Блок. В кабаках, в переулках... Прочтение

.                Александр Блок
  .          .            том II
  .          .    « Г  О  Р  О  Д »

12. «В кабаках, в переулках, в извивах…»






  * * *   

                В кабаках, в переулках, в извивах,
                В электрическом сне наяву
                Я искал бесконечно красивых
                И бессмертно влюбленных в молву.

                Были улицы пьяны от криков.
                Были солнца в сверканьи витрин.
                Красота этих женственных ликов!
                Эти гордые взоры мужчин!

                Это были цари – не скитальцы!
                Я спросил старика у стены:
                "Ты украсил их тонкие пальцы
                Жемчугами несметной цены?

                Ты им дал разноцветные шубки?
                Ты зажег их снопами лучей?
                Ты раскрасил пунцовые губки,
                Синеватые дуги бровей?"

                Но старик ничего не ответил,
                Отходя за толпою мечтать.
                Я остался, таинственно светел,
                Эту музыку блеска впивать...

                А они проходили всё мимо,
                Смутно каждая в сердце тая,
                Чтоб навеки, ни с кем не сравнимой,
                Отлететь в голубые края.

                И мелькала за парою пара...
                Ждал я светлого ангела к нам,
                Чтобы здесь, в ликованьи троттуара,
                Он одну приобщил небесам...
               
                А вверху – на уступе опасном –
                Тихо съежившись, карлик приник,
                И казался нам знаменем красным
                Распластавшийся в небе язык.
                Декабрь 1904 






Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
«
     К.И.  Чуковский заметил, что Блоку "больше всех  открывают тайн и  видений пьянящие улицы города" (Чуковский К. О современной русской поэзии// Нива. 1907.  №2  3.  Стб. 417)
»

Даниил Андреев. «Роза Мира». «Падение вестника»:
     «
      …Сперва — двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.
      »

     - «В кабаках, в переулках, в извивах…» – напомню строку из недопущенного “запечатанного” стихотворения «тома I»: «...пять изгибов сокровенных…». Неужели его с самого начала, еще до  явственного явления двойников, еще в марте 901-ого года, как только одни стихиали толкнули его на путь подвижничества, другие сразу же кинули соблазн «перекрестков лунных улиц»?
     Впрочем, “извивы” еще напоминают второе  из начальных стихотворений данной книги – «Петр»:

                «Он спит, пока закат румян.
                И сонно розовеют латы.
                И с тихим свистом сквозь туман
                Глядится Змей, копытом сжатый.

                Сойдут глухие вечера,
                Змей расклубится над домами…
                22 февраля 1904»   

     И вот извивы того Змея, его “клубы” и окаменели  улицами.

     - «Чтобы здесь, в ликованьи троттуара…» – … «…туа…»  в те времена читались в один слог.
     - «В электрическом сне...» – стоит напомнить, что во времена Блока электричество ещё не успело стать повседневным фоном. Например, вот из Википедии:
     «
     В 1904 году австро-венгерские специалисты Шандор Юст и Франьо Ханаман получили патент за № 34541 на использование в лампах вольфрамовой нити. В Венгрии же были произведены первые такие лампы, вышедшие на рынок через венгерскую фирму Tungsram в 1905 году[20].
     В 1906 году Лодыгин продаёт патент на вольфрамовую нить компании General Electric. В том же 1906 году в США он построил и пустил в ход завод по электрохимическому получению вольфрама, хрома, титана. Из-за высокой стоимости вольфрама патент находит только ограниченное применение.
     В 1910 году Уильям Кулидж[en] изобретает улучшенный метод производства вольфрамовой нити. Впоследствии вольфрамовая нить вытесняет все другие виды нитей.
     »

А вот как электричество воспринималось Блоком:

                «                …электрический свет!
                Ты – не свет от зари, ты – мечта от земли,
                Но в туманные дни ты пронзаешь лучом
                Безначальный обман океана...

                И надежней тебя нам товарища нет:
                Мы сквозь зимнюю вьюгу ведем корабли,
                Мы заморские тайны несем,
                Мы под игом ночного тумана...

                Трюмы полны сокровищ!
                Отягченные мчатся суда!..
                Пусть хранит от подводных чудовищ
                Электричество – наша звезда!
                16  декабря 1904»

     - «В… сне наяву – это не метафора. Это название “средства доставки”, описание, механизма работы “двойников”:

     «…К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников».
                Ал. Блок. Дневники 18-ого года о событиях 901 года.

     «…он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников».
                Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма».

     И ещё раз приведу цитату из Розы мира»:
      «…в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга».

     А «наяву» – потому что единственное отличие того “сна”  от яви – после него просыпаешься. Но настоящая закавыка начинается тогда, когда после всех этих трезвых рассуждений просыпаешься опять… А потом  опять.
     Только снова обращу Ваше внимание, что Блок «вызывал» двойников и «делал их своим орудием», то есть всё происходило по его воле. По крайней мере он в том был уверен.

    - «Это были цари – не скитальцы!» - это местная аристократия, а не такие скитальцы по мирам, как он. Напомню сцену из "Ночной фиалки". Герой в мареве Ночной фиалки забрел в хижину на болоте:

              «
                Был я нищий бродяга,
                Посетитель ночных ресторанов,
                А в избе собрались короли...

               ...Дальше вижу дружину
                На огромных скамьях:
                Кто владеет в забвеньи
                Рукоятью меча;
                Кто, к щиту прислонясь,
                Увязил долговязую шпору
                Под скамьей;
                Кто свой шлем уронил, – и у шлема,
                На истлевшем полу,
                Пробивается бледная травка,
                Обреченная жить без весны
                И дышать стариной бездыханной...
              »

Вот, что ждёт всех кинувшихся в блуждания по чужим мирам, кто проиграл в мирах иных, но в исходном стихотворении - здесь не "скитальцы", здесь они - "цари".

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:

«
     Сравнивая поэта с героем стихотворения- "стариком у стены",- Арк. Бухов писал: "Его поэзия представляется мне неизбывным горем человека, которого одиночество и тоска выкинули на широкую, людную, залитую электрическим светом улицу, измученный, он прислонился к стене и смотрит, как мимо него идут люди ... " (Бухав.с. 23.)
     [ Герой стихотворения не "старик" («Я спросил старика...».  Старик - как бы не создатель всего этого мира:

                Я спросил старика у стены:
                "Ты украсил их тонкие пальцы
                Жемчугами несметной цены?

                Ты им дал разноцветные шубки?
                Ты зажег их снопами лучей?
                Ты раскрасил пунцовые губки,
                Синеватые дуги бровей?"   
   
  И соответственно он (старик) не "неизбывным горем человек", а глядящий на эту улицу со спокойной гордостью мастера: "Да! Это всё сделал я".
]
     - «Ждал я Светлого Ангела к нам, // Чтобы здесь ( ... ) // Он одну приобщил к небесам ...  //  ( ... )И казался нам знаменем красным  //  Распластавшийся в небе язык.» – Согласно библейской легенде, Христос как знак своего вознесения на небо показывает ученикам знамение - "огненные языки" (Деян. 11. 3).
»

     Но мне кажется, что у Блока в этой книге свои ассоциации с алыми языками в небе. Ср. из 5-ого стихотворения данной книги:

                «Город в красные пределы
                Мертвый лик свой обратил,
                Серо-каменное тело
                Кровью солнца окатил…

                …И на башне колокольной
                В гулкий пляс и медный зык
                Кажет колокол раздольный
                Окровавленный язык.
                28 июня 1904» 

Колокол же – он из стихотворения «Проклятый колокол»:

                «...А над болотом – проклятый звонарь
                Бил и будил колокольную медь.
                Звуки летели, как филины,
                В ночное пространство.

                …Я в туманах бродил.
                Люди спали. О, люди! Пока не пробудитесь вы, –
                Месяц будет вам – красный, зловещий фонарь,
                Страшный колокол будет вам петь!
                7 ноября 1906»


И карлик – тоже сквозной персонаж его книг:

«Том I»
 
 
«Распутья»:

 
                «Из городского тумана,
                Посохом землю чертя,
                Холодно, странно и рано
                Вышло больное дитя.
                Будто играющий в жмурки
                С Вечностью — мальчик больной,
                Странствуя, чертит фигурки
                И призывает на бой.
                Голос и дерзок, и тонок,
                Замысел — детски-высок.
                Слабый и хилый ребенок
                В ручке несет стебелек.
                10 апреля 1903»

                «Я был весь в пестрых лоскутьях,
                Белый, красный, в безобразной маске
                Хохотал и кривлялся па распутьях,
                И рассказывал шуточные сказки.

                Развертывал длинные сказанья
                Бессвязно, и долго, и звонко —
                О стариках, и о странах без названья,
                И о девушке с глазами ребенка.
                Апрель 1903»
               
                «…Под лунным серпом
                Тащится по полю путник горбатый…

                В поле дорога бледна от луны.
                Бледные девушки прячутся в травы.
                Руки, как травы, бледны и нежны.
                Ветер колышет их влево и вправо.
               
                Шепчет и клонится злак голубой.
                Пляшет горбун под луною двурогой.
                Кто-то зовет серебристой трубой.
                Кто-то бежит озаренной дорогой.

                Бледные девушки встали из трав.
                Подняли руки к познанью, к молчанью.
                Ухом к земле неподвижно припав,
                Внемлет горбун ожиданью, дыханью.
                14 декабря 1903»

Том II.
Разные стихотворения:

               "Поет, краснея, медь. Над горном
                Стою – и карлик служит мне;
                Согбенный карлик в платье черном,
                Какой являлся мне во сне.

                Сбылось немного – слишком много,
                И в гроб переплавляю медь...
                4 июля 1904"



                «В голубой далекой спаленке
                Твой ребенок опочил.
                Тихо вылез карлик маленький
                И часы остановил.
                4 октября 1905»


                «…Я сдавлен давкой человечьей,
                Едва не оттеснен назад...
                И вот – ее глаза и плечи,
                И черных перьев водопад...

                Проходит в час определенный,
                За нею – карлик, шлейф влача...
                И я смотрю вослед, влюбленный,
                Как пленный раб – на палача...

               
                Она проходит – и не взглянет,
                Пренебрежением казня...
                И только карлик не устанет
                Глядеть с усмешкой на меня.
                Февраль 1908»

Вот такой он тот, который медь переводит на гробы, кто останавливает время и служит Даме  из водопада черных перьев...

     Стихотворение продолжает сюжет книги: грой - скиталец наконец выбрался ближе к центральным улицам Града, и у него разбежались глаза от многоцветия реклам, от   ослепительности нарядов местных дам, от важности местных господ. Наверное, это походило бы на то, как  мужичок из славного советского города Урюпинска выбрался бы н 5-ое авеню...