Серёжина слеза

               
    Этот рассказ был написан ещё в конце 2011 года. Уверен, что сама история (имевшая, замечу, реальных прототипов), покажется читателям простенькой и наивной, однако мне не захотелось её переделывать, слишком много было вложено в этот ПЕРВЫЙ МОЙ ТЕКСТ много лет назад...               
               

    Сергей выключил свет, когда электронные часы на стене показывали половину пятого утра. Он так зачитался, что даже не смотрел на них. Очередной том сочинений любимого Тургенева он положил на старенький столик, и так и уснул не раздеваясь.

    Будильник прозвенел ровно в шесть. Быстро умывшись и собравшись, Серёжа вышел в серый полумрак октябрьского утра. Моросил мелкий дождь, покрывая своими слезами грязно-жёлтые листья. Пронизывающий ветер вперемешку с холодным дождём наводил меланхолию. На улицах было малолюдно, как будто осенняя непогода напугала всех прохожих.

    Несмотря на это, Сергей решил не сокращать путь, как было обычно, а сделать большой крюк вокруг старой заброшенной крепости, чтобы прийти в себя после короткого сна, и заодно насладиться размышлениями о только что прочитанном романе.

    «Неужели существует такая любовь? – спрашивал он себя. «Я люблю тебя, мой милый». – Эти слова Елены Стаховой из тургеневского «Накануне» были сказаны человеку другой национальности, другого отечества, других взглядов и привычек, человеку долга и чести, который посвятил всего себя делу освобождения горячо любимой им Родины, и поэтому могшему увезти ее из России навсегда; наконец, смертельно больному, почти нищему Дмитрию Инсарову. – «…ты должна будешь отстать от всех твоих привычек, что там, одна, между чужими, ты, может быть, принуждена будешь работать», – вспоминал Сергей его слова.

    Ну, разве можно полюбить вот так, казалось бы, слепо и безрассудно, покинув близких и родных, красоту русских пейзажей и щедрых нравов, без будущих средств к существованию? Эта мысль глубоко поразила Серёжу, но не непониманием, а, скорее, нереальностью, каким-то эфемерным вымыслом. Нельзя сказать, что он не верил в такую любовь. Просто такая вера была похожа на веру апостола Фомы: не поверю, пока не увижу. «Одно дело, – размышлял он, – девятнадцатый век, и совсем другое – век двадцать первый». Как-то не сочеталась чистота любви целомудренной Елены с современными представительницами прекрасной половины. От знакомых парней он был наслышан таких «удивительных» историй, да и сами условия жизни продвинутого – или, скорее, сдвинутого – общества напрочь разрушали мысли о возможности такой любви в эпоху порнографии, секс-просвета, свободных отношений, гостевых браков, секс-парадов и прочего «винегрета» в отношениях между мужчиной и женщиной, да и не только женщиной. Ему сложно было представить, что полюбить можно просто так. Не за красивые волосы и приятную внешность, не за стильный прикид и бархатный голос, не за влиятельных друзей и высокое положение в обществе, не за многонулевые счета в банках и комфортное существование. Нет! Просто так! Тут же ему вспомнился старый советский мультфильм, персонажи которого делали друг другу подарки, – и на вопрос: «За что?» – отвечали: «Просто так».

    Вообще, настоящие чувства Сергей видел в простоте. Всё внешнее не имеет значения (по крайней мере, главенствующего). Главное, чтобы она всегда была рядом, а всё остальное…

    – Твою м.., ну где ты ходишь?

    Сергей настолько ушел в себя, что не сразу понял, где находится. Ноги сами привели его на работу, оставив мозг где-то в позапрошлом столетии. Сахарный барон (а именно такое прозвище было у его хозяина) любил подобные приветствия, но это, конечно, было самым мягким.

    – Извините, – сдержанно сказал Сергей, крепко пожав маленькую потную руку хозяина.

    – И что ты за человек? Ну, всё как не у людей. Ты на часы хоть смотришь иногда, с… твоя душа. Груз стоит, люди ждут, а тебе наср… Что зеньки вылупил, гадёныш?!.. – крики и матерщина ещё долго раздавались в прозрачном воздухе стылого утра, причём совсем незаслуженно.

    Сергей – как и всегда – пришёл вовремя, никто никого – опять-таки, как и всегда, – не ждал. Просто Барон до упоения любил слушать звучание собственных – ну и, опять-таки, как и всегда, – «блестящих» монологов. Дворянин (такое прозвище Сергей получил от бабушки за любовь к русской классической литературе) выслушивал «пламенные речи» хозяина подчёркнуто спокойно, наперёд зная, как они заканчиваются. Выплеснув из своего дугообразного брюшка изрядную порцию норадреналина, наш «оратор» расплылся в комичной голодёсной улыбке, совсем забыв, что что-то там стоит, и кто-то кого-то там ждёт.

    – Ну, как дела, старина? – Барон хлопнул Сергея по плечу. – Посмотри вокруг – жизнь прекрасна! Хе! Хе! Хе!

    Сегодня настроение хозяина было особенно приподнятым. Это наводило на мысль, что Сахарному барону удалось провернуть удачную сделку. И действительно, сегодняшняя пятидесятитонная разгрузка какому-то незнакомому наивному дельцу, – каким-то неведомым способом убеждённому Бароном в выгодном опте, – принесла хозяину почти сказочный барыш. Сергей получил свои заслуженные копейки и пошел в магазин за нехитрым ужином. Уже потом Серёжа узнал, как Барон «провёл» незадачливого покупателя.

    Сославшись на «особые» источники в «особых» структурах, хозяин искренно наврал, что в следующем году специальной Государственной программой предусмотрено значительное урезание количества площадей под посев свёклы, а также наложение эмбарго на импорт тростникового сахара. Отсюда вывод: жизнь прекрасна… Горе-предприниматель в денежном экстазе заказал еще сто тонн, благо, вскоре отменил заказ. Видимо, у него тоже нашлись «особые» источники в «особых» структурах.

    В разгрузке, как и в загрузке сахара в пятидесятикилограммовых мешках обычно принимало участие два или три грузчика. «Оприходование» тонны сахара оценивалось аж в восемь(!) грн. за мешок – не в зависимости от того, сколько человек работало. Вот так человек с высшим техническим образованием, первый ученик в школе и первый студент в институте, находчивый изобретатель и любитель классической литературы зарабатывал себе на жизнь. Правда, несколько раз в месяц он подменял на ночных сменах на загородных АЗС приятелей за символичную плату в виде купюры с изображением главы Украинской Центральной Рады.

    Был у Дворянина ещё один источник доходов. Он ремонтировал всевозможные бытовые приборы и всё то, что сочеталось с понятием «техника»: от холодильников и пылесосов до мобильных телефонов и зажигалок. Причём ремонтировал настолько качественно, что дважды чинить одно и то же не приходилось.

    Однажды сосед принёс ему старый послевоенный баян с выпавшими клавишами и прогнившими мехами. И что вы думаете? Увидев свою гармонику после ремонта, хозяин на целую минуту превратился в бледно-мраморное изваяние, хоть скульптора приглашай.

    Сергей всегда отличался изобретательной аккуратностью в работе, но в данном случае превзошёл самого себя. Боковые дощечки были заменены неизвестным материалом мягко-смарагдового цвета, а перламутровая белизна клавиатуры просто ослепляла. Он даже не хотел поначалу отдавать плод своей многонедельной кропотливой работы, но за хорошее вознаграждение и обещание соседа приходить по вечерам с инструментом, уступил.

    Во времена досуга Серёжа любил изобретать. Весь его небольшой дом был заставлен всевозможными приборами-причудами. Здесь были мини-роботы для наливания чая из чайника, насыпания сахара и его дальнейшего растворения в кружке, остывания воды, порезки овощей. Переделанный им пылесос мог не только пылесосить, выбивать, мыть и сушить, но и окрашивать потемневшие и потёртые половые покрытия в нужный цвет, – куда там браться прославленному «Керхеру». По  ручному хлопку включался и выключался свет, играла музыка, выбирались радиостанции. Когда Сергей утром просыпался, шторы открывались от включения обычной вилки в розетку. Старенький – еще советский – холодильник «умел» подавать сигнал  размораживания. Маленький невзрачный, на первый взгляд, фильтр для воды очищал и даже улучшал качество воды, а выдуманный Серёжей «супер-клей» возвращал качество звука даже порезанным дискам. И ещё много-много у него было такого, что могло привести в восторг даже искушённого техника-изобретателя. Собственно, любовь к изобретениям и подарила Сергею настоящую любовь…

    Был тихий июньский вечер. Яркий солнечный диск клонился к позднему сну, озирая небосклон пурпурными отблесками. Сверчки начали свой музыкальный фестиваль, а по-летнему прохладный ветер мерно убаюкивал густые кроны стройных деревьев. 

    – Извините, к Вам можно? – Сергей как раз работал над новым устройством, которое по задуму должно было обладать способностью измерять площадь помещения с помощью ультразвука. Монтируя микрокомпьютер, он не услышал ни лёгкого стука, ни адресованного к нему обращения.

    – Простите, я не помешаю?

    На этот раз изобретатель поднял голову, онемев от изумления. В нескольких шагах от него, застенчиво улыбаясь, стояла симпатичная девушка в ярко-голубых джинсах и белой маечке. Блестящие каштановые волосы, белоснежная улыбка и какое-то внутреннее обаяние повергло Сергея в бессловесное состояние. Его вопрос тургеневских времён вызвал на лице незнакомки новую улыбку:

    – Что Вам угодно?   

    – Простите ещё раз, я стучала, но… дверь была открыта – и я решила войти. Мне посоветовали Вас как хорошего мастера…

    – Скажете тоже.   

    – …Дело в том, что… – девушка достала из маленькой сумочки старенькие часы. – Эти часики достались мне ещё от бабушки. Я ими очень дорожу, но они уже года два не работают. Ни один часовой мастер не берётся за ремонт. Может, Вы посмотрите?

    – Ну, вообще-то я не часовой мастер.

    – Но мне рекомендовали Вас, как…

    – Хорошо! Давайте посмотрим. – Сергей взял из рук необычной посетительницы часы и начал их внимательно разглядывать.

    – Хочется Вам помочь, – задумчиво начал Дворянин, – но у меня нет ни специального инструмента, ни соответствующих деталей, ни, тем более, опыта в починке…   

    – Ну, хотя бы попробуйте. Я Вам заплачу. Сколько надо? – девушка достала кошелёк.

    – Да дело не в этом, просто…

    – Ну, пожалуйста, я верю, что у Вас получится.

    Как было не согласиться под этим умоляющим взглядом.

    – Что ж Вы со мной делаете? Так и быть, попробую, но успех не гарантирую.

    – Тогда по рукам! – красиво улыбнулась незнакомка, сильно пожав Серёжину руку.

    «Да! До чего же классная девчонка», – подумалось Сергею. Ему понравилась её напористость и уверенное поведение. И внезапно, молнией поразила мысль, что это и есть… она. Радость тёплыми струйками начала разливаться по телу, отражаясь на лице едва заметной улыбкой. Но вдруг, молнией поразила и другая мысль: «Вот, дурень, до сих пор не предложил ей присесть».

    – С-садитесь, пожалуйста.   

    – Спасибо, – лукаво улыбнувшись, девушка присела на мягкий стул. – Я Вам, вероятно, помешала? – указала она взглядом на беспорядок на столе.

    – Да нет, что Вы! Обычная работа. Вас как зовут?

    – Ирина. Ирина Аркадьевна Ахматова. Можно просто – Ирина.

    Слегка улыбнувшись, Серёжа спросил:

    – Потомком, случайно, не приходитесь?

    – Да нет! А Вам знакомо её творчество?

    – Нет. Просто со школы запомнил, что была такая поэтесса. А меня зовут Сергей. Можно просто – Сергей.

    Оба улыбнулись.

    Ирина про себя отметила, что этот симпатичный молодой «мастер на все руки» – как его охарактеризовали соседи, – почти не улыбается; двигаются только уголки рта, да и в глазах какая-то затаенная грусть, которую, впрочем, не так легко рассмотреть. Весь он производил впечатление приятного, искреннего, слегка задумчивого, но крайне сдержанного человека.

    Домыслы незнакомки были абсолютно точными. Недаром Господь наделил женщин столь развитым вниманием и интуицией. Действительно, как ни странно, Сергей никогда не улыбался. Но не потому, что был пессимистом, – таков был его внутренний мир: мир перманентной сдержанности и сосредоточенности. Кроме того, он никогда не плакал. Кто-то мог бы сказать: «И правильно! Мужчине по статусу не положено». Может, и так. Ну, а если это ребёнок, ему по статусу, значит, «положено»? Но Сергей не плакал даже, когда был ребенком. По крайней мере, этого не помнил ни он, ни его бабушка, – родители погибли в результате несчастного случае на производстве, когда ему было только три годика.

    Вообще, Серёжина сдержанность носила несколько ненормальный характер, и бабушка сводила его однажды к психиатру. Врач не увидел в этом ничего ненормального. «Возможно, – заявил он, – таким образом проявляется его скорбь по утраченным родителям». Но о родителях они с бабушкой не разговаривали никогда. Видно, тонко чувствовали состояние друг друга.

    – Чаю изволите? – опять выплыл вопрос из ХІХ столетия.

    – Да нет, спасибо, – почти засмеялась Ирина. – Вы так интересно разговариваете. Сейчас редко от кого услышишь подобные слова. Любите классику?

    – Да так, почитываю иногда. А Вы любите читать?

    – Люблю, но больше современное. Классика мне тяжело даётся. Так, когда мне прийти за часами?

    – Ох, Вы и быстрая.

    – Но… Вы ведь взяли вещь в ремонт. А-а, как добросовестный мастер, должны довести дело до конца! – несмотря на жаркий вечер, Сергей от этой обворожительной улыбки почувствовал вдруг озноб.

    – ХитрО! – Сергей вдохнул побольше воздуха. – Постараюсь сделать…

    – Нет! Вы сделаете!

    Ну, решительно, эта очаровательная незнакомка нравилась Дворянину всё больше. Он не привык к такому обществу, поэтому немного стеснялся. Всё же, сумел «пробить» девушку на кофе в случае успеха.


    Прошёл год.

    Лето в этом году было сухим и жарким. Солнце нещадно палило с самого утра. На улицах было тихо и пустынно. И лишь на городском пляже можно было увидеть, куда пропали люди. Детвора радостно плескалась в воде, старики «совсем тихо» похрапывали на берегу, люди зрелого возраста заметно изнывали под солнечным зноем. Как минимум, двум людям на этом пляже не было скучно.

    Последний год прошёл для обоих, словно в сказке: трепетность первых свиданий, нежная теплота объятий и пылких поцелуев, долгие прогулки, бесконечные незаконченные разговоры, невысказанные признания, искрящиеся глаза, ощущение невесомости и радужное восприятие окружающего, – всё это  улыбчивым калейдоскопом отражалось на их счастливых лицах. Наблюдая за ними хотя бы минуту, можно было с уверенностью сказать, что, исчезни вдруг все люди с пляжа, они бы этого не заметили.

    – Я тут у Ахматовой стихотворение недавно прочла. Попробуй угадать     название.   

То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснёт,
Почудится в дрёме левкоя… –

пляжные зеваки начали прислушиваться. Не каждый день услышишь на пляже декламацию стихов, да ещё Анны Ахматовой, – 
               
Но верно и тайно ведёт
От радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно её угадать
В ещё незнакомой улыбке.
 

    – Браво-о-о, бра-в-виссимо!

    – Ану, цыц, скотина, – урезонила своего громко проснувшегося мужа крупная женщина, намазывая на «сгоревшие» руки и грудь тепер уже ненужный крем.

    – Дев-вочка, по-в-в…тори! – сделал попытку приподняться разморенный зноем и тёплым пивом ретивый муж.

    – А-а-а, заглохни ты, наконец! Простите, пожалуйста, – виновато улыбнувшись, «сгоревшая» дама грозно повернулась к любезному супругу.

    Посмеявшись с Серёжей над незапланированным антрактом, Ирина продолжила:

    –   Ну, так что, сударь, каков будет Ваш ответ?

    – Милейшая сударыня, эти дикие вопли вовсе лишили меня душевного расположения, но всё же я полон решимости сообщить Вам, что поэтесса в своих несравненных строках писала о… – Серёжа вдруг поцеловал Ирину, – …лю-бви.

    – Милейший, Вы забываетесь, – плохо скрывая улыбку напускной серьёзностью, продолжала «играть» Ирина. – Что ж, смею заметить, Вы правы! Но разве Ваше холодное сердце может понять чувства любящей женщины, разве оно может познать, – Ира начала повышать голос, – всю сакраментальную тайну  переживаний отвергнутого женского сердца? Ах, нет! – сильно жестикулируя, почти вскрикнула Ирина.

    – Йо-оп… – громко икнул «муж», схватившись за сердце.

    От последнего возгласа Ирина уже не могла сдержаться и, повалившись на спину, начала раскатисто смеяться.

    – Вот молодежь пошла. Совсем не то было в наше время, – решили вставить своё слово старички-соседи.
   

    Домой возвращались уже под вечер. На потемневшем безоблачном небе ярко алел заревой закат. Жара немного спала, с запада веяло прохладным ветром.

    – Серёжь, как ты думаешь, – задумчиво начала Ирина, – что такое любовь?

    – Ты знаешь, в одном тургеневском романе два приятеля затронули эту тему. Один воспринимал любовь, как наслаждение, другой – как жертву. «Я хочу любить для себя; я хочу быть номером первым», –  говорил один. Второй же ему отвечал: «А мне кажется, поставить себя номером вторым – всё назначение нашей жизни». Я абсолютно с этим согласен. По-настоящему любящий человек никогда не обманет, не предаст, ничего не пожалеет, всё простит, и даже больше: готов будет всего себя отдать другому. Не только свои деньги, увлечения, досуг, здоровье, кровь, но и самое ценное – жизнь. То есть, тот, кто любит, не будет искать комфорта для себя, он будет искать комфорта для другого.

    – Красиво сказано. Но это только слова. А если девушка, к примеру, полюбила другого, или парень разлюбил девушку после её тяжёлой болезни или инвалидности. Как тогда?

    – Как тогда?.. – лицо Сергея в эту минуту показалось Ирине грустным. – Тогда ни в первом, ни во втором случае никакой любви не было.

    Уже не раз прямо или косвенно они касались этой темы, но ни разу не сказали друг другу столь ожидаемых, заветных слов.

    Как важно в жизни всё делать вовремя, не откладывая, ибо, как известно, время человеческой жизни – миг, а мы этот миг воспринимаем, как вечность. Что ж! Такова, видимо, человеческая природа. 
   
                Мы живём, точно в сне неразгаданном,
                На одной из удобных планет…
                Много есть, чего вовсе не надо нам,
                А того, что нам хочется, нет…
   
    Игорь Северянин, придумывая эти строки, наверняка размышлял о сложности людского выбора. Но ошибка человека как раз и заключается в уверенности в том, что право выбора у него будет всегда.
   
    Ирина с Сергеем не виделись уже несколько дней. Серёжа работал над новым изобретением, а Ира готовилась к выпускным экзаменам в институте. Свою жизнь она решила посвятить профессии дизайнера. Профессия это относительно новая, «необжитая», но зато имеет широкое поле для фантазии. А фантазировать Ира любила. Заблаговременно избрав для написания дипломной работы тему «Привлекательный интерьер мебельных магазинов, как условие успешных продаж», договорилась проходить практику в популярном столичном мебельном – как сейчас принято говорить – гипермаркете. Её успех превзошёл все ожидания.

    С тончайшей изысканностью наряду с витиеватыми модернистскими тенденциями в мире мебели она сумела в таком «ключе» расставлять перед потенциальными покупателями всевозможные новинки, что только за первый месяц её практики процент продаж вырос почти вдвое. Ей даже предложили здесь работу с весьма приличным окладом.

    Приняв предложение, она с радостным нетерпением ожидала выпуска, чтобы с головой окунуться в интересную работу. К экзаменам готовилась усердно, много читала, просматривала интернет-странички профессионального уклона, по крупицам собирая новые идеи для будущей деятельности.


    Было начало июля. Косые солнечные лучи игриво танцевали на заваленном книгами, конспектами, эскизами и рисунками широком столе. Ира занималась уже несколько часов подряд. В глазах рябило, спина казалась высеченной из монолитного твёрдого камня, ноги от многочасового сидения просто онемели, а весёлый уличный шум настолько щекотал слух, что Ирина решила сделать перерыв. Наскоро перекусив, она отправилась к подруге.

    «Боже! Какая всё-таки классная штука жизнь, – размышляла Ирина, весело улыбаясь героичным попыткам шаловливых карапузов прокатить на трёхколёсном велосипеде крошечного щенка. – Получаю диплом, устраиваюсь на работу, выхожу за  Серёжку замуж, с первой зарплаты покупаю Body Burberry, Le secret – и начинаю новую жизнь. Через лет… шесть стаю Генеральным директором «Эдельвейса», через десять – у меня свой бизнес с сетью гипермаркетов по всей стране. И все вокруг шепчутся: «Какой у неё вкус! Какое превосходное сочетание гаммы и стиля! Она – настоящая деловая женщина! Она – профессионал! А её умение держаться…» Эх, круто! «Мечты, мечты, где ваша сладость?..»

    Проболтав с подругой до поздних сумерек, поделившись радужными мечтами и назначив её своей будущей «правой рукой», восходящая звезда прорыва в мире дизайна отправилась домой.

    Дабы сократить путь, Ирина решила возвращаться по крутой извилистой тропе вдоль речного берега. Место это было мрачным, да и слава о нём ходила недобрая,  но будучи в приподнятом настроении от бурных мыслей, и предвкушая радость долгожданной встречи с Сергеем, убедив себя в собственной смелости, она начала спускаться вниз.

    –  Вот это да-а-а! Ты с какой планеты к нам упала, красавица?

    Окунувшись в ночную красоту тихой реки, Ира не сразу осознала ошибку в выборе пути.

    – Ну, что ж, мисс Тёлочка, давай знакомиться.

    Взрыв грубого хохота сразу рассеял очарование речного пейзажа. Ирина инстинктивно попятилась назад, но тут же наткнулась на другого «ухажёра»…


    Каждый из негодяев сделал по несколько «подходов», заправляясь в перерывах колбасно-водочной добавкой. Эти парни были верными сынами развращённого XXI века: времени дешёвой морали, самолюбивых мечтаний, животных инстинктов и крайнего эгоизма. Наслаждение – вот что они искали, подобно древнему Эпикуру.

    Поняв тупую безысходность своего положения, Ира могла надеяться только на чудо. Но на этот раз чуда не произошло. Последней Ириной мыслью было сожаление о том, что её любимый Серёжка теперь уже никогда не услышит от неё тех слов, которые – она знала! – он так хотел услышать.

    На закате не начавшейся, по большому счёту, жизни она думала не о себе, она думала… о нём. И как ни парадоксально грубо это звучит в данной ситуации, такое прощание с жизнью можно, наверное, назвать настоящей любовью.

    Они ушли уже под утро. На порозовевшем небосклоне огромным рубином просыпалось солнце. У берега тихо плескалась вода. Начинался новый день. Кто-то ещё досматривал сладкий сон, кто-то допивал утренний кофе, кто-то уже спешил на работу. У каждого были свои планы и заботы. Никто и не подозревал, что совсем рядом яркие лучи солнца нежно играют на истерзанном теле невинной девушки, как бы недоумевая его безжизненностью. Да, прав был Василий Шукшин: «Когда нам плохо, мы думаем: «А где-то кому-то хорошо». Когда же нам хорошо, мы редко думаем: «Где-то кому-то плохо».

    Пока тело нашли, опознали, связались с родственниками, прошло несколько дней. Серёжа узнал «об этом» от близкой подруги Ирины. Услышанное его  ошеломило, но внешне он лишь слегка побледнел. Такой безмятежной сдержанности можно только удивляться. Характер этого человека был подобен многовековому дубу, который не смогли сломить ни сильные бури, ни продолжительная засуха. Всё внешнее будто проходило мимо, оставляя внутри неизгладимый след.

    Преступники обошлись лёгким испугом в виде двух лет лишения свободы условно – отец одного из них оказался начальником областной милиции. Но если бы Сергей встретил этих подонков, он даже не назвал бы их так. Он бы не попытался причинить им боль, излить на них всю нечеловеческую силу своей внутренней боли. В его сердце не было ни мести, ни злобы, ни осуждения. Он задал бы им только один вопрос, одно слово: «Зачем?»

    После «ухода» Ирины (Серёжа не хотел ассоциировать её имя со смертью) Сергей неофициально работал на компанию, которая патентировала его изобретения, более, чем успешно, распространяя их на Западе. Правда, Дворянину это сулило безбедное существование. Деньги, как принято говорить в таких случаях, лились рекой. Но Сергей не придавал этому никакого значения. Нельзя даже сказать, что он занимался благотворительностью. Деньги он просто раздавал – и очень часто немалые суммы, – редко слыша банальное «спасибо». Его врождённое бескорыстие чутко улавливало чужое горе или неудачу. Многие этим пользовались, но отказа не было никому.

    Настоящую радость Серёжа испытывал, когда общался с бездомными мальчишками. Вероятно, в них он видел себя. Обычно на такие встречи он приходил с огромными пакетами гостинцев: игрушками, сладостями, фруктами, сытной едой. Они тоже, как и он, никогда не улыбались. Видимо, улыбку навсегда стёрли с их лиц жестокие условия улицы и закореневшее чувство одиночества. Человеческие чувства в них как бы умерли. Зато они оживали в глазах. Да, именно в их глазах Серёжа видел и благодарную улыбку, и чувство уважения, и даже преданность. Такие глаза не могли предать. Они могли принести настоящую радость. Хотя, едва ли многие сегодня понимают, что такое настоящая радость?!   

    Он скучал, очень скучал по тому теплу, которое дарила ему его солнечная, нежная, ласковая, но и вместе с тем ветрено-энергичная, неутомимо-жизнерадостная Иринка. Вместе с ней он познал хмельную сладость напитка под названием «Счастье».

    Наверное, лишним будет описывание того, ЧТО Ирина для него значила, и КАК ему её не хватало. Оставим это для сентиментальных поэтов. Достаточно того, что Ира стала тем человеком, который научил его смеяться. Но не только…

    На всегда ухоженную заботливой рукой могилку Ирины Ахматовой упала первая Серёжина слеза…

    
    Ноябрь-декабрь 2011 года