Так и жили

Так и жили
(Рассказ Валентины Савельевой)

          В войну работали так, как сейчас не работают и не хотят. Все поля были засеяны и убраны в срок.
          По ночам сажали картошку и убирали – по ночам.
Однажды картошку не успели выкопать. Под зиму, под морозы попала и вымерзла. Её ходили по ночам копали и мороженую, немного очистив от грязи, прямо лепили в лепёшки и на печку. Обжаривали и ели.
          Зерно хранили: вырывали ямы и в «сундуках» зарывали на зиму. А иногда свои же и воровали. Выроют и унесут. А ты хоть помирай с голоду. 
          Жили в основном в землянках в лесу. Мужики в начале войны выкопали. Землянки были недалеко от деревни. Далеко уходить тоже боялись. Партизан боялись. Они тоже были разные. Были нормальные, а были хуже немцев. Голодные, обмороженные, придут и чистят всех поголовно – еду и одежду. А может, это не партизаны были, а мародёры. Только называли себя партизанами.
          А когда приходили в деревню немцы, бывало, услышишь, как они командуют-лопочут по своему, убегали глубже в лес. Там где-нибудь в сугроб сунешься на еловый лапник, так весь день и пролежишь. Иногда немцы злились, что в деревне никого не было – избы жгли. Смотришь, зажигают факелы и носят от избы к избе.
          А когда не успевали в лесу скрыться – немцы заставали врасплох. Слышишь, по деревне кричат: - «Немцы, немцы, немцы…». Тут уж выставляешь на стол всё, что есть, потому, что всё равно найдут, да ещё и пригрозят. А сами забиваемся в дальний угол и ждём. Вломятся, кричат:
- «Матка! Мясо, яйки!».
Отвечаем из угла: - «Забирайте, всё забирайте, всё на столе».
          Были среди них и эстонцы, и латыши.
          Немцы тоже были разные, были и хорошие, добрые. Бывало, идёт «фриц» по деревне, а за ним малышня: «Пан, ням-ням, пан, ням-ням…». Остановится, достанет из кармана кусок сахару (сахар у них был большими кусками, красный такой), и даст… или шоколадку. Нагнётся и жестом показывает: у меня, мол, у самого тоже есть дети маленькие.
          В лесу даже корову держали – одну на три, четыре семьи. На зиму делали ей такой шалаш из лапника. Она там и жила. Чтобы не мычала, когда было нужно, если немцы были рядом, надевали ей на морду мешок с сеном. Она жуёт и молчит.   
          Люди с голоду на всё шли. Иные сами приходили к немцам, ища работу за кусок хлеба: колоть и пилить дрова, и другую. Были молодухи, что с немцами жили, им готовили, у них кормились. Потом уезжали с ними в конце войны в Германию и, конечно, некоторые становились узниками – так выживали. И я таких знаю. Выживали, кому как позволяла совесть.
          А народ, который оставался возле своих очагов, на своей земле, натерпелся больше всех.
          Вдруг, наши решили всех эвакуировать. Это было в конце войны, когда собрались Псков освобождать. Эвакуация была недалеко на восток псковской области. На станцию Заледино подогнали товарный состав, набили нас в его грязные вагоны, обвешанные зелёными ёлками и поехали на Карамышево. Километров пятнадцать проехали – летят немецкие самолёты бомбить. Поезд остановился. Все врассыпную по полю. Кого убило, кого ранило. Ничего не поймёшь: бабы орут, дети плачут…
          Прибыли в деревню Локтево. Там немец не был, все избы целы, не тронуты. Народ не дружелюбный. Никто в избы не пускает. Поселили всех в хлевах да на сеновалах.
          А после войны не лучше было – голод. О чём бы я написала Путину, так это о людях, которые проработали в колхозе за трудодни-палки, да и сейчас обижены, ничего не имеют.
          Раньше было всё на энтузиазме. Работали от темна до темна. Мы молодые были – по двадцать лет – днём вкалывали в колхозе, а ночью – на гулянку.
          Нас лес кормил. Летом – грибы, ягоды. Зимой ели: из леса мох принесём, натолчём в ступе, немного колосков обмолотим и – лепёшки. Родителей кормили. Они тоже работали от зари до зари. В колхозе лошадь заболела, покрылась коростой и сдохла. Её делили и ели мясо.
          Хоть в лесу жили, а дровами бедствовали. Не разрешали лес рубить. В полукилометре от деревни от молнии был лесной пожар, так вот оттуда мать с отцом возили на тачке горелые дрова. Тоже ночью. Ночью – на себя, днём – на колхоз.
           В то время мало кто коров держал, и то - молоко носили в Псков за тридцать километров, меняли на хлеб.