Блок. Повесть. Прочтение

.                Александр Блок
  .          .            том II
  .          .    « Г  О  Р  О  Д »
 
15. «Повесть»   






 .                .              П О В Е С Т Ь
 .                .                Г. Чулкову

                В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,
                Темный профиль женщины наклонился вниз.
                Серые прохожие усердно проносили
                Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.

                Прямо перед окнами – светлый и упорный –
                Каждому прохожему бросал лучи фонарь.
                И в дождливой сети – не белой, не черной –
                Каждый скрывался – не молод и не стар.

                Были как виденья неживой столицы –
                Случайно, нечаянно вступающие в луч.
                Исчезали спины, возникали лица,
                Робкие, покорные унынью низких туч.
               
                И – нежданно резко – раздались проклятья,
                Будто рассекая полосу дождя:
                С головой открытой – кто-то в красном платье
                Поднимал на воздух малое дитя...
               
                Светлый и упорный, луч упал бессменный –
                И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,
                Бешено ударилась головой о стену,
                С криком исступленья, уронив ребенка в ночь...
               
                И столпились серые виденья мокрой скуки.
                Кто-то громко ахал, качая головой.
                А она лежала на спине, раскинув руки,
                В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.
               
                Но из глаз открытых – взор упорно-дерзкий
                Всё искал кого-то в верхних этажах...
                И нашел – и встретился в окне у занавески
                С взором темной женщины в узорных кружевах.
               
                Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,
                И мгновенье длилось... Улица ждала...
                Но через мгновенье наверху упали шторы,
                А внизу – в глазах открытых – сила умерла...
               
                Умерла – и вновь в дождливой сети тонкой
                Зычные, нестройные звучали голоса.
                Кто-то поднял на' руки кричащего ребенка
                И, крестясь, украдкой утирал глаза...
               
                Но вверху сомнительно молчали стекла окон.
                Плотно-белый занавес пустел в сетях дождя.
                Кто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.
                Уходил тихонько. И плакал, уходя.
                Январь 1905   








Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:

«
     Чулков Георгий Иванович (1879-1939)  - писатель-символист, критик и литературовед, автор воспоминаний о Блоке. В период создания стихотворения был в числе близких друзей Блока.
     Ср. в воспоминаниях Чулкова, относящихся к лету 1905  г.:  «Я помню наши скитальчества с  Блоком в белые петербургские ночи и долгие беседы где-нибудь на скамейке Островов. В этих беседах преобладали не "экономика", "статистика", не то, что называется "реальной политикой", а совсем другие понятия и категории, выходящие за пределы так называемой "действительности". Чудились иные голоса, пела сама стихия, иные лица казались масками, а за маревом внешней жизни мерещилось иное, таинственное лицо (Чулков Г.И. Александр Блок и его время// Воспоминания, 1. С. 356)».

     Неужели Блок рассказывал ему о Граде?


     В прошлом стихотворении было:

                «Улица, улица...
                Тени беззвучно спешащих
                Тело продать,
                И забвенье купить…
                Январь 1905  »

     Вот, поэт пригляделся к одной из этих теней.

      – «В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли, //  Темный профиль женщины наклонился вниз…» – опять же из прошлого стихотворения:

                «О, если б не было в окнах
                Светов мерцающих!
                Штор и пунцовых цветочков!
                Лиц, наклоненных над скудной работой!
                Январь 1905»
 
     Кто эта – «наклонившаяся»? – мать, изгнавшая непутёвую дочку из дома?

     – «Серые прохожие усердно проносили // Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц…» – безликие, привычный персонаж его книг.

     – «Прямо перед окнами – светлый и упорный – //  Каждому прохожему бросал лучи фонарь». – из моего коммента к прошлому стихотворению:  «И такая же улица, такая же ночь… Скоро он дойдет  и до пресловутой аптеки, примостившейся под знакомым фонарем».

     – «И мгновенно женщина, ночных веселий дочь…» – в черновиках она описана конкретней:

(А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты»:

                «Подняла к балкону взоры
                Проститутка в багровом плаще…»)

     – «А она лежала на спине, раскинув руки, // В грязно-красном платье, на кровавой мостовой». – Сравните, более известное стихотворение, уже из «тома III» – «На железной дороге»:

                «Под насыпью, во рву некошенном,
                Лежит и смотрит, как живая,
                В цветном платке, на косы брошенном,
                Красивая и молодая…
                1910»   

     Разные – для Блока – эпохи, разные книги,  разные миры: в будущем стихотворении – реальная Россия, а в этом – инфернальный Питер, а молодые женщины всё гибнут и гибнут, всё убивают себя и убивают…

*

Блок. Дневники 1918 г. 30 (17) августа [о событиях 1901 года]:
     «
     К ноябрю началось явное мое КОЛДОВСТВО, ибо я вызвал ДВОЙНИКОВ [выделения Блока] («Зарево белое…», «Ты — другая, немая…»).
     »

Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «
    ...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..
     …Реальность, описанная мною, – единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали.
     За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится дальше и выше меня самого; осмелюсь прибавить кстати, что я покорнейше просил бы не тратить времени на непонимание моих стихов почтенную критику и публику, ибо стихи мои суть только подробное и последовательное описание того, о чем я говорю в этой статье, и желающих ознакомиться с описанными переживаниями ближе я могу отослать только к ним.
   Если "да", то есть если эти миры существуют, а все описанное могло произойти и произошло (а я не могу этого не знать)...
     »
         
*
Даниил Андреев. «Роза мира. Падший вестник»:
   
     «
     …Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга…
      »

   Текущая книга - "Город" - о том, как Блок в своих блужданиях с двойниками вышел на Град и застрял в нем. И больше нет никаких тебе "тучек" или "лучших драгоценностей",  а только "город", "город", "город"...