Встречный план. Лагерные хроники

               
                (Из записей Марка Неснова)               
                Анекдот времён развитого социализма:
                Что такое встречный план?
                Это, когда жена просит два раза,
                Муж обещает три,
                Но оба уверены, что больше одного не получится.



Начальника колонии зэки обычно называют “хозяин”.
Если он не проявляет агрессивности и не получает удовольствие от наказания зэков, его обычно называют по фамилии, избегая, по- возможности, казенное слово “хозяин”.
Начальника же, который видит в заключённых людей и проявляет свою власть только тогда, когда жертва очень уж напрашивается, называют по имени отчеству.
И хотя это против всяких правил, часто говорят так в глаза. Ему это не всегда удобно, но он, как правило, помалкивает и терпит, потому что это дорогого стоит.
Основная забота у начальника план, а силовыми методами его выполнить невозможно. Таких начальников я встречал, и одним из них был Иван Фомич Овчинников.

В свои пятьдесят он уже собирался на пенсию. Купил “жигуля”, заказал  в столярке разборный щитовой гараж и, как говориться, собирал вещи.
В Белгороде его ждала квартира и непыльная работа инспектора профтехобразования.
И тут судьба нанесла ему удар. Судьба в лице начальника управления МВД
 генерала Мешкова.
Генерал собирался переезжать в Москву в Главк и там, на одном из совещаний, пообещал построить пожёгочную печь, конструкцию которой разработали министерские умники. Проблема отходов на лесопереработке крайне остра и веками не решается.

Деньги за рацпредложение начальство, видимо, уже “освоило”, а строить печь ни одно управление в стране не хотело, так как глупостями производственникам заниматься некогда.
Но генерал уже был одной ногой в Москве, и особого манёвра у него не было.
Вернувшись в родное Управление, он сначала пытался найти добровольцев, а поскольку таких не нашлось, запряг того, кто запрягался.
Иван Фомич со дня на день ждал “подполковника” - а это уже другой статус и другая пенсия.
-Не сделаешь - уедешь отсюда только с профсоюзным билетом - закончил генерал свою напутственную речь.
         Овчинников вернулся в родной посёлок и слёг.

Ночью за мной пришёл конвой и повёл меня к Ивану Фомичу на дом.
Кроме него, там был главный инженер и начальник лесобиржи.
Тумбочка у Ивана Фомича была завалена бутыльками и упаковками от лекарств, а вид у него был крайне  унылый. Рядом на кровати сидела обеспокоенная жена.

Разговор начал главный инженер
 Он положил передо мной лист бумаги, на котором от руки был нарисован
 перевёрнутый усечённый конус. По его боковым граням шли стрелки вниз,
а от центра  снизу  вверх шло несколько стрелок.
По расчётам москвичей и законам физики, от нагрева должен был создаваться  вихревой поток и затягивать холодный воздух по стенкам и тем самым способствовать горению отходов, которые должен сбрасывать на дно этого конуса транспортёр – мусоротаска.
Людское обслуживание не предусматривалось, так как не было необходимости. Всё  должно было сгорать само собой.

Все  производственники, кто знакомился с этим проектом, не верили в его эффективность, поэтому и отказывались, но Иван Фомич был загнан в угол и безучасно ждал неминуемой гибели.
Позвать меня предложил начальник лесобиржи Виктор Григорьевич Паксиваткин, потому что верил в меня и народную мудрость.
В данном случае эту мудрость я и представлял.
Посмотрев на всю эту глупость, я спросил Ивана Фомича, сколько ему дали времени.
-Три месяца - обречённо сказал он.
-Позвоните сейчас генералу и скажите, что вы справитесь за месяц.
Скажите, что  коллектив  посоветовался и, идя чему-нибудь навстречу, принял  встречный план.
- Ты думаешь генерал дурнее нас?
-Иван Фомич, дайте ему возможность быть таким дураком. Он посреди ночи будет звонить в Москву. Там же  тоже кто-то хочет отличиться.
А Вам этого не забудут.
А потом выпейте рюмку коньяку и спите спокойно. Я ещё не знаю, как, но гореть будет, а я никого из вас никогда не подводил.

Было  два часа ночи, когда я разбудил бригадира электриков Валеру  Брумеля и его парней.
Комендант барака открыл нам кабинет начальника отряда, и я рассказал мужикам о проблеме.
Кличку по фамилии известного прыгуна, Брумель получил из-за огромного роста.
В лагере он сидел всё время, потому что на воле задерживался только до первой пьянки. В зоне же он пил умеренно и был классным и ответственным специалистом.
Мы все пришли к выводу, что нужен поддув от небольшого, но мощного вентилятора и порционная подача мусора, потому что у нас все ветки и кора шли с наледью.
Это значило, что надо создавать  скрытую от глаз систему вентиляции и круглосуточную обслугу человек из десяти с устойчивой зарплатой для круглосуточного дежурства.
Люди и строительство были моей заботой, а вот поиск оборудования и монтажная работа ложилась на команду Брумеля.
Осталось решить вопрос с затратами и оплатой.

Договорились, что Брумель и его парни получают от меня по триста наличными и по десять бутылок водки.
На всё - про всё остальное, тысячу рублей и сто пачек чая.
Я вышел успокоенный и ушёл спать.

Теперь нужно было найти звеньевого на строительство самого амфитеатра,
как отныне мы и стали называть это сооружение.
Остановился я на парне из Горького Шурике Острякове.
Когда Шурик появился на зоне, он попытался отвоевать место
 среди зэков, показывая свою крутизну путем грубости и наездов при каждом удобном случае.
Среди работяг это срабатывало.
Но когда он позволил сказать лишнее обо мне, я сломал ему ключицу обрезком водопроводной трубы.
После больницы Шурик сделал выводы и стал хорошим работником и товарищем. Он был заслуженно уважаем, и уже не лез в “калашный ряд”.
Я всегда сожалел о происшедшем, но выхода у меня тогда не было, и что уже случилось, то случилось.
         У нас были нормальные отношения, но недоверие ко мне  от Шурика я чувствовал. Мои попытки как-то его выделить и помочь, он молчаливо отвергал.
             И вот я предложил ему организовать это строительcтво, пообещав всякое содействие, а потом курсы крановщиков, куда его не брали из-за большого срока. Учёба проходила на другой зоне, где конвой был менее строг.
            Когда Шурик дал своё согласие, мне стало совсем спокойно.
Человеком, несмотря ни на что, он был достойным и основательным.

Кроме звена, которое он организовал, я направил на строительство всех бездельников, недотёп и отказчиков. Всем организовал питание, чай и какие-то деньги.
Привёл и немало картёжных должников, коих за нашей семьёй было великое множество.
Они мечтали, чтобы их долги попали ко мне, тогда это ничем не грозило.
Я устраивал их работать, кормил, поил, но зарплата уходила по моему усмотрению.
Для них это было спасением от неизбежного падения в пропасть, а для меня спокойно заработанные деньги и возможность затыкать производственные прорехи малой кровью.

Через месяц огромный объект стоял. Внутренняя дощатая обшивка конуса была покрыта толстым слоем глины. Установленный в будке бревнотаски вентилятор был невидим и гнал воздух по подземной трубе, которая выходила в огромный горн, сваренный из рельсов и швеллеров посреди углублённого днища амфитеатра.
Над верхней частью  конуса консолью нависала мусоротаска.
Вдоль внутренней стены спускалась металлическая лестница, которая наверху упиралась в смотровую площадку, на которую снаружи вела винтовая лестница.
            Разожгли на горне огромный костёр с помощью ведра солярки, включили вентилятор и печь с гулом и искрами стала истреблять мокрые хвойные отходы и кору.
Сверху из мусоротаски монотонно сваливались отходы от разделочных звеньем и сгорали на радость всем заинтересованным лицам.
Поскольку отходов от текущего производства не хватало, на тракторе подвозились отходы из отвалов.
          Крутилось на этой кухне человек двадцать, и всем  я исправно платил, закрывая по разным бригадам и объектам.

Иван Фомич доложил исполнение, получил звание и убыл в Белгород,
обещав мне в первой же церкви поставить за моё здравие свечку.
            
         Главк и министерство, обрадованные таким результатом, обязали строить печи повсеместно, радуясь дешевизне решения такой тяжёлой проблемы..
      
К нам поехали делегации офицеров. Они видели печь, которая гудела как паровоз, поднимая столб огня, и были в восторге от такого простого способа.

Наши юмористы не подпускали офицеров к краю смотровой площадки, чтобы воздушной тягой не засосало вниз.

Многие управления начали строить такие же печи, но ни у кого мусор не горел. Прогорали зажженные дрова и тем дело кончалось.
Делегаты обходили вокруг наше чудо, ничего не находили и приходили к выводу, что выбран неправильный угол при постройке их конуса, или в
 их районе неправильная роза ветров, но ничего не помогало.
        Если бы они прислали какого - нибудь бригадира или слесаря, тот бы узнал
 наши секреты в течение часа, но приезжало всегда большое начальство, которому и в голову не приходило искать скрытые пружины.Да и мозги у приезжих больше были заняты пьянкой и охотой.Иначе зачем же ехать чёрт знает куда.
Наше же начальство делало вид, что оно ничего не знает, как делало это постоянно, чтобы, по-глупости, не развалить отлаженное производство.

Главк метал гром и молнии, срывая погоны и понижая нерадивых в должности, ибо видел в этом пренебрежение и саботаж.

Печь уже работала почти год, когда мой душевный и давний приятель чеченец Хамзат, за полученное оскорбление нанёс обидчику три удара стаместкой в горло.
Поскольку жертва тоже была из порядочных парней, то не имея подозреваемого, следствие арестовало шесть человек возможно-причастных, по оперативным данным. И я тоже угодил в изолятор. Никакое заступничество производственников не помогло.
         Хамзат  взял всё на себя, получил ещё четыре года и отбыл на особый режим.
         Меня же и других задержанных раскидали по другим зонам "от греха подальше".(рассказ: Хозяин).

          Первые пару месяцев печь нормально работала, но не получая ни зарплаты, ни дополнительного питания, работяги потихоньку разбрелись по другим работам. Огонь погас.
         Но мусоротаска исправно высыпала отходы в амфитеатр, пока над ним не образовалась гора мусора, что очень  удивило, привыкшее к хорошему, начальство.
         Даже, если бы и найдена была возможность платить рабочим, зажечь уже эти сотни тонн слежавшейся мокрой дряни не было никакого способа.
         
          Этот памятник, социалистическому планированию и встречным планам, долгие годы возвышался над всем посёлком, как римский Колизей, вызывая у непосвящённых естественные, для нормальных людей, вопросы.
Возможно, он стоит там и до сих пор.