Гл. 12. Изгнание

    
см.ФОТО:Начальник курса зачитывает приказ по факультету.
Слева Скибро и Жовмир, как всегда смотрят скептически,и ухмыляются словам начальника. Они относятся к нему по принципу-мели Емеля...

16.20. Время послеобеденное. Часы самоподготовки и отработок пропущенных занятий. Иду коридором казарменного помещения, по делам взводным. Открывается дверь кабинета начальника курса и из него в сопровождении какого- то массивного полковника выходит мой подчиненный Федун.

      Это один из тех, кто никак не вписывается в рамки. Ни по дисциплине, ни по успеваемости. На замечания реагирует тупо, как теленок, которого насильно оттянули от соска мамки. При этом обычно отводя в сторону и вверх свои косые, ничего не выражающие гляделки. Если его соратники по «оппозиции» хотя бы пытаются при случае еще чего-то там мычать, угрожать в пол голоса, сверкать из - под лбов глазками. То этот просто тихо и нагло игнорирует. И такое впечатление, что готов расплакаться. Тупой от рождения, что с него возьмешь...Ах как я тогда ошибался. Это оказывается была такая хитрая еврейская тактика.


        По чертам лица догадываюсь, что рядом с ним идет его папашка. Они уже поворачивают на лестничную площадку. И здесь у меня прорезается наглость обратиться к полковнику. С целью воспользоваться случаем и поговорить с отцом нерадивого подчиненного. Подспудно осознавая бессмысленность затеи, и  риск для себя нарваться.


         Но, тем не менее, следую за ними и, догнав, когда они уже начали спускаться по лестничному пролету, обращаюсь:
- Товарищ полковник, разрешите обратиться? Командир четвертого взвода…
- Я знаю кто вы, - обрывает меня на полуфразе полкан с медицинскими эмблемами. - Чего надо?
- Да я… хотел с вами поговорить по поводу дисциплины и успеваемости вашего сына.
- Мне не о чем с вами говорить. Следите за своей успеваемостью. Во как. Поворачивается, и продолжает свой маршрут его «высокородие». Сынок жмется, как щенок, к туловищу папаньки и блаженно ухмыляется мне в лицо.

    Тут до меня наконец-то  доходит, что на осинке не родятся апельсинки. Лоб покрывается испариной. Мне не остается ничего другого, как заткнуться и ретироваться.
Поворачиваю в обратную сторону, и здесь слышу голос своего начальника:
- Озерянин, зайдете ко мне в кабинет.

 Стучу, захожу.

     - Я наблюдал сценку твоего общения с полковником Федуном.  Понимаю твое бессилие в противостоянии с этой стеной. Скажу тебе больше. Такие начальники посещают мой кабинет не впервой. Вы может этого и не замечаете, а я постоянно испытываю колоссальное давление со стороны родителей некоторых наших курсантов. И я перед ними очень мелкий начальник.

       Сынки беспрерывно звонят папам и мамам. Плачутся, жалуются... И в первую очередь на тебя. Уж очень жестко ты с ними закрутил. А я противостоять им, увы, не в силах. У меня к тебе, Владимир Кириллович, просьба. Ослабь узду.
У меня от недоумения видимо, округлились глаза.

"Как это? Что я слышу? Мой кремень начальник, который по моим понятиям никого и ничего не боялся, и вдруг обращается ко мне с такой просьбой."

      - Мне странно слышать от вас, Евгений Алексеевич, такие слова. Да еще ко мне. К тому, кого вы можете мгновенно растереть в тротуарную пыль.  Последнюю фразу я, конечно, не произнес. Только подумал.


          - Да ты пойми. Их родители занимают такие должности, что нам с тобою и не снилось. В их власти нас уничтожить в одно мгновение.
- А как же быть с вашими требованиями. Бороться за дисциплину, успеваемость… до последней капли нашего пота?

         - Да, мои требования остаются прежними. Но теперь формальными. Не трогай их. Пусть варятся в своем дерьме сами.
- Но они же разваливают весь взвод?
- А вот над этим нам надо с тобой подумать. Как сделать так, чтобы и взвод сохранить и их поставить на место.
- Тогда у меня есть предложение, товарищ полковник. Я над ним давно думал. Но вот не уверен, что вы меня поддержите.
- Какое?
- Для того чтобы избавиться от этого змеиного гнезда во взводе, надо разогнать его.  Раскидать по одному во все взвода. А там, в чужих взводах, без поддержки, они быстро присмиреют.


    - В твоем предложении, конечно, есть здравый смысл, но ты представляешь, какие могут быть последствия для нас с тобой?
- Нет, не представляю. Их всесильным папам вы сможете преподнести это решение, как благо для их же чад.
- Но ведь они же на всю жизнь останутся ущемленными, подранками, так сказать, - как заядлый траппер*, воспользовался охотничьей терминологией мой начальник.

 
     - Зато со временем остепенятся, и возможно, что из них еще что-то и получится, в перспективе.
- Согласен. Видимо так и придется поступить. Другого выхода из этой ситуации я тоже не вижу. Но это мы совершим в начале нового учебного года. В сентябре, в начале второго курса. А ты пока делай вид, что все остается по-прежнему.

 
      Забегая вперед сообщаю, что как мы поговорили с шефом, именно так все и произошло. Начало учебы, после летних каникул мажорчики неожиданно для себя встретили в новых коллективах. Это был для них столь неожиданный и ошеломляющий удар, что они от него по- моему не отойдут до конца своего мерзкого существования.


      Враз присмирели. В чужих взводах, поодиночке, они вели себя, как затравленные волчата. Все прекрасно понимали, по каким мотивам они оказались в чужих для них группах. Здоровые силы  личного состава  четвертого взвода тоже вздохнули с облегчением.


       А те, которые в свое время подыгрывали маргиналам, присмирели. Напрочь усвоив, что уж с ними-то точно никто панькаться не станет. И они могут оказаться не только в других взводах, а просто за воротами академии.


     Перед строем начальник, конечно, вынужден был все это завуалировать. Но он у нас красноречивый. Внешне все прозвучало благозвучно. Якобы, для улучшения микроклимата в четвертом взводе, и для повышения дисциплины и успеваемости, а в первую очередь  с целью спасти некоторых курсантов от вечного прозябания в хвосте, он принял решение на радикально-паллиативные*  меры…и т.д. в том же духе.


     Еще долгие пять последующих лет, командиры «братских» взводов косились и бубнили в мою сторону за подкинутых кукушат, прекрасно зная и понимая, кто в первую очередь приложил руку к этому подкидыванию. Скисла рожа парторга Пермякова, когда у него непосредственно в отделении оказался Фролов. И он при ежедневном столкновении с ним на своей шкуре прочувствовал, что это за фрукт.


     Долго «благодарил» меня за Дмитриева, командир пятого взвода Валера Савчук. Пыхтел и бухтел на совещаниях Игорь Егельский, командир второго взвода, когда очередное отпущение получал, за «высокие» показали в успеваемости и дисциплине Федуна.



        Вплотную столкнулся и побывал в моей шкуре старшина курса прапор  Песенко, когда волею судьбы сам оказался в четвертом взводе. А там еще остались осколки «ОПГ»  в лицах Скибро, Жовмира и других.
 "Как ты с ними справлялся?" - неоднократно спрашивал он меня на старших курсах. Но мне  оставалось только злорадно его подначивать.


 
         Полагаю, что без согласования с вышестоящим начальством этот перевод не состоялся бы. Более того, краем уха я слышал, что замполитовская верхушка факультета задавала начальнику курса вопрос, мол, не проще ли меня выставить за ворота. Но моя пятерка на экзамене по истории КПСС, выбивала у них почву из под ног. Пришлось принять мое предложение и на этажах повыше.




         
 
*траппер-охотник-следопыт.
*паллиативные меры - операция по облегчению состояния неизлечимо больного, но не ведущая к его излечению.