Блок. День поблек, изящный и невинный... Прочтение

.                Александр Блок
  .          .            том II
  .          .    « Г  О  Р  О  Д »


11. «День поблек, изящный и невинный…»







            * * *   

                День поблек, изящный и невинный,
                Вечер заглянул сквозь кружева.
                И над книгою старинной
                Закружилась голова.

                Встала в легкой полутени,
                Заструилась вдоль перил...
                В голубых сетях растений
                Кто-то медленный скользил.

                Тихо дрогнула портьера.
                Принимала комната шаги
                Голубого кавалера
                И слуги.

                Услыхала об убийстве –
                Покачнулась – умерла.
                Уронила матовые кисти
                В зеркала.
                24 декабря 1904 







Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     В Т4 [Четвертая тетрадь беловых автографов стихотворений: ]слово "Встала" (ст.  5)  подчеркнуто красным карандашом.
       »

     Ну, ещё бы… «голова», закружившаяся, встала?

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
 
 «
     А.Н. Толстой вспоминал, что «Блок ни на чем не настаивал, будто он и сам не понимал, – о  чем было написано в  книге.  Когда его спрашивали: - Ну, хорошо, объясните мне сами, что значит это:  "Уронила матовые кисти в зеркала" ... ?  - он со слабой улыбкой прекрасных губ отвечал простодушно: "Уверяю вас, – я  и сам не знаю" ... (Толстой А.Н. Падший ангел// Последние новости (Париж). 1921.  № 413.)

     Другие редакции и  варианты:

Заглавие: (Т4 ,  II1, lI2 []):   А l'ombre [в тени]
[II1 - Блок А. Нечаянная Радость. Второй сборник стихов. М.: Скорпион, 1907.
II2 - Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912. ]

     – «Отошла и встала в  полутени – //  Заструилась вдоль зеркал. (ЧА ЗК9 [черновые автографы]) – Ср. о художественном мире рассказов З.Н. Гиппиус в статье [Блока]"Безвременье" (1906):  "Преображение совершается в глубинах зеркала, в тенистой вечерней комнате ( ... )  Медленно проходят, смотря вперед и  поверх мира, тонкие, узкие, гибкие женщины ( ... )  обрученные( ... ) с влюбленностью».
»

Добавлю из той же статьи:
     «…в момент торжества простейших человеческих чувств - боли, жалости, сладострастия – автор мгновенно поворачивает к нам то светящееся радостью лицо, на которое он сам любуется в это мгновение. И тогда, в сиянии риз райских и всеблаженной улыбки, становится ясно, что обида, боль и сама гибельная Смерть - преображены: Смерть есть Красота. Она – легкое прикосновение, мечта о радости сбывающейся, не сбывшейся только в магическом хаосе Недотыкомки-жизни, вертящейся на распутьях. Смерть – сияние звезды Маир, блаженство обрученного с тихой страной Ойле. Смерть – радость успокоения, Невеста – Тишина».

     Блок и сам не знал, о всех деталях в  этом стихотворении. Просто, в своих блужданиях по «трансфизическому слою под великим городом Энрофа» заглянул в одну из комнат бесконечного ряда домов и описал увиденную «узкую, гибкую женщину», для которой Смерть – это Красота.

   Мое прочтение:
   1-ая строфа:  женщина читает книгу и вдруг - приступ тяжелого предчувствия;
   2-ая строфа:  "она" поднялась и у неё закружилась голова;
   3-я  строфа:  в комнату  слуга ввел "голубого кавалера";
   4-ая строфа:  героиня, услышав об убийстве, умирает.

     А «Уронила матовые кисти в зеркала»…
     В черновиках  кисти – «бархатные». Это кисти «портьеры» на «окне».
     «Голубого кавалера» привел «слуга», и тот сообщил об «убийстве».  Очевидно, убитый был важен для неназванной. Она «покачнулась», рефлекторно  ухватилась за кисти и «умерла». Падая, сорвала портьеру. Которая упала на «зеркала». (Вариант 6-ой строки в черновиках: «заструилась вдоль зеркал».)

     Блок очень старался не объяснять свои стихотворения. Как читатель понял – так и правильно.
     Да и как объяснить? «Вот лечу я вдоль улицы Града другого мира, заглядываю в окно и...» Что мог, он сказал (Блок «О современном состоянии русского символизма»):
     «
     Реальность, описанная мною, - единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали.
     За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится дальше и выше меня самого; осмелюсь прибавить кстати, что я покорнейше просил бы не тратить времени на непонимание моих стихов почтенную критику и публику, ибо стихи мои суть только подробное и последовательное описание того, о чем я говорю в этой статье, и желающих ознакомиться с описанными переживаниями ближе я могу отослать только к ним.
   Если "да", то есть если эти миры существуют, а все описанное могло произойти и произошло (а я не могу этого не знать)...»,
         
*
Даниил Андреев. «Роза мира. Падший вестник»:
   
     «…Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга…»

   Герой книги продолжает свои блуждания по Граду, и в данном стихотворении, в данной главе, он уже не на окраине, как в первых  стихотворениях, а в  "приличном районе".