Евгений Меркушин

                Отважный партизан.               
               
                Живет у нас в Очурах по центральной улице единственный в своем роде человек, старейший коммунист, активный боец из отряда народных мстителей- Андрей Филиппович Овчинников. Родом он из села Троицкого Боградского района. И, хотя война его изрядно покалечила, правая нога короче левой на целых 10 сантиметров, ходит с костыльком, но голубые глаза глядят молодо, с живым блеском, а память хорошо сохранила собятия давних лет. Первое боевое крещение красноармеец Овчинников получил на войне с белофинами зимой сорокового. Когда стрелковый полк шел по глубокому снегу в наступление, он, первый номер ручного пулемета, по-пластунски пробирался к финскому доту. И тут пуля снайпера пробила ему шапку, со скользом поранила голову. При перебежке под елку, где лежал камень-валун, врпажеской миной был смертельно ранен его боевой помощник, второй номер. У Андрея осколком выбило щечки затвора у пулемета.               
               
               
                После финской вернулся в родные места. Но недолго продолжалась его мирная жизнь. Вот что вспоминает об этой поре сам Андрей Филиппович:"Работал я на золотых приисках в Артемовске. Иду однажды со смены, устал, но настроение бодрое. Вижу, народ что-то неспроста толпится у репродуктора. По радио объявили о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Поначалу не верилось. Ведь недавно с ними заключили договор о ненападении. И вдруг-война! Прихожу домой, а там повестка лежит о призыве в действующую армию. На другой же день посадили нас в машину и в Минусинск. Потом эшелоном на фронт, под Смоленск. Угодили мы в самое пекло. Десять суток ночами шел наш стрелковый полк. все ждали немецких парашютистов-десантников, чтобы уничтожить их на месте. Да сами и попали в окружение. И выхода нет никуда. Бились до последу, устали отступать. Я выбился из сил, упал в жито. Едут мимо на бричке бойцы-украинцы, заметили меня, кричат:"Сидай к нам, хлопец!"Доехали мы до лесочка, переночевали, сделали разведку. Командир, старший по званию, горестно говорит:"Кругом немцы. Дела плохи.По одиночке, кто как сумеет, переходите линию фронта!" И мы разошлись.               
               
               
                В одной соседней деревеньке я узнал от жителей, что в лесу скрываются партизаны. Решил к ним пробираться. Одна добрая тетка хлеба кусок сунула мне на дорожку. Кое-как нашел я небольшой отряд партизан, человек 20. Проверили они меня, кто я такой. Предложили достать оружие и только тогда приняли в свои ряды. Со временем нас стало более двухсот. Это уже сильная боевая единица. Мы выполняли задания командования по борьбе с немецкими захватчиками. Конечно, все это не так -то просто. Состав отряда был пестрый. И оружия мало, и одежонка на нас неважная. Шинель у меня от костра совсем поистлела.               
               
               
                Действия наши проходили на оккупированной врагом территории. Чувствовалась постоянная напряженность. За связь с нами или малейшую помощь местным жителям грозила виселица, расстрел или поджог. И все же по ночам через наших ребят-партизан, у которых в деревнях были родственники, мы пробирались тайком в хаты. Давали задания близким, родным наблюдать и сообщать нам нужные сведения о численности гарнизонов, расположении немецких частей, запасах оружия и продовольствия. Партизаны устраивали засады, когда самодовольные фрицы, награбив живности и продуктов у крестьян, увозили это добро по проселочным дорогам. Замаскируемся в кустах, пропустим подводы, а потом разом ведем огонь, сеем панику, отбиваем награбленное.               
               
               
                В смоленских лесах наш отряд собирался перезимовать. Вырыли землянки, но пожили в них один только месяц. Немцы нащупали, устроили блокаду. Окружили цепью. Патронов у нас было мало принимать бой. И мы скрытно ушли в белорусские леса. Наши землянки немцы взорвали. В Белоруссии жители часто сообщали нам, когда готовится на нас облава или нападение. Движется по дороге отряд немецких карателей во всеоружии и даже без боевого охранения впереди. Чувствуют они себя хозяевами, а мы, заранее зная их намерения, караулим, спрятавшись по обеим сторонам большака, готовые ко всяким неожиданностям. Только они поравняются с нами, с ходу их атакуем, уничтожаем. Мы их били крепко. Поэтому-то и боялись они партизан пуще огня.               
               
               
                Очень часто мешали нам немецкие самолеты -разведчики. Как налетит эта проклятая рама, начинает кружить, значит, жди беды. Уходим быстро с этого места. Подрывали мы и полотно железных дорог. Не хватало взрывчатки. Мы доставали ее из найденных снарядов. Однажды два молодых бойца в огороде на медленном костре держали боком снаряд, выплавляли из него запал. Снаряд перегрелся, взорвался и оба парня погибли. Потом нам стали сбрасывать мины с самолета. Величиной они с гусиное яичко и шнур метровый, а мощные и безотказные! Как положишь ее под рельс, запалишь шнур, сам быстро в укрытие. Через несколько минут так рванет, что кусок рельса мигом взлетает на воздух! Жить нам приходилось в холоде и голоде. На задание идешь, дадут одну лепешку и все. Бывало через студеные речки переплавлялись по горло в воде.               
               
               
                От того и теперь так ноет тело, глухота одолела, нога короче другой, стянуло ее... Но, ничего, жить можно. Андрей Филиппович улыбается, ему стукнуло семьдесят пять ,и голова совсем седая. Все четыре брата Овчинниковы сражались за Родину. Младший Иван погиб, двое вернулись покалеченными... Бережно хранит красный партизан книжечку в толстых голубых корочках-удостоверение, в котором на русском и белорусском языках записано о том, что Овчинников Андрей Филиппович воевал во втором отряде 16 Смоленской партизанской бригады. Награжден он медалями "За боевые заслуги", "За победу над Германией" и медалью "Партизану Отечественной войны".