Капкан для Терпсихоры 17

      Глава 17. В которой Варе выпадает дальняя дорога, а Федор обретает новый
                смысл в жизни.

Неделю спустя в палате вокруг выздоравливающей Вари собрались брат, Егор и Анита. За окном моросил мелкий сентябрьский дождик, солнце пряталось за низкими серыми тучами, а в палате было тепло и светло от радостных улыбок.
- Ну, Варежка, ёжкин кот, я из-за тебя чуть не поседел! – заявил Фёдор, располагаясь на подставленном к кровати сестры стуле. – Вот что за манера влезать во все неприятности?!
- Обычная журналистская манера, - прокомментировал Егор. Вместе с сестрой они остановились в изножии кровати больной.
Робко улыбающаяся Анита протянула ей пакет с гостинцами – традиционными фруктами и соком.
- Спасибо! Поставь пожалуйста на тумбочку.
Варя была так счастлива, что осталась жива, что самые дорогие для нее люди сейчас рядом с ней, что позабыла про сохраняющуюся слабость и частые головокружения. Она поудобнее устроилась в кровати, поправив за спиной подушку, подтянула одеяло и попросила:
- Да вы не стойте, ребята, садитесь. Федя, расскажи про расследование.
Фёдор глубоко и многозначительно вздохнул и начал свой рассказ.
- Пожар потушили довольно быстро, так что пострадало только восточное крыло здания. Ничего, сделают ремонт и дворец Францевых вернет свое прежнее великолепие. Эвелина Павловна погибла в огне, Леопольд Теодорович умер чуть раньше от острого инфаркта. Нюша, вернее Анна Васильевна Трифонова, активно сотрудничает со следствием. Она в подробностях рассказала и о смерти Марты, и о Насте Хохолковой, с которой сделали то, что хотели сделать с тобой, Варя. Подтвердить ее слова некому, но получается, что она сама стала жертвой сумасшедшей хозяйки поместья. Та угрожала её выгнать из дома, а идти ей было некуда, вот и выполняла страшные поручения Эвелины Павловны, возомнившей себя колдуньей. А Леопольд во всем потакал жене. С учетом помощи в спасении Вари, дадут ей не много, скорей всего отделается условным сроком.

Тело Насти довольно быстро нашли в пруду, завернутое в полиэтилен. Чтобы оно не всплыло, тело обвязали веревками и привязали к ним камни. А вот с поисками захоронения Марты возникли сложности. Анна Васильевна не помнила, в какой из котлованов они с Францевым бросили тело. Времени то прошло довольно много. А котлованов было два. Их засыпали весной и посадили садовые растения. Пришлось все перекапывать, но нашли.

Фёдор бросил взгляд на Егора, примостившегося на краешке Вариной кровати напротив сестры. Лицо его было мрачным и бледным.
- От расследования меня отстранили, но зато доверили сообщить родственникам о гибели девушек. Оказывается, мать Марты Мацкевич не на долго пережила дочь, умерла весной. За телом приехал отчим, спокойный мрачноватый человек. А вот десятиминутный разговор с Верой Петровной Хохолковой укоротил мне жизнь на год, если не больше. – Фёдор старался ни с кем не встречаться глазами, боялся, что заметят мелькнувшую слезу, никак не вязавшуюся с образом бравого полицейского. Пришлось даже поглубже вздохнуть, прогоняя тугой ком в горле, возникавший каждый раз, когда он вспоминал убитую горем несчастную женщину. - Хотя это и не утешает, но хотя бы похоронят девочек по-человечески… А вот с расследованием злодеяний господина Францева в театре возникли ожидаемые трудности. – Денисов недобро усмехнулся. – Следователи не успели приступить к изучению его меценатской деятельности, как дело спешно свернули и закрыли. Уж больно много высокопоставленных покровителей Леопольда Теодоровича в нем не заинтересованы. Но такова жизнь! Я уже с этим смирился. Чем больше, чем масштабнее зло, тем меньше вероятности его наказать.

- Да, меня так странно опрашивали, - вставила свое слово в разговор Анита. – Я все честно рассказала про похищение. А выходит так, что это вовсе и не похищение, если я сама по доброй воле села в машину к господину меценату. А я ведь тогда и не знала, кто такой Леонид Федорович. Он представился помощником Францева и очень вежливо предложил отвезти меня на встречу с хозяином, чтобы обсудить условия моего приема на работу в театр. Я так обрадовалась тогда, дурочка! Если б я знала…
- Лучше б ты меня послушала, а не этого мерзавца! – не выдержал и высказал наболевшее Егор. Девушка только вздохнула и опустила голову.
- Он, конечно, мерзавец, но мне все равно его жалко. Не могу избавиться от странного чувства благодарности ему. Ведь если бы этот старик не заступился за меня, то не Варя, а я стала очередной жертвой Эвелины.
Егор промолчал, ничего не стал возражать, только притянул к себе сестру и поцеловал в макушку.

Они еще долго рассказывали о делах в театре, где после смерти Францева царили разброд и неразбериха. Начальство пребывало в растерянности, как потерявшие хозяина дворовые собаки. Артисты труппы больше были заняты сплетнями и пересудами, чем репетициями. Сосредоточиться перед выходом на сцену было очень трудно. И вообще атмосфера в театре стала такой напряженной, что идти туда не хотелось. Утешало только одно: Аниту взяли в труппу.
И только здесь в больнице, в этой палате Егор расслаблялся, оттаивал душой. Отважная журналистка, как рыжее солнце, обладала неведомой силой, притягивающей молодого танцовщика. Он грелся в лучах ее искрометного юмора, неунывающего оптимизма. От ее лучезарных улыбок в душе его разливалось тепло.


Накануне выписки из больницы Егор уже без сестры и Фёдора навестил выздоравливающую девушку.
- А мне сегодня сообщили, что меня приняли в штат «Звездной галактики»! – с гордостью сообщила Варвара, когда ее гость (прямо скажем, долгожданный) разместился на стуле возле ее кровати. – Уж даже не знаю, что пробило наше начальство, ведь интервью у тебя я так и не взяла.
- Ну, теперь отказать штатному сотруднику такого знаменитого издания я просто не смогу! – усмехнулся по-доброму Егор. – А у меня тоже есть новости. Я скоро уезжаю в Париж работать. Меня французы зовут в Гранд Опера танцевать по контракту на три года. И надо быть идиотом, чтобы отказаться от такого предложения.

Лицо девушки вытянулось и побледнело.
- На три года?..
- Да. Предлагают главные партии танцевать и обещают новые постановки.
- Крутое предложение, - пробормотала Варя, но таким потерянным голосом, что Егор взглянул на нее с удивлением: кажется она расстроилась. Почему?
- Можешь сообщить эту новость в своем интервью.
Варя встала с постели и подошла к окну, повернувшись к танцовщику спиной. Что привлекло ее внимание на улице? Набирающая обороты осень? Тусклое золото мокнущей под дождем листвы на деревьях больничного сквера? Обширные лужи на асфальте, отражающие скучное серое небо со стаями улетающих на юг птиц? Егор тоже встал и тихо подошел к ней, остановившись в шаге за спиной.
- А я не буду брать у тебя интервью! – Вдруг, тряхнув рыжей шевелюрой, заявила журналистка, но так и не повернулась. – Пусть теперь французы у тебя берут интервью.
Хотелось закричать от боли и отчаяния. Он уезжает, уезжает на три года, а это же целая вечность! И можно быть уверенной, что среди красивых французских балерин он уже через месяц забудет о ней. Значит это расставание навсегда… Варя до боли закусила губу, чувствуя, как внутри что-то мелко дрожит, угрожая вырваться наружу неуместными рыданиями.
- Дело твое, - пожал плечами Егор, немного растерявшись от ее непонятной реакции.
- А Аню одну оставишь здесь?
- Да. Она уже взрослая. И я договорился с твоим братом, чтобы присматривал за ней. Ничего, справится, пора и ей становиться самостоятельной. А я при первой возможности, конечно, буду прилетать из Парижа.
- Ну, и когда ты едешь?
- Примерно через месяц. Пока все документы оформят, пока визу получу. У меня Шенген кончился.
- Замечательно! – фыркнула Варвара.

Но в отражении оконного стекла он заметил слезы в ее глазах и руки сами собой потянулись обнять за плечи, неудержимо захотелось уткнуться лицом в пушистое облако ее волос, вдохнуть их запах.
- Варь, а поехали в Париж вместе со мной, - произнес он тихо, все-таки касаясь ладонями ее хрупких плеч под тонкой тканью больничного халатика, склоняя голову и чувствуя, как упругие рыжие пружинки щекочут кожу, отчего на душе становится так хорошо и радостно, что Егор невольно улыбнулся. – Париж – это же город сплошных знаменитостей, они там толпами ходят по улицам. Сможешь брать интервью у кого захочешь, пока я танцую в театре. А после спектакля будем гулять по Монмартру и пить кофе в меленьких кафешках, или любоваться собором Парижской Богоматери с набережной Сены.

- Ты серьёзно? – выдохнула Варя, уставившись на него круглыми от изумления зелеными глазами в оконном отражении.
- Совершенно серьёзно! Я боюсь оставлять тебя тут одну. Натворишь еще что-нибудь, влипнешь в историю, я ж спокойно жить не смогу, танцевать не смогу… без тебя. Поедешь со мной? – повторил он свой вопрос, разворачивая девушку лицом к себе.
- Ты правда этого хочешь? – совсем неуверенно бормотала Варя, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног, а сердце сбивается с привычного ритма.
- Я много чего хочу, ты даже не представляешь, как много! Вот, например, ужасно хочу зарыться пальцами в твои роскошные кудри, давно хочу.

Егор взял и обеими руками взъерошил и без того торчащие в разные стороны рыжие пряди, с наслаждением погружая пальцы в их пушистую мягкость. Они посмотрели в глаза друг друга и вдруг одновременно захохотали, переполненные счастьем.
- Поеду, я с тобой хоть на край света поеду! – выпалила Варя, прижимаясь к его груди всем своим существом.
- Аномалия ты моя рыжая, - шепнул Егор в маленькое розовое ушко и стал покрывать поцелуями усыпанное веснушками самое очаровательное личико в мире.

                ***

Декабрь торопился к Новому году, наряжая город в разноцветные светящиеся гирлянды. Ощущение приближающегося праздника немного скрашивало грусть от расставания с сестрой. Фёдор хмыкнул, завязывая галстук перед зеркалом в коридоре, вспомнив сияющие от счастья глаза Варвары в аэропорту. Грустно, конечно, что приходится расставаться с родным человеком, но такова жизнь. Да и Егору можно доверять, он парень надежный.
Галстук никак не хотел завязываться, узел получался то кривым, то косым. Денисов сплюнул с досадой, прошипев: «ёжкин кот!». Он бы ни за что не одел галстук, но Анита попросила его быть при полном параде. Все-таки театр – это праздник!

К обещанию Егору присматривать за его сестрой Фёдор отнесся очень ответственно: регулярно звонил Ане, интересовался все ли в порядке, не нужна ли помощь. Но девушка оказалась вполне самостоятельной и со всеми бытовыми сложностями и проблемами справлялась сама. Лишь один раз попросила Фёдора помочь ей перевезти вещи из дома брата в квартиру, которую сняла в городе поближе к театру. Жить одной в загородном доме оказалось страшновато, да и далеко. 
И вот сегодня он шел в театр на балет, где сольную партию танцевала Анита. Он бы ни за что не пошел (нужен ему этот балет!), но не поддержать человека не мог. Махнув рукой на кривой узел галстука, Фёдор надел пиджак и отправился в обитель Терпсихоры.

Денисов не сразу понял, куда попал: в просторном фойе было множество детей. Взрослые переодевали их в нарядные платья и костюмы, а те вертелись, не в силах усидеть на месте, и вырывались из родительских рук. У Фёдора зарябило в глазах от ярких, разноцветных платьев принцесс и элегантных костюмчиков с галстуками - бабочкой. В ушах стоял непрекращающийся гул детских голосов. «Куда я попал?» - мелькнуло панически в голове. Но тут взгляд его наткнулся на афишу с надписью «Щелкунчик». Господи, сегодня дают «Щелкунчика», а это же детский спектакль!

Ощущая себя Гулливером в стране лилипутов, капитан Денисов отправился в зал на свое место. Очень хотелось сжаться в комок, уменьшиться в размерах, ну хоть немного. Место оказалось в партере, но с самого края, так что была надежда, что он не помешает юной публике смотреть на сцену. Он скромно присел в обтянутое красным бархатом кресло, поджал под себя ноги и втянул голову в плечи.
«Посмотрю первый акт и по-тихому смоюсь!» - решил про себя Фёдор, но не выполнил обещание. Так сильно захватило его то, что он увидел на сцене. С первых тактов музыка подхватила его и понесла в далекую сказочную страну, где оживают куклы и вступают в схватку с полчищами злобных крыс. Декорации на сцене создавали атмосферу предновогоднего чуда. А танцевали артисты так виртуозно, что Фёдор то и дело прищелкивал языком, дивясь очередному па или вращению. Как они это делают, ёжкин кот?!

Он старательно выглядывал Аниту среди переодетых куклами артистов. И даже стал волноваться, потому что не узнавал знакомый точеный профиль и гордо поднятую головку на длинной изящной шее. И вдруг такая радость и гордость плеснули в душе, когда он узнал девушку в образе Маши.
А потом затаил дыхание, не в силах оторвать взгляд от танцующей балерины. Какая же она была воздушная, юная, нежная! Она взлетала над сценой в прыжке так высоко, словно и не было земного притяжения. Она скользила по полу, едва касаясь его, вращалась на пальцах с такой грацией и изяществом, что невозможно было оторвать взгляд. Это была воплощенная красота! Хрупкая, волшебная, беззащитная красота…

Спектакль закончился, счастливые дети побежали в гардероб, щебеча и громко обсуждая увиденное, а Фёдор все сидел на своем месте, оглушенный вдруг открывшемся ему знанием: в этом жестоком, грязном мире есть истинная Красота, но она же совершенно беззащитна! И вдруг остро, до кома в горле захотелось защитить это чудо, просто заслонить собой от подлости, зависти, злости. Денисов вскочил, точно его стегнули плетью, и побежал в гардероб.

Выйдя из театра на улицу под порывы ледяного ветра, он сразу увидел толпу поклонников, спешивших за угол здания к служебному выходу. Фёдор пошел за ними.
Фанаты топтались, прижимая к себе букеты завернутых в целофан цветов, укрывая их от холода и ветра, в ожидании своих кумиров. Аня еще не была звездой, хотя знатоки уже имели возможность оценить ее потенциал. До ушей Фёдора долетели обрывки фраз, обсуждавших талант сестры самого Егора Сотникова.
- Как вам Анита Сотникова? – спросил пожилой мужчина в старомодной каракулевой шапке-пирожке, склонившись к уху пожилой интеллигентной дамы в шляпке с вуалеткой.
- Прелестная девочка! – воскликнула восторженно дама. – Она еще переплюнет старшего брата, попомните мои слова!

От этих слов на душе Фёдора стало тепло, будто он имел хоть какое-то отношение к талантливой балерине. Но тут же, с другой стороны, до него донеслось презрительное:
- Сотникова – ничего особенного, обыкновенная выскочка! В сравнении с Полиной Грицай полная ерунда!
Фёдор сдвинул брови и бросил угрожающий взгляд на наглого юнца, радеющего за Полину Грицай. Тот почувствовал взгляд и отодвинулся на пару шагов, тут же замолчав. Капитан Денисов знал, по опыту знал, что среди этих поклонников найдутся и злые языки, и бессовестные сплетники, клеветники, вруны. Но вполне может оказаться и тот, кто перейдет от слов к делу. Был же случай, когда в лицо балетному танцовщику плеснули кислотой!

В следующий момент из дверей служебного входа появилась Аня. Фёдор двинулся ей навстречу, отодвинув со своего пути мощным плечом какого-то слишком рьяного поклонника.
- Привет, Анита! – выцепил он ее из толпы, подхватив под локоть и потянул в сторонку.
- Привет! Значит ты пришел все-таки на спектакль?
Глаза ее сияли такой радостью, что Фёдор немного смутился. Для нее и правда было важно, чтобы он пришел?
- Я же обещал. Пошли скорей отсюда, пока тебя не затоптали.

Бережно придерживая девушку под руку, он увлек ее в сторону припаркованной в переулке машины. В последние дни шел снег. Тротуары и дворы города тонули в белых пушистых сугробах. Зима в этом году была красивой! Но для автомобилистов настали трудные времена. Приходилось вставать на полчаса раньше, чтобы успеть откопать свою машину из сугроба и прогреть мотор.
Аня с Фёдором медленно шли по улице под танцующими вальс редкими снежинками.
- Как тебе спектакль? – спросила балерина и подняла на своего спутника большие синие глаза.
- Нормально, - буркнул Фёдор и почувствовал себя полным идиотом, к тому же лишенным дара речи. Потому что на самом деле сказать ему хотелось очень много, но ничего кроме дурацкого «ёжкин кот» в голову не приходило. Мда, красноречие – не его достоинство.
- Значит, тебе не понравилось, - расстроенно вздохнула Анита.
- Понравилось! Очень понравилось! Просто я не умею выразить словами…

Аня посмотрела на этого взрослого, крупного, сильного человека и улыбнулась: он явно пытался выразить то, что скопилось в душе, но не получалось. Скулы его покрывал смущенный румянец, глаза блестели. Он покусывал нижнюю губу, будто это могло помочь языку выразить мысль. Смешной! Большой, сильный, и такой трогательный.
- Сегодня я понял, - проговорил Фёдор, подводя спутницу к машине, - что тебе надо готовиться.
- К чему?
- К славе!
А про себя подумал: а также к зависти, подлости, предательству. Этого добра в твоей жизни, Анечка, будет навалом, к сожалению. Если ты лучше всех, красивее, умнее, талантливее, то тебе обязательно будут завидовать, ненавидеть, стремиться причинить зло. Так устроен этот подлый мир. Прелестное личико девушки озарилось таким счастьем, что произнести вслух правдивые, но жестокие слова он не посмел.
- Я про славу и не думаю, мне просто нравится танцевать, - произнесла Анита, усаживаясь на пассажирское место в машине.
 - А знаешь что, Аня, давай-ка я тебя буду встречать после каждого спектакля. – Предложил Фёдор, заводя мотор. – Спектакли заканчиваются поздно, на улице темно. Охрана будущей приме-балерине не помешает. Да и мне проветриться после службы полезно. И если что случится в театре, обидеть кто попытается, сразу говори мне, я разберусь! Договорились?

Аня промолчала, просто сидела рядом с водителем и смотрела на его резковатый мужественный профиль, на руки на руле, сильные, с широкими ладонями. Чем-то он напоминал большого сторожевого пса, мягкого и доброго со всеми, кого он знает и любит, и беспощадного к любому обидчику. Рядом с этим человеком ей было тепло и спокойно.
- Поехали ко мне в гости, Федя, - предложила Аня. – Я тебя чаем напою и угощу пирогами по бабушкиному рецепту.
Денисов бросил на спутницу ошарашенный взгляд и снова сосредоточился на дороге.
- Неудобно как-то. Поздно уже.
- Завтра выходной, а ты на машине. Тем более, что, уезжая, Варвара просила меня позаботиться о тебе, не дать тебе умереть с голоду.
- Во дает сестрица! – усмехнулся Фёдор. – Ладно поехали, попробую твои пироги. Я даже не думал, что ты умеешь печь пироги.
- Хм, думаешь я только по сцене порхать умею? Я нормальный человек, Федя.
Машина остановилась на красном сигнале светофора, и Фёдор повернулся к девушке.
- Ты не нормальная, Анечка, и даже не человек… Ты – настоящее чудо!
Красный круглый зрачок мигнул и сменился на желтый, потом на зеленый. А снег все падал и падал, укрывая дороги, тротуары, дома и дворы белым пуховым покрывалом, пряча, скрывая всю грязь и безобразие, оставляя только чистоту и красоту.

http://proza.ru/2021/09/22/1432