Роль языка идиш в изучении Холокоста

 
   До Второй мировой войны до 90 % еврейского населения Европы владели языком идиш. В годы войны идиш сыграл важную роль в консолидации еврейского населения стран мира – Англии, США, Канады, стран Латинской Америки и СССР, благодаря коммуникационным связям и средствам массовой информации. Особые заслуги в этой консолидации сыграл Еврейский антифашистский комитет.
   На оккупированных нацистами территориях, несмотря на массовое уничтожение еврейского населения, в гетто и концлагерях, в подполье и партизанских отрядах делалось многое, чтобы трагические события Холокоста не были забыты в будущем, и чтобы они стали уроками и напоминанием геноцида, недопустимого впредь. Ныне мы располагаем значительным количеством написанных на языке идиш материалов по этим событиям в виде книг, документов, рукописей, дневников, писем, хранящихся как  у частных лиц, так и в многочисленных архивах и музеях мира. Актуальность материалов на идише времен войны, их изучение и предоставление широкой общественности носят исключительно важный характер, тем более что нынче в мире события Холокоста игнорируются, искажаются и даже полностью отрицаются.   При этом число полноценных знатоков идиш с каждым годом сокращается, особенно  уцелевших в Холокосте, из-за пережитого ими и преклонного возраста. Сокращение численности живых свидетелей этой трагедии способствует возрастанию активности антисемитов, отрицателей Холокоста.  В этих условиях рост числа переводов с языка идиш на наиболее распространенные языки мира мог бы и дальше способствовать разоблачению отрицателей Холокоста, ведь значительная часть еврейских материалов военного времени на оккупированной территории писалась нелегально на идише.
   Преподавание с использованием  источников на идише, написанных уцелевшими в этой трагедии, имеет также важное значение в образовании по  Холокосту потому, что оно представляет собой свидетельства утраченного мира европейского еврейства.
   Советские власти препятствовали публикации материалов по теме Холокоста и роли евреев во Второй мировой войне на русском языке, введя негласные запреты на такие публикации. Массовое уничтожение евреев подавалось как гибель советских людей без упоминания их национальности. При этом важно отметить, что литература и пресса на языке идиш  во  время войны не подвергались слишком строгой цензуре из-за того, что число читателей, знающих идиш, вне оккупированной нацистами территории  в СССР было сравнительно небольшим. Но более существенным  обстоятельством такого отношения было то, что советские власти были заинтересованы в регулярном поступлении  литературы и прессы  на идиш, издаваемой в СССР,  в западные страны антигитлеровской оппозиции. Получаемые из СССР материалы на языке идиш позволяли еврейской интеллигенции Запада, владеющей этим языком, располагать более полной информацией о массовом уничтожении еврейского народа в оккупированных нацистами странах и особенно на оккупированной территории СССР, и осознавать благодаря информированности о необходимости помощи этой стране, которая приняла на себя основной удар нацистов.
   После войны  в СССР не проводился опрос свидетелей, переживших Холокост, и замалчивалось происшедшее вплоть до 90-х годов 20 столетия. В то же время, по мере удаления от военного времени, резко сокращалось число евреев, живых свидетелей, уцелевших в Катастрофе, которым в годы войны было хотя бы 10 - 15 лет, чтобы осознано и достоверно рассказать о пережитом. Несмотря на  особую связь между исследованием Холокоста и ознакомлением с материалами на идише времен войны, послевоенное изучение Холокоста часто проводилось без малейшей связи с материалами на идише. Причинами такого отношения были:  предпочтение якобы достоверной немецкой документации в сравнении с субъективными показаниями  уцелевших еврейских жертв; кроме того -  изучение Холокоста в странах Европы было связано с материалами, актуальным для истории  на европейских языках, а не еврейской истории на языке  идиш.  Из-за отсутствия внимания к источникам на языке идиш создавался искажённый взгляд на восприятие Холокоста.  К этому добавляется незнание языка идиш  при наличии значительного объема непереведенных материалов. Так, по оценкам,  всего менее двух процентов от общего числа опубликованных книг на идише  было переведено и опубликовано на английском языке. Несомненно, обстоятельства еврейской реальности под нацистской оккупацией могут быть осознаны преимущественно через источники на идише,   ведь идиш был широко использован в подполье, гетто и лагерях, что   делает культуру на нем центральной частью истории Холокоста. На идише были написаны   тексты, созданные подпольно в военное время  - дневники, отчеты, письма, завещания, стихи, рассказы, очерки,  чьи последние слова и обращения были адресованы  еврейской диаспоре.
   Об отношении к тематике Холокоста  на языке идиш после войны свидетельствуют факты: так   на Нюрнбергских судебных процессах в 1946 году поэт Аврам Суцкевер  был лишен права публично давать показания на идише и даже в Израиле идиш  почти никогда не звучал на церемониях Дня Холокоста.
   Наиболее важным жанром в изучении Холокоста являются еврейские дневники  времен Второй мировой войны, сохраняющие индивидуальный голос свидетелей - жертв Холокоста. Опыт многочисленных восточноевропейских евреев задокументирован в  нескольких сотнях сохранившихся дневников, написанных еврейскими мужчинами и женщинами в те трагические времена.   Их число свидетельствует о вероятности того, что тысячи евреев начали записывать свой личный опыт и опыт своих общин под немецкой оккупацией, хотя невозможно точно определить их общее количество, ведь большинство таких дневников  погибло, как и их создателей.
    Спасенные дневники были большей частью созданы в гетто и концлагерях   в ситуациях подполья, как например,  заметки трех еврейских мужчин, которые работали в газовых камерах и крематории в Освенциме (Аушвиц-Биркенау) и были найдены закопанными возле крематория, или же дневник Хавы Розенфарб, писавшийся сразу же после освобождения из концентрационного лагеря.
    Утаивание дневников во времена Холокоста  оказалось трудным делом. Существовала  проблема приобретения бумажных и письменных инструментов, которая привела, например,  к тому, что один дирижер Лодзинского гетто , чья личность неизвестна, разместил свой дневник на полях книги. Самая обыденная трудность, с которой сталкивались создатели дневников, была связана с опасностью их обнаружения.  Обнаружение их оккупантами ставило  под угрозу жизнь писавшего. Авраам Тори (1909-2002) в его  завещании, копию которого он он похоронил в  гетто Каунаса,  признал, что «преодолел страх смерти, который напрямую был связан с самим фактом написания каждой страницы  дневника и сокрытием документального материала. Если бы хоть какая-то часть этого была обнаружена, моя судьба была бы решена». Написанное в дневниках также могло поставить под угрозу жизнь других людей,  которые были там упомянуты, или которые помогли скрыть рукописи. Историк Эммануэль Рингельблюм сыграл центральную роль в содействии организации восстания в Варшавском  гетто, но он не упомянул о своих подпольных действиях в найденных дневнике и заметках. Голод, насилие и безнадежность также затрудняли  создание дневников.
    Большинство писавших дневники чувствовали себя обязанными документировать преследования и массовые убийства нацистами, чтобы внешний мир узнал о нацистской преступности и способствовал достижению правосудия после войны. У некоторых людей были более скромные цели - создать дневниковые записи для членов их  семей, которые избежали немецкой оккупации, и для тех, кто хотел бы узнать судьбу своих родственников. Создатели дневников описывали все, начиная от вопросов повседневной жизни и выживания, слухов о судьбе других евреев и  о взаимодействии с нееврейскими соседями. Дневники имели разносторонний характер. Были дневники, написанные анонимно или  подписанные; написанные отдельными лицами, действующими самостоятельно; написанные лицами, участвующими в подпольных группах; и даже официальные дневники, как например,  хроника еврейского совета Лодзинского гетто.
Помимо  дневников в качестве исходных документов на языке идиш можно указать как примеры, созданные во время войны так и после нее: музыкальные произведения, архив «Онег Шабат» (радость субботы)  Эммануэля Рингельблюма, фильмы « Ундзере» (Наши) и «Ланг из дер вэг» (Длинен этот путь), поэзию и мемуары, в том числе книгу Эли Визеля  ”Un di velt hot geshvign» (И мир мочал).
   Сразу после Второй мировой войны часть евреев, переживших Холокост, оказались в лагерях перемещенных лиц в Германии, Австрии и Италии. В этих лагерях выжившие почти сразу начали издавать газеты и журналы, многие из которых написаны на идише. В них содержится обширная документация об уничтожении европейского еврейства и о восстановлении еврейской жизни после войны.
     В течение первых двух десятилетий после Второй мировой войны в США, Израиле, в Латинской Америке и других странах было опубликовало около 700 мемориальных книг (книг памяти) на идише и иврите, посвященных судьбе  городов и местечек в Восточной Европе, где до войны проживали евреи. Эти сборники мемуаров представляют собой самые обширные, а для некоторых общин - единственные публикации о еврейской жизни в Восточной Европе до  и во время Второй мировой войны.
    В архиве Холокоста ИВО (Еврейской научной организации)   - крупнейшем североамериканском хранилище  документов о Холокосте, имеются оригинальные систематические архивные записи администраций юденратов (еврейских советов) , среди которых архив Варшавского гетто Эммануэля Рингельблюма, архивы Вильнюсского и  Лодзинского гетто. Нахман Зонабенд, узник Лодзинского гетто, передал ИВО документы юденрата (еврейского совета), которые он спрятал во время войны. Поэт Аврам Суцкевер предоставил ИВО оригиналы документов Вильнюсского гетто,   которые он спас с риском для жизни.
   Аргентинская серия книг на идише в Буэнос-Айресе "Дос пойлише иднтум" (Польское еврейство) была типичным примером публикаций на идише после Холокоста, за двадцать лет (1946-66) было издано 175 книг.  В то же время спонсируемое и контролируемое  коммунистами издательство «Идишбух» ( Идишская книга) в Варшаве издало более 300 книг  произведений на идише в 1950-х и 1960-х годах, пока антисемитские чистки  1968 года не положили конец еврейской культуре в Польше. Темой значительного числа этих книг является Холокост — это мемуары,  дневники и документальные свидетельства.
   После почти полного уничтожения в Холокосте европейских культурных центров на идише, язык идиш в значительной степени рассматривался как остаток прошлого, трагически искорененный в расцвете сил. Миф об «окончании идиша после Холокоста» основан на ожидании того, что состояние ашкеназийского культурного мира на идише после завершения Второй мировой войны должно было обязательно ухудшиться. Однако, в течение первых двух с половиной десятилетий после  Холокоста произошло реальное увеличение культурной активности мирового ашкеназского еврейства, в связи с неотложным стремлением увековечения памяти погибших людей и разрушенных еврейских местечек и городов. Имел место динамичный рост публикаций, посвященных памяти уничтоженного еврейского идишского очага в Центральной и Восточной Европе. Культура идиша после Холокоста была образцом присущей способности ашкеназийской цивилизации в Европе восстановить и возобновить тысячелетний идиш - в ответ на его уничтожение.  Эта деятельность позволила идишской культуре частично восстановить некоторые из ее прежних направлений. Идишские писатели Европы и Нового Света создали новые литературные, музыкальные, театральные и другие художественные и документальные произведения по этой тематике на достаточно высоком художественном уровне в условиях значительного сокращения носителей языка идиш. Имели место быстрые переводы и распространение наиболее важных текстов, сделавшие их доступными, как для евреев, так и для представителей других народов,  не владеющих  языком идиш. Но идиш уже начал подвергаться  спаду из-за нарастающего ухода из жизни его уцелевших в войне носителей по старости. Этот стремительный спад публикаций на идише из-за дальнейшего сокращения числа носителей этого языка  сделали недоступной читателям большую часть исходного непереведенного материала, создав иллюзию, что такой материал никогда не существовал.
   В течение долгого времени, как правило, игнорировалаcь литература на идише о Холокосте после войны.  Из более чем 150 писателей, чьим книгам   удалось достичь значительной международной аудитории были изданы на нескольких языках в переводах  только написанные наиболее заметными  писателями на идише - Эли Визелем, Исааком Башевис Зингером и Аврамом Суцкевером. Но поколение влиятельных писателей на идише было упущено из виду, их произведения ограничивалась небольшими группами читателей на идише, которые дорожили их работой. И чем позже писатель начинал публиковаться, тем меньше внимания получала его работа.
   К счастью, ученные и переводчики начали обращаться к этому забытому корпусу писателей в последние годы.  Одним из важных примеров такого рода является монография Яна Шварца на английском языке «Историки идиша и борьба за еврейскую историю Холокоста», открывающая во многом глаза ученным, студентам и обычным читателям, изучающим Холокост. В ней представлены историки, писавшие на идише,  которые создали наиболее достоверный подход к написанию истории Холокоста в первые годы после Второй мировой войны. Автор  объясняет, что эти ученные пережили нацистское вторжение в Восточную Европу, и они были объединены общей целью поделиться своими работами с мировым сообществом.
  Эти историки изучали историю Холокоста с точки зрения его еврейских жертв, уделяя особое внимание внутренним аспектам повседневной жизни в гетто и лагерях под нацистской оккупацией, подчеркивая важность опоры на еврейские источники и срочность сбора свидетельств выживших  очевидцев Холокоста. Они понимали, что большинство из тех, кто выжил, сделали это, потому что они участвовали в ежедневной борьбе против условий, навязанных нацистами, чтобы ускорить их смерть. Их деятельность больше всего повлияла на исследовательские программы  последующих ученных, а также нарушила некоторые принятые истины, в том числе убеждения, что самые ранние исследования Холокоста были сосредоточены на показаниях нацистских преступников. Исследования свидетельств этих жертв, к сожалению, начались только в начале 1960-х годов.  В книге Яна Шварца показано, что, писатели и культурные организации на идише поддерживали значительный уровень активности в содействии публикациям и выступлениям, сборе архивных и исторических материалов. Шварц прослеживает этот переход  через работы семи крупных писателей на идише (Исаак Башевис Зингер, Аврам Суцкевер, Янкев Глатштейн и Хаим Граде) и некоторых, которые менее известны (Лейб Рохман, Аарон Цейтлин и Хава Розенфарб). В  книге рассматриваются сочинения, созданные в гетто Вильнюса, Лодзи и Минска, а также в концентрационных лагерях.
 Хотя идишские писатели были чрезвычайно успешны в создании книг сразу после Холокоста, они не смогли передать свое культурное наследие молодому поколению, не владеющему идишем. Только 13  из 175 книг издания «Польского еврейства»  были переведены на другие языки (в основном английский, французский, польский, русский и иврит).
    Будущее идиша в переводе сможет представлять только значительно уменьшенную версию богатой культуры. Поэтому идишские ученные настаивают на том, чтобы представить эту культуру во всей ее глубине и разнообразии, а для этого нужны значительные по объему переводы с идиша. В результате роль идишского ученого, носителя языка, становится все более и более важной.   
   На веб-сайте Мемориального музея Холокоста Соединенных Штатов  представлен раздел « Истории опыта: еврейские перспективы Холокоста» - широкий спектр первичных еврейских источников для изучения Холокоста. Подготовленные материалы, многие из которых написаны на идише, начиная от дневников и писем до  свидетельств, газетных статей, неподвижные и движущиеся изображения и другие средства массовой информации,  включенные в этот раздел, освещают реакцию евреев на преследования и геноцид.   Эти источники побуждают студентов и преподавателей задавать вопросы, которые обычно не поднимаются в документах, оставленных виновниками Холокоста. Учебные материалы  включают в себя идишские источники, такие как выдержки из дневников Арона Пика и Иехииля Горни,  сочинения Мойше Фейнбойма, Лейба Квитко, Сары Фройман и другие.
    В Интернете также представлен электронный журнал «Пакнтрегер» (в переводе с идиша, «Разносчик книг»), издаваемый Еврейским идишским книжным центром. Разносчики книг доставляли книги и приносили новости на идише и иврите в течение нескольких столетий   в еврейские местечки Восточной Европы . Этот журнал,  публикующий произведения на идише прошлого и настоящего в переводе на английский язык, назван в честь этих книгонош.  В общем было  издано уже более 80 номеров этого журнала, охватывающих темы языка идиш, литературы на нем и культуры.  Ряд материалов  журнала охватывает тему Холокоста, написанных как во время Второй мировой войны, так и после нее. Журнал целиком посвящен произведениям, которые до этого не были переведены на английский язык с идиша. Кстати, при нажатии правой кнопки компьютерной мыши на любом из  текстов можно прочитать этот текст и в русском переводе,  вполне качественном.  Все содержимое журнала доступно читателю бесплатно для использования в научных и образовательных целях.
   В настоящее время появились  новые возможности включения языковых ресурсов на идише в изучение Холокоста. Большие надежды на это во многом связаны  с развитием достижений по искусственному интеллекту, позволяющему достаточно эффективно распознавать печатные и рукописные тексты на идише и производить близкий к переводу специалистов с идиша  на другие языки. Благодаря огромной скорости компьютерного распознавания текстов и их перевода по сравнению с работой специалистов удастся обойтись значительно меньшим числом специалистов, носителей идиша, работа которых потребуется только на завершающем этапе перед изданием таких документов в виде коррекции и внесения некоторых поправок в тексты, полученные с оригиналов, благодаря искусственному интеллекту.
   Ниже представлен перевод на русский, подготовленный автором статьи, одного из материалов, оригинал которого был написан на языке идиш в годы войны и был представлен в  «Пакн Трегер» в 2О13 году.

  Протокол Общего совещания членов Белостокского движения, 27 февраля 1943 г. под
                руководством Мордхе Таненбаума
Мордхе: Хорошо, по крайней мере, что настроение позитивное. Но, к сожалению, эта встреча не будет веселой. Это историческая встреча, если хотите, но печальная, безусловно, трагическая. Немногие из нас, кто здесь, являются последними халуцимами (сионистскими пионерами) в Польше. Мертвые повсюду вокруг нас. Вы знаете, что произошло в Варшаве. Никого не осталось. То же самое верно и в Бедзине, и в Ченстохове, и, вероятно, везде. Мы последние. Не особенно приятно быть последним, но это особая ответственность. Сегодня нам нужно решить, что делать завтра. Сидеть в теплой атмосфере с нашими воспоминаниями бессмысленно! Просто ждать смерти вместе, коллективно, тоже не имеет смысла! Что делать?
Мы можем сделать две вещи: начать восстание в первый раз, когда они выберут еврея из Белостока. Никто не пойдет работать на заводы. Никто не будет прятаться во время резни. Все мобилизованы на восстание. Мы можем помешать любым немцам покинуть гетто живыми. Мы можем уничтожить заводы. Не исключено, что кто-то все еще может остаться в живых после наших действий. Но мы должны бороться до конца, пока не умрем. Или мы можем решить уйти в лес.
   Нам нужно реалистично взвесить альтернативы. Двое наших людей уехали, чтобы подготовить место. Но что бы ни случилось, мы должны поддерживать воинскую дисциплину после этой встречи. Теперь мы должны решить. Наши отцы не будут заботиться о нас. Это здесь сиротский приют. Одно предостережение: наш подход должен быть идеологическим, наше мышление должно основываться на движении. Кто бы ни пожелал, или надеялся, или думает, что у него есть реальная возможность остаться в живых — хорошо, мы поможем ему как можно лучше. Пусть каждый решает свою жизнь и смерть. Но мы должны вместе прийти к решению о нашей общей судьбе. Я не хочу никому навязывать свои взгляды, поэтому сейчас высказывать свое мнение не буду.
Ицхак: Сегодня мы говорим о двух способах умереть. Идти в атаку сегодня означает верную смерть. Второй вариант означает смерть через два-три дня. Нам нужно проанализировать оба пути. Может быть, мы можем что-то сделать. Хотелось бы услышать больше конкретики от тех, кто более осведомлен. Если кто-то из моих товарищей думает, что они могут выжить здесь, мы должны подумать об этом.
Гершл: Еще слишком рано заканчивать то, с чем мы боролись последние полтора года. Придя к судьбоносному решению, мы должны учитывать то, с чем мы боролись. Сотни тысяч евреев были убиты в прошлом году.
Враг использовал изощренный обман, чтобы дезориентировать нас, как зверей, чтобы привести нас на скотобойни Понар, Хелмно, Белжец и Треблинки. Глава об уничтожении еврейских общин Польши будет не просто самой трагической, но и самой уродливой главой еврейской истории, главой слабости и страха. Движение не всегда было в лучшем виде. Вместо того, чтобы дать сигнал безнадежного сопротивления, мы везде откладывали решение. В Варшаве сопротивление тоже выглядело бы иначе, если бы оно произошло не в конце, а в начале ликвидации. Нам здесь, в Белостоке, суждено разыграть последний акт кровавой трагедии. Взвешивая, что мы можем сделать, и что мы должны сделать, я объективно вижу ситуацию таким образом. Подавляющее большинство гетто и наши семьи приговорены к смертной казни, и мы никогда не думали о лесе как о месте, где можно спрятаться. Мы думали об этом как о поле битвы, как о месте мести. Десятки молодых людей, которые сейчас уходят в лес, не ищут поля битвы. Большинство из них живут жизнью нищего, и они, вероятно, умрут смертью нищего.
В наших нынешних обстоятельствах мы разделим судьбу того же нищего. Нам остается только одно – организовать коллективное сопротивление в гетто любой ценой. Увидеть в гетто наш Муса-Даг [место армянского сопротивления турецкой резне], написать гордую главу еврейского Белостока и нашего движения.
Я могу себе представить, какой была бы естественная реакция, если бы каждый из нас сделал то, что сделал бы самый грубый нееврей, плюнул бы на жизнь и вонзил нож в виноватого. Нашей единственной эмоцией была бы месть. Начнем наше сопротивление с самого первого еврея. Если кому-то удастся отобрать у убийцы пистолет и добраться до леса, хорошо! Вооруженный юноша может найти место в лесу. У нас еще есть время, чтобы подготовить место в лесу и посмотреть на него как на поле битвы и место для мести.
Я потерял все, всех своих близких, и все же, несмотря на это, есть воля к жизни. У нас нет выбора. Когда я вижу, что выживают не только отдельные люди, но и от 50 до 60 процентов евреев, тогда я говорю, что путь нашего движения должен быть таким: остаться в живых любой ценой. Мы приговорены к смерти.
Сара: Товарищи! Если мы говорим о чести, то мы давно ее потеряли. Во всех еврейских общинах массовым убийствам не оказывалось сопротивления. Лучше остаться в живых, чем убить пятерых немцев. Нет никаких сомнений в том, что мы все умрем в сопротивлении. Напротив, в лесу, возможно, выживут от 40 до 50 процентов из нас. Это будет нашей честью и нашей историей. Мы по-прежнему нужны, и мы все еще можем быть полезными. У нас все равно нет чести. Наша миссия – остаться в живых.
Ханох: Никаких иллюзий! Можно ожидать ликвидации последнего еврея. У нас есть два способа умереть. Ни лес, ни сопротивление нас не спасут. Умереть с честью – это то, что осталось. Шансы на сопротивление не очень хорошие. Я не знаю, есть ли у нас необходимые средства для битвы. Это наша вина, что у нас так мало оружия, но сейчас уже слишком поздно. Придется это сделать. Белосток будет полностью ликвидирован, как и все другие еврейские города.
   Даже если заводы будут спасены в первой резне, никто не верит, что их пощадят в следующий раз. Конечно, леса обещают отомстить, но мы не смеем идти туда в надежде жить по милости фермеров, чтобы покупать еду и жить. Идти в лес – значит быть активными партизанами, а для этого нам нужно соответствующее оружие. Оружие, которое у нас есть, не подходит для леса. Если еще есть время, мы должны достать оружие и отправиться в лес. Но если бойня начнется первой, то мы будем сопротивляться, когда они возьмут первого еврея.
Хаим: Евреев не осталось, только остатки. Никакого движения, только остаток. Бесполезно говорить о чести. Мы должны спасти себя, если сможем, и не имеет значения, будут ли другие судить нас. Мы должны укрыться в лесу...
Мордхе: Если бы мы этого достаточно сильно хотели, и мы сделали бы это своей миссией, мы могли бы защитить наш народ до конца, пока в Белостоке все еще живы евреи. Я ставлю перед вами вопрос: неужели те из товарищей, которые выходят в лес, думают, что мы должны прятаться и не предпринимать действий во время следующей резни, чтобы потом выйти в лес? [Голоса вокруг говорят: «Нет, не то!»]
Есть два мнения: с одной стороны Сара и Хаим, а с другой Гершл и Ханох. Вы должны выбирать. Одно можно сказать наверняка: мы не будем ходить на заводы и молить Бога, чтобы наш народ был взят из его укрытий, чтобы мы могли спасти себя. Мы также не будем наблюдать из заводских окон, как наших товарищей забирают с другого завода. Мы можем провести голосование: Гершл или Хаим.
Фаня : Я согласна с Ханохом. Нам нужно выбрать либо большое действие прямо здесь, либо более мелкие действия, гораздо больше, что означает выбор леса. Поскольку мы не можем уйти прямо сейчас, и наша ситуация крайне неотложна, мы должны занять позицию прямо здесь, когда они возьмут первого еврея, какими бы ни были последствия. Но если будет задержка на несколько недель, мы должны приложить все усилия, чтобы уйти.
Элиэзер Суханицкий : Товарищи! На мой взгляд, мы не можем идти двумя путями. Лес, это хорошая идея. Это дает нам возможность остаться в живых. Но сейчас это иллюзия, когда резня так близка. Мы не смогли бы добиться успеха, даже если бы у нас было три-четыре недели, чтобы собрать все необходимые материалы и бежать в лес. Я считаю, что для нас есть только один выход: встретить резню сопротивлением. Я считаю, что мы должны сделать это прямо здесь и дать соответствующий ответ нашими скудными средствами.
Йохевед: Почему мы так много говорим о смерти? Не важно. В разгар величайшей опасности солдат на фронте и партизан в лесу думают о жизни. Мы знаем, какова наша ситуация, но почему мы должны так бояться смерти? Мы пойдем в лес, если придется, но мы должны начать сопротивление здесь. Это не значит, что нас убивают. Мы говорим здесь против самого основного жизненного инстинкта, который есть в нас.
Хаим: Я не согласен с Йохеведом. Мы должны быть логичными. Мы не можем никого побудить к бегству. Это не контрактная работа. Если мы боремся, то до конца. Сражаться – значит быть убитым. Я считаю, что мы можем достичь большего, если будем жить, чтобы выжить в лесу. [Он предлагает  построить убежище за пределами гетто, чтобы после резни они могли продолжать саботаж.]
Мойшеле: Сначала начните с сопротивления. Если есть возможность, подготовьте лес. Мы все должны выражать себя безоговорочно, потому что от этой встречи, даже если она займет всю ночь, зависит жизнь и смерть наших товарищей, .
Хаим: Вы подталкиваете всех к выступлениям, потому что хотите, чтобы голосование было «нет».
Дорк : Я думаю, что наша позиция — это позиция членов движения, людей, которые знают и осознают, что случилось с нашими близкими. Мы хотим умереть почетной смертью. Но леса предлагают больше возможностей для мести. Но мы не можем идти туда, как нищие, не как активные партизаны. И в это время мы не можем сделать необходимые приготовления. Поэтому мы должны сосредоточить всю нашу энергию на сопротивлении.
Ципора: Трудно понять, что сказать. Трудно выбрать, быть убитыми. Я чувствую себя разорванной внутри между жизнью и смертью. Для меня не важно, останусь ли я или кто-то еще в живых. После всего, что мы пережили и увидели своими глазами, жизнь действительно не имеет никакого значения. Но я больше думаю о движении.
   Мы гордимся тем, что наше движение сделало в самые трудные времена для еврейской общины в Польше. Они послали меня и других сюда из Вильно, чтобы спасти других порядочных людей. Но это были не только вы и я; это было движение, которое пришло. Теперь остается вопрос: пойдет ли движение вниз полностью? Имеет ли оно на это право? Мы разделяем все горести нашего народа.
   Но когда дело доходит до вопроса выживания, я говорю: да, мы, безусловно, имеем на это право. Наше движение может быть единственным, что займет позицию, когда придет время. Возьмем, к примеру, Варшаву. Никакого действия от движения перед красивой,  достойной смертью. Акт движения – значит выжить! Не просто выжить, чтобы выжить, а продолжить нашу работу, чтобы еще немного потянуть за цепь, которая еще не разорвана в наши самые черные дни. Наши усилия могут быть небольшими, минимальными, но мы добьемся успеха, если посвятим все свои силы усилиям.
Шмулик: Впервые в жизни встреча о смерти! Мы движемся к сопротивлению не для того, чтобы сделать историю, а для того, чтобы умереть почетной смертью, как и подобает еврейской молодежи в наше время. И если кому-то удастся написать историю, наша история будет отличаться от истории испанских евреев, которые прыгнули в пламя с Шма Исроэль [«Услышь, Израиль», молитва, часто произносимая перед смертью] на устах.
   Теперь о облаве. Основываясь на всем нашем опыте, мы знаем, что мы не можем доверять немцам вообще, несмотря на все их заверения, что те, кто будет арестован, будут защищены, что только те, кто не работает, будут арестованы и так далее. Им удалось привести тысячи евреев на бойню своей ложью и обманом. Но у нас все еще есть шанс выйти живыми после следующей облавы.
   Все играют на время, и мы тоже должны. За то небольшое время, которое осталось, мы можем создать наше оружие, которое малочисленно и слабо. Мы также должны работать над достижением нашей второй цели – леса. Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли: прятаться в предстоящей облаве — это не трусость. Нет-нет! Воля к жизни – это сильный инстинкт, и мы должны быть эгоистичными. Меня не смущает, что умрут другие, а не мы. Мы имеем большее право на жизнь, чем другие, и это справедливо. У нас есть цель в жизни, остаться в живых любой ценой. Нас выслали из Вильно, потому что ликвидация казалась неизбежной и было жизненно важно, чтобы очевидцы остались в живых. Поэтому, если тут не будет ликвидации сразу, придется ждать и выигрывать время. Но если будет ликвидация, то пусть все сопротивляются, и пусть я умру вместе с филистимлянами.
Сара: Я хочу, чтобы товарищи знали, что я сделаю все, что мы решим. Что меня удивляет, так это спокойствие, с которым мы это обсуждаем. Когда я вижу немца, все во мне начинает дрожать. Я не знаю, будут ли у товарищей, и особенно у молодых женщин, силы для этого. То, что я сказала раньше, я сказала, потому что я не верю в свои силы.
Ехазкиэль: Я не согласен с Сарой. Столкновение со смертью может заставить человека чувствовать себя слабым и бессильным. Но вы также можете стать очень сильным, когда нечего терять. Я согласен со Шмуликом. Мы должны устанавливать сопротивление только в случае окончательной ликвидации.
Этл: Давайте будем конкретнее. Если облава начнется в ближайшие несколько дней, то у нас нет альтернативы, кроме как сопротивляться. Но если у нас есть больше времени, то мы должны начать готовиться к лесу. Надеюсь, что смогу выполнить то, что мы должны сделать. Может быть, я стану сильнее в ходе событий. Я полона решимости сделать все, что должно быть сделано. Гершл был прав. Мы будем совершать акт отчаяния, хотим мы этого или нет. Наша судьба предрешена. Нам нужно только выбрать, что это за смерть. Я спокойна и собрана.
Мордхе: Позиция товарищей ясна. Мы постараемся вывести как можно больше людей в партизанский лагерь в лесу. Все мы, кто находится в гетто, когда происходит резня, должны сопротивляться, как только они забирают первого еврея. Бесполезно спорить о жизни. Мы должны понимать ситуацию объективно. Самое главное – сохранить до последней минуты гордость и достоинство движения.

               Послесловие к переводу «Протокола...»
Февральский митинг 1943 года состоялся через три недели после первой массовой ликвидации евреев Белостокского гетто. Окончательная ликвидация гетто не наступит еще шесть месяцев, в августе 1943 года. В ночь на 16-е Антифашистская военная организация начала восстание в Белостокском гетто, получив известие о ликвидации гетто. Сопротивление было подавлено в течение трех дней, гетто подожгли, а лидеры покончили жизнь самоубийством, когда их бункеры были захвачены. Хотя депортация оставшихся 10 000 евреев гетто не была отложена, как надеялись, нескольким сотням молодых евреев удалось использовать восстание в качестве отвлекающего маневра, чтобы бежать в лес и присоединиться к партизанским отрядам. Из довоенного еврейского населения в 60 000 человек только 150 или около того были живы, когда Советы отвоевали город ровно через год после восстания. Хайка Гроссман, одна из лидеров восстания, пережила войну и поселилась в Израиле, служа в израильском парламенте.
   Это протокол февральского собрания 1943 года во главе с Мордхе Таненбаумом — партизаном, посланным для обсуждения необходимости организации сопротивления в Белостокском гетто. Став свидетелем массовых убийств в Вильно и Варшаве, он опасался, что немцы собираются ликвидировать гетто и в Белостоке. Ораторы из Хехалуц Хацаир-Дрор и другие борются с проблемой отсутствия достаточного количества оружия для успешного сопротивления и со своими вариантами: умереть «с честью», спрятаться, чтобы сражаться в другие дни, или идти в лес. Шмерке Качергинский опубликовал протокол в книге на идише »Хурбн Вильно», изданной в Нью-Йорке, в1947 году, раннюю работу, документирующую Холокост. (Хурбн - «Разрушение» на языке идиш, равнозначно в этом языке слову «Холокост», примечание автора статьи). Он пишет, что ему передала этот документ   «товарищ Диана Гринберг, которая получила его от фермера под Белостоком,   сохранившего его». Возможно, они были в архиве, который собирал Таненбаум. Он покончил жизнь самоубийством в августе того же года после борьбы с немцами во время ликвидации. Когда Красная Армия освободила Белосток, только около 300 евреев были еще живы из первоначальных 50 000.
      Перевод с идиша  на английский был выполнен Морисом Вольфталом,   иллюстрация Билла Рассела к «Протоколу...» представлена в начале этой статьи.
Морис Вольфталь перевел книгу Шмерке Качергинского  «Уничтожение еврейского Вильно: истребление евреев в Вильно и Виленской области и Понарах, в Долине смерти». Отрывок  взят из книги «Хурбн Вильно»