Блок. Я жалобной рукой сжимаю... Прочтение

.                Александр Блок
  .          .            том II
  .          .    « Г  О  Р  О  Д »


6.«Я жалобной рукой сжимаю свой костыль…»







           * * *   

                Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.
                Мой друг – влюблен в луну – живет ее обманом.
                Вот – третий на пути. О, милый друг мой, ты ль
                В измятом картузе над взором оловянным?

                И – трое мы бредем. Лежит пластами пыль.
                Всё пусто – здесь и там – под зноем неустанным.
                Заборы – как гроба. В канавах преет гниль.
                Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.

                Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.
                Мы робко шепчем в дверь: "Не умер – спит ваш близкий..."
                Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,
                Кричит: "Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!"

                И дальше мы бредем. И видим в щели зданий
                Старинную игру вечерних содроганий.
                3 июля 1904   







А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты»:

«
«Заглавие: Сонет»
»

Да, это сонет. Но  не итальянский, а шекспировский:

                «Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
                Достоинство, что просит подаянья,
                Над простотой глумящуюся ложь,
                Ничтожество в роскошном одеянье,

                И совершенству ложный приговор,
                И девственность, поруганную грубо,
                И неуместной почести позор,
                И мощь в плену у немощи беззубой,

                И прямоту, что глупостью слывет,
                И глупость в маске мудреца, пророка,
                И вдохновения зажатый рот,
                И праведность на службе у порока.

                Все мерзостно, что вижу я вокруг...
                Но как тебя покинуть, милый друг!
                (Шекспир – Маршак)»

     Вот и картина, нарисованная в стихотворении, словно из тех времен, времён Шекспира, чумы и брейгельевских нищих.
    И только «оловянный взор»  третьего нищего напрямую отсылает к  городу, где:

                «Вечность бросила в город
                Оловянный закат.
                Край небесный распорот,
                Переулки гудят…

                …Оловянные кровли –
                Всем безумным приют.
                В этот город торговли…
                26 июня 1904»   

Где:

                «И на башне колокольной
                В гулкий пляс и медный зык
                Кажет колокол раздольный
                Окровавленный язык.
                28 июня 1904» 

     То есть блоковский Питер из его современности у него на глазах проваливается в средневековье, хоть у совсем недревнего творения Петра его вовсе не было. Но это у Петра не было, а у Блока…

Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о событиях 901-ого:
     «…Начинается чтение книг; история философии. Мистика начинается. Средневековый город Дубровской березовой рощи…»

*


Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     Летом 1904 г. стал явным перелом в мировоззрении и мироощущении Блока, связанный, в частности, с переоценкой учения Вл. Соловьева (см. письмо Е.П. Иванову от 15 июня 1904 г. - СС-8(8). С. 105-106[СС-8(1-8) - Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. 1-8. Под общей ред. В. Орлова и др. М.; Л.: Гослитиздат, 1960-1963.]). Белый так определял настроения Блока этого времени в позднейших мемуарах: «"- Старания тщетны: какие бы ни совершали усилия светлые силы, на чаше весов перевесит исконная смерть. Все погаснет; ( ... ) преодоление смерти обман ... " - так, казалось, без слов говорила улыбка» (Белый, 1. С. 265).
     В первых числах июля Блок ожидал приезда Андрея Белого и С. Соловьева (cр. в
стих.: "И - трое мы бредем") в Шахматова (см.: Воспоминания, 1. С. 270). "Что же Ты не едешь? - пишет он Белому 4 июля 1904 г.- Мы прождали Тебя 1-ого, 2-ого и 3-его, все надеялись и много раз слышали звонки".

    - «Я жалобной рукой сжимаю свой костыль».  - "Костыли" - часто встречающаяся в переписке Блока и Белого метафора. Ср.: "Если же Вы поставите мне логические
рамки,- писал Белый Блоку 10 июня 1903 г.,- то они, как костыли, поддержат меня в
понимании Ваших слов" (Блок и Белый. С. 33). Ср. также о "соловьевских костылях" в письме Блока Белому от 1 августа 1903 г.: "Боюсь ( ... ) утратить Соловьевские костыли, подпиравшие меня сильно при жизни Мих(аила) Серг(еевича) (Соловьева)" и в ответном письме Белого от 19 августа 1903 г. (Блок и Белый. С. 48).
   
     - «Мы робко шепчем в дверь: "Не умер - спит ваш близкий» ... - Ср.: "сказал им( ... ) не умерла девица, но спит. И смеялись над Ним" (Мф. IX. 24). Блок приводит эти слова в письме А.В. Гиппиусу от 2 февраля 1903 г. Темы "воскрешения мертвых" и "воскресения из мертвых" активно обсуждались московскими мистиками. Ср. в "Симфонии (2-ой, драматической)" Андрея Белого (М., [1902]. С. 177): "1. В одном углу спорим о видении Соловьева, а в другом завзятый мистик учил воскрешать мертвых. 2. Он божился, что много трудился в этом направлении, и уже достиг кой-каких результатов"; в его стих. "Старинный друг" ("Старинный друг, к тебе я возвращался ... ", 1903); а также в письме Блока к матери от 14-15 января 1904 г.: "Утром приходит Сережа (С. Соловьев. - Ред.). Мы втроем едем на конке в Новодевичий монастырь. Сережа кричит на всю конку, скандалит, говоря о воскресении нескольких мертвых на днях".
     »

*


Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:

     «…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга».

Ср. из статьи Блока "О современном состоянии русского символизма":
     «
     ...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз...»

    Текущая книга - "Город" - о том, как Блок в своих блужданиях с двойниками вышел на Град и застрял в нем. И больше нет никаких тебе "тучек" или "лучших драгоценностей",  а только "город", "город", "город"... Вечный Град с оловянными закатами.
    И здесь опять Блок бродит - "один, как тень меж серых стен" - по самым его окраинам.