На пороге зимы

НА ПОРОГЕ ЗИМЫ
Тёмной осенью ночью приходит нежданная гостья – бессонница. В эти часы внезапно вспоминаются истории. Они странные, необычные… То ли придумки, то ли быль. Скорее, байки! Слово «бай-ки» это как сказка, рассказанная кем-то на ночь. Слушаешь и засыпаешь.

Матвею не спалось. В месяц листопада, полузимника, ему часто мерещились странные картинки. Матвей перебрал в голове все дела, что сделал за день, подумал о том, что будет делать завтра, вздохнул и тихо встал с лавки. Накинул полушубок, сапоги, вышел на крыльцо. Народившийся месяц лукаво качнул рожками. Пёс в будке лениво бухнул: «Гав-гав!» – не сплю, мол. Парень усмехнулся. Он уже повернулся, чтобы уйти в избу, но за оградой сверкнуло радугой.
– Кто здесь? – полушёпот показался оглушающим в глухой тишине.
В ответ раздался смешок, звонкий, девичий. Матвей удивлённо хмыкнул и в два прыжка оказался у калитки. Но здесь вдруг замешкался, коротко толкнулось сердце, на секунду замерев. По спине прошёлся морозец.
«Чего испугался? Девки? – сам у себя спросил парень. – Но чего она в такую ночь и одна… Да девка ли то?»

За оградой затаилась тишина.
«Помнилось, поди-ка», – Матвей обрадовался догадке и повернул к избе.
За спиной вновь сверкнуло.
– Кто хулиганит тут? – он уже говорил в полный голос. Однако пёс Рыкай не выскочил поддержать хозяина, не рыкнул, предупреждая. Он крепко спал.
Тут бы и задуматься парню, вспомнить бабкины заговоры на ночь, вернуться в дом, не мешкая. Но будто отшибло осторожность напрочь. Он подошёл к калитке и распахнул её настежь.
– Ну-ка, покажись, хохотунья!
Она и вышла. Из снежно-лиственного вихря возникла. Платье бело-синее искрит капельками яркими. Каменья что ли? Сама улыбается, да губки хоть и алые, а неприветливы. Коса светлая длиннющая, почти до земли. А глаза пристально смотрят.
– Что, красавчик, не спится? Не меня ли дожидался? – и плечиком повела, рукой манит.

Матвей за ограду шаг сделал и тут же закружило его, ослепило. Тянет сила неизвестная в разные стороны, швыряет то вправо, то влево. Тычки устал считать, а слово вымолвить не может, язык будто пристыл на морозе. А потом и вовсе закрутило парня в овраг, что почти у леса тянулся и пользовался плохой славой. Пока катился вниз насколько раз приложился телом и головой о камни.
Очнулся Матвей, не поймёт, где он. Темнота везде, ни шороха, ни ветерка, только холод тягучий заковал тело в панцирь. Кое-как руки отнял от груди, голову повернул чуть, потихоньку ногами шевельнул, спину выгнул. Цел, вроде. Попытался сесть, боль пронзила от пяток до головы. Охнул, упал наземь. Дыхнуть больно.
«Куда ж меня занесло?» – думается тяжело, голова кружится. – «Видать, нечистая сила…»

Только подумал и тут позади ворчание послышалось:
– Ходют тут всякие, обзываются! Нет, чтоб спать по ночам, а они, вона что… В гости напросились.
– Кто ты? – чуть слышно прохрипел Матвей.
– Кто-кто! Дед Пихто, вот кто.
– Ты что ли, спихнул меня сюда?
– Больно надо! На тебя другая спихтелка нашлась!
Матвей со стоном повернулся на голос, прищурился. Перед ним сидел старичок, ростом невеликий, одёжка листвяная, шляпа соломенная, на ногах пимы, на руках варежки, а лица толком не видать.
– Помоги, дедушка! Может и я когда-никогда окажу тебе услугу.
– Правильно говоришь, гость не жалованный, – кивнул дед Пихто. – Уважительно. – Помолчал. – Тут вишь, какое дело, откликнулся ты на зов Мораны. Она так просто никого не отпускает. Сейчас время такое – сумерки года.  Она в силу входит, а ты ей нужен, чтобы силу укрепить.
– Это как? – Матвей хрипел через силу, стужа обступала его со всех сторон.
– Да как? Попросту! Выпьет всю твою жизненную силушку и все дела!
– Помоги, дедушка, сделай милость! – Парень натужно закашлял, ему казалось, что еще немного из горла полетят кусочки льда.
– Ладно, – решился Пихто, – помогу.

Дедок подошёл к Матвею, резко вскинул руки, парня облепила листва, согревая и отрезая от холода. Вскоре он почувствовал тепло в руках, в ногах, смог пошевелиться без боли, потом присесть.
– Спасибо, – наклонил голову Матвей в знак уважения.
– Это токмо начало, – дед махнул в ответ рукой. – Впереди главное. Тебе еще отсюда выбраться надо и успеть до зорьки утренней вернуться домой. Иначе путь будет лишь в царство Мора. А он, сам знаешь, никого не отпускает.
Дед покопался в листве под ногами и достал глиняную кружку, над которой струился парок.
– Испей зелье силы. Да не торопись, думай над каждым глотком. Может что-нибудь умное и придумаешь!

Пихто сунул кружку в руки Матвею и отошёл, улёгся неподалёку. Парень вдохнул запах – смесь была не очень ароматной. Он почуял ель, солодку, горечь полыни, запах иван-чая, но остальное пахло незнакомо. Решившись, сделал глоток и чуть не выплюнул назад, но сдержался и проглотил. По горлу словно огонь пробежал, некоторое время невозможно было вдохнуть не то что думать. Но вскоре горечь ослабла, на языке заиграла кислинка и даже слегка сладко стало. Матвею подумалось, что неплохо бы иметь под рукой хорошую палку или, скорее, дубинку.

– Это можно, – тут же откликнулся дед Пихто.
Он проворно пошарил в листве и положил перед гостем дубинку средней величины.
– Годится, – кивнул Матвей и сделал следующий глоток.
Привычно перетерпел огневую горечь, дождался кислинки, в голове возникла мысль о хорошем крепком кнуте.
Дедок достал из листвы и этот предмет.
С третьим глотком парень решил, что ко всему этому не хватает светоча, чтоб разогнать клятую темень и найти дорогу к дому.
Пихто крякнул, но светоч достал и даже собственноручно воспламенил.
А четвёртого глотка не было, питьё закончилось. Матвей подхватил светоч, встал в полный рост и огляделся. Над ним не светилось ни единой звезды, как ни пытался он увидеть небо. А может, затянулись небеса тучами? Он встряхнул головой и пошёл в одну сторону, внимательно глядя под ноги и по сторонам, пытаясь найти пологий склон, где можно начать подъём.

– Светоч будет гореть три часа, – прошелестело вслед от Пихто.
Матвей спохватился, развернулся, отвесил поклон со словами:
– Благодарю покорно, дедушка! Должник я твой отныне.
В ответ не донеслось ни слова. С тем и пошёл он дальше. Дубинку засунул за пояс, а кнут повесил через плечо, придерживая рукой. Мало ли! Не ровен час, отмахнуться от кого придётся!
В одном месте показалось Матвею, что стена оврага более пологая. Оглядел со всех сторон, сравнил – да, можно здесь пробовать. Но знал, что пробовать несколько раз не получится. Если здесь начнёт подниматься, то отступать нельзя, второй попытки не дадут. Откуда знал? Чутьё подсказало.

Примерился, вскинул кнут, обвило кнутовище ствол дерева, что росло выше. Ухватился Матвей и стал подниматься. А после вновь послал кнут вперёд и снова подтянулся. Но деревья закончились и кусты остались позади. А впереди ни один светлячок не маячит. Ни края пути не видать, ни конца. Передохнул малость парень, а сам чует, что недолго осталось светочу пылать. Поторопиться бы надо. Но торопливость в деле лишь помеха.

Кнутом опоясался, дубинку в руку взял, махнул под ноги, ступенька получилась, махнул ещё – вторая. Так, не спеша, но и не мешкая, стал подниматься дальше. А светоч светил всё меньше и меньше… и в конце концов, потух.
Поначалу Матвей ничего не видел вокруг. Застыл на месте, страшно ему стало. Подумал, что на этом всё, конец. Не сможет он далее пробираться наверх. Но тут вспомнил он деда своего родного, что умер на сенокосе, до последнего срубая косой траву и будто почувствовал его рядом стоящего и даже голос Силантия услышал:
– Что ж ты, внучек, сдаешься так быстро? Неужто род наш ослаб совсем?
– Тяжко, дедо, мне, света нет и силы кончаются.
– Ишь, ты, – усмехается дед, – а где свет твоей души и сердца твоего? Куда подевался?
– Да как же светить им? – удивился Матвей. – Как достать его?
– А ты подумай, – припечатал родственник и умолк.
Матвей пот утёр с лица, вздохнул глубоко, покрутил светоч в руках, раздумывая. На ум ему пришло воспоминание о празднике весеннем, когда все люди улыбаются, поют песни, делятся пирогами и сбитнем, обнимаются и просят прощения друг у друга, если обидели чем. Потеплело у парня на душе, улыбка на губах появилась и светоч в тот же миг вспыхнул с новой силой.

«Вот как свет души достают! – удивился парень. – Сила душевности всей родни в этом свете, всех добрых людей!»
Приободрился Матвей и ещё быстрее заработал дубинкой. Так добрался он до площадки, неширокой, шага в два в длину и столько же в ширину. Но всё ж таки передых сделать можно. Упал он наземь, не чуя ни рук, ни ног. Отдышался, наверх глянул, а над ним звёзды сияют! Не веря самому себе, встал на ноги, потянулся рукой – чуть-чуть осталось до края. Да вот беда – теперь не земля, а скала везде. И не видно, есть ли наверху дерево или камень какой, чтоб зацепиться кнутом. Стал он на удачу посылать кнутовище, но нет, ни за что не цепляется оно.
Вдруг голос послышался и над краем показалась лицо. Девчонка! Глаза лукавые карие, щеки в конопушках, рыжие брови вразлет, рот в улыбке растянут.

– Ты чего это, парнишка, в овраг полез? Чего ищешь?
– А ты чего по ночам не спишь? Кого ищешь? – в тон ответил Матвей.
Та хмыкнула, взгляд стал чуточку печальным.
– Я последние денёчки гуляю, скоро совсем исчезну.
– Как исчезнешь? – Матвей нахмурился, потёр шею, затекла от того, что наверх смотрит.
– Вот так, – вздохнула рыженькая, – уйду, потому что срок вышел.
Она улыбнулась и спросила:
– Помочь что ли? Самому оттуда никак.
– Ты это, – затараторил Матвей, – помоги кнут закрепить. Мне отсюда не видно.
Девчоночка кивнула, кнут ухватила и отошла от края. Потом повозилась и крикнула:
– Давай, поднимайся!

Парень кнутовище подёргал вроде хорошо закрепилось, и полез. Раз, два, три, перевалился через край, на спину упал, отдыхает, а сам разглядывает спасительницу. Оказалось, она кнут привязала к своей косе!
Матвей рот открыл от изумления, присел и спрашивает:
– Кто же ты? Чьих будешь? Не знаю тебя.
– Как же! – рассмеялась помощница. – Знаешь! Еще как знаешь! Осенью меня окликают! Иногда радуются, мне, а иной раз и ругают по-всякому. Вам, людям, угодить трудно.
– Осенью? Так ты Осень!? – Матвей вовсе обалдел. – А чего ж ты такая… – он помолчал, подыскивая слово, – маленькая, девчоночка совсем!
– Смешной ты, ничего не знаешь. Я прихожу в сентябре статной женщиной, в октябре я девушка, печальная или весёлая, от погоды зависит. А в ноябре у меня уже мало сил, и сама я меньше становлюсь, чаще плачу. Зимушка на пороге уже стоит, недобро смотрит, норовит поскорее меня спровадить.

– А я вот… – Матвей умолк, не зная, как рассказать о том, что с ним случилось.
– Я поняла, – кивнула Осень. – Морана-зима пошутила над тобой. Да ведь и ты позарился на её красоту, так ведь? Рот разинул, вот и попался! – лукаво сощурилась спасительница.
– Да, так, – улыбнулся парень. – Если б не ты…
– Если б не дед Пихто, – перебила Осень, – так бы и остался ты внизу, в межсезонье.
Матвей поклонился Осени до земли, проговорил:
– Спасибо тебе за помощь! А ещё скажу, – он посмотрел девчоночке в печальные глаза, – мила ты нам во всяком обличии. Но…  – на миг застыл, – дождей можно и поменьше!

Тут ветерок поднялся, листья зашуршали, неподалёку загавкал Рыкай, Матвей моргнул, глядь, а никого и нет рядом. Вздохнул, осмотрелся – ни дубинки, ни кнута. Исчезли подарки деда Пихто. Да и зачем они теперь?
До ограды добрался быстро, калиточку закрыл, на пса шикнул – не буди народ, на крыльце оглянулся, посмотрел на лес и показалось, что мелькнула коса рыжая между деревьев, будто прощалась с ним Осень.
Наутро выпал снег, укрыл все дороги полотнами светлыми, двор, крыши украсил шапками. Понял Матвей, что прогнала все-таки Морана-зима Осень раньше срока. Впереди месяц-студень.
А бессонница прошла. Напрочь. Спал Матвей каждую ночь крепко и снилась ему рыжая смешливая девчонка с длинной косой и карими глазами.
За окнами выл студёный ветер, мороз рисовал завитушки на льду, бушевала зима метелями. Ну, пока её срок, пускай резвится, времечко пролетит, и она станет уставшей девочкой с белыми косами, с тоской будет смотреть синими глазами на приход статной зеленоглазой Весны.
*
Ноябрь – последний осенний месяц – представлялся нашим предкам как своеобразные ворота, ведущие в зиму, и звался «запевка зимы».
 
Отмечая произошедшие в природе изменения, крестьяне именовали этот последний осенний месяц «снеговей», «листопад», «полузимник», «сумерки года», «солнцеворот» и «обидчик лета».

Другие названия месяца:

- предзимье, полузимник, ворота зимы (время перед наступлением зимы)
- мочарец (из-за затяжных дождей)
- листокос (из-за «скашивания» с веток последних листьев)
- единолистник (из-за голых, сбросивших листву деревьев)
- листогной, гнилец (из-за гниющих опавших листьев)
- бездорожник (из-за осенней распутицы)
- чернотроп (из-за чёрных, ещё не покрытых снегом осенних дорог)