Значит, если она ничего не предпримет, то и ее жизнь будет теперь тоже проходить в рамках.
Через месяц после этих событий в ее жизни появился Феофаныч.
Но Феофаныч – уже прошлое. С ним она рассталась. Произошло это совсем недавно, месяц тому. Диана не ждала от него любви, но все же хотелось тепла и хотя бы видимости нежности. Но с некоторого времени, Диана заметила, что Феофаныч относится к ней не по-доброму. Да, он берет ее умело, и уж никак не скажешь, что однообразно. Но… с презрением, что ли. Впрочем, так, наверное, было всегда, но вначале она принимала его повелительную грубость как игру, своеобразную забаву. Когда же она поняла, что это вовсе не игра, а жизненное кредо ее любовника, что он ко всем женщинам относится именно так - с презрением, что презрение его – физиологического свойства, что женщина для него нечистое животное по двум причинам: во-первых, у женщин случаются месячные, а во-вторых, они впускают в себя чужую плоть, да еще и принимают в себя чужие выделения, когда она это поняла, то он сам превратился в ее глазах в дикое и грязное животное. Сообщение о том, что они расстаются, Феофаныч воспринял спокойно: пожал плечами, ухмыльнулся и сказал: «Как тебе угодно». Даже не попытался не то что удержать, а даже поцеловать на прощание. «А может быть, его презрение к женщине происходит от того, что иначе он возбудится не способен?» - подумалось ей. Это соображение, неожиданно пришедшее на ум, даже развеселило ее. Она улыбнулась, и было совсем непонятно, чего в этой усмешке было больше – горечи или злорадства.
Диана Михайловна вышла из школы и неспешно пошла по аллее, которая вела к центру города. Было безветренно. Снежинки, кружась, плавно опускались с небес на землю, где превращались в комья грязи. Сегодня почему-то было особенно тоскливо. Может быть, из-за первого снега, может быть, из-за Балетова, которого она терпеть не могла. «А если плюнуть на гордость и зайти к Феофанычу?» - мелькнула шальная мысль. «В конце концов, в мужской грубости тоже есть своя сладость».
Пытаясь отогнать желание, Диана Михайловна вспомнила, как на прошлой неделе в школу приезжал какой-то чин с завода, который по районной разнарядке курировал их школу. Чин был не то чтобы симпатичный, но обращающий на себя внимание: подтянутый, со вкусом и богато, хотя и без вычурности, одетый, с улыбкой хищника. Он представился Олегом Степановичем и вручил ей, как, впрочем, и остальным присутствующим визитку.
- Если что, обращайтесь, - сказал он тоже всем, но смотрел при этом на нее. Не могла она и не заметить, что, когда прозвенел звонок, и она выходила из кабинета, взгляд Олега Степановича просканировал ее фигуру.
Она зашла в кафе, заказала чай. Достала из сумочки мобильник, потом визитку и задумчиво посмотрела на причудливые завитки и богатое теснение, которые украшали маленькую картонную карточку. Она открыла телефон и задумчиво посмотрела на клавиатуру. Странное чувство овладело ею: она точно знала, что сейчас позвонит, позвонит Феофанычу или Олегу Степановичу, наплюет на гордость и позвонит… Но кому из них, она не знала. Ей вдруг стало ужасно жаль себя, даже слеза выкатилась из глаза. Но именно в этот момент телефон, не дожидаясь ее решения, зазвонил, громко и требовательно. От неожиданности Диана вздрогнула и со страхом и удивлением посмотрела на трубку. Когда прозвучал третий звонок, Диана – «Будь, что будет!» - решительно нажала на кнопку ответа.
- Да, - сказала она в трубку
Трубка хохотнула мягким баритоном:
- Да – это хорошее начало разговора. Олег Степанович беспокоит. Диана Михайловна, извините, что отвлекаю, вы уже продумали, что вам нужно для кабинета? Может быть, встретимся, чтобы обсудить все подробно?
- Да, конечно, - ответила Диана. Во рту все пересохло, потому собственный голос показался ей неестественным.
- Вы сейчас свободны?
- Да, свободна, - ответ прозвучал несколько двусмысленно. Чтобы смягчить неловкость, Диана поспешила уточнить:
- Но только до пяти, - и тут же поняла, что фраза прозвучала уж и вовсе неприлично.
- Тогда через полчаса в кафе «У фонтана». Жду.
На этот раз баритон звучал строго и не предполагал возможность возражений. В трубке, в такт ее сердцебиению, звучали короткие гудки.
Она рассчиталась за так и недопитый чай и вышла на улицу. Тротуар запорошило. Она оглянулась. На свежевыпавшем снегу отчетливо были видны следы каблучков. «Мои следы», - подумалось ей, и почему-то показалась она себе оленем, оставившем следы по первой пороше в большом, дремучем городе-лесе.
Тротуары были белы. А вот на дороге, по которой сновали машины, снег тут же превращался в грязь.
Свидетельство о публикации №221091801262
С уважением...
Андрей Март 18.09.2021 18:33 Заявить о нарушении
Аркадий Федорович Коган 09.10.2021 21:16 Заявить о нарушении
Аркадий Федорович Коган 11.10.2021 14:49 Заявить о нарушении
Андрей Март 11.10.2021 16:54 Заявить о нарушении
Если вы предпочитаете экшен, то "Карнаухов", "О возникновении капитализма в СССР".
Фантастика и фэнтази: "Клоны и спермоны", "Ихтиоптерикс".
Романы: "Сказание о великом биче", "Рошашана в Беэр-Шеве".
Немного мистики : "Предназначение".
Кстати, думаю, что скоро начну публиковать по главам новый роман.
С уважением
Аркадий
Аркадий Федорович Коган 13.10.2021 10:23 Заявить о нарушении