Чайка. Театр Малыщицкого

Чайка. Концерт о страхе перед временем в отсутствии любви

А.Чехов. Чайка. Режиссёр – Пётр Шерешевский.
Премьера состоялась 6 апреля 2019 года.
Камерный театр им. В.А.Малыщицкого.
Показ на V Международном фестивале русской классической драматургии «Горячее сердце»

Бывает, что постановщики на забаву какой-то неясной то ли публики, то ли потенциального жюри, решают: «А не поставить ли нам такой современный спектакль, где вместо мебели будет какой-нибудь мусор? Строительные доски! Точно! А еще сейчас модно проекцию делать – вкорячим? Куда – не важно. А ещё все кричат, что нужно попы голые - никогда не видели, но сделаем! У нас будет крутейший современный спектакль! И пусть все видят, какие мы современные и модные!» К сожалению, такое встречается, зритель уходит, плюётся и говорит, что «ненавидит осовременивания и театр умер». К сожалению, не все понимают, что здесь речь вообще не о театре, театр – это не про красиво или некрасиво, не про мебель на сцене вообще, она может быть, может не быть, артист может быть одетым или обнажённым, театр прежде всего – это мысль, содержание и всё, что рождается на сцене, вырастает именно из этой мысли, органично для тех, кто создаёт эту интерпретацию. Театр – всегда интерпретация, так же как перевод с языка на язык, попытка донести глубинную мысль, суть. Так же глубоко заблуждаются те, кто мечтает о постановке классической пьесы в таком виде, как «при авторе». Иллюстрация к пьесе также не становится театром, так как автор создавал свой текст о современниках для современников и театр – если он живой настоящий театр – формирует высказывание о современниках для современников. Если в пьесе, написанной сто лет назад, не обнаруживается актуальных тем, то, вероятно, текст уже ушёл в историю своего времени как музейный экспонат. На данный период времени. Или вы этот текст «не видите». Когда идёшь в театр, не нужно ждать, что постановщики визуализируют тот спектакль, который зритель сочинил у себя в голове – сколько голов, столько и театров. Нужно идти в театр открытым для восприятия высказывания, нового и интересного. Так как не бывает театра «современного» или «классического». Театр бывает живым, талантливым или бездарным. Хотя у каждого театра есть свои зрители.
Постановка «Чайка» по одноимённой пьесе А.П.Чехова Петра Шерешевского в Театре им. Малыщицкого (Петербург) из тех, которые кто-то назвал бы «современной». Когда на фестивале «Горячее сердце» в Кинешме в зал зашёл исполнитель роли Шамраева (Андрей Балашов) – здоровенный мужик в клетчатой рубашке и стал откручивать защитный экран от батареи, не все зрители поняли, что происходит. Рядом прозвучало шёпотом: «Это так надо?» У некоторых зрителей наверняка в начале спектакля возникает смятение и противоречие из категории «Разве можно так с “нашим всем” Антон Палычем?». Здесь это чувство очень быстро проходит даже у тех, кто ждёт от постановки по пьесе, написанной в 1896 году, красоты, изящества, кружевных зонтиков, кружевных же перчаток выше локтя у дам и галантных кавалеров в котелках. Втягивает подлинность эмоций и существования артистов на сцене и иногда – в зале. Простота интонации, такая естественность дана не каждому – даже в жизни мы часто не равны себе и носим те или иные маски. Здесь случился поиск человека под привычной маской.
Форма спектакля определена как «концерт для фортепиано – одного небольшого и восьми маленьких». Концерт – это, как правило, полифоническое произведение, в котором соревнуются голоса инструментов, время от времени сходясь в одной песне. Полифония, многоголосица, равноправие голосов – разве не про Чехова? Вполне.
Художник-постановщик – Надежда Лопардина. Лёгкая небрежность, визуальная незамкнутость при наличии единой эстетической концепции спектакля, небрежном изяществе многослойных сизо-голубых нарядов из хлопка или льна с необработанным краем (изготовление костюмов – Екатерина Балдина), сохраняется ощущение, что исполнители – одно целое со зрительным залом, события, которые они проживают – история, размыкающаяся в зал, тем более, что артисты время от времени там оказываются: так, Костя, например, на свой спектакль смотрит из первого ряда и реагирует на происходящее как все остальные зрители. Декораций почти нет – пианино обычное, 8 маленьких игрушечных (все работает, на них играют), в роли озера – цинковый тазик-ванночка, стулья. По краю сцены – фарфоровые фигурки – олени, куропатки, собачки, барышни дымковские, символы уюта в любом мещанском доме. Чёрная ширма-ящик, из которой вещает Нина.
Нина в исполнении Юлии Шишовой – узнаваемый типаж современной молодой девушки, взрослой и инфантильной одновременно. Она с интересом относится к жизни и в то же время с предустановленным представлением о ней. У неё есть свои ответы и она не воспринимает отличное от её стереотипов восприятие мира – её мышление достаточно шаблонно, её интерес к Косте, к Тригорину завязан, скорее, не на любви, а на увлечении людьми творчества, на тяге к славе. Или, что свойственно многим молодым женщинам, при отсутствии реального выбора встречается с тем, кто видится наиболее подходящим объектом, и ей даже может казаться, что она влюблена, но эта симпатия не выдерживает испытания при встрече с чуть более занятным персонажем. Нина предаёт Костю даже на уровне принятия его текстов, объявляя его текст скучным, едва он отлучился.  Хотя после представления вместе радовались достигнутому результату, который здесь, похоже, был запланирован как игра на выбывание, эдакая сценка-рондо а-ля «Как Гаррис поёт комические куплеты» - все зрители попарно уходят, остаётся только спящий Сорин. Но как они уходят, на что реагируют показывает всю систему отношений между «инструментами» в этом «концерте». Взгляд Маши (Дарья Змерзлая) вслед уходящему Косте – это целый спектакль: в громадных глазах актрисы видна вся жизнь души.
 Костя ощущает предательство, интуитивно определяет истинное отношение по, кажется, небольшим проступкам.
Сколько лет Константину Треплеву? 25-27. Пётр Шерешевский изменил возраст героя – здесь ему 30. И это логично: уровень социальной зрелости в конце XIX и в начале XXI века разный и современники Чехова, возможно, воспринимали Треплева не такой уж жертвой равнодушной матери. Происходит снижение градуса романтичности образа и у зрителя некий кризис - приходится бороться с навязанной амбивалентностью: тридцатилетнего жалеть уже не так легко, как того, кому несколько за 20, даже если он ищет себя на такой непростой дорожке как литература, с другой стороны, Треплев Александра Худякова – симпатичный интересный молодой человек, ведёт себя провокационно и при этом сомневается в себе; недолюбленность, одиночество, нереализованность, уязвлённое честолюбие – по сути, портрет очень и очень многих. Его самоопределение что он неудачник, иждивенец звучит выпукло, реально, не как истерика экзальтированного юноши, а как осознание факта. При этом Треплев в постановке занимает более важное место, чем это нередко бывает. Ему важна любовь матери, которой он не нужен, его счастье и несчастье зависит от отношения к нему Нины, он сам страдает от своих амбиций, никак не ведущих к достижениям, а только к головной боли в виде гвоздя. Сильнейшая сцена в спектакле, когда он приносит чайку – в чёрном ящике, перевязанном лентой. Птицу зрителям не показывают, но Костя говорит о предательстве и мажет лицо кровью из ящика – боль, рана, драма сконцентрированы именно здесь, в танце Нины и Кости, испачканного кровью. Он ранен, как Офелия в постановке Юрия Бутусова в Театре им.Ленсовета – словами, отношением. О боли поёт затем Косте и мать – в песенке «Осенью в дождливый серый день проскакал над городом олень» из к/ф «Ох уж эта Настя» «концерт для фортепиано» входит в стадию, когда две темы, главная и побочная, сливаются в одну – тему ревности, потери любимого. Мать и сын поют дуэтом, ощутима их боль, но отношение разное – Костя внутренне уже потерял, а мать готова бороться.
 «Чайка» препарирует жизнь людей творчества, сталкиваются два писателя – уже поймавший удачу и ещё не встречавшийся с ней, один нашёл свою «струну», а другой – в поиске, хотя разделяет их всего 10-12 лет. Тригорину тоже немного «накинули» возраст.
Интересное и яркое раскрытие драмы Тригорина (Виталий Коваленко) – утрата счастья и романтики от необходимости и вынужденной одержимости процессом творчества. Творчество для «профессионального писателя» подобно заготовке солений: артист выходит с вилком капусты как Гамлет с черепом Йорика («Вот идет истинный талант; ступает, как Гамлет, и тоже с книжкой». Капуста – это книги, только круглые), и далее за деромантизирующим рассказом Нине об особенностях писательского труда мастерски шинкует и солит один кочан за другим, порой так яростно, что тонкая капустная соломка разлетается фонтаном на полсцены, распространяя свежий овощной запах далеко в зал (во втором действии Треплев приступает к нарезке своего «салата», но менее виртуозно и уверенно).  Не моргнув глазом Тригорин от сетований на тяготы жизни, от «высокого» переходит к иной плоскости – деловито и педантично приступает к сближению с Ниной. В подтверждение жалоб о писательской кабале, в процессе ласк забывает о девушке, так как в голове щёлкнул новый сюжет. Насколько искренни были его жалостливые песни под фейерверк из капустной соломки – вопрос, высокое и низкое, творчество, ставшее бытовухой, романтика в равенстве с пошлостью, драма, ставшая наживкой для «рыбки» – сложный, ёмкий психологический портрет человека. Возможно, Тригорин предельно честен, говоря, что ничего не делал бы, только рыбу бы ловил. Интересный, психологичный, объёмный портрет – не случайно исполнитель роли Виталий Коваленко получил на фестивале «Горячее сердце» приз за лучшую мужскую роль.
Для описания Аркадиной в исполнении Кати Ионас не хватает слов. Элегантная красивая женственная дама, слегка капризная, с демонстративным поведением, местами её капризы выглядят логичными и осознанными – когда она отказывает в денежной помощи тридцатилетнему сыну, например. Здесь у зрителя непростая работа – понять, что же держит Костю в статусе иждивенца, что у них за отношения. Её отстранённость и невключённость в дела сына становятся очевидны сразу, ещё перед выступлением Заречной. И, в принципе, слова Кости о том, что она не терпит, когда блистает кто-то, кроме неё, уже лишние и не совсем точные. Она для себя определила, что её сын бездарность, её раздражает, что её вынуждают подыгрывать ему. Аркадина и не думает вникать в то, что он хочет показать, не хочет даже попробовать погрузиться в ту медитацию, в которую Костя втягивает всех домочадцев – она вертится, болтает, чувствует себя не в своей тарелке. Самое интересное в Аркадиной Кати Ионас – постоянное противоречие между интонацией и эмоциями, её подлинное нежелание во всём участвовать, тихое отчаяние от необходимости что-то говорить и за что-то бороться там, где ей бороться неинтересно. Всё же дама приехала отдыхать. Особенно остро её раздвоение чувствуется в сцене, когда Тригорин просит отпустить его – она говорит слова, нужные, те, которые должны сработать, спокойно и фальшиво, а в это время в глазах – страх, темперамент идущий вразрез с голосом и словами уверенной в себе «мамочки». И у Аркадиной, и у Кости один страх – страх перед временем, но если Костю пугает, что время бежит, а он ещё ничего не достиг и жизнь не кажется наполненной каким-либо серьёзным смыслом, то она боится потерять то, что имеет. И каждый боится сделать шаг в своё будущее.
Форма концерта позволила каждому персонажу высказаться, сыграть своё соло. Даже Медведенко в костюме медведя своим безмолвным существованием служил камертоном атмосферы. Чеховский текст изменён не сильно, что-то подсокращено, есть небольшие вставки. Самое главное – актёрское мастерство, новая интонация, отличная от привычных театральных диалогов, специфическое музыкальное и шумовое ритмическое оформление позволили услышать неоднократно прочитанную «Чайку» как совершенно новый текст, открыть многие моменты заново. Не случайно постановка увезла с «Горячего сердца» гран-при фестиваля – эмоции и размышления спектакль в постановке Петра Шерешевского вызвал у всех. И хочется поблагодарить Кинешемский драматический театр им.А.Н.Островского, который, организуя такой серьёзный театральный фестиваль в тяготеющей к традиционности глубинке, совершает настоящий подвиг и поднимает культурный уровень региона, своего города на самую достойную высоту.

Ирина Пекарская, театральный критик, член СТД РФ


Рецензии
Хммм. .. Шинкование капусты на сцене? Треплев любил аллегории. А Чехов, по-моему, нет. Чехов ничего не утрировал. Медведенко в костюме медведя... Это похоже на какой-то капустник. Может, они этого и добивались? Я видела очень хорошие спектакли по Чехову в Америке, в частности по "Чайке". Самодеятельные театры в глубинке, где я живу. Там не было ни "кружавчиков", ни эпатажа. Чехов был.

Марина Сапир   04.08.2023 22:18     Заявить о нарушении
Этот спектакль совершенно не похож на капустник. Здесь каждый элемент работает на нескольких уровнях. А Чехов, в свою очередь, считается отцом абсурда.
Особенность режиссера Петра Шерешевского в том, что он умеет вести диалог со зрителем, он как бы "встраивается" в него, проверяя на каждом этапе - тут ли зритель? И его постановки воспринимают и любители абсурда, и любители т.н. "классики", хотя спектакль "классическим" быть не может по определению

Ирина Пекарская   07.08.2023 12:45   Заявить о нарушении
Я так поняла, что публике нравится.
А интересно, есть ли где-то какие-то фрагменты на видео? Может, вы знаете видео каких-то других спектаклей по Чехову, которые вам нравятся? Хотелось бы глянуть одним глазком, что происходит.
Пьесы Чехова абсурдны сами по себе, без приделанного шинкования капусты и костюмов медведя.

Марина Сапир   07.08.2023 12:54   Заявить о нарушении