Квест Вестера, 12 - 13

12. Продолжение

Квартира, меж тем, медленно превращалась в ловушку. Начинала жить в логике сумасшествия. И я вместе с ней. Возможно, справляла черную мессу, втягивала меня. Грозила, что прихватит водой коридор, завалит на него потолок. Однако воображение устраивало так, что звуки падающей воды меня лишь подстегивали. Капли строго припечатывали всякую мысль, звуком ставили точку. Уж не говорю о потрескивании деревянных паркетин, вздыбленных и задающих атональность отдельным фразам. Да и хлопанье железных листов, готовых под ветром сорваться с крыши, дополняло общую какофонию бунта.

«Тень Авиатора это текст о взлете, который выглядит как падение. Ирония, юмор вперемешку с абсурдом. Ведь наша "демократия" вышла из истерической радости потребления, утраты масштабов и своего прежнего места. И не встроила себя в неуют окружающего пространства. Качество, совестливость, честность, обесцененные современной культурной продукцией, полетели к чёрту, и банановый эквилибрист, подмеченный Вами, стал двуногим животным, не взятым в ковчег. Свою книжку без текста о Вашей новой работе я не представляю. Сами видите, что в письмах она потихоньку складывается».

Иногда мерещилось, что меня зальет, как в фильме Феллини «И корабль плывет», только с экрана мне никто не будет петь, я буду медленно погружаться без арии Аиды, без музыки Верди, и никто ничего не узнает.

Разве если смартфон снова открыть и дать знать о себе. Но сталкиваться с реальностью… Пусть галактики связываются мостами из темной материи, я останусь структурой невидимой. Жаловаться, просить – этого я не любила. Да и кого? Современный озабоченный человек непробиваем для участия, ему нечем сострадать, он занят собой. Даже если он председатель общества милосердия. Даже если Папа Римский его на это благословил. Одни сдались еще до своего рождения, другие исходят из ложного образа своей персоны, слепые к открывшемуся шансу своего же преображения, воскрешению в себе лучшего Человеческого, их помощь - это показушное самоутверждение в духе "эго", которое в конце концов замучает тебя и продаст.  Разве Виктора Балабанова – актера кино и театра, но даже он, гений отзывчивости, кто прожигает пространство своей энергией, не сумел ничего изменить: трудно из зла делать добро, но прочий материал вряд ли стоит усилий.  А родных у меня не имелось. Другого же Виктора - Левашова, к кому на Прозу.ру ходила за человечностью, как в свой подмосковный сад, приберегла на потом. Когда позволительно будет рассеяться.

13.
На фоне отлакированной красоты за окном, в гламурных огнях главного проспекта столицы комната выглядела мрачной дырой. Меж тем, ночной туман в окне тихо сливался с небом. Где-то там спрятался месяц, от вида которого - рогами вниз - мне ничего не светило еще неделю назад. Вид постепенно терял контраст, а потолок продолжал намокать, издевательски навязывая образ плафона Сикстинской капеллы, где я никогда не была.

Серо-коричневые пятна, как живые, тянулись друг к другу, расползались, чтобы соединиться в центре лепного круга с подвешенной люстрой. Она горела, внушая страх электрического замыкания. «В конце концов, - говорил мне внутренний голос, - 80 процентов массы Вселенной не взаимодействует со светом, почему бы и мне на время не пополнить эти проценты. Даже Бог во второй день творения отделил свет от тьмы». Я погасила свет. Из всех углов потянулась спрятанная тревога.
Сочетание мутного света за окнами и подвального настроения оборачивалось уже сплошным помрачением. Нейроны в мозгу погнали в сторону бреда.

А хорошо было бы написать: «Ночь открыла ворота сна»! Но затмение в голове отбило даже охоту сливать воду и ставить под капли новые ведра. Посудины всё же опорожнялись, значит, я поднималась, вытаскивала, выплескивала, возвращалась и дальше тупо глядела на потолок. А за окном тем временем мелькнули и обозначились тени. Пристальное всматривание обнаружило в них страшные морды. Они притискивались к стеклу, плющили себя до звероподобного сходства. Казалось, чудища, выселенные с крыш соседних домов, бросили водосточные трубы и сгрудились на внешней стороне моего подоконника. Явилась крыса из Вестеровского рассказа, заплакала тоненьким голоском. Молила о потерянном лабиринте, как человек, которому не на кого положиться. А может, заплакала я? Та самая неоконченная работа во мне?

В центре города, в квартале посольств и основной государственной власти чудищ было не сосчитать. Да и обыкновенной нечистой силы в этих местах хватало. Еще со времен советских тридцатых годов, когда снесли и перепахали Дорогомиловское кладбище за Москвой-рекой. В ту пору нечисть осела в Проточном переулке, но ее выкурили оттуда. Тогда, пропустив параллельный, рядом идущий переулок Новинский, она переметнулась на Пресню.

Окончание следует.