ТИМ

    Сегодня Сергей отчего-то вспомнил о своей давно погибшей, или умершей (он не любил слово «сдохшей»), собаке.

    Чаще всего его называли Тимка. Обычная дворняжка средних размеров, с коричневым окрасом и умными глазами. Этот пёс прожил у него больше десяти лет. Верный и преданный, он столь усердно выполнял свои сторожевые обязанности, что каждый боялся зайти во двор, даже с учётом того, что Тим был привязан к цепи. Так, как он с него рвался, иначе, как панический страх вызвать не могло. А вот к домашним был достаточно ласков, хоть и позволял себе иногда глядеть исподлобья. Ну а когда случалось ему сорваться с этой самой цепи, вся детвора без преувеличения висела на заборах и деревьях, а соседи либо в одночасье превращались в первоклассных бегунов, либо сотрясали визгом всю окрестность, если убежать не удавалось. Ребята даже шутили: если, мол, не сделаешь то-то и то-то – выпустим на тебя Тима. И стоило кому-нибудь посреди шумных детских игр громко бросить эту кличку, как все тут же спешили вскарабкаться на самую высокую точку: дерево, забор, грузовик, ну а наиболее спортивные выбирали гараж и почтовый ящик.

    Ах, какое же это было время! Постоянный или, наверно, точнее, непрекращающийся – футбол, жмурки, войнушки, «Казаки-разбойники»; зимой – хоккей и лыжи, санки, каток, снежки, снеговики; турбы, фантики, наклейки, «Куклы-муклы», солдатики, машинки, рогатки, самострелы, мечи, велосипедные гонки. Со временем – вечерние посиделки с печёной картошечкой и сопровождающие поздние закаты звуки гитары; неумелая рыбалка, дурачества в речке, шумливые обливания друг друга дырявыми бутылками, занятия боксом, борюкания на траве, «Слон», «Тысча», «Квадрат». И много-много другого интересного, забавного, смешного, увлекательного, приключенческого, жуткого, незабываемого и, к сожалению, невозвратимого, но не оттого, что детство прошло, а потому, что детство, как таковое, сегодня отсутствует. Ибо едва ли можно назвать таковым всецелое увлечение и восхищение миром гаджетов, отупение от компьютерных игр и соцсетей, постепенное угасание и умирание в самом что ни на есть прямом смысле перед красочным, завораживающим экраном. Сергей где-то вычитал, что познавательные способности поколения «Гугл» снизились на 90%, то есть до размеров трижды проклятого гаджетного экрана с одной лишь функцией: скопировать и вставить. Или, может, детством можно назвать передоз от наркотиков, самоубийства на кладбищах, жестокие травмы и несчастные случаи от занятий паркуром, банджи-джампингом, жестокие школьные избиения, селфи НА грани безумства и ЗА гранью жизни?..

    Ему вовсе не хотелось включаться в психологические исследования, просто было больно смотреть, как за какие-то два несчастных десятилетия дети перестали быть детьми, а взрослые, подобно сыпучему веществу в песочных часах, плавно перетекли в новую запрограммированную цифровую реальность.

    Тимка, как добропорядочный домашний пёс, ретиво нёс свою неприхотливую службу – ластись к своим, лай на чужих, – пока Сергей с родителями не переехал по другому адресу, а его не оставили у бабушки. То есть за многие годы верной службы откровенно-таки, выражаясь современным языком, кинули, почти забыв о его существовании.

    Шли годы, Тим всё не умирал, всё так же громко лаял и дико скучал, ставая всё злее и яростнее. И даже когда его со временем вновь забрали к себе, злость у него не прошла, а ожесточение не изгладилось, наверное, таким образом он мстил за время брошенности и забытья. Отныне с ним надо было держать ухо востро, ибо он мог уже и напасть, и укусить.

    А потом он постарел, одряхлел, взгляд потух, некогда крепкие белые зубы стали желтыми и ломкими, выпадая один за другим. Всё время он проводил в старой завшивевшей буде, свернувшись калачиком. Будка протекала, а в ливни и в оттепель даже наполнялась водой, и вот в этой луже, на насквозь промокшей подстилке он продолжал стеречь дом, но теперь его служба была лишь условностью. Когда кто-то приходил, он совсем апатично, нехотя поднимал голову, бросал на вошедшего исполненный невысказанной боли и тоски взгляд, и вновь ложился на мокрый тюфяк. Чтобы взбодрить его, вернуть сознание к исполнению исконных обязанностей, Сергей бил ногой по этой будке, почти переворачивая её, – и если несчастное животное даже при такой жестокой манипуляции из неё не выходило, ставил её в вертикальное положение. Пёс с жалким видом выпадал, еле-еле от старости и слабости передвигая конечностями, так что с трудом залезал обратно. Но хозяин не замечал ни старости, ни слабости, ни его взгляда, ни ран, которые не заживали от ночных похождений и грызни с другими собаками. Ему было всё равно, ему было наплевать, ибо он хозяин, а Тим – всего лишь жалкая собака, никто, или даже ничто!

    Затем за ненадобностью некогда грозу всей округи перетащили в сарай, и просто оставили подыхать на бетонном полу. Тим настолько ослабел, что не мог даже подползти какие-то ничтожные сантиметры до кастрюли с едой и водой, но и на это Сергею было наплевать, ему хотелось, чтобы Тим поскорее (а вот здесь это слово подходит очень точно) подох.
    Прошло больше пятнадцати лет, и, однако, Сергей так и не смог забыть взгляд Тима в моменты, когда он заходил к нему, принося очередную порцию объедков. В его давно поблёкших глазах было много всего, но это всё можно было, пожалуй, выделить в один короткий вопрос:

                НУ ПОЧЕМУ?


    …Когда в тот день он открыл сарай, Тимка смотрел на него остекленевшими глазами с как-то неестественно затвердевшим телом. Оно всё как будто высохло, превратилось в страшную игрушку, вызвав в нём, несмотря на многие годы «дружбы», чувство глубокого омерзения. Никакого сожаления, беспокойства, скорби, слёз, чувства утраты. Ничего! Ничего, кроме омерзения. Он даже не подумал выкопать ему яму. Просто грубо засунул в буду, погрузил на тачку, и вечером, когда стемнело, отвёз на свалку, так же грубо скинув посреди всеобщего хлама.

    Такая вот цена многолетней верной службы. Таков итог преданности, такова «любовь» к меньшим братьям.

    И вот всё это длинное воспоминание одним мигом, подобно дорожной ленте, пробежало перед его глазами. Но даже не это было самым печальным. Сергей остро ощутил, что повторись эта ситуация вновь, он почти наверняка поступил бы точно так же!!! И потому он не мог не задать себе вопрос: а в чём же тогда моя любовь? – в чём её проявление и умею ли я любить вообще?..

    По лабиринтам памяти пробежала некогда слышанная притча про то, как к одному старцу пришел некий человек и сказал, что хочет познать Бога, но не знает, как это сделать. Старец спросил: «Любишь ли ты кого-нибудь?» – «Странный вопрос. Все мои мысли заняты Богом, и ни о чём земном я помышлять не могу». – «Любил ли ты, – спрашивает мудрый старик, – в своей жизни хоть одну женщину, хоть одного ребёнка, хоть кого-нибудь?» – «Да я не понимаю, зачем ты спрашиваешь меня о земных вещах? Разве я не сказал тебе, что хочу познать Бога, а всё земное, человеческое мне чуждо». – «Иди, – с невозмутимым спокойствием говорит этому эгоисту старец, – и кого-нибудь полюби».

    И вот Сергей с совершенно ясным, но горьким осознанием сейчас, наконец, понял, что этот «некий человек» – это он. Это у него такая жадная к себе, самолюбивая, эгоистичная душа, в которой даже верной, годами преданной собаке не нашлось самого маленького, самого укромного уголочка. И теперь он уже не знал, где и как спрятаться от этой мысли, и куда от неё сбежать.

    «Вот интересно, в конце концов, – продолжал размышлять он, – то есть, В КОНЦЕ КОНЦОВ, встречу ли я Тима ТАМ, и если да, то какими глазами он посмотрит на меня, и какой вообще будет эта встреча?..