Гонщик. Глава 31

Глава 31

    – Ну, скажи, ты меня любишь? – крепко обняв девушку, спросил Денис.
    – Не скажу, – последовал ответ вслед за щелчком указательным пальцем по носу.
    – А если я тебя поцелую вот так… так… и так…
    – И это всё?
    – Нет, ну, можно ещё и…
    – Нет-нет, всё, хорошо, – вырвалась, наконец, Татьяна из объятий.
    – Танюш, да чего ты боишься, тут же почти никого нет?
    – Денис, да остынь ты немного, а то одно только на уме.
    – А если я не хочу остывать? – Денис приблизился к Татьяне вплотную.
    – Денис, мы можем просто постоять здесь? Посмотри, как красиво.
    – Послушай, не доводи меня, – парень взял Татьяну за руку, и потащил к краю речного пирса.
    – Что ты делаешь? С ума сошел, что ли?
    – Ну? – с вызовом спросил Денис на самом краю.
    – Что «ну»?
    – Любишь меня, или нет?
    – Отпусти меня, – пыталась Татьяна вырваться.
    – Любишь, или нет? – прокричал он в каком-то гневном экстазе.
    – Пусти меня! – начала Татьяна бороться, но, не удержавшись, поскользнулась, и…
    – Пусти-и-и…
    Татьяна проснулась. Приложив руку к груди, она ощутила влажность сорочки.
    – Ху-у, вот это да. «Не нравится мне что-то этот сон. Впрочем, а чего ожидать другого?» – тяжело вздохнула Татьяна, приложив ко лбу потную ладонь. – Не, ну это ж надо было так вспотеть?! Вот дурость, – размышляла она вслух. – И как его понять? Может, он мне изменяет? Ох, Таня-Танюша, везёт же тебе на мужиков. – Посокрушавшись ещё немного, она резким движением сбросила одеяло, и отправилась в ванную.
    За последний месяц Татьяна Алексеевна успела разочароваться в своём избраннике, хотя это слово следовало бы поставить в кавычки. Денис оставался всё тем же весёлым, беззаботным, интересным парнем, и именно это раньше не замечаемое обстоятельство начинало беспокоить. Попросту говоря, Денис не менялся, его развитие – в первую очередь – в отношениях как бы остановилось, его шутки, остроты, лёгкий тон и поведение давили на Татьяну той силой, которая уверенно отодвигает грёзы о семейном счастье даже не на второй план, а куда-то в далёкий тыл. Он избегал серьёзных разговоров, размышлений об их будущих перспективах, да и вообще вёл себя, как перенасытившийся самец. И вроде бы не обижал, не хвастался (по крайней мере, перед Татьяной) своим у неё успехом, был добр и нежен, но всё это было чем-то красивым искусственно, – как бывает  красива фотокартина, фотообои, искусственные цветы. Но когда ты посмотришь на настоящую природу, все причудливые переливы её красок и тонов, эта осознанная тобой разница восприятия о многом заставляет задуматься.
    Теперь Таня с большим трудом ответила бы на вопрос: влюблена ли она? Существенно изменить свой взгляд на отношения со своим же студентом её заставил день её рождения, прошедший неделю назад.
    Ничего не желая выдумывать, да и дата (29 лет) к этому не располагала, – Татьяна решила посвятить этот день, а точнее – вечер исключительно себе и Денису. Она наготовила разных вкусностей, празднично украсила гостиную, накрыла роскошный стол; специально для этого вечера купила витиеватый канделябр с красными свечами, надела красивое платье, и стала ждать. 
    Денис пришел, хотя глагол этот, учитывая эффект опоздания и последующий ход такого, казалось, многообещающего вечера, следовало бы изменить на «явился».
Так вот, явился Денис с погрешностью от назначенного времени на целых полтора часа, просто сославшись на «дела». Татьяна постаралась не придать этому значения, всякое в жизни бывает. Когда же Денис протянул в ту минуту шикарной женщине дешевый букет тюльпанов и маленький тортик в скромной упаковке, хозяйка квартиры невольно перестала улыбаться. «Поздравляю с днём рожденья. Желаю счастья в личной жизни. Пух», – столь известная в далёком детстве фраза выплыла в этот поистине незабываемый миг в её смущённой голове, и, надо заметить, что слова поздравления дорогого гостя мало отличались от этой фразы.
    – Поздравляю, озорная, милая, хорошая, родная, – выпалил Денис, и полез целоваться. Именинница, выгнув брови, ждала продолжения, но напрасно. – Ох, как же я проголодался, – вольготно промолвил «царевич», сиганул на полминуты в ванную, и с тщательно вымытыми руками уселся за стол.
    В богатом украинском языке есть такое выражение: ні в сих, ні в тих. Таким вот примерно образом любимая студентами и уважаемая коллегами преподавательница, и вместе с тем милая, умная, целеустремлённая женщина стояла сейчас возле этого расхрабревшегося рыцаря, не зная, куда деть этот цветочный веник: поставить в вазу, литровую банку или мусорное ведро. Настроение было испорчено, а повышать его не было ни сил, ни желания.
    – Танюх, а чё расстроенная такая? – спросил Денис таким тоном, будто хозяин квартиры и именинник он. – Давай садись, рассказывай.
    – Я не Танюха, – присела Татьяна медленно за стол, не выпуская из рук «веник» и торт.
    – Ну, хорошо, Танюша, Танюшка, Татьянка… Короче, мы будем праздновать? Ну что ты так смотришь на меня? Ну, задержался я, дела у меня были.
    – Ты мог позвонить, – отстранённо заметила Татьяна.
    – Да ну закрутился я, Татьяна, – хозяйским тоном произнёс «рыцарь», откупоривая бутылку вина. – Давай не будем грустить в такой замечательный день, или вечер? – сфривольничал Денис на конце.
    Татьяна с не изменившимся выражением лица продолжала рассматривать возлюбленного, никак не понимая, почему ей так не везёт с мужчинами. «Вроде ж и не дура, да и лицом Бог не обидел, хоть и не красавица; фигура – не хуже, чем у других, одеваюсь со вкусом, также готовлю. Что ж вам надо ещё?.. Хоть бы рубашку приличную одел, да ещё и в рваных джинсах. Ну, да, мода такая, как же. Хорошо, что в ресторан его не пригласила, странная получилась бы картинка, очень странная. Да, Татьяна, хороший праздник ты себе устроила». 
    – Таньчик, ну что ты загрустила так? – Денис подошел к Татьяне, отложил ей волосы, и начал легко покусывать ухо. – Ох, сладенькое моё ушко, как же я по тебе соскучился.
    Татьяна даже не шелохнулась. «Может, я ослепла вообще, и оглохла? Скажи ему, так он же не поймёт. Ни-че-го не поймёт».
    – Садись, Деня, буду тебя кормить, – наконец произнесла именинница.
    Тосты были вполне в духе поздравления. Пили много, закусывали сытно. Денис – от всё той же беззаботности, Татьяна… у Татьяны была причина посерьёзнее. Затем привычно-тривиальная постель, и…
    – Ой, извини, Танюш, мне надо бежать. Друзья сегодня в клубе собираются. Вобщем, ещё раз с праздничком тебя, – сухой, короткий поцелуй. – Пока.
    Шелест одежды, звук слива унитаза, мытья рук, щелчок выключателя, захлопнувшаяся входная дверь, едва слышные шаги на лестничной площадке. Всё!..
    Татьяна немигая смотрела в тёмный потолок с ощущением, что её изнасиловали.
    Как она к такому допустила?
    Почему только сейчас испытала чувство унижения?
    Почему раньше ничего не замечала?
    Что с ней не так?..
    Заснула она только под утро, да и то ненадолго, – надо было ехать на лекции.
    Дениса в тот день она не видела, видно, слишком хорошо погулял с друзьями, а на следующий день пришлось побывать в кабинете ректора.
    – Доброго дня, Степан Васильович! – боязливо поздоровалась Татьяна, войдя в кабинет.
    Тригубенко Степан Васильевич (или в простонародье – Дядя Стёпа) не был самодуром или деспотом; более того, располагающая внешность с нависшими, словно хитросплетённые растения над скалами, бровями, делала его похожим на старого, доброго дедушку, если бы не одно «но». Старым, добрым дедушкой уважаемой ректор был ровно до той поры, пока дело не касалось морального климата в подвластном ему детище. В противном случае, эта милая доброта превращалась в беспощадную строгость, и даже суровость.
    Степан Васильевич не был глубоко верующим человеком, поборником незыблемых христианских ценностей, апологетом какого-либо сектантского учения, просто коммунистическая закалка, вера в доброе, светлое, чистое так у него и не искоренилась. Поэтому всякие кричащие слухи о любовных похождениях преподавателей и студенчества вызывали у него крайне неодобрительную реакцию.      
    Татьяну Алексеевну Дядя Стёпа не так часто вызывал к себе, поэтому молодая преподавательница интуитивно настроила себя на неприятный разговор.
    – І Вам того ж, – обернулся ректор к Татьяне, стоя у окна, и заложив руки за спину. – Прошу, сідайте, – указал он на стул, и присел сам.
    Какие-то мгновения, собрав густющие брови над переносицей, Степан Васильевич всматривался в свою подопечную, как бы решая: говорить, или нет. Татьяна под напором этих глаз слегка опустила голову. «Ох, и бровищи у тебя, как у кабана. Интересно, а какие у кабана брови? Надо будет посмотреть в Интернете. Тьфу ты, вот же ж полезло в голову». 
    – Тетяно Олексіївно, Ви не здогадуєтесь, чому я Вас викликав?
    Татьяна насторожилась, тяжело сглотнув.
    – Ні, Степане Васильовичу. Щось сталося?
    – Сталося, Тетяно. Можна я так не офіційно?
    – Так, звичайно.
    – Як би це Вам краще сказати, – ректор начал потирать руки, будто под горячей струей воды. – Одним словом, по нашому університету вже не один місяць ходять чутки, що Ви…
    – Степан Васильович! – резко поднялась Татьяна.
    – Спокійно-спокійно, Тетяно, я ні в якій мірі не бажаю Вас образити. Присядьте, будь ласка. Розумію, тема дуже делікатна, але я ніяк не можу оминути її своєю увагою.
    – Степане Васильовичу, можливо, з Вашого боку я і роблю помилку, але це помилка моя, і ні Ви, ні хто інший не вправі мені на неї вказувати.
    – Так, цілком справедливо. Але якби про Ваші… гм… відносини з набагато молодшим за Вас студентом не шептались на кожному кроці, або Ви, так би мовити, уклали з ним шлюб, цієї розмови, напевно, і не було б.
    Татьяна сидела, низко опустив глаза, и больно закусив губы. Так стыдно ей было впервые в жизни. «По-своему он, конечно, прав, тут уж ничего не скажешь».
    – І чого Ви чекаєте від мене? – спросила Татьяна, не поднимая глаз.
    – Чекаю, Тетяно Олексіївно, щоб Ви, – ректор поднялся из-за стола и стукнул большим указательным пальцем по столу, – вирішили це питання не гаючись. Мені б дуже не хотілося звільняти Вас, – добавил он после некоторого раздумья.
    – Ось, значить, як, – Татьяна подняла голову, а ректор дал понять, что беседа окончена.
    За миг до отворения двери Степан Васильевич окликнул преподавательницу:
    – Тетяно Олексіївно, – Таня обернулась, – зумійте правильно вирішити це питання. Вас дуже поважають колеги і студенти…
    – А Вы? – грустно спросила Татьяна.
    Ректор тяжело вздохнул.
    – Можете бути вільні.

    Денис все эти дни избегал Татьяну, разговаривал сухо, либо отшучивался. Преподаватель пенсионного права старалась держаться, но удавалось ей это с большим трудом. Коллеги делали вид, что ничего не замечают, а студенты… студенты странным образом не утрачивали к ней уважения. Не было подколов, намёков, смешков. Саму Татьяну это удивляло.
    Лидер четвёртого курса Коля Игнатьев, не отличавшийся глубокими познаниями в юриспруденции, зато имевший дикое обаяние, врождённую смекалку и умение поддерживать разговор с кем-либо и о чём-либо, не смог равнодушно смотреть на терзания любимой преподавательницы. Найдя момент, он вместе с галёркой на перемене отвёл Дениса в сторону, и стал раскладывать словесный пасьянс.
    – Ты чё себе думаешь, дружище?
    – Коля, что ты хочешь от меня? – с вызовом спросил Денис, недоумевая от настороженных взглядов ребят.
    – Чтобы сегодня же я увидел, мы все увидели, – обвёл он условную линию вокруг, – как Татьяна улыбается.
    – Что-о? – сгримасничал Денис.
    – Ты нам тут свою рожу не корчи. Баба она, каких поискать, а ты выпендриваешься.
    – А ты что, адвокатом оформился?
    – Оформляют субсидию, а её адвокатом я стал, как только она начала у нас преподавать.
    – Что-то я не заметил.
    – Вот потому и не заметил, что работаю я чисто и без шума. Вобщем так, перец чилийский, отнесись к моей подзащитной со всей любезностью…
    – А то что?
    Коля посмотрел на хмурые лица одногруппников.
    – Думаю, господам присяжным…
    – А у нас нет присяжных, да ещё и господ, – решил блеснуть Денис.
    – У нас, – приблизился Коля к нему вплотную, – всё есть, поэтому в твоих же интересах быть хорошим мальчиком, – «Акела» поплескал Дениса по щеке, и в обществе «стаи» медленно покинул аудиторию.

    …И вот Татьяна уже перед зеркалом сушит феном голову. «Интересно, позвонит он сегодня, или нет? Как-никак воскресенье. Что ж за сон такой дурной, а? А с другой стороны, чего я так уцепилась за него, ну, реально, что в нём такого? Ох, Танька, и что ж ты за баба такая? В твой же день рождения, чтоб так потоптались по тебе, а ты всё равно о нём думаешь. Ох, и дура же я. А Стёпа, конечно, удивил, – Татьяна улыбнулась, – «вирішіть це питання, не гаючись». Быстрый какой. Прям тропический муссон, а не Дядя Стёпа. Нет, надо что-то делать, так дальше нельзя».
    Если бы Татьяна Алексеевна знала, что так ничего и не решит, и ничего не сделает. Всю жизнь она будет попадать на таких вот Денисов, Петь, Викторов Илларионовичей, и ещё множество других с именами более или менее звучными.
Всё время она будет надеяться встретить наконец своего человека, и не встретит, надеяться родить хоть от кого-то ребёнка, и не родит; ожидать настоящей любви, верности, семейного уюта, тёплых доверительных отношений, но всё будет напрасно. Татьяна всю жизнь проживёт в надежде, которая её истерзает, обманет и предаст. Но она не будет этого знать, а продолжит идти по своей неудачливой жизни рука об руку с этой изменчивой спутницей, плача и сетуя, но всё же… надеясь.   
    Татьяна понимала, что поступает неправильно, но дальнейшая неизвестность тяготила ещё больше. Она заставила себя позвонить Денису, назначила на сегодня встречу, быстро собралась, выпила крепкого чая, и отправилась на свидание.
    – И что за срочность такая? – спросил Денис, явно любуясь Татьяной в белой спортивной куртке и черных облегающих штанах. – Классно выглядишь, – полез он целоваться, но Татьяна отстранилась.
    – Давай зайдём, поговорим, – указала она на вход в кафешку.
    – Ну, давай.
    От Татьяны не могло укрыться, как Денис изменился за всё время их знакомства. Тон его стал развязный, легкомысленный, да и весь он как-то подбоченился, словно петух после известных манипуляций с курицей. Он вёл себя, как низкостатусный человек, случайно выигравший джекпот, и теперь ведущий себя, как высокостатусный, совсем забыв свою настоящую сущность. В отношениях с Татьяной его фривольность в последнее время читалась, как заигрывание сынка нефтяного магната с симпатичной домработницей. Формально это выглядело, как забавное поведение, шутливость, прикольность; он вроде как ничего лишнего себе не позволял, но всё это воспринималась уже не как потешная игра, а переигрывание, которое хочется оборвать, не досмотрев до конца.
    – Так о чём у нас базар? – вальяжно спросил Денис, поудобнее усаживаясь на мягком сидении дивана.
    – Послушай, Денис, мне не нравится твой развязный тон.
    – Таньчик, ну, не начинай, чё ты.
    – Я тебе не Таньчик, и чёкай к 17-летней малолетке, понял?
    – О, как, обиделась.
    – Да веди себя нормально, сядь ровнее, и не ломайся, как чипсы в кармане.
    – А что, я похож на девочку, чтоб ломаться?
    – Вот и я так думаю.
    – Ладно, что ты хочешь? – выпрямился, наконец, Денис, и посмотрел на Татьяну в упор. Во всей постановке вопроса уже не было ни легкомысленности, ни развязности, ни беззаботности; в его тоне сквознуло то, что убирает всяческую необходимость в каких бы то ни было расспросах. Это именно тот многоценный миг, который отвечает на все вопросы, и сразу.
    – Суперменом себя почувствовал?
    – Тебе спасибо.
    – Вот как, – повела бровью Татьяна. – Решил самоутвердиться за мой счёт? Так должна тебя расстроить. Самоутверждение за счёт женщины и супергеройство – вещи несовместимые.
    – Может, ты мне психотренинг ещё проведёшь?
    – Да нет, зачем же? – ты и сам уже можешь с лекциями выступать.
    – Я так понимаю: мы на финише?
    – Да, – хладнокровно ответила Татьяна, – ты разорвал красную ленточку, и вполне заслуживаешь на лавровый венок.
    – Слушай, – грубо бросил Денис, но тут же вспомнил Колю Игнатьева, – Тань, ты хорошая женщина…
    – Теперь уже женщина, да?
    – Ну, девушка, пусть так. Просто исчерпали себя уже наши отношения.
    – Блестящая отговорка, молодец, – Татьяна говорила спокойно, даже самоуверенно, – но в душе её нещадно терзало это проклятое состояние покинутости. – 20-летних тебе было мало, так ты решил с преподавательницей поваляться?
    – Тань, ну, зачем ты так грубо?
    – Грубо? Может, о твоих грубостях напомнить? Вобщем так, Денис, всё, закрываем эту тему, и не возвращаемся к ней больше. «Финита ля комедия!»
    – Зачем ты так о нас? – как жалобный щенок спросил Денис.   
    – Нас уже нет. Всё, иди… иди!
    «И что дальше? Что дальше, Татьяна? О-ох, как же паскудно… Чертова жизнь. Ничего не получается. И что делать? Что… делать?..»
    Татьяна всегда, сколько себя помнит, думала о том, как понравиться, как быть интересной и желанной, как сделать своего избранника счастливым. Все её мысли, чувства и желания были направлены от себя. Главное, чтобы ему было хорошо, а мне будет хорошо рядом с ним. Себя она как бы не замечала. Да, она была довольно-таки симпатичной женщиной, ухоженной, хазяйновитой, интеллектуально не забытой, целеустремлённой. Только вот цели нравиться себе перед ней вообще не стояло. Татьяна никак не хотела – или не могла – при всех своих достоинствах ощущать себя насыщенной махровой розой, потому круг желающих ухода за ней мужчин ограничивался теми, кого назвать этим словом можно было лишь с трудом.
    Что это: «комплекс жертвы», неуверенность в себе, неумение любить, или что-то другое, она не знала. Её мозг, как вырабатывающий электроэнергию магнитный двигатель, постоянно рисовал в сознании картины семейного уюта, радужных будней и наполненных безоблачным счастьем выходных.
    Татьяна много думала, мечтала, страдала, по-прежнему не замечая в зеркале себя…