Мне некуда больше спешить. Часть четвертая

        Глава первая.

Рим в предвкушении, готовится к грандиозному празднику, который устраивает богатый наследник клана Мистрелли.
Имя Гвидо на устах спесивых римлян, у многих его богатство вызывает оскомину, даже зависть.
Богат Гвидо, как Крез, многие поколения купцов внесли свою лепту в его громадное состояние, основанное на крови и слезах. Кичится Гвидо им, выставляет напоказ свой достаток.
Роскошь его виллы "Tesoro" затмевает собой всякое воображение. Сюда вложены миллионы золотых монет, каждая из которых добывалась потом и кровью предков.

Но Гвидо до этого нет никакого дела, наконец-то он добрался до вековых богатств. И намерен по-своему ими распорядиться.
Он отошёл от дела, продал торговые конторы и корабли, на которых купцы его рода бороздили океаны и моря.
На банковских счетах достаточно денег, хватит на много поколений, тогда к чему ему работать.
Он будет наслаждаться красотой, найдёт себе по сердцу жену и будет жить с ней в своё удовольствие.

Толпы нарядных, возбужденных от любопытства гостей устремились в этот Эдем, сверкающий и переливающийся как Млечный Путь, множеством свечей.
Над рукотворным озером, окаймленным гротами и беседками, в небо взвились тысячи китайских фонариков.Они парили в воздухе, как райские, разноцветные птицы.
Все замерли в восхищении , вскинув вверх головы, наблюдая за бреющим полётом маленьких огоньков.
Послышались   восхищенные возгласы, кто-то захлопал в ладоши, отовсюду неслись восторженные крики - belissimo, bravo.

Внезапно заиграл оркестр, дирижёр в чёрном фраке и белоснежной манишке взмахом рук понукал оркестрантов следовать его темпу. Играли вердиевскую "Заздравную" из "Травиаты".
Под звуки музыки открывались бутылки с шампанским , руки гостей тянулись к пирамидам, сложенным из хрустальных флютэ, в них пенилось и искрилось божественным нектаром редерерское вино.
Гости упивались вином, ели клубнику.
В больших серебряных подносах томились устрицы, политые винным уксусом.
Неисчислимыми горками гнездился янтарный виноград,душистые ломтики алых арбузов и  жёлтых дынь,сочных груш и пестрых яблок.

В мурановских тарелках громоздились тонко нарезанные сыры, своей разновидностью удивившие видавших виды римских гурманов.
Легкие закуски были  предтечей обильного ужина, над которым трудились искусные итальянские повара, возглавляемые шефом Артуро Сангрини.

Звуки военного горна отвлекли жующих и пьющих гостей от столов, их взгляды скрестились на золоченой колеснице, запряженной шестёркой белоснежных лошадей,ими правил сам Гвидо, облаченный в белую короткую тунику и пурпурный плащ, подбитый мехом горностая.
Его чело украшал лавровый венок. Рядом с колесницей гордо шествовала пума, сверкающая золотым ошейником с вкраплением драгоценных камней.
Она щурила оливковые глаза, из её  пасти, ощеренной рядом острых зубов, стекала слюна.

За колесницей следовала процессия весталок в прозрачные хитонах, с венками из роз в волосах,следом за ними шли юноши, несущие в руках гербы с каравеллами, принадлежащие торговому дому Мистрелли, замыкали шествие флейтисты, играющие замысловатую мелодию,им вторили голоса певцов, восхваляющие знатность и богатство виновника торжества.
Сам же он, победоносно улыбаясь, гордо озирал толпы гостей, заполонивших праздненство.

Римская знать с кислыми минами на лице, втайне завидуя ослепительному зрелищу, угодливо рассыпала комплименты, подсчитывая в уме, сколько золотых монет брошено на ветер этим калифом на час.
Яркое зрелище продолжилось декламацией на латыни стихов Вергилия.
Гвидо был отменным чтецом, слова бессмертного поэта в его устах обретали второе рождение, искрились гранями великолепных строф, воспевающих красоту родной Италии.
Зрители замерли, любуясь чистотой и совершенством поэтических строк, наслаждаясь гордым языком ушедших в прошлое времен Римской империи.

В руках  у Гвидо неожиданно появилась старинная лютня, под её тихое бренчание он нараспев стал напевать гимн Аполлону-Солнцу, что даёт жизнь всему живому на земле.
Гости завороженно внимали пению Гвидо. Гордые римские матроны, имеющие на выданье дочерей, благосклонно смотрели на молодого мужчину, считая за честь отдать за него свою кровиночку.
Молодые девушки бросали ему под ноги букеты цветов, их разгоряченные лица светились затаенным счастьем, каждая мечтала стать его женой, и причаститься к этой царственной роскоши.

Гвидо возомнил себя вторым Нероном, ему нестерпимо захотелось поджечь виллу, смотреть, как в жадных языках пламени будут гибнуть вековые богатства семьи.
Ему представился хаос и растерянность среди гостей, убегающих от всепожирающего огня,
Он видел горящие фигурки девушек, слышал наяву крики обречённых людей.
Он разразился буйным  смехом, ему хотелось утолить свою ненависть к этим людишкам, к кичливым аристократам, не имеющим за душой ни гроша, но отчаянно прикрывающихся  ветхими знатными титулами.
Они сегодня здесь, у него, пьют вино, которое им не по карману, едят из его рук, как свиньи, жадные до дармовщинки, награждают аплодисментами его каждую выходку.

Он обвел взглядом эти вырождающиеся лица,их дорогие платья и костюмы, купленные у модных портных  под баснословные проценты  еврейских ростовщиков.
Невдалеке он увидел тетушку Франческу, и  рядом с ней незнакомую ему красивую даму, по виду иностранку.
Та была в розовом платье, на атласных плечах её лежала лёгкая белоснежная  шаль. На шее чёрной  лентой притаилась  бархатка, в петлице которой искрился огранкой крупный бриллиант.
Гвидо немного растерялся при виде этой красавицы. Ему захотелось похитить её, признаться в впыхнувшем чувстве любви, бросить к её ногам своё состояние. Раздумывая, он обратил внимание на ещё одного гостя.

Это был русский дипломат Арсений, с которым он недавно познакомился.
Вот лицо настоящего аристократа, благородного, уверенного в себе, не то что весь этот сброд.
А вот и хитрый иезуитский лис Луиджио Кьямбетта, надменный святоша, лёгок на помине, рядом с ним его верный пёс Амато, видно стерегут добычу как ястребы, мечтая облапошить очередную простофилю.
Тут в голове его промелькнула молнией одна мысль, и он опрометью бросился к вилле. Тем временем близился час вечерней трапезы.
Потянулась вереница поваров, выносящих блюда.

Уже носились ароматные запахи, гости рассаживались по местам, делясь впечатлением от удавшегося праздника.
Уже столы ломились от избытка сьестного, уже налиты были бокалы вином, и пустые животы радовались приёму обильной пищи, как вдруг в кустах, окаймлявших застолье послышался шорох, и онемевшим от испуга гостям привиделись  морды хищных животных.
Из темноты, скользя бархатными, гибкими телами, выходили стайки полосатых тигров, грациозным прыжком они вскакивали на столы.
Их хвосты судорожно бились рядом с лицами гостей.Те с ужасом пятились от незваных сотрапезников. Началась паника.

Гости ринулись врассыпную. Матроны звали своих молоденьких дочерей, те откликались испуганными голосами.
Амалия очутилась одна на тёмной аллейке, Франческа потерялась из виду. Её сотрясала дрожь, в голове шумело.
Сзади слышались шаги. Обернувшись, она увидела молодого иезуита, Тот пристально смотрел на неё, в его глазах плескалась боль недоумения, сменившаяся теплотой и проблеском какой-то вины перед ней.
Он крикнул её имя, призывал остановиться, но Амалия лишь только  махнула рукой, и скрылась в лабиринте парковых тропинок.

Потом ей показалось, что
невдалеке появилась фигура Павла Сергеевича, но вглядевшись в его помолодевшее лицо, она подумала, что сходит с ума, или уже умершая, встретилась с ним в загробном мире.
Эта мысль привела её в полуобморочное  состояние,она в изнеможении опустилась на скамью.
Ей хотелось привести свои мысли в порядок, попытаться проанализировать случившееся, но вдруг чья-та мягкая лапа опустилась ей на затылок.
Амалия задрожала от страха, сидела ни жива ни мертва.
Ей показалось, что её забрал ад, и волосатая рука дьявола сейчас утянет её  в пекло, где стонут души грешников.
Амалия хотела взмолиться к Богу, и покаяться пред ним.

Но тут раздалось утробное звериное урчание, и на скамью запрыгнула чёрная пума с золотым ошейником.
Она тихо замяукала, и на её зов зашуршали кусты, и чей-то мужской голос тихо сказал:"Отличная работа, Этна".
Амалии в ускользающем сознании мерещились вспышки вулкана, горящая лава затекала в мозг, и он начал плавиться, и уменьшаться в размере.
Ей казалось, что она стала обезьяной, и скачет по лианам, потом она очутилась на корабле, и он пошёл ко дну, и она опускалась в ледяную воду и не могла выплыть из глубины бездонного морского колодца. Наконец её душа обратилась в белую голубку и взмыла в чёрные грозовые небеса. 
 
       Глава вторая.

Рим повергнут в шок, никто не ожидал такой кровавой мессы, что разыгралась ночью после праздника, который устраивал Гвидо Мистрелли.
Напуганные тиграми гости разбегались кто куда, в панике не знали куда скрыться, многие получили травмы, кое-кто от страха пребывал в нервной горячке.
Особо экзальтированные дамы падали в обморок.
Пострадавшие были на грани истерики, ища выход в парковых лабиринтах.
Но все ничего, но рано поутру рыночная торговка Августина зашла как всегда с зеленью на виллу, но никого там не нашла, почуяв неладное, отправилась в участок.

На виллу был срочно отправлен отряд карабинеров. В многочисленных комнатах стояла звенящая тишина, вилла опустела, как-будто по ней промчался смерч. Прочесывая парк, карабинеры нашли растерзанное тело Гвидо, от полученных ран он испустил дух, рядом с ним валялась пума Этна.
Она была мертва как и её хозяин. Оливковые глаза её помутнели, высунутый язык был чёрным, по-видимому она была задушена.
К месту трагедии был вызван комиссар Марчелло Пелоцци со своей бригадой.
Здесь же и молодой следователь Винченцио  Сореццо, это его первое дело после окончания университета.
Он взволнован, но держит себя сдержанно.
Предстоит кропотливая работа, прежде чем понять что произошло ночью, когда парк опустел и Гвидо остался один на один со смертью.

Горестную весть о смерти племянника принёс в звездный палаццо сам комиссар Пелоцци. Франческа была на грани помешательства, отказывалась верить в случившееся.
Она долго рыдала,кляня страсть Гвидо к диким зверям. Тот возомнил себя дрессировщиком, приручал тигров.
Его любимицей была пума Этна, она бы никогда не набросилась на хозяина, ведь он взял её совсем маленькой, она даже спала рядом с Гвидо на постели.
От этих воспоминаний Франческа опять кинулась в пучину горя, комиссар ждал, пока она успокоится, но ей нечего было сказать. После нашествия тигров, Франческа искала свою знакомую Амалию, которую привела на праздник.

Комиссар записал адрес, и направился на виллу, где остановилась русская путешественница. Но встревоженный слуга сообщил, что та не ночевала дома и где она, он не знает.
Пелоцци ни с чем вернулся на место трагедии.
Там уже вовсю работали криминалисты, прочесывали парк, озеро, но ничего подозрительного не нашли.
Следствие встало в тупик. В кабинете Гвидо были найдены  списки гостей, это всё были знатные римляне, их репутация была вне всяких сомнений.
Но он не нашёл имени русской дамы в них, решив что выяснит о ней у убитой горем Франчески.

Долго в Риме не стихали кривотолки и слухи об этом празднике, долго выдвигались версии, но как они были далеки от правды, да и кто знал, что было там ночью, когда последние гости в страхе бежали из этого ада, слыша за своей спиной шорох  в кустах и тихое посапывание полосатых хищников.
Пришлось комиссару опять идти на следующий день к Франческе.та горестно вздыхала, лила слезы.
Она теперь прямой наследник всех богатств, свалившихся на неё в одночасье. Поверенный в её делах собирал документы по наследству, описывал имущество на вилле "Tesoro".

После соблюдения всех формальностей, Франческа станет правообладателем вековых богатств семьи Мистрелли. Только что они ей?
Много ли ей осталось прожить, и куда ей столько денег, разве что и это наследство отписать иезуитам?.
Пусть замаливают грехи её молодости, была бы у неё своя кровиночка, ей бы все досталось, и голову на старости было бы где преклонить.
Франческа стала всхлипывать, утирала катившиеся из глаз слезы батистовым платочком.
Комиссар внимательно наблюдал за ней, следил за каждым её движением, думал про себя-"Непростая барынька, ох, непростая. Надо бы про неё побольше узнать, что и как, да её знакомую даму прошерстить, сделать запрос в консульство".
Незнакомой дамой по словам успокоившейся Франчески, была российская подданная Амалия Липицкая, проживающая в Москве, но в настоящее время гостящая в Риме. Женщины познакомились в поезде по пути в Рим.
По её протекции Амалия сняла небольшую виллу на берегу Тибра, принадлежащую негоцианту Федерико Кьямбетта.

Вот и все, что выудил у неё Пелоцци. Попрощавшись с хозяйкой, комиссар в задумчивости побрел в участок. Там уже его заждались.
Наконец-то отыскалась прислуга покойного Гвидо.
В кабинете его дожидался привратник Лука и служанка Джузеппина.
Они сообщили, что во время переполоха, устроенного тиграми, в страхе убежали к родственнице Джузеппины Маддалене, и там провели беспокойную ночь.
Тигры по их словам никогда не проявляли агрессии, но как они могли напасть на своего хозяина, им неведомо.
Задав множество вопросов, комиссар отправил их на виллу, обещав вечером заглянуть туда и продолжить беседу.
Винченцио проверял списки гостей, и наткнулся на знакомые фамилии.
На празднике в числе приглашённых был его опекун Федерико Кьямбетта, и брат Луиджио, которого он не видел двадцать лет.
Вот и предлог встретиться с ним, только кровная связь выдержит ли годы забвения.
 
        Глава третья.

Душа Амалии увязла в зыбких тенетах липкой субстанции,плакала и стенала от безысходной тоски, что накрыла её сущность чёрным покрывалом и не было сил вернуться в свою бренную оболочку.
Остаться бы тут, но здесь мрак и холод.Несколько теней блуждали в холодном периметре.

Среди них Амалия увидела Гвидо Мистрелли, но боже мой, он был в растерзанном виде, рядом с ним еле ползла пума с вывалившимся чёрным языком, только ошейника золотого не было на её шее.
Душа Амалии вздрогнула от тоски и бессилия. Она долго смотрела вслед удалявшимся теням.
Ей бы взвиться и полететь к теплому солнышку, но где его искать, да и есть ли оно в этом мире.

Издалека чудился душе звон колоколов, но был он бездушным,будничным.
Вспомнились ей малиновые переливы московских колоколен, когда душа пела и сияла от радости, когда таял воск бессчисленных свечей, и в воздухе витал запах кадильного дыма, и светились тихой улыбкой лица молящихся, и строгие лики икон глядели на них и печаловались лёгкой таинственной грустью.
Сквозь пелену смутных воспоминаний вдруг почудился душе тихий голос, полный любви и нежности, он звал её, просил вернуться, молил о счастье и милосердии, обещал быть с ней рядом и оберегать от несчастий.
И подвластная ему, душа встрепенулась и вырвалась из мрачных тенет призрачного мира и вернулась в свою прежнюю оболочку.

Амалия открыла глаза и увидела перед собой красивое лицо иезуитского священника.
Он гладил её волосы и с любовью смотрел на неё, и сердце её встрепенулось навстречу этому чувству, и вся она вспыхнула и потянулась к нему как к Солнцу тянется цветок.
Амалия была так слаба, что временами казалось,что жизнь в ней еле теплится, но неустанная забота Луиджио и его безграничная любовь сделали свое дело, и она пошла на поправку.
Только что теперь делать, коль два сердца нашли друг друга и ни на миг не могут расстаться?

Пришлось положиться на время и подумать, как им жить дальше.
Через несколько дней Амалия вернулась на арендованную виллу, а через день к ней с визитом нагрянул комиссар Пелоцци с расспросами, где она была.
Амалия без утайки все рассказала, не видя в этом ничего плохого.
На вопрос, что случилось с Гвидо, после того как он нашел Амалию на скамейке, она отделалась своим обмороком, сказав, что ничего не помнит.

Комиссар навестил и Луиджио Кьямбетту, но тот не сказал ничего определённого, посетовал на нехватку времени для беседы, и поведал, что нашёл Амалию лежащей на траве в парке без сознания, и отнес её на руках в келью иезуитского монастыря, так как не знал, кто она и где живёт.
На  этом разговор оборвался, и комиссар  отбыл восвояси.
Дело толклось на одном месте, всё склонялось к тому, что Гвидо стал жертвой своей беспечности.

Винченцио съездил в русское консульство, навёл справки об Амалии, но особо ничего не узнал, обычная аристократка-богатая, не знающая чем себя занять.
Поинтересовался насчёт консула Арсения Феклистова, бывшего на празднике, надеясь на его показания, но тот спешно покинул Рим в связи со смертью отца.
Круг замкнулся, следствие закончилось. Но в душе Винченцио поскребывал червячок сомнений, что-то уж все гладко шито белыми нитками,а когда в дело замешана красивая женщина, то жди подвоха.
 
      Глава четвертая.

Вечером в Звездный палаццо Франчески заявились Джузепина и Маддалена, прислужница и повитуха.
Они скорбно припали к хозяйской руке, оросив её горькими слезами, выразили соболезнования по преждевременной кончине своего господина.
Франческа облеклась в глубокий траур, завтра мессир Луиджио Кьямбетта будет служить панихиду по погибшему Гвидо Мистрелли, придут тысячи римлян почтить его память, затем состоятся похороны и поминальный обед, которым занимается  Артуро Сангрини.

Уж Франческа достойно помянет племянника и не будет скупиться.
Уже готово место в фамильной усыпальнице и саркофаг, в котором будут гнить изуродованные останки безвременно погибшего Гвидо.
Она разрыдалась, служанки скорбно молчали, сопереживая нежданному горю.
Франческа скорбела, что осталась одна-одинешенька на всём белом свете.

Женщины переглянулись, и тогда Маддалена оголовушила страдающую женщину вестью, что у неё есть дочь.
Франческа выпучила глаза, недоуменно смотрела на Маддалену. Пришлось той во всём признаться.
Её слова подтвердила и Джузеппина. Франческа была сама не своя от счастья, благодарные слезы ручьем оросили её впавшие щеки.

На радостях она решила сделать крупный вклад иезуитскому ордену, пусть молятся за здравие обретенной дочери и её семьи.
Смерть племянника неблагоприятно отразилась на её внешности:в уголках глаз появились морщины, между бровями пролегла вертикальная складка, да и здоровье её пошатнулось.
Она велела звать Бартоломео, чтобы поделиться с ним своим счастьем.
Тот явно был не в духе, на новость даже не обратил внимания, только принюхивался и прислушивался к чему-то ему одному ведомому.

Франческа прикрикнула на своего дружка, но тот окатил её мутным взглядом и процедил сквозь зубы, мол, не о том ей надо радоваться, а надо печаловаться о тех, кто стал зверьми, и возлакал человеческой крови, и белую голубицу опутал сетями. Женщины в страхе переглянулись, не понимая, к чему клонит пророк.

Тот же, насупив брови, бормотал о смертных грехах человечьих, и вдруг возопил:"Господи, да минует сия чаша её!". Слезы градом покатились из его глаз, щека дергалась нервным тиком.
Франческа  рассверипела, на неё нашёл гнев. Вместо того, чтобы радоваться её материнскому счастью, этот приживальщик несёт всякий вздор.
Она указала Бартоломео на дверь, тот с виноватым видом направился к выходу.
Тут как на грех появилась Амалия, пришедшая выразить свое соболезнование.
Бартоломео воспрянул духом, кинулся к ней, грозил кулаком, брызгал слюной в лицо нечестивой по его словам женщине,обвиняя её в прелюбодеянии с иезуитским священником.Та пятилась от одержимого,не понимая, как Бартоломео узнал о её связи с Луиджио.
Джузеппина и Маддалена стояли в сторонке, со страхом наблюдали за неприглядной картиной, разворачивающейся перед слугами.
Им бы уйти, пусть хозяева сами разбираются, но женское любопытство подстрекало остаться.

На крики прибежала испуганная Любаша, кинулась к Амалии, пытаясь защитить её. Но Бартоломео отшвырнул её в сторону, сам же заголосил тонким жалобным голоском, прерывающимся всхлипывающими рыданиями.
Затем в комнате повисла звенящая тишина. В руках Бартоломео внезапно, невесть откуда, появился образок Георгия Победоносца, поражающего змея.
Гордо подняв его над головой, он зачастил слова молитвы о помощи в изгнании мерзкой змеи, угнездившейся в одной беспомощной душе.

Женщины в страхе застыли,мысленно молились, чтобы сия чаша пронеслась мимо них.
Бартоломео вдруг затих, начал пристально вглядываться в глаза женщин, обходя их поочерёдно, видимо, он ждал тайного знака. Напряжение его душевных и физических сил было на пределе. Его сотрясала дрожь, всё тело покрылось липким потом, по лицу текли слезы.Он ждал.

Внезапно Амалии стало плохо, она схватилась за живот, согнувшись напополам. Её тело загорелось огнём, надвинулась невыносимая боль.
Стиснув зубы она терпела, понимая что всё это неспроста. Она ждала худшего, может быть даже смерти.
Ей не было страшно, лишь билась мысль,чтобы это поскорее закончилось,и хоть разок напоследок увидеть Луиджио, а там исчезнуть из этой жизни, взметнувшись белой голубкой в голубые небеса, туда, где ярко светит солнце.
Острая боль полыхнула по всему телу, её стошнило каким-то зеленоватым скользким комком, и она почувствовала облегчение.
Доселе молчавшая Франческа разразилась громким криком и бросилась к Амалии, но Бартоломео резким окриком остановил её порыв.

Он подскочил к Амалии, и быстро нагнувшись, схватил мерзкий комок и кинулся к камину, призывая Любашу поджечь лежащие в топке дрова.
Одним движением та запалила огонь, и он начал потихоньку извиваться маленькими искорками. Прошло немного времени, и пламя охватило древесину, шипя поедая стружки и кору тонких тисовых поленьев.
Когда огонь окреп и полыхал неугасимым пламенем, заполонив собой  всю топку, Бартоломео улучил момент, и кинул в огненную стихию комок проклятия.
Камин загудел, пламя взметнулось ярким факелом, и в этом месиве огня всем смотрящим на это зрелище, почудилась извивающаяся змея.
Из её мерзкой пасти вдруг выстрелил огненный фонтан, и от его жаркого дыхания вспыхнули тяжёлые драпировки на окнах.

Вскоре вся комната была обьята огнём. Женщины кинулись прочь, увлекая за собой Бартоломео, у того уже не осталось сил и он машинально передвигал ногами.
Они выскочили в сад и присели на скамью, переводя дыхание.
Огонь вовсю бушевал, усилился приток гари,
но группа людей молча сидела и смотрела, как занимался огнём Звездный палаццо.
Бартоломео притих, со стороны казалось, что он чего-то ждёт, -так напряжена была его фигура, а глаза неотрывно смотрели на окна горящего палаццо.
Внезапно послышался резкий хлопок, то треснуло большое витражное окно, женщины вздрогнули от неожиданности, только Бартоломео как-будто ждал этого момента.

Он привстал со скамьи, и поднял вверх правую руку с крестным знамением.
Через минуту из оконного проёма вылетел сноп огня и чёрного пепла,падая,он рассыпался на мелкие частицы чёрной, скользкой субстанции.
Бартоломео крестил его в полете, шептал очистительную молитву, накладывал заклятье на змеиное зло, топтал ногами рассыпавшийся по земле прах.
Всё было кончено.
С глаз Амалии неожиданно спала пелена и она почувствовала, что опять может моргать.  Жизнь опять заиграла для неё яркими красками, а в грудь вливалась теплая радость.

Она поверила, что наконец станет счастливой.
Со всех сторон бежали римляне, надеясь потушить пожар, но Франческа запретила это делать.
Звездный палаццо был обьят пламенем, превращался в огневой факел, в котором сгорало многовековое зло и грехи семейного клана Мистрелли.
Бартоломео свалился на траву и мгновенно уснул.
Франческа вызвала карету. С помощью женщин его погрузили на заднее сиденье,и отвезли в "Тesoro".
Теперь это будет дом Франчески и здесь она будет ждать возвращение своей обретенной  дочери.
 
      Глава пятая.

Время несётся с бешеной скоростью. Вот и Гвидо похоронен в фамильном склепе вместе с Этной, и панихиды отзвучали, и богатые поминки.
Франческа заправляет на  его вилле, потихоньку приходит в себя после смерти племянника.
А там и Феличе пожаловала в гости к матери вместе с мужем и двумя маленькими дочурками. Радости нет предела.
Франческа окружена вниманием и любовью, что ещё надо для счастья.

Уже осень перешла свой рубеж, пошли дожди, опала листва на деревьях.
Скоро мягкая зима вступит на престол и тёмные ночи заблистают серебром звёзд.
В такие минуты  ищешь сочувствия и любви. И взаимопонимания и родственных привязанностей.
Наконец встретились два брата-Луиджио и Винченцио. Вначале разговор не клеился, но общие детские воспоминания растопили холодок встречи.

Многое было оговорено в доверительной беседе, Луиджио признался брату в любви к Амалии,которая осветила ему безрадостный мир одиночества.
Он полюбил её с первого взгляда и понял её мятежную душу как никто другой. Увидев её, бесчувственную, в объятиях Гвидо, и как-будто мир раскололся на глазах.

Тот пытался воспользоваться её беспомощным состоянием и поплатился за это. Луиджио всё рассказал без утайки, ему нечего было скрывать.
На карту была поставлена честь женщины и пришлось её защищать от нападок вошедшего в раж соблазнителя.
Между мужчинами завязалась борьба, в результате которой Гвидо был легко ранен.
Этна кинулась на помощь, и Амато пришлось её задушить.

Амалия была на волоске от смерти, у неё началась горячка, и мужчины решили перенести её в келью иезуитского монастыря.
Видимо почуяв запах крови, тигры напали на Гвидо и растерзали его. Винченцио молча слушал эту горькую исповедь брата и сочувствовал ему.
Он решил поговорить с комиссаром и закрыть это дело.

Ну вот и всё. Наступило время отъезда. Прощай, Рим.
Амалия возвращалась в Москву. Она простилась накануне с Луиджио.
В его глазах стояли слёзы. Но Амалия была непреклонна. Она понимала, что любовь между ними никогда не иссякнет, но нужно свои чувства держать в тайне.
Иезуитская церковь никогда не простит своего сына в измене, и пусть будет так как будет.

На перроне вокзала дул пронизывающий ветер, бледная луна скрылась в тёмных тучах. Срывался дождь.
Амалия куталась в норковое манто. Её пришла проводить Франческа на пару с Любашей.
Женщины стояли обнявшись, замерев перед разлукой. На днях тихо угас пророк Бартоломео, он так и не оправился после пожара в Стеллато, борьба с змеей подточила его силы и он умер во сне.

Подошёл поезд, Амалия на прощанье поцеловала свою подругу и решительным шагом вошла в купе.
Слёзы душили её, она понимала, что больше никогда не вернётся в Вечный город.
Через девять месяцев у неё родился сын.
Она назвала его Алессандро, и воспитывала сама. Луиджио несколько раз тайно приезжал повидаться, но встречи были кратковременными.

Была ли она счастлива? Кто может познать чувства женской души, кто может измерить всю боль одиночества, и какую цену придётся платить за неё?
Когда за окном поёт метель,и слышится посапывание малютки-сына, ночь становится бесконечной,Амалии кажется, что Луиджио рядом, и её охватывает безграничная любовь. Та, без которой и жизнь не в радость, та, что приходит только раз, и которую ждёшь годами.

Зрелая любовь, спелая, как яблоко грехопадения, та, что, кружит голову и подчиняет, та, для которой не страшны разлуки и года.
Придёт день и час, и настанет миг встречи, и сольются уста в долгожданном поцелуе и два сердца застучат в унисон.