Блок. Барка жизни встала... Прочтение

«Барка жизни встала…»






       * * *   

                Барка жизни встала
                На большой мели.
                Громкий крик рабочих
                Слышен издали.
                Песни и тревога
                На пустой реке.
                Входит кто-то сильный
                В сером армяке.
                Руль дощатый сдвинул,
                Парус распустил
                И багор закинул,
                Грудью надавил.
                Тихо повернулась
                Красная корма,
                Побежали мимо
                Пестрые дома.
                Вот они далёко,
                Весело плывут.
                Только нас с собою,
                Верно, не возьмут!
                Декабрь 1904   





Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:

«
     Образ барки,  севшей на мель,  встречается  в  известной народной песне  "Ой, дубинушка, ухни ... ": "Наша барка на мель стала" (Великорусские народные песни, изданные А.И. Соболевским.  СПб.,  1902. Т.  6. С.  470-472,  №568
…Образ мог быть навеян  также петербургским  бытом, барками на  Неве (см.: Бекетова 12•  С. 46);  а также: (Засосов Д., Пызин В. Пешком по старому Петербургу. // Нева. 1987 . .№ 1.  С. 205).

»

     Наивный метафоризм стихотворения понятен без всяких пояснений. Все эти блуждания по тёмному отражению Санкт-Петербурга в предыдущих стихотворениях книги «Город»  были очевидно тупиковы.
Вот только…

                Вот они далёко,
                Весело плывут.
                Только нас с собою,
                Верно, не возьмут!

     Действие и в заглавном стихотворении происходит всё там же, в «трансфизичесомй слое под великим городом Энрофа» (Д. Андреев). Но раньше для Блока всё это было, как экскурсионный тур в зарубежной турпоездке. И вот первый звонок, что «Барка жизни встала // На большой мели», что путь назад отрезан, что обратные билеты на барку не продаются.
     Что туризм оборачивается эмиграцией.

*
Даниил Андреев. «Роза Мира». «Падение вестника»:
     «…Сперва — двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»