Чужая победа

    – Привет, Танюш. Ну что, с Праздником тебя, с Днём Победы.
    – Спасибо, Ром, и тебя с Праздником. Во сколько выходим?
    – Ну, давай часиков в 12.
    – Не поздно будет?
    – Да не знаю, когда тот парад закончится. Думаю, в 12 будет нормально.
    – Ну, хорошо, тогда в 12 возле цветов?
    – Да, давай так. Ну, всё, увидимся.

    – Привет, родная. Ты сегодня по строгому? – осмотрел Роман наряд девушки в виде классического юбочного костюма и белой блузки.
    – Ну, так день какой! Не в шортах же на кладбище идти.
    – Тоже правильно. Так даже пару годков прибавила себе для солидности.
    – Что, так сильно бросается в глаза?
    – Да в тебе всё бросается в глаза. Сам себе завидую.
    – Ой, грешник ты мой золотой!
    – Грешник, да ещё и золотой. Надо будет подумать об этом.
    – Какие цветы берём?
    – Да, думаю, гвоздики.
    – Дайте нам… Сколько штук? 20 где-то? – Роман кивнул. – 20 гвоздик. Красных.
    – На кладбище собрались? – спросила продавщица преклонного возраста.
    – А есть другие варианты? – улыбнулся парень.
    – Приятно, что такие красивые молодые люди помнят ещё этот день. Молодцы вы, ребятки, молодцы.

    – Идём через парк? – предложил Роман после того, как расплатился с продавщицей.
    – Пойдём.
    Татьяна с Романом познакомились ещё в начале прошлого года, период повышенного эмоционального подъема несколько утих, отношения уравновесились, стали более тихими, спокойными, изменилась и их наполненность. К бесконечным кафешкам, концертам, поездкам добавились театры, музеи, беседы на серьёзные темы. И вот сегодня молодые люди, решив почтить память своих дедушек, отправились пешком на кладбище, где, собственно, они были похоронены.
    – Классно в парке у нас, да? – вдохнула Татьяна свежий майский воздух полной грудью. – А когда я думаю, что скоро лето… Ах… – закинула она назад голову с красиво уложенными волосами.
    Роман, взяв девушку за руку, наслаждался вниманием, которым их одаривали. Привлекательная внешность, возвышенные взгляды, не прогулочная одежда и неупакованный букет, да ещё в такой день, вполне определённо объясняли конечную цель этой необычной пары. Но восхищались не все, кто-то завидовал, кто-то откровенно осуждал и обсуждал, мол, надо же, есть ещё такие придурки. То есть последняя категория реагировала примерно так, как смотрели бы пляжные компании на монахов в рясах и клобуках. Слишком много времени минуло с той страшной войны, и слишком много было сделано, чтобы о ней не помнили, а если и помнили, то поверхностно, несерьёзно и искаженно. Правду спрятали в такой огромной куче известного вещества, чтоб совать туда руку за чем-то ценным стало если не противно, то неинтересно и ненужно. Ну, была себе война, да и была; ну, воевали там с кем-то наши предки, ну и ладно; ну, вроде как победили, хотя пройдёт ещё лет 50 и окажется, что праздновать-то нечего, если уже сегодня уважаемые сэры и мосье из высоких европейских кресел заявляют, что война – это ведь трагедия, а в трагедиях победителей не может быть по определению, тем более, что война-то, оказывается, была никакая не отечественная, не народная, а благородная борьба немецких рыцарей-крестоносцев против проклятых коммунистов, а отсюда, грубо говоря, закройте, ребятки, свои громкие рты, и забудьте о своих парадах, как и о том, что вы когда-то у кого-то выиграли. Вам нагло лгали, сахарили мозги имперской пропагандой, и вообще, если бы не Европа, то… ну, сами понимаете.
    43% европейцев верят, что решительный вклад в разгром нацизма внёс никто иной, как Соединённые Штаты. А что вы хотели – вполне закономерный итог невыученной и навязанной истории. Сколько процентов приходится на Советский Союз, уж лучше не знать тем, кто ещё чувствует трепет при словах 9 Мая. Вроде как Геббельсу приписывают слова о том, что народ, не знающий своей истории, через поколение превращается в толпу, а ещё через поколение – в управляемое стадо. В кого мы превратились – лучше всяких слов объясняют подобные исследования.   

    – Ты думаешь о лете, а я вот смотрю на эти красные маки, и думаю, как легко люди забывают своё, родное.
    – Ну, ты же понимаешь, что выйти сегодня в город с георгиевской ленточкой…
    – Тань, да дело даже не в этом. Запретили георгиевскую ленточку – ладно, хотя не так уж и ладно, если 2,5 миллиона(!) украинцев награждены орденами и медалями с этой самой георгиевской лентой. Так что, зря получали, что ли? Ну, стали бы на колени перед этой нацистской ордой, как некоторые сегодня и говорят. Зачем, мол, воевали, надо было сдаться, меньше было бы жертв.
    – Это кто такое говорил?
    – Неважно. Есть у нас такие персонажи. Мне вот недавно фраза занятная попалась в качестве ответа, даже выучил специально, очень уж слова показательные. Борман, правая рука Гитлера, секретарь нацистской партии, в 42-ом году, выражая, так сказать, взгляды своего шефа на будущее оккупированных территорий, заявил следующее: «Славяне призваны работать на нас. Когда же мы перестанем в них нуждаться, они могут преспокойно умирать. Поэтому обязательные прививки, немецкая система здравоохранения для них излишни. Образование опасно. Вполне достаточно, если они смогут считать до 100. Каждый образованный человек – это будущий враг. Мы можем оставить им религию, как средство отвлечения. Что касается пищи, то они не должны получать ничего сверх того, что абсолютно необходимо для поддержания жизни. Мы – господа. Мы – превыше всего».
    – Да, Ром, – опустила Татьяна голову, задумавшись, – и это не считая плана «Ост». Когда-то в Интернете фразу прочитала: «Внуки победителей играют в проигравших». И, кстати, тоже вот недавно опять Украина не поддержала резолюцию ООН о недопущении пропаганды нацизма.
    – Одна из двух, да, я тоже слышал. И ещё говорят, что не под внешним управлением. Летают к этим американцам, как к себе на дачу… ай, ладно.
    Они уже миновали парк, и вышли на бульвар. К кладбищу было ещё далековато, но ехать желания не было, в такой день хотелось пройтись, поспорить, подумать.
    – А дедушка твой, где именно воевал?
    – К стыду своему, даже не знаю. Знаю, что форсировал Днепр, попал в окружение, был ранен, долго лечился, две медали «За отвагу», два ордена. Вот, по сути, и всё. Папу сколько раз спрашивал, он как-то либо забыл, либо вообще ему неинтересно.
    – А мой дедушка служил в полковой разведке. Его отправили как-то с группой взять языка, немцы их заметили, выпустили осветительную ракету, бросили в их сторону гранату, все погибли, а дедушке ранило спину. Ну, он так и лежал какое-то время, двигаться не мог, потом пришел, вернее – подполз, за ним ещё один разведчик, его тоже убили, затем ещё один обвязал его шинелью и потянул за собой, вот так и вытащил. Ты скажи, какое всё-таки самоотречение было, да?! На верную смерть шли, лишь бы спасти товарища.
    – Да, а в каких условиях жили. Помню, в одной книге воспоминаний автор писал об учёбе в военном училище. В казарме – + 5 днём, 0 градусов ночью, спали под тонкими одеялами. На улице – 15 мороза, а они зарядку делают в одних рубашках 15 минут. Задержался в казарме, вовремя не вышел – делаешь 30 минут. Портянки просушить было негде, ноги постоянно мокрые. Зато закалились так, что спали потом в окопах на голой земле, зарывались в снег, как собаки, и так ночевали. Вот читаешь такое, и думаешь, как вообще такое может быть, что за люди были. Но есть и объяснение таким сильным волевым характерам. Сначала революция, потом гражданская война, голод 20-х, голод 30-х, коллективизация, индустриализация, репрессии, сложная международная обстановка. Там же получилось как? В 36-ом немцы с японцами подписывают Антикоминтерновский пакт, понятно против кого. Потом к ним присоединяется Италия, захватившая накануне Эфиопию. Япония в 31-ом захватывает Маньчжурию, в 37-ом начинает войну против Китая. В Испании в 36-ом к власти приходят фашисты. В 38-ом Германия захватывает Австрию, затем Чехословакию. То есть, как минимум, ситуация очень неспокойная, как максимум, понятно, что этим не закончится, пахнет большой войной. И вот в таком вот диком напряжении люди жили с 14-го года. Хочешь-не хочешь, а характер закалишь, слабые сразу отсеиваются в таких обстоятельствах, ну а с теми, кто остается, как показывает история, можно выигрывать и самые лютые войны.
    – Да, это точно. Как историки говорят, стране для того, чтобы пережить какие-то потрясения, нужен так называемый модальный тип личности.
    – Кстати, да, Танюш, что-то такое я слышал.
    – То есть, если в обществе есть 8-10% таких вот модальных личностей, то есть лидеров (смелых, отважных, решительных), которые могут повести за собой, то такое общество может рассчитывать на большие победы и достижения. Но только я не могу до конца понять, как же Сталин так жестоко проморгал начало войны. Ведь далеко же не мальчик был. Тот же Рихард Зорге четко заявлял: 22 июня! Но ведь были же и другие, утверждавшие то же самое.
    – Да, были и другие. Только вот те же другие так же категорично утверждали, что нападение будет в марте, потом в мае, потом между 15 мая и 15 июня, и попробуй после этого поверить в любую дату. Помню, тоже, Молотов по этому поводу говорил, что мы, мол, психологически не были готовы. Но ведь не только психологически. Если взять на то время весь мировой военно-промышленный комплекс за 100%, то на Германию приходилось 14,4%, а на СССР – 14%.
    – А на США сколько?
    – 41,7. В три раза, Тань. Ты только вдумайся, что можно было сделать, имей Гитлер такой потенциал. Но даже с трижды меньшим он умудрился покорить всю Европу; и одолей он Советский Союз, даже если просто приплюсовать два ВПК, то получается в три раза больше, чем у британцев (у них – 10,2%), – Британия была бы обречена. Ну а после всего в союзе с Японией (тоже на то время не самая слабая армия) можно было добить и США. Если не ошибаюсь, японцы к лету 45-го  располагали армией в 7 млн. человек.
    – Это лишь теория, Ром. Англо-саксы тоже ведь не дурачки.
    – Понятно, что не дурачки. Однако в Арденнах застряли разве не англо-саксы? Разве не они просили Сталина о помощи? Пришлось из-за этих вояк, которые открыли фронт только спустя три года, когда уже были понятно, что советские танки скоро появятся в Париже, и все лавры победителя достанутся Сталину, – из-за этих хвалёных демократов начать наступление на 8 дней раньше запланированного срока. Хоть я и не военный, но вполне понятно, что такие решения чреваты лишними потерями. Как тут не вспомнить известную поговорку времён Первой мировой: «Французы и англичане готовы воевать с  Германией до последнего русского солдата». Вот и воевали. Думали, натравим Гитлера на проклятых коммунистов, он их раздавит, увязнет там на бескрайних просторах, а затем мы его прихлопнем. Есть по этому поводу книжка одна – руки всё до неё не доходят, – так и называется – «Гитлер инкорпорейтед. Как Британия и США создавали Третий Рейх» Гвидо Препарата.
    – Итальянец, что ли?
    – Наверно. Так вот, там про то, как эти самые хвалёные светочи демократии накачали Гитлера самым современным вооружением и натравили на, как любит говорит наш президент, «немытую Россию».
    – Там, наверное, про «Мюнхенский сговор» тоже упоминается?
    – Да должно, конечно. Но был же ведь до этого и 36-ой год.
    – Ты о войне в Испании?
    – Да нет. Рейнская область. Демилитаризованная зона, по Версальскому договору. То есть не имел Гитлер по всем подписанным тогда международным договорам права вводить туда войска.
    – Однако ввёл?..
    – Ввёл, и французы под самым боком, имевшие в несколько раз большую армию, трусливо промолчали. Более того, Лига Наций заявляет, мол, ну, куда ж это годится?!
    – И что дальше? – улыбнулась Татьяна.
    – Германия вышла из её состава, что называется, громко хлопнув дверью. Ну а потом уже была Австрия, дескать, воссоединение двух братских народов (при том, что до этого Австрия и Германия никогда не были в едином государстве), Чехословакия…
    – А чего ж чехи не сопротивлялись? Это ты, по-моему, когда-то рассказывал, что по потенциалу они не уступали немцам?
    – Пятая экономика Европы. Современное вооружение, огромная армия, система мощных оборонительных укреплений.
    – И что?
    – Насколько я понимаю, банальная трусость, либо сознательный, так сказать, позор в угоду, – опять-таки, видишь, как всё возвращается на круги своя, – в угоду всё тем же англосаксам. Бенеша (президента Чехословакии) просто вызвали на этот «Мюнхенский саммит», и объявили о его горькой участи, мол, полстраны у тебя оттяпали, скажи спасибо, что не больше. И ты представь, целую Судетскую область у тебя так вот просто отрезали, – а это целых 5 млн. человек, – а ты потом возвращаешься в свою страну и отдаешь приказ войскам о не сопротивлении. Это ж как надо было унизить свой народ.
    – Ты вот рассказываешь, а я вспомнила, когда ездила в Прагу, экскурсовод с такой вот гордостью описывал красоты своей златой столицы, и говорит, мол, какие наши правители были молодцы, что не ввергли наш народ в горнило той страшной Мировой бойни.
    – Ну, видишь, нам их не понять, как и им нас. Просто, как жить потом с этой трусостью, я вообще не представляю. Если бы этот экскурсовод хоть немного интересовался бы историей, да прочитал бы хотя б выборочно план «Ост», то узнал бы, что 50% чехов подлежали выселению. А последнее всё там же и о том же означало, что часть вымрет в дороге, а остальные на новом месте будут стерилизованы вплоть до полного решения национального вопроса. То есть, читаешь выселение, подразумеваешь: уничтожение.
    – Слушай, ох и пласты мы сегодня подняли с тобой с исторических глубин.
    – Ну, так, а о чем же ещё говорить в такой день. Тем более, как писал один советский писатель: «Прошлое – это капитал, проценты с которого получает будущее».
    – Ох, Ромка, – прижалась Татьяна к любимому, – ты мой молодец.
    – Устала? – тепло улыбнулся парень, обнимая девушку.
    – Проголодалась.
    – Вот так. Ну, утром выпила только чашечку кофе, потом собиралась, не успела покушать, искала помаду, гладила блузочку…
    – Перестань кривляться, – смеялась Татьяна имитации собственного голоса.    
    – Перестань-перестань. Что мне делать теперь с тобой? В пельменную сводить?
    – Пельменных нет уже давно.
    – Давай тогда какого-то чебурека тебе куплю, как раз подходяще будет к твоему наряду.
    – Нет, – замечталась Таня, – я бы от шоколадки не отказалась.
    – Так ты ж голодная.
    – Ничего, перед пельменями можно и шоколадом побаловаться. Вот даже медики доказали, что 41 грамм шоколада за антиоксидантными качествами равен одному стакану красного вина, – подняла Татьяна указательный палец, – двенадцати стаканам белого, двум чашкам чая, трем с половиной стаканам голубики, четырем яблокам… четырем яблокам… – вспоминала она, – пяти луковицам, семи стаканам апельсинового сока и двадцати яблочного. Но для тех, кто не хочет портить фигуру – вместо шоколада можно употреблять какао, которое почти не содержит жира. Порция какао содержит лишь одну треть грамма жира, в то время как 40-граммовый шоколадный батончик – 8 грамм.
    – И долго ты изучала медицинские исследования? – иронично спросил Роман.
    – У меня не такие вещи память хорошая.
    – А фигуру испортить не боишься двадцатью стаканами яблочного сока, тремя мешками голубики…
    – Так, перестань, не перекручивай. Ой, что-то я устала уже.
    – Я думаю, с таким каблуком. Ну, ещё немножко совсем. О, слушай, возьми-ка цветы, – Роман изобразил на лице загадочное удивление.
    – Что такое? – полюбопытствовала Таня, и в тот же момент была взята парнем на руки. – Ай, Ром, ну что ты делаешь? Я вымажусь сейчас, – опустила она руку с букетом.
    – А я тебя вымазанную люблю ещё больше.
    – Ром, ну, поставь меня на землю. Люди. Неудобно.
    – Только при условии.
    Татьяна тут же, недолго думая, наградила венценосца щедрым поцелуем.
    – Ох, милая королева, вы несравненны, – поставил Роман девушку на землю.
    – Быстро же ты сдался, – с деланной высокомерностью заметила Татьяна, передавая любимому цветы.
    – Это ошибку можно легко поправить.
    – Тихо-тихо, юноша, нас ждут дела поважнее.
    – Сударыня, я у Ваших ног, – сделал Рома витиеватый поклон.
    – Давай, пошли уже быстрее, кавалер, – поторопила Таня. До кладбища оставалось несколько сотен метров.
    – Ты вот сказала, что вымажешься, а я вспомнил, как во время Сталинградской битвы фашисты прорвались к тракторному заводу, а от него до Волги, короче, около километра, ну, понимаешь, да? – а никаких воинских частей нет, не подошли ещё, не ждали там прорыва. Ну и работяги одни в этих засаленных спецовках, все вымазанные, в масле залегли на подступах к этому заводу. Немцы смотрят в бинокли – какие-то странные черные ребята. Короче, подумали, что это морская пехота, дело серьезное, начали вызывать подкрепление.
    – А за это время подошли наши части, и завод отстояли?!
    – Если бы я не был верующим человеком, то подумал бы, что ты в процессе реинкарнационных изменений во времена Великой Отечественной была каким-то Тимошенко.
    – Так высоко меня ценишь?
    – Даже больше, чем ты думаешь. А спроси у тех вон пареньков, кто такой Тимошенко, что они тебе скажут?
    – Что не знают и знать не хотят.
    – Не, они скажут: «Ты – дура. Тимошенко – это не он, а она».
    – А, точно-точно, – засмеялась Таня, – вполне возможно. История сегодня не в почёте. Бутылочка пива, «Варкрафт» и порнушка – куда интереснее. И знаешь, если так непредвзято проанализировать содержание телевидения, Интернета, печатной продукции, радио…
    – …складывается впечатление, что разрабатывали его идеологи нацизма?
    – Ну, не совсем так, как я хотела сказать, но, знаешь, где-то рядом. Грустно, на самом деле. Грустно и противно. Выиграть такую… слово даже не могу подобрать… войну, и всё спустить: идеологически, экономически, политически. Ну, вот, очень много говорят, что во времена СССР Украину всячески угнетали, держали на уровне колонии, советская оккупация и всё такое. Но если просто взять несколько сухих цифр. На момент распада Советского Союза экономический потенциал Украины приравнивался к уровню Франции, Украина была то ли пятой, то ли шестой экономикой Европы, третья ядерная страна, вооруженные силы были больше, чем в России, на Украину приходилось 5% производства всей мировой продукции, население – 52 миллиона. И что мы имеем сейчас? То есть, даже не вдаваясь в подробности, только цифры.
    – А добавь ещё к этому, что все наши военные потери с 1991 года оцениваются в 200 млрд. долларов, а Соединенным Штатам, сохрани мы свой ядерный потенциал, пришлось бы за это самое время потратить на оборону порядка $ 1 триллиона.
    – Ничего себе.
    – Да, Танюш, такая вот жестокая игра в узко-клановые, -партийные, -преступные интересы, – Роман тяжело вздохнул, глубоко задумавшись.
    – Вот мы и пришли, – сказала Таня, перекрестившись вместе с Романом у кладбищенских ворот.
    На кладбище говорить уже не хотелось, каждый думал о своём. У Татьяны всегда было особое отношение к кладбищенской атмосфере. Трепет перемежался со страхом, благоговение с состраданием, покой с напряжением. В тишине этого мистического места было что-то одновременно и притягивающее, и отталкивающее. В психологии это называется амбивалентностью, когда одно и то же событие или один и тот же человек вызывает противоположные чувства. То же чувствовала и Таня. На кладбище ей не хотелось разговаривать, а насладиться мыслительным покоем, и с надеждой на долгую счастливую будущность вернуться к насыщенной жизни.
    Положив цветы на могилках своих дедушек, влюблённая пара оставила несколько гвоздик для памятника воину-освободителю, стоявшему на этом же кладбище и чудом уцелевшему в свете дикой ненавистной борьбы со славным историческим прошлым.
    Оставив цветы у легендарного памятника, Роман и Татьяна застыли перед мужественным лицом несокрушимого воина, твердо смотрящего навстречу опасности, воина, которого можно убить, взять в плен и обречь на всевозможные лишения, но вызвать трусость и покорить невозможно, такое лицо не дрогнет ни перед пытками, ни перед страданиями.
    – Почему сегодня так мало таких лиц, Тань?
    – Не знаю, почему, но их очень не хватает.
    – Да-а, как сказал Фридрих Великий: «Русского солдата мало убить, его надо ещё и повалить!» И попробуй сегодня публично об этом заявить.
    – Заклеймят предателем и сепаратистом.
    – Или «рукой Кремля», московским запроданцем, русским агентом, как-то забывая о том, что вышли из одной купели – Киевской Руси, а если обратиться к исторической правде, то первое слово вообще нужно убрать, ибо первоисточникам, древним летописям государство с таким названием попросту неизвестно. Ведь один народ с богатейшим, великим прошлым. А послушаешь наших политиков, так нам вообще гордиться нечем, там угнетали, там унижали, там оккупировали, там не ценили. Один вопрос только: какое поколение вырастет на такой вот истории без истории?
    – Ответ, Ром, каждый день перед нашими глазами.
    Татьяна со своим неравнодушным к исторической правде спутником настолько углубились в свои размышления, что не сразу уловили непонятные поначалу шумные звуки, затем напряженный слух определил в них какую-то боевую песню, и они повернулись в сторону этих выкриков.

Маєм тризуб на плечі,
Дременуть од нас хачі!
Навчимо жидів уму!
Чорні берці в нас блещать,
Негри будуть верещать!
Раса, Нація, Земля!
Україно ти моя!
   
    – Слава Україні!
    – Героям Слава!
    – Слава нації!
    – Смерть ворогам!
    – Україна!
    – Понад усе!
    Возможно, эти ребята так и прошли бы себе мимо. Возможно, у них был свой, особый, взгляд на события Великой Отечественной или, скорее, Второй Мировой, а, возможно, они сознательно искали тех, чьи взгляды они не разделяли.
    Внезапно эта группа молодых крепких парней остановилась напротив любопытной пары, оказавшейся между ними и ненавистным им памятником. О взглядах на историю можно было не спрашивать, их вид и местонахождение говорили сами за себя.
    – Глянь-но, Миколо, які недобитки блукають по кладовищу, – обратился один из них, видимо, к старшему.
    – Та бачу, що ця московська зараза шириться, як чума в Середньовіччі. Ми її давимо, а вона, як ота ракова пухлина.
    – Провчити треба бісових дітей, щоб потім і своїм дітям заказали навіть близько підходити до цих клятих пам’ятників.
    Всё это время группа из десятка недружелюбных парней медленно подходила к напрягшимся Роману и Татьяне, бросавшими друг другу короткие фразы.
    – Що ти їй там шепочеш, запроданцю?
    – Та розповідає, як краще дременути од нас. Вони ж тільки це і уміють.
    – Га-га-га-га, – раздался громкий хохот из десятка глоток.
    Ситуация была почти патовая. Убежать не удастся даже при большом желании, устраивать гладиаторский бой совершенно бессмысленно, да и опасно; вызвать полицию не получится, а если и получится, на такие вызовы она просто не поедет. Единственным адекватным решением было просто молчать, надеясь, что эти ребята надолго здесь не задержатся. Трезво всё оценив, Рома понял, что от конфликта их спасёт только чудо, и начал усиленно молиться.
    – Дивіться-но, хлопці, як він міцно тримає це московське стерво за руку. – Роман понял, что его провоцируют, потому пока ещё молчал. – Береже своє кохання, як же.
    – Та яке там кохання! Тремтить просто за свою шкуру, от і узяв за руку, щоб не так холодно було од страху.
    Новый взрыв хохота вызвал у Татьяны почти панический страх. Нетрудно было догадаться, что будет, если Рома не выдержит, а то, что шансов у него нет никаких, так это даже при всей любви и уважении. Тем не менее, глаза она не отводила и не опускала вниз, хотя внутри всё заледенело.
    – То що, свинюко, прийшов поклонитися цьому падлу? – подошел старший к Роману вплотную. На такую реплику не ответить было уже нельзя.
    – Ребят, вам подраться надо? Так вас много, можете между собой турнир устроить.
    – Ого-го! Чули, що каже, хлопці? Мало того, що по-москальському чеше, так ще й розумного із себе корчить.
    – Хлопці, та чого ви причепилися до нас? Що вам треба? – вскрикнула Татьяна.
    – Ти диви, по-нашому уміє. От гадюче кодло! Як смаженим запахло, то вже й…
    – Послушайте, парни, есть, что предъявить, так предъявляйте, а нет…
    – Послухай сюди, запроданцю, пред’являти тобі будуть на зоні, куди ми тебе люб’язно відправимо, а зараз, так уже й бути, бери свою московську підстилку…
    В следующее мгновение правый кулак Романа сделал резкий широкий замах, однако цели не достиг, будучи нейтрализован ловким захватом. Ещё через мгновение мощный удар в челюсть свалил его на землю без всяких жизненных признаков.
    – Что ты сделал, урод! Подонки вы, твари. И вы герои, да, герои?! 10 на одного. Да вы последние трусы, трусы, трусы!!! – металась Татьяна, не зная, бросаться ей на эту шайку, или приводить в чувство любимого.
    – Миколо, та закрий ти рота цій паскуді, бо ми її тут і закатаємо, – лютовали «братья».
    – Та ні, брати, хоч руки і чешуться, дівку бити не буду, ми ж козаки, лицарі, як-не-як.
    – Да ублюдки вы, ублюдки, а не рыцари, – плюнула Татьяна «рыцарю» в лицо.
    – Ах ти ж лайно собаче! – еле сдержался Мыкола, чтоб не ударить уже потерявшую от истерики страх девушку, однако схватил её за нос и, потянув на себя, резко оттолкнул. Таня вскрикнула, упала и сразу же схватилась за нос, поняв, что он сломан. Кровь, вперемешку со слезами, сквозь пальцы брызнула на белоснежную блузку и пиджак.

    – Слава Україні!
    – Героям Слава!
    – Слава нації!
    – Смерть ворогам!
    – Україна!
    – Понад усе!
    Изрыгнув из мощных глоток патриотический запас, казацкая ватага отправилась навстречу новым приключениям, выкрикивая по дороге новое гасло:
Бандера прийде – порядок наведе!
    Вскоре всё стихло. Татьяна, запрокинув голову, пыталась остановить кровь. Роман, очнувшись, медленно приходил в себя. Подбородок ужасно ныл, но, похоже, не был сломан.
    Над ними, застыв в монументальном граните, стояла мужественная фигура воина, всё также твердо и несокрушимо смотрящего навстречу опасности…