Детки-матери

   Детское отделение в больничном стационаре. В одной палате четыре койки. Все заняты. За маленькими больными детишками ухаживают их мамы.

   Женщины, вопреки тому, как это обычно бывает,  между собой почти не говорят.

   Ирина поглощена своим больным мальчиком. Она следит, чтобы он
не ходил по полу: дверь постоянно закрывается-открывается и возникает
сквозняк. По низу комнаты прохладно. Игрушки падают на пол, малыш их
может подбирать... Всё это очень беспокоит молодую маму.
Она принесла из дома две больших сумки игрушек -
мелкие конструкторы, машины, зверушки. Сама играет с мальчиком, читает
ему, заучивают какие-то потешки, не пуская с койки.

   Елена занята вязанием. Ранним утром она хватает свой узелок со спицами
и нитками и в течение дня с трудом отрывается от вязания. Дочка для неё просто помеха, а ей всего-то полтора года. Девочка просыпается... Мать тут же, не умыв, не накормив, не одев, опускает её на пол босую, без памперса... Девочка мочится прямо на пол, ходит по мокрому, ледяному полу, поскальзывается, шлёпается голой попой, ладошками разбрызгивая лужицу на полу. Через какое-то
время пытается встать. Поскользнувшись падает, громко плачет.
Мать, удерживая тельце несчастной девочки за руку почти на весу, больно шлёпает
ребёнка по попе.

   Тут пришли родственницы Елены или знакомые - не понять.

   - Что же ты делаешь? Полгода не прошло, как её спасали в реанимации...

   - А что я с ней сделаю? Её на койке не удержишь! - оправдывается Елена.

   - Хоть одень нормально. У тебя же всё есть! - говорят родственницы, видно, не очень близкие.

   Девочка уже заходится в плаче, мать бросает её в кроватку. Несколько
минут проводит с родственниками, которые торопятся уйти, снова вяжет
какую-то страшного цвета юбочку. Говорит, что это для старшей дочки.

   Галина с утра до вечера в телефоне. Её двухлетняя кроха-дочка бродит по палате, как приблудный котёнок. Ни одной игрушки в руках ребёнка. Хотя в пакете у мамы есть какие-то куклы. Изредка девочка подходит к матери, то лежавшей,
то сидевшей на койке, преданно и почти со слезами смотрит в её лицо, тянет за рукав, полу халата. Мать что-то съестное суёт в ладошку девочки и отодвигает  девочку от себя рукой, так и не оторвав глаз от телефона.

   А Ирина уже провела своему сынишке возможные водные процедуры, к завтраку переодела во всё чистенькое, выглаженное. Сначала показала, какой нарядный костюмчик приготовила для него. Покормила, уговорила хорошо поесть. 

   И ещё одна - Анна...  Она душевно не здорова, но сыночка своего любит без памяти. Её десятимесячный младенец, пожалуй, ни разу и не заплакал: она вьётся над ним, истинно, как орлица над орлёнком: кормит, моет, меняет. Только пискнет -
тут же берёт на руки и ходит... ходит. Полегче стало её сынишке и Анна, днём
уложив его спать, бежит за принадлежностями для мытья пола. Всё бегом протирает -
цьтоб дух был посвеЗей.

   У Анны плохая речь - это сопутствующее её психическому нездоровью свойство.
В минуту особого восторга своим сынишкой, она поднимает малыша вверх на вытянутых
руках и говорит с дрожью в голосе:

   - Ты моя зызня (жизнь)!

   День завершается. Деток лечили, давали мамашам рекомендации, советы, делали замечания.

   Сын Ирины в свои два года хорошо говорит. 
Онпослушно укладывается и говорит:
   - Спокойной ночи, мама.
   - Спокойной ночи, сыночек. Выздоравливай...

   Через некоторое время слышится мерное дыхание ребёнка - засыпает.

   Свет погашен. Тишина. Вдруг Анна говорит:

   - И мой синок, когда выластит, казит мне: спокойной ноцецки, мама...