Он уже никого, ни за что, не судил

Он уже никого, ни за что, не судил. Не осуждал, не обвинял, не выносил приговор; и не “учил” всех, как правильно жить. Одни говорили, что он просто очень сильно устал. Другие вспоминали, что его так сильно в жизни судили и “мяли”, что он решил никогда, никого, ни за что не осуждать. Ни словом, ни даже мыслью. Что же случилось с ним, на самом деле? Он ведь раньше и сам был очень строгим и категоричным, особенно к другим. Он так уверенно оценивал жизнь других, что казалось - он все о них знает, и что он сам – без грехов, идеал. И вдруг, он смиренно решил не судить. Никого, никогда, ни за что. И он все чаще и чаще повторял, что ученик Иисуса не может быть “судьей” или “прокурором”, только “адвокатом”, только заступником и ходатаем. И молитвы у него стали очень тихие, больше слезные. За себя и за дом свой, а потом за всех обездоленных, неприкаянных, отверженных; за всех удалившихся, оступившихся, падших. Когда он молился, его глаза увлажняли слезы. А лицо просветлялось. Ходили слухи, что он недавно виделся с Господом. А после встречи той, стал как немой, очень кротким. Не говорил ничего долго, никому. Только шептал часто что-то, одному Богу ведомое. Лишь однажды жена услышала, как повторял он во сне, много раз, одну фразу. “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго... ”. И не дерзнула жена прервать единение мужа с Господом. Вместе с ним повторяла молитву эту, и во сне, и наяву. И как всегда, как и прежде, шел очень сильный дождь.

Иван Лещук, из цикла “Записки на полях души”