Блок. Гимн. Прочтение

                Гимн


 

                В пыльный город небесный кузнец прикатил
                Огневой переменчивый диск.
                И по улицам – словно бесчисленных пил
                Смех и скрежет и визг.

                Вот в окно, где спокойно текла
                Пыльно-серая мгла,
                Луч вонзился в прожженное сердце стекла,
                Как игла.

                Все испуганно пьяной толпой
                Покидают могилы домов...
                Вот – всем телом прижат под фабричной трубой
                Незнакомый с весельем разгульных часов...

                Он вонзился ногтями в кирпич
                В унизительной позе греха...
                Но небесный кузнец раздувает меха,
                И свистит раскаленный, пылающий бич.

                Вот – на груде горячих камней
                Распростерта не смевшая пасть...
                Грудь раскрыта – и бродит меж темных бровей
                Набежавшая страсть...

                Вот – монах, опустивший глаза,
                Торопливо идущий вперед...
                Но и тех, кто безумно обеты дает,
                Кто бесстрастные гимны поет,
                Настигает гроза!

                Всем раскрывшим пред солнцем тоскливую грудь
                На распутьях, в подвалах, на башнях – хвала!
                Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь, –
                Наши гимны, и песни, и сны – без числа!..

                Золотая игла!
                Исполинским лучом пораженная мгла!
               
                Опаленным, сметенным, сожженным дотла –
                Хвала!
                27 августа 1904   





– "В пыльный город небесный кузнец прикатил  //  Огневой переменчивый диск" – солнце

В прошлом стихотворении:

                «…Заборы – как гроба. В канавах преет гниль.
                Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.

                Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.
                Мы робко шепчем в дверь: "Не умер – спит ваш близкий..."
                3 июля 1904»   

     …дома были, как могильные склепы. В этом – солнце  выгнало всё это быдло на улицы. Среди их пьяной толпы и – ещё «незнакомый с весельем разгульных часов» паренек, и молоденькая девушка до тех пор «не смевшая пасть».

( В черновиках она расписана определенней.
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты»:

                «Вот – зовущая взглядом самца
                Вся – в изломе закинутых рук...
                В тесном сжатых губах, в очертаньи лица –
                Просыпается звук…»
)

     А вот и монах… В «Томе I»  инок – привычная маска поэта:

                «…Брожу в стенах монастыря,
                Безрадостный и темный инок.
                Чуть брежжит бледная заря, —
                Слежу мелькания снежинок.
                11 июня 1902 С. Шахматово»

                «…Будет день, словно миг веселья.
                Мы забудем все имена.
                Ты сама придешь в мою келью
                И разбудишь меня от сна.
                31 октября 1902»

     В заглавном стихотворении про него дано уточнение что свои обеты он дал «бездумно»…

      В «Томе I»  солнце было одним из Твоих ликов, здесь оно стало орудием предательства.

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты»:

                Пойте гимны, когда умерла
                Золотая скала
                Источавшая воду живую
                Наши гимны и песни и сны – без числа!..   

     И этот «Гимн» – гимн предательству.

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:

(
« – Все испуганно пьяной толпой  // Покидают могилы домов ...»  – и след. – В стихах Блока этих лет отразились впечатления от прогулок в  окрестностях казарм Гренадерского полка, где  он в  это время жил. "Иногда он (Блок. - Ред.),  – вспоминал Белый, – захватывал на прогулки меня;  мы блуждали по грязненьким переулкам, наполненным к  вечеру людом бредущим от фабрик домой (где-то  близко уже от Казарм начинался рабочий район);  здесь мелькали измученные проститутки-работницы; здесь из грязных лачуг двухэтажных домов раздавались пьяные крики; здесь в ночных кабачках насмотрелся А.А.  на  суровую правду тогдашней общественной жизни" (Белый, 2.  С. 225-226).
)

*
*

Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:

     «…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»