Ев. от Странника. гл. 25. Старая любовь Люцифера

        Нина так и ушла – с иглою в руке, – пока вводила себе очередную дозу блаженства. Зрачки сжались в точку, глаза закатились, а на губах выступила белая пена. Рука, державшая шприц, содрогнулась, и кровь ручейком стекала на пол из надорванной вены. Рядом никого не было, а к частой тишине за картонными стенами соседи давно уж привыкли. Ничто не могло помешать милой смерти взять Нину за руку и увлечь за собой. Ее тело, невесомое, как паутинка, было подхвачено смерчем, и устремилось куда-то в хрустальную высь. Она парила в теплых потоках восходящего зарева, неслась и кружилась в огромной живой дикой воронке, почти не замечая движения, которое было для нее неотделимо от «маковой тяги» – возвышенно-чувственного ощущения наслаждения, восторга, полета и опьянения, сравнимого разве что с той биохимией, что дарит человеку любовь, особенно в краткий миг ее воплощения.

      Внезапно ураган отпустил ее, оставив свободно лететь, скользя теперь быстро вниз по новой жуткой спирали, которая, набрав обороты, швырнула Нину прочь, как трамплин. Сладостное и захватывающее ощущение стремительного планирования длилось недолго. С четырех сторон сразу, как нечто пронзительно-жуткое, раздался зловещий свист рассекаемого воздуха. Четыре острых крючка на тонких стальных струнах-проволоках вонзились ей в плечи и ноги. Проволоки натянулись, и через минуту она уже висела на них в каком-то большом темном зале, тихо воя от боли, и не в силах пошевелиться. Постепенно сумрак рассеялся. Роскошное убранство изысканного чертога освещали теперь газовые рожки и добрая тысяча свеч. Живой теплый свет многократно отражался, преломляясь в хрустале люстр и амальгаме зеркал в ажурных золотых-с-чернью рамах. Место это так же походило на Преисподнюю, как кабинет стоматолога на комнату в хорошем борделе. Нина попыталась дернуться и в голос зарыдала от пронзающих ее боли и страха.

      — Замолчи. Если будешь сопротивляться, то останешься тут навечно, – голос принадлежал одной из четырех женщин, находящихся рядом.

      Нина подняла мокрые от слез глаза и посмотрела на них. Невероятно красивые по земным меркам дамы выглядели так, будто собрались направиться в оперу или на прием к королеве, – платья в пол, бриллианты, прически, словно у каких-то принцесс, дорогой, кажущийся абсолютно естественным, макияж… Правда, у красавицы с восточными чертами лица, глаза были особо ярко подчеркнуты, но выглядело это так же уместно, как звезды в ночном ясном небе.

      — Люсиль, теперь ты должна нас покинуть. О награде за помощь нам поговорим позже, – Лейла привлекла к себе молодую девушку и поцеловала ее в губы.
      — Позволь ей остаться, – сказала Миэлла, вызвав у всех молчаливое недоумение. – То, что она знает, уже несовместимо с жизнью, так пусть присутствует.

      Люсильда посмотрела в глаза Миэлле и содрогнулась. Ей стало вдруг ясно, что у маленькой креатуры на этой доске шансов выжить не больше, чем у души, которую она предоставила своей покровительнице. А та ей служила теперь, сама не зная того, связующей нитью между мирами.

      — Симпатичная душонка. Только вот, выдержит ли? – спросила Нагиля и плотоядно поглядела на Нину.
      — Долго не выдержит. Но нам этого и не нужно, – ответила Лейла.

      Она взяла золотую, инкрустированную лабрадорами чашу, поставила на стол и, держа над ней руку, сделала на запястье глубокий надрез, сверкнув тонким лезвием обсидианового ножа. Когда чаша наполнилась примерно на треть, ее примеру последовали остальные сестры. Держа кубок с кровью в руках, как драгоценную святыню, Лейла подошла к висящей на крючках жертве.

      — Ты должна испить все до последней капли, – сказала она. – Иначе эти крючки покажутся тебе детской забавой.

      Нина судорожно кивнула головой в знак согласия и принялась пить. Стоило пересилить себя и сделать первый глоток, как она почувствовала, что остановиться уже невозможно, – кровь дочерей Лилит мгновенно опьянила ее, заворожила подобно тому, как мираж озера прельщает скитальца в пустыне, – казалось, что сама жизнь и мудрость веков втекают в нее из чаши, даруя бессмертие и блаженство. Допивая последнюю каплю, Нина испытала настоящий оргазм, – судорога сотрясла ее тело, чуть было не вырвав крючки прямо с плотью.

      Лейла усмехнулась, небрежно бросила на пол драгоценную чашу, подошла к сестрам и начала говорить что-то на странном красивом музыкальном наречии, которое Нине было безусловно понятно.

      — Par le sang de trois, je t'appelle Laylah. Moi, ta fille – Layla.
      — Je suis Miella.
      — Et moi aussi, votre prefere, – Nagilya.
      — Remplissez ce pichet ou que vous soyez*.

      Наступило жуткое мгновение тишины. Время остановилось, а в воздухе повисло вибрирующее напряжение. Неожиданно висящая на крючках и успевшая стать уже вполне материальной, душа возопила – так, словно в нее вонзили тысячу раскаленных игл. Одна за другой со звоном лопнули стальные каленые струны. Крючки зашипели, будто разъедаемые кислотой, и то, что от них осталось со звоном упало на пол. Светящиеся небесно-голубые глаза, смотревшие теперь на трех ошеломленных сестер, не предвещали им ничего хорошего, однозначно.

      — Вы посмели призвать меня, будто какого-то грязного демона?
      — Здравствуй, маман, и мы тебя тоже любим, – Миэлла автоматически достала из сумочки фляжку и сделала глоток неразведенного виски – такого, какой пьют его изготовители, – налитого прямо из бочки.
      — Хочешь сказать, что успела стать ангелом? – пошутила Лейла, но сарказм ее мало кто оценил.
      — Кажется… я догадываюсь, – Нагиля сделала шаг вперед и гордо подняла голову. – Поклонение, – верно, мама?
      — Я больше не нуждаюсь в этом чокнутом мире. У меня теперь есть свой Олимп.

      В глубине зала раздались хлопки ладоней и гулким эхо отразились от стен. Вслед за одинокими аплодисментами прозвучал мужской голос:

      — Оберон хоть и без рог, – все же, – черт, в итоге; как и все, в конце концов, греческие боги. Здравствуй, любимая. Ты могла бы и не являться на зов своих девочек. Настоящего божка вызвать можно лишь в Ассию, да и то, – спалив город-другой. Чем обязаны такому визиту?
      — Люци'хер, солнце, тебя Миэлла позвала?
      — Наша дочь – прелесть, – не так ли?
      — Вся в отца.
      — К сожалению, она тут совсем не причем, – мне иногда самому приходится контролировать ситуацию. И, конечно же, я не забыл о тебе.
      — Ты всегда был слишком влюбчив, дотошно ревнив и излишне сентиментален.
      — Дорогая, давай не будем при детях. Ты лучшая женщина в моей жизни, – так оставь же мне немного иллюзий.
      — Довольно паясничать, – Лилит демонстративно отвернулась от Нортона и обратилась сразу ко всем. – Итак, мне от вас ничего не нужно. Но вы, похоже, неспроста тут собрались. Лейла?
      — Может быть, господин Нортон будет столь любезен, и оставит женщин одних?
      — Сначала задам один вопрос твоей матери. – Нортон медленно подошел к маленькой хрупкой душе, что сияла теперь, исполненная духом, проникшим в нее, взял за руки и посмотрел ей в глаза. Выглядел он не старше сорока пяти – харизматичный и довольно привлекательный мужчина в строгом костюме; на вид – преуспевающий адвокат или актер. – На протяжении всех этих лет я не переставал думать о тебе, моя лилия, мечтать, грезить тобой. Возвращайся. Теперь уже – на законных основаниях, – навсегда.
      — Ты делаешь мне официальное предложение?
      — Я всего в шаге от этого.
      — Не боишься, что я отомщу тебе за свою ссылку... и прочее?
      — Ты того стоишь. Я готов рискнуть всем ради тебя. К тому же, – все что я сделал, случилось из-за любви к тебе. Я сходил с ума от ревности, но теперь понял, что был неправ. Прости меня и возвращайся. Я дам тебе все, что пожелаешь.
      — Язык, Нортон, у тебя по-прежнему неплохо подвешен. In diesem Sinne kannst du’s wagen. Verbinde dich; du sollst, in diesen Tagen, Mit Freuden meine Kюnste sehn, Ich gebe dir, was noch kein Mensch gesehn…
      — Обещай подумать над моим предложением. Давай встретимся на нейтральной территории – поужинаем и все тихо обсудим.
      — А знаешь, – ведь уболтал. Ради тебя я покинула Ассию в то время, когда она еще была настоящим Эдемом. Мы вместе обустроили этот мир, – превратили его из Геенны Огненной в чудесное место. Нас связывает нечто, куда более значимое, чем все наши личные чувства, а разъединяют лишь зеркала да последствия невинных шалостей и увлечений. Встретимся там, где все начиналось. Увидимся в мире без Силы.
      — Экс ангел и богиня в человеческом облике? Если кто-то узнает, то нам с тобою не поздоровится.
      — Не волнуйся, – я приму меры, – у богинь есть свои преимущества в мире людей.
      — Даже так? – Дьявол наклонил голову, и поднял одну бровь; от его улыбки хотелось забиться куда-нибудь в угол и сделаться невидимкой. – Мне следует заранее уладить дела и написать завещание?
      — Напиши, – Лилит улыбнулась, приблизилась к Нортону вплотную и провела рукой по его смуглой щеке. – Вдруг затрахаю тебя до смерти.
      — У богинь нынче свободные нравы.
      — Всегда были. Извращений стало поменьше.
      — Хорошо. Время?
      — Следующее полнолуние, милый, тебя устроит?
      — Вполне. Место я выберу сам, если ты, конечно, не против.
      — Конечно, не против. У тебя безупречный вкус, – Лилит голубооко вздохнула и посмотрела на Нортона так, что тот слегка ослабил хитрый узел своего галстука. Даже пребывая в не вполне совершенном человеческом теле, она могла одним только взглядом кого угодно свести с ума.
      — До встречи.
      — До скорого, дорогой, – слова, произнесенные Лилит в наивысшей степени сладко и ласково, звучали вполне искренне и серьезно.
      — Дамы, позвольте откланяться. Лейла… – Нортон кивнул старшей из сестер и пристально посмотрел ей в глаза. Искра, пробежавшая между ними, казалась весьма неоднозначной.

      Повернувшись на каблуках, он прошел через весь зал и, не обернувшись, вышел, легко толкнув большую белую дверь. После ухода владыки оставалось ощущение его присутствия, словно уходя, он оставил часть себя в этом месте. Лейла, Миэлла и Нагиля подошли к матери, Люсильда осталась неподалеку, но чувствуя неотвратимость кары за все свои прежние промахи, расслабилась и присела на стул.

      — Мы тоже хотели просить тебя о возвращении, – сказала Лейла. – Без тебя Геенна стала походить на помойку.
      — Дикий сад-зоопарк, – дополнила Нагиля, усмехнувшись.
      — Мне нет никакого дела до ваших желаний; и до этого мира тоже, – сказала Лилит.
      — Хочешь ты этого, или нет, но мы все – часть тебя, – плоть от плоти твоей, – возразила Миэлла.
      — Я всегда чувствовала твое незримое присутствие, ощущала твою помощь в трудную минуту, – добавила Нагиля.
      — Можешь пудрить мозги отцу Миэллы и моему, но мы не настолько бесчувственны, – добавила Лейла.
      — Это все, что вы хотели сказать?
      — Нет, не все, – Лейла взяла у Миэллы ее фляжку и сделала небольшой глоток. – Если бы ты действительно нашла свое место среди божков, то мы бы вряд ли тебя увидели. Но ты явилась, и это может означать интерес. Посему предлагаю остаться с нами и немного поговорить. Часа два эта душа тебя вполне выдержит.
Лилит медленно подошла к зеркалу и задумчиво вгляделась в «свое» отражение.
      — Прелестное дитя, что присутствует здесь, должно быть, обладает талантами, о которых мне следует знать?
      — Это моя подруга, Люсильда, – Лейла поманила дьяволицу глазами. – Ее талант в способности к снам наяву.
      — Разве это талант? – усмехнулась Лилит, хитро щурясь.
      — Ей наплевать на разницу в течении времени. До определенных пределов, конечно.
      — Вот как? – удивление прозвучало все же фальшиво, – Не так давно один остолоп взывал к богам о некой юной особе, как это делали жрицы Гекаты, желая обольстить кого-нибудь из сената. Не знаю, каким образом это у него это вышло, но его услышала я. И, кстати, он почему-то не лишился рассудка после встречи с моим отражением. Твоих рук дело, девчонка?
      — Да, моя госпожа. Мне удалось провести его через врата, к себе… в гости.
      — Надо же. Все это очень забавно, – в глазах Лилит читалась, чуть ли не детская заинтересованность происходящим, но взгляд ее источал флюиды лукавства. – Не только гуляешь по отражениям, но и еще и души таскаешь. Теперь ритуал… Обо всем этом, девушки, никому. Живи, знай, но помалкивай. А хочешь жить долго, – заставь умолкнуть всех тех, кто знает, кроме тебя. Еще вернемся к этому разговору. А сейчас я хочу привести себя в порядок к нашему ужину.
      — Я провожу тебя, мама, – Нагиля сделала радостное наивно-детское личико и, состроив, миленько, глазки, проворковала, – Кое-что из моего гардероба вполне тебе подойдет.

      Лейла наконец-то вернула фляжку Миэлле и как ни в чем не бывало, обняв за талию Люси, заговорщицки прошептала ей на ухо:
      — Я знала, что ты ей понравишься. Провела к себе парня... Ты чокнутая! Значит, и он балуется ритуальчиками… Иногда забавно наблюдать за зверушками. Посмотрим, как все закончится? Можно подкинуть ему пару кошмариков.
      — А какой от этого толк?
      — Толку, конечно же, никакого, но это довольно забавно. Пойдем, повеселимся, – ничего непоправимого не случится с твоим питомцем.


                ***WD***


      *Лабрадор – камень Лилит.

      *Ножи и скальпели из обсидиана имеют более тонкое жало ; 30 ; 10000 ;ngstr;m = 1 мкм. В общем, 1 ; – это одна десятимиллионная миллиметра. Толщина кромки лезвия скальпеля для микрохирургических операций ; от 250 до 600 ;. Так что нож Лейлы – не выпендреж, но инструмент, режущий плоть куда нежнее и легче своих булатных собратьев. Жрет Проза.вру буквы и знаки. Но данное прои есть и тут - https://clck.ru/sPx6D

      *Заклинание – почти по хранцузски, а Лилит, поддразнивая Нортона, цитирует Гете: Бла бла бла, я дам тебе то, что никто еще никогда раньше не видел.

     Мd – Наталия Овчинникова

                ******

     Следующая глава – http://proza.ru/2022/02/02/1113

     Предыдущая глава – http://proza.ru/2021/09/08/900

     Начало повести - http://proza.ru/2021/02/24/1297