Памяти ленинградца

10 ноября для нас день траура, умер Женя… Мы все начинаем умирать, не успев вырасти и повзрослеть. Каждый новый день – не наш, но ее Величества Природы. Еще, говорят, искусство вечно. Ну и конечно есть Бог… Наш с Женей бог был прописан сначала в Ленинграде, потом в Питере. Этот бог ласково трепал Женины рыжеватые волосы на ветру, когда мы шли по Гражданскому проспекту в Бублик сдавать пустые бутылки. Это был его город. Женя исходил вдоль и поперек все Лесное (так еще до войны и даже до революции назывался район Политеха где-то недалеко от современной Площади Мужества поблизости от Старопарголовского/пр.Тореза до Тихорецкого проспектов, где была дача Бенуа и несчастливая Женина хрущовка), а так же всю Гражданку, вместе с Сосновкой и Удельным парком. Это был город белых ночей и Академии Художеств, с мастерскими на Васильевском, с книгами по архитектуре. Женя был ленинградцем…

На этой детской его фотографии взгляд устремлен куда-то далеко, в бесконечность. Сейчас он там. Мне шлет радостные приветы, снится всегда улыбающимся. Может, только там он обрел покой и настоящее счастье, так мне хочется верить. Ведь Бог милостив и вознаграждает тех, кто любил. Женя любил свой город больше, чем себя. Он не мог его предать, уехав навсегда. Не мог бросить Питер, чтобы спастись в лесу или где-то в глуши. Мы говорили между собой, когда узнали о смертельном диагнозе, думали-гадали, какой конец ожидает. Женя не пошел в храм, не захотел общаться с батюшкой, но оставался в глубине души религиозным человеком. Он больше всего не любил официоза и всяких формальностей, ценил искренность и честность. Знал себе цену, осознавая свои слабости и боролся за себя в меру своих возможностей.

Мне очень жаль, что он оказался далеко от природы, которая могла бы помочь. Ну да ладно, как говорил Женя, каждый архитектор стремится построить город своей мечты.




 В Женином семейном альбоме фотография первого литературного памятника в городе - в Летнем саду - памятник Крылову.