Джип коричнево-бронзовый

Клавдия называла сынишку: Лерка, Лерик, Лерочка.
Рос он хорошим мальчиком: красивый, послушный, крепкий.
Одним словом, беспроблемный.
Александр гордился сыном, называл его полным именем - Валерий!
И, чтобы сам ни делал, привлекал сына для помощи, иногда просто
показать, как это делается.
Но никогда не настаивал, на непременном участии сына, если он говорил, что не сделал уроков, что ему надо сбегать в библиотеку или просто пойти погулять.

Валерка очень любил родителей, старался их не огорчать - никогда и ничем.

А сестрёнка-то? У них же была и дочка, сестрёнка Валерки.
Она была их общей любимицей, человечком, за которым все смотрели,
которого все берегли.

Редко так бывает, чтобы всё-всё было хорошо. А в этой семье так было.
И вот Валерке уже семнадцать. Он ещё не окончательно определился с профессией -
всё ему нравится, всем хочется заниматься в жизни.

Отец наставляет:

- Ты выбери главное дело жизни, остальное может стать твоим хобби.
В идеале, если бы это главное дело и стало твоим хобби...

Валерка прислушивался к отцу: он всего себя отдавал работе.
Рано утром уходил, приходил поздно вечером - старался для дела,
для семьи.

И вдруг... Отца привели, почти принесли домой избитого. Чуть живого. Он просил жену в милицию не заявлять, "скорую" не вызывать. Но "скорую" пришлось вызвать -
он потерял сознание.

Вся семья была в страшной тревоге. В милицию сообщили из клиники о
поступившем с тяжкими побоями больном. Когда жену пригласили в отдел
для дачи свидетельских показаний, она, рыдая, просила найти извергов
и наказать.

Муж вскоре скончался: избивая, его пинали в живот, были разрывы органов,
внутреннее кровотечение... Травмы определили, как несовместимые с жизнью.

Суд поверг Клавдию в шок: её Александр, её любимый Саша, был в постели с любовницей у неё дома и их застал её муж, который от увиденного пришёл в состояние сильнейшего душевного волнения и так отделал соперника.

После похорон в доме на несколько дней установилась абсолютная тишина. Раньше она нарушалась плачем Клавдии и утешениями детей, теперь эта гнетущая, в народе говорят гробовая, тишина обвалилась и, кажется, даже темнее стало.

Наконец, мать начала приходить в себя. До неё стало доходить, что Лерка в школу
не ходит... Дочь ходит, а он выходит на улицу на час-два и возвращается.

- Лер, - а ты почему в школу не ходишь? - тихо, отрешённо спросила она.

- Зачем? - глухо, уставившись в одну точку, спросил сын.

- Сынок, чтобы ни случилось, каждый должен делать своё дело.
И обязательно хорошо.

- Дааа?! - вдруг заорал Валерка. - А ты хорошо своё дело делала?

Клавдия, как на автомате переспросила:

- Какое дело?

- А такое, - орал Лерка, - это ты довела отца до того, что он по бабам пошёл!
Искал того, что ты ему не давала! У баб есть главное дело и делать они его должны хорошо! Ты виновата! Я ненавижу тебя! Это ты убила отца!

Клавдия, кажется, и не поняла ничего. Она только видела искажённое
гневом и ненавистью лицо, впервые слышала такой голос.

С этой минуты мать для сына стала лютым врагом.
Он связался с компанией ребят, шатающихся без дела по улицам,
задирающих прохожих, не гнушающихся и отобрать у них что-то, что потом можно будет "загнать" на покупку спиртного, курева. Кого-то избивали, над кем-то куражились.

Мать уже и не пыталась на своего Лерочку повлиять - он стал компанию
приводить домой. Однажды Клавдия решилась выпроводить всех, ввалившихся в полночь в прихожую, сын... ударил её.

- Уйди! Убью! - взревел он.

Проснувшаяся дочь-подросток взвизгнула от страха.

Пьяный Валерка угрюмо проговорил:

- Убери её с глаз... подальше...

С этой страшной ночи Клавдия лишилась покоя.
После школы дочь шла к ней на работу
или находилась на занятиях в студиях, по домам у подружек.
Мать категорически запретила ей одной находиться дома.

А сын уже полностью распоясался. Он выносил из дома всё, что попадало
под руку. Если мать плакала, то он истерически гоготал.

Мать жила надеждой: скоро сына в армию возьмут, но его, такого крепкого,
в армию не взяли - плоскостопие в такой степени, что для службы в армии
он был признан непригодным.

И потянулись жуткие дни, недели, годы.

Летом мать с дочкой жили на даче, оставив Валерке квартиру в полное
распоряжение. Мать уже ничем не дорожила, превращаясь в забитую страхом
за дочь куклу.

И вот, как-то к их дачному домику подкатила иномарка. Клавдия не очень
в них разбиралась, но почему-то мелькнуло в голове - Джип. А был он
коричнево-бронзового цвета, весь сиял. Дверцы распахнулись и обомлевшая мать
увидела, как из салона вываливается шпана, друзья Валерки и он был с ними,
повёл всех к домику. Но зашёл один, их оставил у террасы.

- Дай побольше разных тряпок, одеял - мы машину укроем. К себе никого
не приглашай, о машине никому ни слова.

Мать молча собрала, что потребовалось. Машину закатили между задней стеной дома
и забором, укрыли, закидали сухой травой.

Домик стоял в глухом месте и посторонних глаз не было, разве, случайные.

Раз в неделю, иногда чаще, иногда реже, машину забирали, через сутки-двое
возвращали. Если возвращал Валерка, наказывал матери молчать, на попытку что-то сказать - бил. Однажды сказал хрипло, не глядя в глаза:

- Скажешь кому - поплатишься, - и кивнул головой на террасу, где
стояла испуганная сестра.

Однажды машину забрали, а через несколько дней, как стало обычным,
не пригнали, Валерка тоже не появлялся.

Потянулись непонятные дни, недели. Пришло время возвращаться в город.
В великом страхе заходили они в свою квартиру. Были рады, что дверь
заперта, что Валерки не было дома. Когда вошли, сразу стало ясно: его
здесь уже давно не было...

Почтовый ящик переполнен квитанциями, рекламными буклетами. И было несколько
повесток в милицию, а одной, последней повесткой, мать вызывали в судебное
заседание, которое состоится через несколько дней.

В суде она о своей явке сообщила секретарю, ни словом не спросив причину вызова.
Кажется, догадывалась. Ей велели ожидать - вызовут.

Судебное заседание шло своим обычным порядком. Но адвокаты сильные,
подсуетились со свидетелями, кроме матери одного... Валерки. Возможно, они и
подсудимые вообще не хотели видеть её в суде.

А дело на глазах разваливается. Всё валко, шатко, веских доказательств
разбойных нападений нет: нет орудий совершения преступлений - оружия,
автомобиля. А значит и вины нет!

И вот мать вызвали, объявили, что она является свидетелем по уголовному
делу по обвинению... Среди названных имён было имя и её Валерки. Да он
и сам находился в защитной кабине (клетке) среди прочих подсудимых.

Мать расписалась в том, что предупреждена об ответственности за дачу
ложных показаний.

После нескольких формальных вопросов, спросили, есть ли у сына автомобиль?

В "клетке" закашляли, задвигались, но мать и глазом не повела в ту сторону.

- Я не знаю, его ли это машина или его друзей, но очень красивая большая иномарка
коричнево-бронзового цвета почти всё лето стояла у нас на даче. Её укрывали,
я думаю, от солнца и дождя, хотя ставить в укромное место не надо было: неудобно
выгонять и снова ставить.

И далее мать рассказала, что за этой машиной с такими-то номерами, приходили
и друзья, и сын. Они же и возвращали её, а в последнее время машину взяли
и более не возвращали...

Приговором все члены преступной шайки получили от десяти и более лет в виде реального лишения свободы с содержанием в колониях с разным режимом. 

Когда осуждённых выводили, Валерка орал:

- Попомнишь меня! Вернусь - на перо поставлю!

Но мать стояла с невозмутимым, спокойным лицом: у неё есть время
поставить на ноги дочь, а о себе у неё забота маленькая.