Патриот Союза

Как известно в Советской армии служили русские, нерусские и хохлы, а в Пограничных войсках было почти также – русские, хохлы и рядовой Эдуард Штиберг. Мама Эдуарда была полькой, отец поволжским немцем, а сам он по паспорту значился русским – вот такой, понимаешь, кульбит судьбы.
До армии он был питерским панком, и пошёл служить по приколу, просто захотелось приключений и пострелять из автомата. Ему повезло, попал он на финскую границу. Первое, что увидел молодой боец в пограничном отряде был лозунг, нарисованный огромными белыми буквами на красном щите: «Границы Родины – священны и неприкосновенны!» и «Происки врага становятся всё более наглыми и изощрёнными!». Штиберг озадаченно почесал затылок и отправился для прохождения службы на советско-финляндский контрольно-пропускной пункт.
Всё шло своим чередом, пока ярким майским днём Штиберг не оказался в наряде по досмотру автомобилей в смене старшего лейтенанта Кухаренко.                К пограничному шлагбауму подъехал финский грузовик с сорокафутовым контейнером, забитым советской мебелью, которую везли на экспорт. Сержант забрал у водителя документы на груз и отправился в будку к офицеру, финн открыл двери контейнера и запустил Штиберга внутрь для досмотра. Меж тем следом выстроилась вереница грузовиков и легковых машин. Из Финляндии подошёл автобус с интуристами. В пункте пропуска возникла суета и напряжение. Старлей решил лично всё разрулить, взяв он документы направился к водителю грузовика.
Чухонец улыбался и, как мантру, твердил слово «Карашо». Офицер усмехнулся и переспросил:
-Хорошо?
- Карашо! – повторил водитель.
Кухаренко козырнул и крикнул сержанту:
- Мамаев, как дела?
- Всё, хорошо, товарищ старший лейтенант, нарушений нет.
- Хорошо –обратился к финну Кухаренко, отдал паспорт с документами,  приложил руку к фуражке – Можете ехать – и жестами показал, чтобы водитель закрывал двери и продолжал путь.
Штиберг ещё ползал с фонарём в самой дальней части контейнера, как вдруг двери захлопнулись, заскрежетал замок, настала полнейшая темнота, автомобиль задрожал и тронулся с места.
-Ээээ! Вы чего?! Куда едем?!– закричал рядовой, забарабанил по железной стенке, но машина упрямо двигалась вперёд, тут Штиберг понял, что его ожидает интересный вояж в логово капитализма, а поэтому решил не бузить до окончания маршрута. Устроившись поудобнее в проёме между ящиков боец закимарил. Было душно, хотелось пить, но рядовой, как и положено по уставу, стойко переносил все тяготы и лишения воинской службы.   
                ***
Рейно Тойванен, водитель грузовика, изрядно устал к концу дня, проехав через всю Финляндию от советской границы до города Турку. Наконец-то он добрался до терминала, вручив документы кладовщику, пошёл отпирать контейнер, чтобы предъявить груз. Тойванен снял замок, приподнял рукоять запора, повернул её на себя, дверь со скипом отворилась, и чухонцы заорали от ужаса. Из контейнера на них пялился чумазый пришелец из параллельной вселенной в чёрном комбинезоне и берете с кокардой «звезда в кустах».
- Пайве! – поздоровался незнакомец по-фински и продолжил эскападу на иностранном языке – Михин таркоитуксиин тулит Невостолииттон?
Финны обалдело таращились на чужестранца.
- Рейно, кто это, как он туда попал? – покосился на водителя кладовщик –                Почему он спрашивает, с какой целью мы приехали в СССР?
-А, бес его знает -развёл руками шофёр -это, наверное, русский пограничник, который машину досматривал. Ну и рожа у него, хоть чертей рисуй!
Меж тем Штиберг понял, что его запас финских слов иссяк, разве что в резерве осталось финское спасибо - «китос» и всё, поэтому он перешёл на немецкий, который где-то глубоко сидел в его подсознании на генетическом уровне:
 - Ихь бин дер зовьет зольдат пограничник, ихь бин дер патриот, ихь вилле эссэн, тринкен, шайсен унд шлафен. Ихь вилле дер зовиет консул!(Я советский солдат пограничник, я - патриот. Я хочу есть, пить, ср..ть и спать. Я хочу советского консула!) 
Услышав немецкий язык, кладовщик подтянулся, щёлкнул каблуками и со словами:
-Яволь, херр золдат! (Да, конечно, господин солдат!)- бросился вызывать полицию.

Первую ночь за границей рядовой Штиберг встречал в муниципальной гостишке, куда его поместила местная полиция. Весь вечер патриот провёл в общении с малоприятными мужчинами из финских спецслужб. Боец проявил исключительную сознательность, настоятельно требовал всё согласно ранее озвученному списку, налегая на советского консула.
 
Наутро пограничник-заграничник проснулся от настойчивого стука. Ополоснув лицо под холодной водой, он влез в комбинезон и открыл дверь. На пороге стоял странного вида бородатый гражданин в чёрном сюртуке, с длинными завитушками на висках, и маленькой круглой лепёшке на макушке.
-Добгое утго, господин Штибегг. 
-Здравствуйте, а Вы кто?
- Моё имя Шем-тов Хануков, я пгедставляю общину местной синагоги. С утра я отпгавился туда, а там уже все  кгичат, что наш соплеменник бежал из Союза и теперь ютится в гостинице. И что он солдат! Ой вэй, что тут поднялось!  Мы собгали для Вас кое-какую одежду, на пегвое вгемя и кое-какие деньги! – он поставил перед Штибергом внушительную спортивную сумку - Да, здесь ещё две бутылки настоящего кошегного вина из Израиля и наша маца, надеюсь Ви не забили, что завтга шабат!  Ви обьязательно должны всё попгобовать!
- Китос, конечно – пожал плечами рядовой– но я не еврей, Вы ошибаетесь.
Хануков с укоризной посмотрел в глаза Штибергу:
- Это Ви ошибаетесь, молодой человек, здесь не Союз, не надо бояться пятого пункта. Здесь свободный мир. Вот скажите мне, как имя Вашей мамы?
- Ева Брониславовна.
- Ха, и после этого Ви мне кгутите голову, что Ви не еврей?
- Не еврей, у меня отец немец, а мать полька, и вообще я не обрезан.
- А вот это уже Ви по-адгесу попали, с этим ми Вам поможем. На этой неделе, конечно, не получится, но на следующей Ваша мама скажет мне большое мегси. Вот Вам моя визитка, можете на меня положиться. Да, Ви должны обязательно гассказать общине про дела в Союзе, как там наши дегжаться.
Хануков  похлопал  Штиберга по руке и закрыл за собой дверь.
Бравый солдат Штиберг был в шоке. Такого поворота от жизни он не ожидал, ну ладно, его записали в евреи, ладно, не вопрос, но в очередь на обрезание, это перебор, это слишком!

Днём в дверь снова постучали. Перед Штибергом возникла старушка божий-одуванчик в старомодном кружевном костюме.
-Здравствуйте, юноша – приветливо улыбнулась она и протянула руку в кремовой перчатке. Рядовой машинально аккуратно пожал её руку, она с укоризной посмотрела на него, как на дикаря, и, не церемонясь, прошла в номер.
Бабушка села в кресло у журнального столика и выразительно оглядела советского пограничника. Следом за ней в номер вошёл внушительного размера подтянутый мужчина в костюме с двумя баулами в руках.
- Российский общевоинский союз. Её сиятельство, графиня Елизавета Кирилловна Напраксина, дочь генерал-адьютанта Его Величества Императора Николая Второго - церемонно пробасил здоровяк.
Штиберг ошалело глядел на живых ископаемых, однако графиня, удобно расположившись в кресле, вдруг заговорила по-старомодному грассируя:
- Молодой человек, мы все наслышаны о Вашем решительном поступке и восхищены Вашем мужеством, редкой самоотверженностью и отвагой. Вы показали известную силу русского духа, юноша, что безусловно делает Вам честь! Наш святой долг протянуть руку помощи соотечественнику, оказавшемуся на чужбине. И уж тем более солдату, порвавшему с большевистской Россией и бежавшему от комиссаров.
Рядовой открыл рот и хотел рассказать, что он советский патриот, волей судеб, и старшего лейтенанта Кухаренко, запертый в железном контейнере и перевезённым в Финляндию помимо собственного желания, но графиня жестом заткнула его и продолжила:
- Я знаю, молодой человек, как нелегко вам живётся при большевиках. Полагаю даже, что сейчас вся ваша семья уже арестована, отправлена в ГУЛАГ, скорее всего расстреляна, так что примите мои соболезнования и слова сочувствия. Тем более, что Ваши предки, как я полагаю, были из остзейских дворян, которые достойно служили Империи! Хотя в большевистской России об этом не принято распространяться. Мужайтесь, мой друг, мужайтесь и молитесь! Покойный император всегда говорил, что только испытания закаляют дух и укрепляют веру! Мы принесли Вам молитвослов,  необходимую одежду, продукты и вот – она протянула конверт – здесь финские марки Вам на первое время.
Нехорошо, когда русский патриот во всём зависит от иностранцев. Отдохните, соберитесь с мыслями, настройтесь на новую жизнь и главное побольше молитесь. Я оставляю Вам свою визитную карточку, Вы всегда можете рассчитывать на нашу сердечную поддержку. Надеюсь, Вы напишите статью для «Русского военного вестника»! – графиня положила на стол книжицу с церковнославянской вязью и картонный прямоугольник, потрепала обалдевшего Штиберга по щеке, пробормотала:  «А ля перфексьён, адорабль женез!» (Прекрасно, прелестный юноша!) и удалилась, оставив в номере два баула с гуманитарной помощью.

Вечером к Штибергу заявилась процессия из организации Международная амнистия – о которой он до этого вообще никогда и ничего не слышал.
Рядовой не стал церемонится с посетителями и сразу забрал пакеты и конверты.
              Представители амнистии сочувственно смотрели на жертву коммунизма и узника совести. Один из них, включив диктофон, доверительно спросил страдальца:
- Так расскажите, господин пограничник, почему Вы выбрали свободу и бежали из Советского Союза? Какие Ваши требования?
Штиберг отхлебнул пива, рыгнул и выдал: - Я требую советского консула!                Я патриот, оказавшийся на чужбине! Я требую консула, бутылку Коскенкорвы, пива Кофф и солёных орешков.

На третий день в отеле появился советский консул, и завертелась бумажная карусель. Пока дипломаты перебрасывались нотами и вели обмен мнениями с высокими договаривающимися сторонами, Штиберг принимал у себя всевозможные делегации, доставлявшие ему материальное вспомоществование и гуманитарную помощь, устраивал фотосессии, раздавал бессвязные интервью, пил кошерное вино, финскую водку Коскенкорву, слушал Иси Диси и Кисс, оброс связями с продажными девками, репортёрами и другими приличными людьми.
В промежутках между этими занятиями патриот требовал отправки на родину, но финские власти и прогрессивная общественность не были уверены в искренности его намерений, а потому тянули время.
В те дни, когда бравый солдат Штиберг посильно давал отпор проискам врага, становившимся всё более наглыми и изощрёнными, на границе, в Ленинграде и Москве разворачивалась совсем другая история.

***

 Отпустив в Финляндию машину со Штибергом, старлей раздал несколько ценных указаний и вернулся к себе в будку, ожидать окончания смены.
Минут через тридцать на пороге появился бледный и растерянный сержант, он приложил руку к фуражке и промямлил:
-Товарищ старщий лейтенант, тут это, как сказать, разрешите доложить, тут такое дело… рядовой Штиберг пропал, наверное, в Финляндию уехал.
Кухаренко поперхнулся чаем, и выпучил глаза:
-Ты что идиот? Как в Финляндию уехал? Ты охренел, военный?
Сержант развёл руками:
- Он фуру внутри досматривал, и вроде вылез, а Вы дали команду её закрыть и отпустили. А я потом смотрю – только один досмотровый остался, Штиберга нет. Мы подумали, он в туалет пошёл или перекурить, проверили, но его нет ни в сортире, ни в курилке -старший наряда развёл руками.
- Ты мудак! Мудак!!! Ты понимаешь, что ты мудак!!! – заорал старлей, багровея и брызжа слюной - Значит так, думаю, что он ушёл в самоволку, к бабе. Бери бойцов и ищите его, где хотите, но через час он должен быть здесь!
Старлей плюхнулся на кресло и обтёр пот со лба. Он не хотел верить в случившееся. В голове запархали статьи из дисциплинарного устава и уголовного кодекса.
- Тут и нарушение несения пограничной службы, и уход нарушителя за границу, и не просто нарушителя, а целого рядового пограничных войск КГБ СССР!          А ведь он ещё и,  какой-никакой, секретоноситель! – старлей заскулил, больно укусил себя за губу, потом решительно лязгнул сейфом и извлёк из его недр бутылку Столичной.  Набулькав себе полстакана офицер опрокинул содержимое в рот, крякнул и растёкся по креслу. В его воспалённом мозгу возникло видение:
Трибунал, обшарпанные стены, он в железной клетке, окна в решётках, судьи в мундирах и огромных завитых париках, похожий на Берию, прокурор в пенсне, визжит и требует расстрела.
- Подсудимый, Ваше последнее слово! – говорит судья.
Кухаренко поднимается с места:
- Товарищи судьи – тяжело вздохнув, произносит старлей - В конечном итоге человек на военной службе должен быть всегда готов отдать жизнь за Родину, и не так важно, где это случится – на поле боя или на плахе палача.
Председатель трибунала, грохнув киянкой по столу, ревёт дурным голосом:           - Расстрелять, суку!

И тут Кухаренко очнулся. Смена подходила к концу, Штиберг не отыскался, надо было что-то делать и старлей, содрогаясь и обливаясь потом, отправился на Голгофу. Он поднял трубку спецсвязи, набрал номер командира пограничного отряда и с трудом выдавил из себя:
- Товарищ полковник, старший лейтенант Кухаренко, разрешите доложить. Тут такое дело приключилось, пропал рядовой Штиберг, после досмотра грузовика. Предполагаем, уехал в нём в Финляндию…
С другой стороны телефона раздался звонкий хлопок.
- Полковник с кресла ё..нулся! – подумал старлей и тут-же услышал истошный крик:
- Значит так, сука! Слушай меня! Даю тебе сутки найти рядового, будем считать он к бабе в самоволку пошёл. Если что я с тебя погоны сорву, нет под трибунал отдам, нет, лично сам расстреляю!

Командир отряда, ошалевший от случившегося, тешил себя робкой надеждой, что поганец Штиберг всё же пьянствует у какой-нибудь бабы, поэтому решил повременить с докладом начальнику пограничного округа о пропавшем солдате, сам же приказал отрыть гадёныша хоть из-под земли до вечерней поверки. К вечеру стало ясно, что поиски результатов не дали. Обуреваемый невероятной тоской, полковник снял трубку аппарата спецсвязи и доложил оперативному дежурному округа о ЧП.
На другом конце провода воцарилось гробовое молчание, потом раздалось предсказуемое «Твою мать!» и оперативный зашептал голосом заговорщика: 
- Петрович, ты обалдел! Как я могу такое доложить генералу? Он сейчас наверняка спать ложится! Значит так, ты мне этого не говорил, я этого не слышал.          У тебя целая ночь, обыщи весь посёлок, и утром звони!
Командир положил трубку, жахнул стакан коньяка и лично возглавил поиски рядового. Утро облегчения не принесло и полковник Барабанов, хватаясь за сердце, позвонил генералу Победину.
За тридцать лет службы полковник полагал, что овладел всеми нюансами и тонкостями русской ненормативной лексики, и армейских идиоматических выражений, однако, слушая сейчас генерала, он, наконец-то, понял, чему в действительности учат в академии генерального штаба. Командующий округом заслуженно имел, выражаясь каратистской терминологией, восьмой, или нет! - десятый дан по боевому мату.
Командир Барабанов абстрагировался и пожалел, что у него нет рядом ручки с блокнотом или молодой стенографистки для записи генеральской речи, итогом которой было банальное – Барабанов, ты полный мудила!- и неформальное предложение продолжить поиски Штиберга до следующего дня, вдруг эта тварь и правда, зависла  в каком-нибудь притоне.
В понедельник в штабе округа раздался звонок по аппарату ВЧ  , звонила Москва, начальник погранвойск страны генерал армии Моряков хотел услышать генерала Победина.
- Здравствуйте, товарищ генерал, как обстановка – спокойно поинтересовалась Москва.
-Здравия желаю, товарищ генерал армии, обстановка штатная, без происшествий, так сказать, держим руку на пульсе  границы– отрапортовал Победин, чувствуя неприятный холодок по спине.
- Точно без происшествий? – усомнилась Москва.
- Ну практически – замялся Победин
- А скажи-ка мне, товарищ генерал, тебе что-нибудь говорит фамилия Штиберг?
Генерал посмурнел:
 - Да, есть такой боец у меня. Рядовой. На пограничном КПП служит, сейчас в самоволку, стервец, ускользнул, ищем. А в остальном всё нормально.
- А вот у меня тут финская газета, где на фотографии твой рядовой по фамилии Штиберг, в городе-герое Турку, интервью разной вражеской прессе раздаёт! Как сие понимать прикажешь, дорогой товарищ?
- Вот ведь сука! – проскрежетал зубами начальник округа…

За три недели, пока шла напряжённая международная дискуссия бравый солдат Штиберг не похудел, наоборот, отожрался. Он, неожиданно для себя, свыкся с ролью главного героя местных новостей и был потрясён, когда в один из дней к нему в отель заявились советский консул, офицер безопасности посольства и финский полицейский комиссар.
Патриоту объявили, что его мечта осуществилась и он депортируется на родину, на сборы у него пятнадцать минут и вся гостиница под полицейским контролем, если что.
Штиберг сник, только сейчас он явственно осознал блестящие перспективы возвращения домой. За четверть часа он переложил барахло, отобрав самое лучшее, подарил деньги местной путане, дёрнул Коскенкорвы и обречённо побрёл к выходу.
На границе был мёртвый сезон. Движение автотранспорта перекрыли.                С финской стороны подкатили два микроавтобуса. Из первого, задрав голову в зеркальных очках «а-ля Рэмбо», жуя жвачку и жизнерадостно улыбаясь, вылез хипповатый молодой человек в пёстрой гавайке, песочных штанах-бананах и оранжевых макасинах. Всем своим видом он излучал сплошной позитив, и говорил, что вернулся с дорогого иностранного курорта.
Штиберг выволок из багажника огромный рюкзак, заплечную сумку и два баула. Сгибаясь под поклажей, хиппи направился к линии границы, в сопровождении трёх угрюмых мужчин, одетых в деловые костюмы.
С советской стороны интуриста ожидали три армейских уазика, два плотных офицера с каменными лицами, на которых отпечаталась принадлежность к особому отделу, три солдата с автоматами и какой-то мрачный дядька в цивильной чёрной тройке.
Чем ближе подходил заграничник к нейтральной полосе, тем более вытянутой становилась его физиономия. Беззаботная улыбка сползла. Лёгкость движений пропала, ноги, сами собой перешли на строевой шаг.
У пограничных столбов угрюмые мужчины остановились. Мрачный дядька обменялся с ними несколькими фразами на финском, и особисты, кровожадно ухмыляясь, обступили Штиберга.
Рядовой с невероятной тоской взирал на то, как его баулы и рюкзак с фирменными иностранными шмотками, бойцы закидывают в отдельную машину. Бравый солдат Штиберг перенёс этот удар судьбы с небывалым мужеством, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

                ***

Для разбирательства дела Штиберга из Москвы прислали комиссию, но следствие зашло в тупик. Рядовой был ни в чём не виновен. Напротив, оказавшись в глубоком тылу вероятного противника, он проявил высокую политическую сознательность, постоянно требовал советского консула и возвращения на родину. Крайним определили старшего лейтенанта Кухаренко, которому к тому времени уже скинули с погон одну звезду и законопатили дальше-некуда на Землю Франца-Иосифа, где летняя форма одежды – это расстёгнутая на верхнюю пуговицу шуба. Полковника Барабанова, также ротировали поближе к полярному кругу. Генералу Победину погрозили пальцем и лишили сладкого.
  И теперь, для восстановления вселенской гармонии надо было решить, что делать со злополучным Штибергом? Даром что ли он три недели у финнов балдел?
Комиссия приняла соломоново решение – три недели в срок службы не засчитывать, и отправить его дослуживать туда, откуда точно не сбежишь, потому как некуда. Да и вообще, надоел он, хуже горькой редьки.
Штибергу выдали ватный костюм, шубу, шапку в полтора уха и с первой же оказией посадили в вертолёт, взявший курс к островам Франца-Иосифа.

- Ну здравствуй, Штиберг, дорогой ты мой – плотоядно оскалился уже просто лейтенант Кухаренко – Ну, как в Финляндию скатался, гнида? Прибарахлился, говорят?!
Штиберг состроил серьёзную рожу, и, наклонившись к офицеру, доверительно зашептал на ухо:
-Товарищ лейтенант, Вам кроссовки нулёвые Найк нужны? 43-го размера.
Кухаренко обалдело уставился на рядового:
-А что? Есть?
Штиберг многозначительно похлопал себя по вещмешку:
- Привёз! Всего-то 25 рублей. Так что? Надо?
-Надо, беру – радостно закивал бывший старлей.
-Готовьте деньги и подходите к сушилке – заговорщицки подмигнул рядовой.
Через десять минут офицер ожидал в месте встречи, разминая в карманах галифе четвертной. Штиберг появился из сушилки, держа левую руку за спиной.
- Ну что, деньги при Вас?
- А то! – Кухаренко разжал кулак и Штиберг увидел, как на него таращится лиловый профиль Ильича.
  - Деньги есть, где кроссовочки? – усмехнулся покупатель.
- Вот, забирайте – боец вытащил из-за спины старый скукоженный солдатский сапог и сунул его лейтенанту.
Кухаренко оторопело вытаращился на рядового, потом испепелил его полным ненависти взглядом, сгрёб купюру, схватил вонючий сапог и проревев: - Убью суку!- запустил им в убегающего с диким ржанием Штиберга…