ЗРЯ

    Артём с Ольгой давно мечтали о ребёнке, но всё как-то сомневались, откладывали, в общем, всё, как обычно, стандартно и у многих. Карьера, деньги, квартира, машина, ремонт, вернее, сначала ремонт, потом, ну, неважно, всякое в жизни бывает, особенно, если её превращают в скоростную трассу. Выйдем на финишный круг, разорвём ленточку, а там уж разберёмся и с лаврами, и с шампанским, и с музыкальными произведениями для оркестра. Так вот потихонечку и к ребёнку подойдём, да, уже вроде возраст как не тот, да и мало по миру поездили, но ведь много родить не собираемся, одного с головой хватит, выходить в рекордсмены по исправлению демографической кривой – это, уж извините покорно, не к нам.

    Так было «на бумаге», да про овраги подзабыли, планы рушились, а сил и настойчивости строить новые не хватало. Бизнес не заладился, ремонт обошелся слишком дорого, с машиной прокинули, всунув откровенную рухлядь. Единственной пирамидой, которую удалось сложить до самой вершины, оказались отношения – тёплые, крепкие, доверительные. Никакие жизненные ветры не могли её обрушить, Оля с Артёмом, как те древесные частицы, только теснее сплетались между собой, не давая им ни единого шанса.

    Забеременела Ольга случайно и совсем не ко времени. Артём перебивался малооплачиваемыми работами, которые через считанные месяцы бросал. Олю сократили с хорошей должности, а искать новую при начавшемся токсикозе было вообще не вариант. Об аборте не думали, убеждённо полагая, что это не только большой грех, но и серьёзный удар по здоровью. С другой стороны, появление на свет первенца вызывало такую гору вопросов, что впору было нажать на кнопку «Уныние», однако деятельная натура главы семьи её пока игнорировала. Заработки были скудные, машина (чтобы хоть как-то продержаться до лучших времён) выставлена на продажу, зато ремонт в квартире позволял чувствовать себя человеком.

    – Артём, слушай, надо что-то решать.

    – Да тут столько решать надо, что не знаю уже, за что браться.

    – За главное, – твёрдо произнесла Ольга с уже заметно округлившимся животиком.

    – И что у нас сейчас главное? – устало выдохнул Артём, будто паутиной, обмотан неудачами.

    – Отсутствие стабильного заработка.

    – Оль, ну что мне ещё сделать?

    – Для начала, думаю, научиться довольствоваться малым. Ты всегда хотел всего и сразу, и оно у нас пошло, вот только падать мы не научились, потому и  посыпалось всё.      

    – Что мне – в грузчики пойти, или на заправку шланг держать?

    – Да хоть бы и так, Тём, живут же люди, да и не к амбициям сейчас. Ты пойми, я ведь не упрекаю тебя, просто как-то не нормально получается у нас, сами мы бы как-то ещё перебились, а ребёночку и питание хорошее нужно, и кроватка, и…

    – Оль, ты думаешь, я не понимаю этого? А кредит с чего платить? Дёрнуло ж меня эту кухню взять.

    – Одно радует, что она шикарная просто.

    – Да уж, добр Мартын, коли есть алтын. Что мне в тебе нравится – ты всегда всем довольна. Уникальная ты у меня, конечно. За таких красавиц когда-то на турнирах гибли, а я вот не могу…

    – Так, молчи, мы любим друг друга, это главное, а остальное…

    – Так, подожди, ты только что сказала, что главное…

    – Это любовь.

    – Ну, да, да, так и есть, – улыбнулся Артём, поцеловав жену в губы. – Ладно, пойду решать главное.

    Однако решить не получилось. Складывалось впечатление, что эту семью кто-то проклял, сглазил, навёл порчу, что угодно, только бы разрушить её навсегда и без шансов на восстановление. Помогать никто не хотел, деньги одолжить оказалось не у кого, устроиться работать никуда не получалось, и Артём действительно пошел (а куда деваться?!) грузчиком в строительный магазин. Денег катастрофически не хватало, на всём экономили, а между тем срок родить неумолимо приближался, и у отца семейства этот факт начал вызывать реальный страх.

    Когда Оля позвонила ему и сказала, что начались схватки, он тут же примчался домой и вызвал «скорую», однако диспетчер деревянным тоном заявила, чтобы добирались сами, это, мол, не тот экстренный случай, на который стоит выезжать.

    В приёмном отделении сразу же спросили о деньгах.

    – Доктор, ну, у нас кризис сейчас, я потом достану, ей родить вот-вот, ну, возьмите её так, Вы же видите, в каком она состоянии.

    – Состояние типичное для беременной, – неспешно зашевелились пластмассовые губы. – У нас всё платное, и мы не касса взаимопомощи. Совковые времена, слава Богу, минули, так что «утром деньги – вечером стулья». Ильфа и Петрова читали?

    – Послушайте, Вы! – еле сдержалась от грубостей Ольга. – У меня сейчас такое состояние, что когда я начну орать, сюда не то, что вся больница, полгорода сбежится.

    – А вот этого не надо, не надо, я же Вам доступно объяснил, что…

    – Ну, будь же ты человеком.

    – А-а-а, – закричала Оля так, будто её резали изнутри.

    – Что такое, милая?

    – Кажется, я сейчас буду рожать.

    – Ну, потерпи немного, потерпи, Оль, я что-то придумаю.

    – Какое потерпи, дурак ты, от этого боли сдохнуть можно.

    – Это что? – вдруг побледнев, указал Артём трясущейся рукой на увеличивающуюся лужицу на полу.

    – Воды у Вашей супруги отошли, это значит, что если срочно не принять меры…

    – Так, док, делай, что надо, – резко сорвался Артём, – я за деньгами. Оль, любимая, не переживай только, я всё сделаю, всё будет хорошо, слышишь меня? Я тебя люблю, всё, я скоро, – крепко поцеловав жену, Артём ещё раз попросил врача оказать Ольге нужную помощь, и побежал искать деньги.

    Когда через несколько часов, пройдя все адовы круги унижений, потерявшийся в жизни грузчик прибежал с увесистой пачкой банкнот в больницу, на том месте, где он оставил супругу, уже никого не было. Оббежав полбольницы, он наткнулся на любителя советской классики возле одного из кабинетов, где он так же неспешно сетовал перед пациентами на отсутствие денег, будто именно они спасают чьи-то жизни.

    – Где моя жена? – настороженно спросил Артём, бесцеремонно перебивая разговор.

    – А, это Вы, извините, пожалуйста, – откланялся врач перед молодой парой. – Давайте отойдём. Присядьте, пожалуйста, – отвёл он Артёма в сторону, и усадил на скамейку.

    – Что случилось? – заподозрил мужчина неладное.

    – Дело в том, что… как бы это сказать… – отвратительно изображал врач на холёном лице сожаление, – Ваша жена умерла.

    – Так, подожди, – медленно поднялся Артём, – как это умерла? Ты что несёшь такое?

    – У неё были очень тяжелые схватки, сердце не выдержало, и… давайте я Вас проведу к ней.

    С первого же взгляда на измученное лицо любимой Артём понял, что никакой помощи ей так и не оказали. На всём в неестественно застывшей позе теле лежала какая-то печать забвения, будто её пытали, а затем оставили умирать в муках. Руки были исцарапаны, очевидно, и от невыносимой боли, и от отчаяния.

    – Ну, что, забирать будете? – раздался в глухой тишине нетерпеливый вопрос. – У нас здесь всё-таки не морг, больница, сами понимаете.

    – Я же тебя просил, – угрожающе тихо произнёс Артём, извлекая из кармана пачку денег.

    – Ну, что я мог поделать? Утром деньги – вечером всё остальное. Без гарантий мы не работаем. Разве это так сложно понять?

    – Да нет, это я не могу понять, как ты ещё не сдох до сих пор. Ты хоть понимаешь, какая ты сволочь? Тебя ж по кускам резать надо.

    – Из уважения к Вашему горю я позволю себе сделать вид, что не слышал этого.

    – Да ты не только меня не слышал, - чудом сдержался Артём, чтоб не ударить по этой упитанной роже. - Ты никого не слышишь, тебе ж плевать на всех. Но время ведь не идёт, оно проходит. Вот и твоё время пройдёт, и ты так же этого не услышишь. Мы с тобой ещё встретимся. Жди, тварь!.. – совершенно убитым голосом произнёс Артём, и вышел из палаты решать вопросы уже не рождения, а ухода в иной мир так и не появившейся на свет жизни.    

    Размышляя после похорон о смерти двух самых близких для него людей, Артём всё больше убеждался, что его случай вовсе не является нехарактерным. Сообщения о самых разных смертях и при совершенно разных обстоятельствах стали настолько обыденной нормой повседневности, что уже почти что не вызывают ни резких реакций, ни бурных обсуждений. То в больничной очереди кто-то умрёт, кто до больницы не доедет, к кому «скорая» откажется ехать, а кого просто отправят домой за отсутствием материальной способности начинать, либо продолжать далёкое от совершенства лечение. Артём теперь уже хорошо знал, что все плачущие разговоры о задавленных властью врачах и медсёстрах актуальны ровно до того момента, пока ты не попадёшь в больницу. Холёные, наглые, хамовитые лица последних мало отображают эту связь. За всё время, связанное с хлопотами по похоронам, свидетельствам, выпискам Артём не услышал ни одного сочувствия, хоть короткого слова сожаления, не увидел скорбного взгляда. Все делали своё привычное, нагло-бюрократичное дело, без излишних эмоций и сантиментов. Трупом больше, трупом меньше, смерти всё равно не избежишь, а жизнь продолжается…
***

    Виталий Николаевич не был ни хорошим врачом, ни хорошим человеком, по крайней мере, люди, знавшие его, таковым его не считали. Он мог принять неудачные роды, зарезав вместе с ребёнком и мать, и легко откупиться, а врачебная этика ловким ластиком безошибочно зачищала тёмное пятнышко в биографии. Деньги текли к нему стремительным потоком, калеча чужие судьбы неумолимыми смертями, инвалидностями, психическими расстройствами. Однако доказать его непрофессионализм и – тем более – поставленное на поток взяточничество не представлялось возможным. Наивно полагать, что в десятилетиями опробованной коррупционной системе один из составляющих её механизмов будет выводиться из строя с риском для всей системы. Любовь к деньгам на многое закрывает глаза, а человеколюбие этой системе не известно в принципе.


    – Вот такие дела, Людочка. А ещё говорят, что власть у нас плохая. А я вот уже и наколядовал сегодня. Хоть я и не судья Зварыч. Помнишь его?

    – Да кто ж его не помнит?

    – Но тоже не нищий. Так, – достал он из кармана халата увесистую пачку. – Держи вот, – отсчитал он помощнице десяток банкнот. – За труды.

    – Ох, Виталий Николаевич, балуете вы меня, – осторожно соскребли со стола длинные ноготочки денежку. – А жена Ваша не будет ругаться?

    – А кто ж ей скажет? Хе-хе.

    – Вы ей подарок на 8-е Марта приготовили уже?

    – Ей нет.

    – Та-ак, – нравоучительно захлопали густо наклеенные реснички.

    – Жена ведь у меня одна, к тому же, так сказать, сдавать начала, а мужчина я страстный, порывистый.

    «Да-да, паскуда ты редкая, козёл, каких поискать», – улыбалась медсестричка так, будто сия мысленная строка была величайшим комплиментом.

    – Вот и приходится помогать одиноким и, – пригладил доктор тоненькие усики, – красивым девчатам. Ведь должны же люди помогать друг другу, вот и…

    На этой глубокой речи дверь без стука отворилась, и доктор-«колядник» не только запнулся, он на какие-то секунды вообще перестал дышать. Вряд ли на так пристально уткнувшихся в него глазах можно было прочитать радость начавшейся весны.   

    – Мужчина! – недоумевая от такого беспардонного визита и от совсем не типичной реакции врача, скрипнула фальцетом сестричка. – Рабочий день закончился, и, между прочим, надо стучать перед тем, как войти.

    Вместо ответа незнакомый Людочке человек плотно закрыл за собой дверь и присел рядом за широкий стол, продолжая сверлить ничего хорошего не предвещавшего взглядом врача.

    – Мужчина, Вы нормальный вообще? Что это значит? Виталий Николаевич, чего Вы молчите?

    – Это, Людочка, знакомый, – нервно задёргались усики.

    – Так, может, мне выйти? – встала медсестра, потянувшись за сумкой.

    – Села на место! – забасило приказом.

    – Не поняла! А Вы кто вообще такой? Виталий…

    Но Виталий Николаевич не собирался ставить на место зарвавшегося незнакомца. Он продолжал сидеть на вдруг ставшем для него узким стуле так, словно за ним пришел посланец от палача. Людмиле, видимо, передались эти бурно разливающиеся волны страха, и она медленно опустилась на своё место.

    – У меня один только к тебе вопрос: как оно тварью жить на белом свете, а? Ну чё ты рыло своё прячешь? Я жду ответа!

    Невероятным усилием доктор-коновал всё же овладел собой, и постарался выстроить контратаку.

    – Послушай, Артём, мне жаль…

    – Ты смотри, имя даже моё запомнил, к тому же тебе ещё и жаль, ну-ну.

    – Короче, ничего нельзя изменить, так что… – «двери вон там», – хотел закончить врач.

    – Вот именно, ТАК ЧТО, – вынул Артём из куртки гранату с вложенным в чеку пальцем, заставив коновала покрыться крупными испаринами пота, а Людочку с коротким криком закрыть рот руками, размазывая трясущимися пальцами яркую помаду, – слушать меня сейчас будешь ТЫ, и ты, чучело разукрашенное, – повернулся он к медсестре. – Ты в больнице работаешь, или в борделе? Или у вас тут всё вместе? Всё включено типа, да? Чё застыли, страшно? А ей тоже страшно было.

    – Простите, какое я к Вам имею отношение? – заикаясь, тихо промычала любительница пустых бесед.

    – К нему отношение имеешь, значит, сиди и слушай. Считай, что не повезло тебе сегодня. Так бывает.

    – Что ты собираешь делать – взорвать нас? Но ведь тебя посадят.

    – А тебе не всё равно? А, вижу, что всё равно, чего ж ты блеешь впустую. Тебя ж попросили по-человечески: сделай, что надо, прими роды, деньги будут. А ты что? Гарантии какие-то, вхолостую не работаем. Не, ну, я не в претензии, дело хозяйское, нельзя, так нельзя, что ж тут поделаешь. Такая гарантия устраивает тебя? Нравится? Отличная вещица. Вот так вот сделал, – резко провёл Артём рукой, заставив медицинские фигуры вздрогнуть всеми своими перепуганными до края телами, – и всё! – что называется, «со святыми упокой». Кстати, я смотрю, верующий ты сильно. Вон одна икона висит, здесь вот вторая. Это, типа, перед тем, как деньги брать, молишься, чтоб больше дали, да?

    Виталий Николаевич бегал глазками, не зная, что предпринять и как выпутаться из прямо-таки поганой ситуации. Людмила же вовсе старалась не дышать, чтобы не дать малейшего повода реализовать это ужасное для неё намерение.

    – Так что ты – веришь в Бога?

    – Ну, – пожал доктор неопределённо плечами.

    – Да ты не мычи, прямо скажи, что ж тебе терять уже?

    – Ну, не очень, так просто принято, чтоб иконы висели, мать так приучила.

    – Вот и мать вспомнил, – глубоко вздохнул Артём. – Значит, не верующий ты, и молиться тебе, поэтому, незачем. А ты?

    Людмила лишь отрицательно закачала головой.

    – Зря. Я вот тоже неверующий, но хоть понимаю, что зря, а вы, смотрю, дрянные люди. У Достоевского вроде даже роман такой есть, или там странные люди, или бедные?.. Не помню. И чего я вспомнил это, а, ладно. Одним словом, чем жить скотами такими, лучше сдохнуть, меньше горя на свете от таких ничтожеств будет. Вот ты о чём мечтаешь? Только давай конкретно.

    – В Анталию летом слетать хочу, – почти без запинки прозвучало из размазанных помадой губ.

    – Я ж говорю: дрянные, – ухмыльнулся Артём, немного помолчав. – Ты ж пойми, Николаич, ты не помощь женщине не оказал, ты убил её, а вместе с ней и ребёнка моего. Сечёшь, ушлёпок? Двоих людей отправил на тот свет, и даже усиками своими идиотскими не повёл. Ты хоть знаешь, скольких ты так туда отправил? – поднял Артём гранату. – Не знаешь. И никто не знает. Но скоро узнаешь, очень скоро, там, я думаю, распишут тебе в деталях. Не боишься?

    – Боюсь, – откровенно признался доктор. – Но, может, как-то всё-таки дого…

    – Да не, – перебил Артём безнадёжную иллюзию. – Сдохнуть-то ты боишься, это ясно. Отвечать за всё, что натворил в своей никчёмной жизни, не боишься?.. А, можешь не отвечать, что ждать от твари человеческого. Ну что, – поднялся Артём, заставив задрожать свои жертвы ещё больше. Ему даже показалось, что они сейчас на грани истерики. Надави на них чуть больше, и тогда и десять гранат не удержат их от сумасшедшего припадка. – С ним-то понятно всё, а ты, Барби не выросшая? Не противно тебе жить вот так, по-скотски? Ты же знаешь всё, и молчишь. Он тебе денежку, наверное, за молчание, и ты ходишь сюда, как шлюха, и плевать хотела на всех, как и он. А ещё говоришь: какое отношение? Друг друга стоите, рыла ваши больше говорят, чем губы, и говорить с вами не о чем. Что ж, увидимся, – взялся Артём за чеку.

    – Нет! – тихо вскрикнула Людочка, выставив вперёд руку.

    – …на том свете! – выдернув чеку, Артём бросил под стол гранату, и выбежал из кабинета.

    В первые секунды взрыва не последовало, поэтому медики, боясь моргнуть глазом, подумали, что граната с замедленным действием. Откуда им было знать, что такой не существует, тем более они не знали, что это обычная игрушка, хоть и сильно похожая на настоящую.

Всем умученным коновалами в белых халатах
посвящается…

    16-18 февраля 2020 года