Наш попутчик с Запсиба

 27 мая 2017 года исполнилось 60 лет с того момента, когда в землю Кузбасса, был вбит "Первый Колышек" Запсиба. 27 мая 1957 года было определено и намечено место под строительство Западно-Сибирского металлургического комбината. Молодые люди со всего Советского Союза ехали по комсомольским путёвкам на ударную стройку в Новокузнецк. О своем участии в этом большом деле я написала повесть "На земле Кузнецкой строился Запсиб". Сейчас я живу в Мариинске, работаю в школе учителем немецкого языка, а моя трудовая деятельность начиналась с Запсиба, где я работала на заводе железобетонных конструкций мотористкой дробильного агрегата. Много лет прошло с тех пор, когда я встретилась в пути  с бывшим запсибовцем, но обо всём расскажу по порядку.
 
В 1980 году я умудрилась выйти замуж второй раз, но муж Юрий Петрович жил на Северном Урале, мне приходилось на каникулах ездить к нему. Жизнь складывается у разных людей по-разному. О моей поездке узнала моя соседка по коммунальной квартире, Таслима апа - маленькая татарочка, так называли её все соседи, потому что ростом она была в  1 метр 46 сантиметров. Всю жизнь работала в Дистанции пути станции Мариинск и в бригаде путевых рабочих,  ремонтировала и укладывала рельсы на железнодорожный путь ещё со времён Великой Отечественной войны. Хабирова Таслима была женщиной отзывчивой, энергичной, трудолюбивой, артистичной и  с большим чувством юмора. За трудовые успехи  была многократно отмечена и награждена грамотами и медалями, с чем и вышла на заслуженный отдых.

 «Хочу съездить в Свердловск к родственникам-татарам», – сказала она мне, узнав о том, что я собираюсь ехать на каникулах на Северный Урал. И вот мы собрались в путь, так как в школе окончилась вторая учебная четверть, начались у детей зимние каникулы, и  мне дали отпуск на дни каникул.

Два билета в одном купе мягкого вагона взяла я в кассе вокзала заранее. Доплату к бесплатному железнодорожному билету сделала небольшую, так как я и моя соседка по коммунальной квартире, Таслима апа,  один раз в год имели право бесплатного проезда по железной дороге Советского Союза. Школа, в которой я учила детей иностранному языку, относилась к ведению Министерства путей сообщения. В этом было большое преимущество учителей нашей школы перед другими городскими школами.
Уже идём с соседкой к вокзалу города Мариинска,  в голове мелькают разные мысли связанные, конечно, с местом моей работы, со школой.  «Результаты успеваемости по классу за четверть завучу сдала, новогоднюю ёлку со своими учениками провела. Поработала хорошо. С чистой совестью еду отдыхать. Наконец-то, за два последних месяца отосплюсь в вагоне. Ехать поездом придётся трое суток. Отосплюсь. Сейчас займу свою полку и сразу буду спать».  Время было позднее. Уже была ночь. Никто нас не провожал, счастливого пути и хороших попутчиков нам не желал. Поэтому ехали с теми попутчиками, которых нам Бог послал.

Попутчиками оказались двое мужчин. Мы заняли свои места, Таслима апа – нижнее место, а я забралась на вторую полку и пыталась уснуть. Стук колёс, разговоры пассажиров, доносившиеся из открытых дверей купе, яркий свет, да и воспоминания о "плясках" учеников у ёлки на новогоднем карнавале еще мелькали в голове, – всё это не способствовало засыпанию.

Мужчина, лежавший на нижней полке, был очень беспокойным. Он отсылал пассажира со второй полки, находившейся над ним, за кипятком. Затем просил его заварить ему крепкий чай. Утолив жажду, он просил налить в стакан водки, выводил его на разговоры. Соседи раздражали меня своим поведением.  Я думала: «Нет. Замечаний делать не буду. Я не в школе, чтобы воспитывать кого-то. Наконец, я отдыхаю от работы! Вот ведь какие попались попутчики!»
– Спать, спать, спать! Ни на что внимания не обращать! Ни о чём плохом не думать!» – настраивала я себя.

– А Вы спать сегодня будете? – спросила Таслима апа со свойственным ей юмором, заметным только по интонации её голоса.
– Нет. Мы днём отоспались, – ответил внизу лежавший мужчина грубым голосом. Они продолжали свои разговоры, один пил чай всю ночь, другой ходил за кипятком. И сон как назло не приходил. Лежала и слушала стук колёс на стыках рельс.
 – А ты, сынок, докуда едешь? – с надеждой в голосе, что скоро он сойдёт, спросила Таслима апа.
– До Москвы, – ответил тот.

К утру мужчина, лежавший на второй полке, надолго исчез. Вернувшись в купе, он взял свою сумку и ушёл. Выпросил ли он у проводника другое место или сошёл на станции, не знаю. Теперь попутчик у нас остался один. Два раза он сходил за кипятком, но так как заварка чая у него закончилась, начал пить понемногу водку. Разговаривать ему было не с кем, и он начал говорить сам с собой. Сам вопросы задавал, сам на них и отвечал.

Было утро 30 декабря 1983 года. Мы давно уже проснулись, если так можно сказать, но вставать не хотелось. Да и мысль о том, что придётся с попутчиком ехать в одном купе ещё более суток, очень огорчала. За окном вагона мелькали деревья засыпанные снегом. Начинался новый день - последний в этом году.

Посмотрев вниз, я увидела мужчину, на вид ему было лет сорок. Наколки на руках говорили сами о себе. Он лежал на нижней полке, прикрыв глаза, и с такой злостью говорил о коммунистах, проклинал Советскую власть. Ощущение было такое, будто всё купе залито грязью. Моему терпению пришёл конец. И я решила, что наступило время проводить с ним  воспитательную работу. Со второй полки спустилась вниз.
– Завтракать будем? – уточнила Таслима апа.

– Да, – ответила я, выкладывая продукты на стол. Услышав другие голоса, мужчина замолчал.
 – А ты, сынок, будешь есть? – спросила она, наконец-то,  умолкнувшего пассажира.
– Нет. Я не хочу есть.

Я отправилась за кипятком и заварила чай, так как делал это мужчина, лежавший на второй полке. Отлила в  стакан беспокойного пассажира крепкой заварки, пошла к кипятильнику и в свой стакан долила ещё кипятка.

Обстановка, вроде, разрядилась, пока мы завтракали. А сосед попил лёжа чай, и опять из его уст посыпалась нецензурная брань в сторону коммунистов, комсомольцев и Советской власти. Я брань не переношу, а здесь ещё задел как бы лично меня, так как я была и комсомолкой, и коммунисткой. И всё это слушать?! Нет. Не желая всё это слышать, я спросила его: «Что они тебе такого плохого сделали? За что ты их ругаешь?» Это были риторические вопросы. Не дожидаясь ответа, я продолжила: вот мы с тобой примерно одного возраста, живём в одно время, в одной и той же стране, а вот я могу сказать о них только хорошее. Мужчина лежал на полке с закрытыми глазами и слушал меня внимательно, молчал.

– Я росла без отца. Он умер от фронтовых ран, когда мне было девять лет. Мама воспитывала одна двух детей. Шли трудные годы послевоенных лет. Советская власть помогала нам, мы получали пенсию за отца. После окончания десятого класса я поступила в техническое училище, где находилась на полном государственном обеспечении. Ещё и оказалась в трудной жизненной ситуации после окончания училища, когда приехала к маме в город Новокузнецк. У них были собраны чемоданы, вечерним поездом её семья уезжала на Алтай. Лишних денег у них не было. Задолжали хозяйке, в доме которой они снимали комнату. Оставили ей шифоньер, сделанный отчимом. Мама проводила меня до ворот и сунула незаметно в карман 3 рубля, на трамвай. Оказалась я без денег. Что бы Вы делали в такой ситуации да ещё в незнакомом городе?

Вспомнив о том, что я комсомолка, отправилась в Сталинский горком комсомола города Новокузнецка, поговорила с секретарём комсомольской организации, изложила ситуацию, в которой я оказалась. И там мне помогли тем, что выписали комсомольскую путёвку на строительство Западно – Сибирского металлургического завода. Тут же секретарь позвонил  в комсомольский штаб Запсиба, сказал, чтобы меня встретили и устроили в общежитие.

Приехав на Антоновскую площадку, зашла в комсомольский штаб с этой комсомольской путёвкой, поговорила с членами штаба. В комсомольский штаб зашла после работы Валентина Кузнецова. Она работала мотористкой на дробильном агрегате завода железобетонных конструкций треста Сталинскметаллургстрой. Комсомольцы-штабисты поручила ей устроить меня в общежитие и помочь найти работу.

Я окончила Бийское техническое училище № 3, получила специальность слесарь по сборке промышленной продукции. Так что работу мотористки дробильного агрегата на  заводе, где работала Валентина, я освоила быстро. Вот видишь, мне и комсомол помог. При Советской власти мне позднее удалось бесплатно окончить заочно университет. И вот уже много лет я учу детей в школе немецкому языку. Я полагаю, что коммунистическая партия и комсомол дали не только мне, но и многим людям,  путёвку в жизнь. Это – моё личное мнение.

Беспокойный пассажир, онемев и как бы протрезвев от услышанного, быстро сел на полку, протирая глаза кулаками первый раз за всё время поездки, пристально смотрел на меня и внимательно слушал. Не поняв причину его реакции на мою «пламенную речь», я замолчала.

Мужчина взволновано спросил: «Ты работала на Запсибе? Но я тебя не помню. Я ведь тоже там работал. Объяснить тебе про Советскую власть не смогу. Вот у нас, на зоне, были ребята, они бы тебе всё про коммунистов рассказали. А я с этой … комсомольской путёвкой, с этого … Запсиба в тюрьму загремел. После бунта в посёлке строителей, за участие в нём получил срок и сел в первый раз, а сейчас уже три ходки сделал по зонам, правда, с небольшими перерывами.  Уже прошёл год, как я на воле. До отпуска работал на лесозаготовке –  хочу удержаться на свободе. Не знаю, получиться ли?  И мне эта … комсомольская путёвка на строительство Запсиба всю жизнь испортила. Сейчас еду в Москву, к сестре в гости. Не знаю, как она меня примет. Вот шкуру оленя везу ей в подарок».

– А как ты, сынок, попал на Запсиб из Москвы-то? – поинтересовалась Таслима апа.
– Я служил в армии. К нам в воинскую часть под Смоленском приезжали гонцы  – московские  комсомольские руководители. Им нужно было направить комсомольцев-добровольцев  от Москвы. Под Новокузнецком строили Западно-Сибирский металлургический комбинат. Вот они и приехали к нам, в нашу воинскую часть, уговорили нас после дембеля ехать на стройку, выписали нам комсомольские путёвки. И вот солдаты из разных сёл и городов Советского Союза стали посланцами Москвы. Мы как бы стали москвичами. В комсомольской путёвке была печать Московского горкома комсомола, и крупными буквами внизу было написано – город Москва.
В армию я ушёл после окончания десятого класса. И в армии тоже никакой специальности не получил. На работу ребята сразу устроились. Дали нам спецовки и лопаты в руки, заставили котлованы да траншеи рыть. Как приехали мы в солдатской одежде, так и остались в ней. Зарплата была маленькая, с трудом хватало на питание. У мамы просить денег на одежду было неловко.

Те демобилизованные солдаты-комсомольцы, кому помогали родители и, у кого была сменная одежда, шли после работы в дружинники, помогали милиции порядок в посёлке поддерживать. Другие ребята по вечерам шли в спортивные секции, ходили по субботам и воскресеньям в клуб на танцы. Да танцы были почти в каждом общежитии. Знакомились с девчатами, семьи заводили. А мы с ребятами по вечерам после работы сидели в общежитии, играли в карты. Работа – физическая, за день наломаешься с лопатой в руках, устанешь, так что не до танцев было, –  закончил попутчик свой рассказ.

– Ну а за что тебя посадили-то? – допытывалась Таслима апа.
– Случай помог.
– Расскажи, что за случай такой!
И бывший солдат-комсомолец рассказал нам о том, как он с комсомольской ударной стройки попал в места лишения свободы.

– В начале лета 1961 года собрались ребята в нашей комнате. Было воскресенье, мы решили отметить годовщину нашей демобилизации. Выпили бутылку водки, поговорили о солдатской службе, вспомнили тех друзей, кто не поехал с нами на стройку, поскребли по карманам и послали одного из друзей за второй бутылкой. Магазин с общежитием был рядом. Тот купил бутылку водки и при выходе из магазина кто-то окликнул его.  Он оглянулся на ходу, шагнул мимо ступеньки, оступился, покачнулся. Тут же подошли дружинники, сказали ему: «Ты пьяный, идём с нами!» Забрали у него бутылку, повели под руки в милицию. Она тоже рядом находилась.

– Отпустите! Вы что, меня ребята ждут?! – закричал задержанный наш друг, начал вырываться. Но тут появился милиционер. Он и дружинники увели нашего парня в милицию. Мы сидим, ждём друга, а в комнату вбегает парень из соседней квартиры, а в каждой квартире из двух комнат жили по шесть человек. Он уже оповестил весь подъезд дома.

– Вы, что сидите здесь? Вашего гонца в милицию утащили! Айда, выручать его! – заорал сосед во весь голос. Мы прибежали на выручку, ворвались в милицию, просили же дежурного милиционера, чтобы он отпустил нашего друга. А он его закрыл в комнате, а на дверь повесил замок. Не отпустили его  из милиции, так как он обругал дружинников, когда вырывался. А дружинниками-то были ребята из нашего же подъезда. Мы начали расшвыривать дружинников и дежуривших милиционеров, вырывали дверь, начали освобождать друга. А тут уже прибежали на выручку ребята из других общежитий, – вспоминал взволновано запсибовец.

– Оказывается, мы с тобой в одно и то же время работали на Запсибе. Видела, видела, какой бунт устроили ребята на крыльце милиции, – сказала я, прервав его рассказ. – Но только то, что происходило во дворе перед милицией. У нас в тот день была тренировка женской команды Запсиба по волейболу. Четырёхэтажное здание Дома Культуры, где мы занимались спортом, находилось против дома, в котором была расположена милиция. На втором этаже был спортивный зал, в котором тренировались волейболисты сборной команды Запсиба. Когда наши ребята начали игру у сетки, волейболистки ушли на третий этаж. Борцы закончили тренировку, и их зал был свободен. Мы работали в их зале у стены, отрабатывали пасы, удары, подачи. Около трёх часов дня пришла в зал техничка, чтобы помыть полы.

– Девчата, а вы что здесь мячиком о стенку стучите, а драку не смотрите? – сказала она, подошла к окну и открыла его. Из окна третьего этажа открылся прекрасный обзор происходящего на крыльце милиции. Мы с девчатами сидели на подоконнике до 18 часов. За эти три часа мы видели, как подходили всё новые и новые люди. Толпа людей росла на глазах. Но все спокойно стояли во дворе, окружив крыльцо милиции. С правой стороны стоял пятиэтажный дом. Почему-то к нему подъехал самосвал, кузов поднялся и из него на газон посыпался речной гравий.
– Смотрите, тут людей полно, а они работать собираются, гравий высыпали, – заметил кто-то из девчат. Мы увидели из окна, как со стороны города Новокузнецка подъехал брезентовый УАЗ. Не доехав два дома до милиции, остановился. Из него вылезли четверо мужчин с фотоаппаратами, посовещались о чём-то, прикрыли фотоаппараты полой пиджака, зашли со стороны двора другого дома и растворились в толпе.

Когда появилась новая группа парней, послышался звон стекла. Они били стёкла в здании милиции, потом  полезли в окна. Внутри милиции что-то загремело, как будто кто-то и что-то ломал, послышался выстрел. Из дверей милиции вышвырнули уже немолодого, довольно-таки потрёпанного, милиционера. Один погон был у него оторван, а другой сорвал парень, стоявший на крыльце, он же швырнул его милиционеру в лицо. В толпе блеснул объектив фотоаппарата. Милиционера столкнули с высокого крыльца. Слетев с него, он пошёл в сторону дома, что стоял за зданием. Следом за ним вышвырнули из дверей милиции парней-дружинников. Удары кулаков посыпались на их головы со всех сторон. На крыльце завязалась драка, но быстро прекратилась, так как помощников блюстителей порядка другие парни раскидали по сторонам, они тоже исчезли за углом дома. Люди, стоявшие во дворе, в драку не лезли.

Из окон милиции повалил дым. Парни жгли, наверное, документы и разные милицейские бумаги. Вскоре послышался сигнал пожарной машины, которая не заставила себя долго ждать, быстро появилась перед зданием. Пожарники резво схватили шланг в руки, бегом потащили его в сторону дверей милиции. Но, сделав несколько шагов вперёд, они наткнулись на град камней, штакетник, летящих в их сторону.

– Вот, оказывается, для чего подвезли машину гравия?! – заметила я.
Все пожарники бросили шланг, вернувшись назад, забрались в пожарную машину. Они спокойно сидели в ней, не делая новых попыток, как будто чего-то ждали. Фоторепортёры, находясь среди людей, стоявших во дворе, конечно же, момент атаки отсняли с разных сторон на фотоплёнку. Все фотографы были нам хорошо видны с третьего этажа. Никто не мешал им выполнять свою работу. По всей видимости, это были оперативники из милиции города Новокузнецка. А толпа увеличивалась с каждым часом. Чёрный дым валил из окон милиции.

 – Они зачем жгут-то всё, там же могут быть чьи-нибудь паспорта или другие документу?! Люди приезжают на стройку, прописываются, – огорчённо заметил кто-то из волейболисток.

Из-за поворота показалась ещё одна пожарная машина, развернувшись, остановилась впереди первой. Как по команде пожарники выскочили уже из двух машин, устремились со шлангами вперёд. И опять булыжники полетели в их сторону. Парни бросали камни в пожарников, а фоторепортёры сновали в толпе, щёлкали фотоаппаратами. А пожарники и в этот раз вернулись в свои машины, и больше не пытались тушить пожар.

– Девчата, всё, уходите! Закрываемся, уже шесть часов. Вы же ещё не ходили на обед?! Идите по домам! – сказала техничка, зайдя в зал.

 Нет. Мы домой не пошли, а встали у стены Дома Культуры, против милиции, и продолжали наблюдать за происходящим. Но наблюдать было больше нечего. В здании милиции все бумаги уже сгорели, и дыма или огня не было видно. Подходили новые люди. К нам подошла знакомая преподавательница из техникума и сказала: «Машины с солдатами прибыли. Вооружённые солдаты посёлок оцепили. Спокойно стоят, видно приказа разгонять толпу не давали». От этого сообщения на душе стало как-то неуютно.

Пожарные машины постояли какое-то время, да и укатили. Следом отъехали фоторепортёры на своём автомобиле. Люди во дворе всё ещё толпились в ожидании чего-то, расходиться не собирались, переговаривались между собой. Ждали, что будет дальше. Стояли до позднего вечера, до 23 часов. Неожиданно из громкоговорителя послышался голос, обращённый к собравшимся людям: «Товарищи коммунисты и комсомольцы! Просим вас собраться на улице …», – назвал улицу, назвал место сбора. Вся толпа потянулась туда. Остановились у столба, на котором висела большая чёрная тарелка репродуктора. Все ждали, что же будет дальше?
– Вот уже успели и громкоговоритель повесить, – заметил кто-то.
 
Вечер был тёплый, мы стояли около часа в неосведомлённости, ожидая дальнейших указаний.  Ровно в 24 часа из репродуктора снова раздался мужской голос: «Товарищи коммунисты и комсомольцы! К вам обращается Иван Григорьевич Белый», – диктор произнёс имя секретаря партийной организации стройки.  Не все знали его в лицо. Строительных объектов было более двухсот. И не многие строители слышали его голос.

Иван Григорьевич  обратился к строителям: «Товарищи строители, комсомольцы и коммунисты! Завтра будет понедельник. Рабочий день. Каждый из вас должен явиться на работу без опозданий. Никакие события не должны помешать выполнению намеченных планов строительства Запсиба… Я прошу вас построиться по четыре человека в ряд!»
Все собравшиеся быстро построились – образовалась длинная колонна. Так несколько минут стояли в ожидании неизвестно чего.  – Товарищи коммунисты и комсомольцы! Дружно возьмитесь за руки! Вперёд, шагом марш! – продолжил обращение И. Г. Белый.  Команду выполнили все беспрекословно.  Колонна двинулась вперёд. У поворота против  Дома Культуры колонну строителей остановили. Я оглянулась назад и увидела только небольшую группу ребят. Они остались стоять у столба, на котором висел громкоговоритель. Вероятно, это и были зачинщики погрома. – А теперь спокойно разойдитесь по домам! –  неслось нам вслед из репродуктора. Все люди пошли в сторону своих общежитий.

Утром, идя к остановке, чтобы ехать на работу, я специально прошла мимо здания милиции. Двор был чисто подметён. Штакетник сверкал своей новизной. Окна были все застеклены. За ночь была проделана эта работа. Все следы были заметены. На работу я ехала на электричке. Рядом сидели ребята. Один из них рассказывал о том, что ночью ловил по приёмнику «Голос Свободы», где сообщали о нашем вчерашнем погроме милиции в жилом посёлке Запсиба. Но о последствиях этого происшествия я ничего не слышала. Знаю только то, что был суд над участниками погрома.

Наш беспокойный попутчик  рассказал о том, что по этому делу проходило более 30 человек, всем участникам дали срок.  Фотоснимки в деле подтвердили участие каждого. Одному участнику дали высшую меру наказания. Попутчик поведал нам, что и он отсидел свой срок.

– У меня уже было три судимости после этого случая. Вот такая у меня получилась комсомольская путёвка в жизнь. Я думаю, если бы парни-дружинники отпустили сразу нашего друга, ничего бы этого не произошло, – сказал попутчик, направляясь за кипятком для чая. Назад он не спешил возвращаться. В купе воцарилась тишина. Только слышно было, как колёса,  катя по рельсам, озвучивали  каждый стык: «Стык, стык, стык…».
На фото автор.