Город в скрипичном футляре Ч. II, III, гл. 6- 21

 
Часть II   Концерт
«Иногда предсказание сбывается в точности, но в совсем другой временной промежуток. Например, не через месяц, а через полгода.»
magikaforum.com.

6.
Первые аккорды скрипичного шедевра прорыдали всхлипами очнувшейся на руках судебных приставов мамы. Всплакнув двойными и тройными нотками безутешной жены, поогрызавшись  проклятиями вываливавших из зала суда блиновцев, которых пока не коснулся карающий меч Фемиды, скрипка запричитала голосом дочери маститого мафиози. Третий курс мединститута, время оплачивать счета за учёбу будущего виртуоза скальпеля, а тетка с завязанными глазами и аптекарскими весами   в свободной от карающего меча руке выкатила папе счёт, угрожающий заглотить  половину его гипермаркетов, фитнесбаров, кафе и архитектурных див Солнцесибирска, отражающих стрекозиными глазами витрин подвижные рои, подобные предназначенным для захвата хищными жвалами и последующего заглота комарикам , мошкам и прочей насекомой челяди. Всего, что ползучими тучами устремлялось куда-то наплывом автомобилей и пеших граждан. Да и на кого же возложить  ущерб, нанесённый войной  блиновских с населением Солнцесибирска? На генерала, в которого, дразня служивого, наряжался Блин в дни предрождественских маскарадов? На босса губернского департамента бизнеса и торговли, прикупившего на откаты  недвижимость на испанской ривьере?На полчища чиновников помельче, кормившихся с оборота блиновских капиталов?С адвокатш,насасывающихся гонораров, щеголяющих в бесконечно длящемся суде и таиландским загаром,и умопомрачительными нарядами, и бижутерией подстать сверкучим игрушкам на новогодних ёлочках?
 
Шнырь, Волчара и Ниндзя изо всех сил боролись со сном. С утра-в суде, вечером в филармонии. От командира поступила "малява": быть на концерте и отследить пути движения Страдивариевской скрипки. Дурачок-гастролёр ходит без охраны, таскает драгоценный инструмент в открытую, не таясь. Тут его и надо бомбануть. Куш восполнит все потери, связанные с арестом счетов и конфискацией имущества.
 Сидя в камере СИЗО,  Блинов крутил колёсико пронесённого ему охранником за отдельную плату умещающегося на ладони, легко скрываемого от проверок хоть в распоротом шве матраса хоть в трусах транзисторного приемника с миниатюрными вставляемыми в уши наушниками. Вдруг его словно столбняком поразили рыдания скрипки. И он понял, что план его сработает. И если сбылись давние предсказания соседки-цыганки по окраинному , больше напоминающему деревню, району города насчёт казённого дома в виде крестового туза, то теперь улыбчивой дамой светил червовый интерес и надо было только уклониться от этой угрюмой дамы пик в судебной мантии. Деньги! Всё решают деньги. За вырученное от продажи раритетной скрипки можно подкупить и конвой, и лагерное начальство –и, совершив дерзкий побег, оказаться где- нибудь на Испанской ривьере в качестве расслабленного прожигателя жизни, потягивающего   в тени пальмы апельсиновый сок через пластиковую  соломинку, леча взгляд резвящимися в бирюзовой волне купальщицами. При оглашении приговора оцепенение и фаталистическую расслабленность, как рукой сняло - и Костян снова был готов действовать. Хребет волка регенерировал, хищник прочно стоял на всех четырёх и ловил ноздрями запахи.

7.
Сосредоточенно вслушиваясь в переклички фуги, Борис отмечал, что Глеб сегодня в ударе, с первых же тактов овладел залом и теперь как-то по особому интонируя хрестоматийную, в сущности, вещь, развивал успех.
   К Борису Анатольевичу подошла на цыпочках секретарь из приемной директора филармонии. Звонили из органов. Глеб , крадучись вышел из зала, поднялся в кабинет, директор передал ему телефонную трубку.
- Борис Константинович, вы должны оказать нам содействие, - отчеканил пластмассовый голос.- На Глеба Сурикова готовится нападение с ограблением. Мы должны задержать преступников на месте…Вы продюсер Сурикова и знаете ситуацию изнутри…
  По книжным и киношным детективам Борис знал, что подобного рода «разработки» называются «ловить на живца». Но не слишком ли жирный живец? Многократный лауреат международных конкурсов, мировая знаменитость! Но разве с  ними спорят? К тому же и судья с милицейским генералом заявились на концерт. Это похоже на какую-то спецоперацию.  Воображение тут же нарисовало Борису, как его дедушку уводят в ночь сырую и промозглую два жилистых энкавэдэшника в кожаных тужурках…От радости встречи в аэропорту и предновогодней кутерьмы дружеской попойки не осталось и следа.
-Что же мне делать? - спросил Борис дрогнувшим голосом даже не голос в трубке, а уводящих борисова дедушку энкавэдэшников.
-Ничего, - дуэтом ответили они, не оборачиваясь. -Просто будьте с ним…
Подойдя к зеркалу в фойе, чтобы поправить расчёской волосы, упавшие с лысины и теперь свисавшие сбоку клоком недоснятого скальпа, Борис Анатольевич увидел в стекле, окантованном стилизованной под раннее  барокко рамой , сухощавого, тонкогубого, черноволосого мужчину в колпаке, несвежей белизны кожаном фартуке и припудренном древесной пылью сюртуке. В начале он подумал, что кто-то стоит у него за спиной, но оглянувшись увидел лишь пустой зал фойе . Что за чертовщина! Этот телефонный звонок вогнал меня в ступор. Теперь вот мерещится всякое!
-Это вам не мерещится!  Я специально проехал из Кремоны, чтобы вмешаться в разворачивающиеся события. Вон и моя карета стоит на парковке! Могу себе позволить. Ведь мои скрипки раскупаются влёт. И я один из самых богатых людей в Кремоне, могу соперничать по состоятельности даже с генуэзскими и венецианскими купцами!
 Поглядев сквозь волнообразные линзы филармонических окон , Борис Анатольевич в самом деле увидел траурно-антроцитовую карету, с причудливыми фонарями по углам крыши,  запряженную в неё вороную лошадь и  белоризного монаха –доминиканца на  облучке.
-Но кто вы?!
- Антонио Страдивариус…

8.
Блинов готовился ко сну. Через купленного охранника СИЗО он уже передал своим «бойцам» сообщение о скрипке, лохе -виртуозе, плане нападения. Видение опять и опять прокручивалось в полумраке камеры, и двойной смысл слова «камера» как бы  помещал его мозг внутрь одноглазого , вытаращивавшего объектив пластмассового Циклопа в руках постоянно прицеливающегося в него телерепортёра. И он опять видел.  Тесное тюремное помещение трансформировалось в нечто вроде обсерватории и наоборот.  К уже имевшимся деталям добавлялись всё новые  и новые подробности запланированного им ограбления –и Блин был уверен-успех обеспечен. Запертый в этом каменном мешке на долгие месяцы Костян и не думал каяться. Забавляясь наблюдениями  за развесившим в углу паутину пауком и мухами, залетавшими в жару, попадавшими  в эту сеть , он  со злорадной радостью понимал: у них много общего.
 
 Ребёнком Блинов одно время коллекционировал марки и собирал паноптикум насекомых. Он с удовольствием прокалывал булавкой хрустящий хитин радужнокрылых бабочек и блестящих, как блесёнки и мормышки жуков и букашек. Тогда- то он с помощью лупы и разглядел миниатюрные телекамеры глаз паука и позже, когда обрёл дар видеть события с упреждением, ощутил себя сидящим где-то на потолке и наблюдающим за происходящим. Было время, в поисках лучшей доли, семья Блиновых переезжала из Солнцесибирска в  Казахстан, в степи, где водились извивистые змеи и махнолапые тарантулы. И Костян восхищался их проворностью, способностью жалить, убивать. Он видел однажды , как тарантул парализовал укусом острых челюстей сидевшую на гнезде маленькую серенькую птичку. Когда она оцепенела, он присосался к её тельцу и выпил кровь. В посёлке первоцелинников, где провёл Костя часть детства, умерла укушенная гюрзой девочка. Эту Принцессу Смерти в маленьком гробике торжественно хоронили всем миром. Её предали песку и глине среди перистых ковылей, рядом с каменными истуканами  идолов тех времён , когда по степи прокатывались орды свирепых кочевников. Потом, мстя всему, что шипит , ползает и пресмыкается, мальчишки забивали палками всех змей в округе. А каменные идолы безучастно смотрели сквозь глаза-щёлочки на эту вакханалию жестокости, сжимая в одной руке –кинжал, в другой поминальную чашу. Девочку надёжно закопали и привалили каменным надгробьем, но она стала являться жителям поселка, вокруг которого уже не рожала земля и говорили, что это из-за стартующих с Байконура ракет. И первым, кто увидел мёртвую девочку был Костя. Это в конце концов кончилось тем, что Блиновы вернулись в Солнцесибирск, но не в проданный дом, а на съемное жилье в Нахаловке.
 
 Со временем детская страсть коллекционера птичьих яиц, умертвлённых насекомых и почтовых марок переродилась в нечто более масштабное. С некоторых пор  Блинов стал коллекционировать богатеньких лохов, трусоватых коммерсов, барахольную шваль. Ах, как красиво они вписывались в его коллекцию! Один экземпляр экзотичнее другого. Другой его коллекцией были побеждённые соперники. Он устранял их , отдавая команды разбегающихся по его указанию во все стороны хищным тарантулам бригады чистильщиков. Их командир теперь был в бегах-и по каким Испаниям-Турциям его мотало? - даже Интерпол только строил догадки да напрягал базы данных своих всевидяще-всеслышащих компов. Но-тщетно.
 Кабана завалили возле  его дачи –теремка, когда он поливал из шланга капусту. Авторитетный вор в законе ткнулся морденью между кочанов-и его дух отлетел через зияющую во лбу дырку. Битла подстрелили на берегу  синеокого Телецкого озера, где он отгрохал замок-крепость, но не спасла она его. И только поросшие дремучим бором горы отозвались эхом на негромкий выстрел. Дроня захлебнулся собственной кровью на дружеской загородной пирушке –и для острастки своих же-чтоб не борзели, демонстрируя жестокость и как бы продолжая дело коллекционирования насекомых, Блин, наводя ужас на братву, воткнул в глаз конвульсируемого качка шампур, с которого только что сдёргивал волчьими клыками куски плохо прожаренного мяса.
 
 Блинов нередко задумывался над своей фамилией. Рылся по полкам книжных магазинов в поисках ответов. Там теперь –не то что когда- то -Дюма с Дрюоном на макулатуру и старое тряпье в обмен! С полок дразнились разноцветными обложками такие яства для мозга, что после их чтения мутило как  спохмела. Эзотерические трактаты. Кармические учения. Советы целителей. Размышления мистиков. Неоязыческие откровения-откуда взялась свастика посолонь, кто такие впадающие во время боя в священную ярость берсёрки? Там же он вычитал о том, что в сущности и без того знал – блин –это знак Ярилы. Ярость его на масленицу хлопцы славят уличными шутейными боями, бабы блины пекут, чтоб мужики разговлялись. А ещё славяне-православные   едят блины на поминках. И почему-то их нельзя тыкать вилкой. Так что фамилия Костяна была связана с мистерией возрождения. С танцами Жизни и Смерти в хороводе сжигаемых чучел. И он чувствовал как то воплощался в румянощёкую Масленицу в цветастеньком сарафанчике, то в её партнёршу по танцу- Костлявую с Косой.
 
Когда  попервости блиновские жгли ларьки, отказывавшихся платить  мзду незадачливых спекулянтов спиртным, ему казалось –они сжигают чучело Масленицы, а когда отправляли на тот свет очередного соперника-авторитета или заартачившегося, не желающего брать в долю  чиновника-казнокрада, -он просил жену Алёну напечь блинов. И тихо, осеняясь троеперстием,не произнеся ни слова, Костян  поминал убиенных стопариком горькой.
 
 Но  навряд ли Блинову так вот сопутствовала бы удача, фартило бы так беспрепятственно, если бы не ещё один его талант, о котором было известно только одному ему. Талант этот выявился не сразу, с годами-и вот тогда-то он и начал интересоваться такой заумью, как астральные тела и реинкарнация. Блин и прежде мог во время драки войти в такой раж, что силы его удесятерялись. Его не брали ни нож, ни пуля. Они как бы отскакивали от брони его мускулов, огибали его, натыкаясь на какой-то невидимый барьер. Позже эти   экстазы злобы, ярости и мести стали сопровождать яркие, как явь, видения.  Костян видел - в него вселялись – монгольский воин в кольчуге, шлеме , с кривой саблей, атаман разбойничей шайки с кистенём и черкесским кинжалом за кушаком и матёрый, нахохлившийся от злобы волк-вожак стаи. Они появлялись неожиданно, ниоткуда. Но перед тем, как войти в него, проявлялись в виде чёткой пространственной голограммы. Они –то и удесятеряли его силы в драках, делали неуязвимым. С годами Блин выработал способность –вызывать эти фантомы и даже пересылать их усилием воли на расстояние.
Вот ещё почему  его разрастающаяся армия была непобедима. Она не только благодаря дару предвидения Костяна действовала с упреждением. В критический момент отосланные Блином на подкрепление его пехоте астральные  Монгол, Казак, Волк – растекались , множились и вселяясь в братву делали их непобедимыми, бесстрашными, свирепыми. Во всём этом было много непонятного, жуткого, необъяснимого. Блиновские считали своего босса колдуном. Криминалисты, обследовавшие трупы трёх отправленных заказными убийцами на тот свет вицемеров, недоумевали –откуда на телах  все эти рваные раны от когтей, ранения , нанесённые саблей, проколы от кинжала, проломы оставленные даже не бейсбольной битой-излюбленным орудием устрашения, которым оперирует гопота в своих полемиках с «клиентом», а вмятины от разбойничьей дубины.

9.
Глеб доигрывал первую часть «Чаконы», посылая в зал волны звуков, жалующихся на скорбную быстротечность бытия. Шла к завершению кульминация первой части, после  которой должна была последовать вторая –и до финала было ещё так же далеко, как по раздолбанной  пехотой и конницей центурий времён Юлия Цезаря в карете от Кремоны   до  Генуи, куда великий скрипичный мастер вёз уложенную, как мёртвую девочку в гробик, скрипку, чтобы вручить её для оживления Великому Маэстро. Между ними были не только мраморные скульптуры и колизеевы круги поруганной варварами Римской империи, не только безумства рыцарских походов  и сумасшествия монашествующих орденов, их , подобно Дантову Ахерону, разделяла река времени, но Великий Маэстро уже творил свои ритуалы, вызывая  неупокоенный дух  Антонио Страдивариуса – и карета летела в Геную мимо блистающих когорт центурионов, сквозь сияющих доспехами рыцарей и направляющихся в Иерусалим понурых пилигримов с посохом в одной  руке, Священным писанаем –в другой  и котомкой на боку.
   Последняя фраза перетекала в финальные аккорды. И в этот момент сквозь противоположную сцене стену концертного зала проступили очертания горбоносого , плохо причёсанного Великого Маэстро. Он тут же продавился в зал, минуя железобетон, штукатурку, и воспарив к потолку , с размаху влился в тело Глеба, как струя шампанского в фужер. Скрипач сделал паузу. Наконец то! Обычно он являлся из скрипки, как джин из волшебной лампы Аладдина. Нужно было только коснуться несколько раз  струн наканифоленным смычком. Но бывало Маэстро являлся совершенно неожиданно и непредсказуемо. Иногда он возникал из жёлтого кристалла канифоли –и ждал, стоя рядом, чтобы совместится с Глебом, когда он начнёт. Иногда он  вытекал струями сквозь эфы, а порой его было не выдразнить из его убежища никакими заклинаниями и пассами.
 Стоило смычку извлечь реквиемные фразы зачина второй части, как по залу прокатился вздох.  Сидевшая в первом ряду Марина, вонзила когти в подлокотник кресла. По её щекам катились слёзы, оставляя на них тёмные потёки французской туши. Побледнел и даже слегка позеленел вернувшийся в зал Борис.  Коля так просто стал чёрным, как гриф его виолончели, а Бой-гобой Серёга остолбенел. Карина сделалась бледнее мела и смотрела на Глеба виновато-испуганными неживыми глазами. Это Глеб видел , «играя на автомате», уже не глядя на гриф и  , как обычно, оценивая реакцию зала.
Бросив в зал взгляд на первый ряд,  Глеб увидел, что все, встречавшие его в аэропорту,  мертвы. Что они сошлись, съехались, слетелись  сюда, выломившись из зияющих  вдалеке могил под соснами Заберёзовского кладбища. Неужели? Как же не заметил он ещё там, в аэропорту, что все они покойники? Не обратил внимания ни на измазанные глиной щёки Бориса, ни на плесень в великолепных волосах Марины. И даже когда они остались с ней в гостиничном номере одни и она предстала перед ним , словно  выйдя из полотна Густава Климта, золотистая от выступающих ключиц до узких лодыжек, с отметиной из шумерской клинописи под плоским животом, с бугорками , увенчанными  вершинками  сосков, которые хотелось слизывать, как  крем-брюле …
Как он не заметил этого ярко-декоративного раскраса, мастерством которого славятся бюро ритуальных услуг?  Как он не обратил внимания, что когда Сергей закусывал –из его рта на тарелку вались черви, а у Николая выпал и нырнул в фужер с шампанским глаз, который он втянул в глазницу, как страдающий насморком малец малахитовую соплю в ноздрю. Глеб счёл всё это игрой воображения, наложениями утомленной психики. На ночь глядя в углу гостиничного номера молотил телевизор, показывали какую-то жуть в стиле Хичкока, и вот всё происходившее на экране повторилось как раз в тот момент, когда нужно было играть кульминационную часть партиты.
 И всё-таки  теперь, когда в него вселился Великий Маэстро, Глеб был спокоен. Ему не надо было тревожится о сбоях или невыразительности-пальцы двигались сами-они шагали, бежали, летали по грифу. Глеб ощущал на голове космы Великого Итальянца , он –полный и несколько неуклюжий с детства, был весь взведён как пружина, в нём буйствовал, экстатировал, бесился жилистый, сухощавый , как чёрт, страшный, как горгулья на фасаде католического собора , Николо Паганини.


10.

Одетый по -гражданке  Александр (фамилию его скрывала спецназовская маска секретности) чувствовал, локтём локоть своего генерала. Он был тенью генерала, его планетой - спутником. Луной, приглядывающей за Землёй в её полете по коридору эллиптической орбиты по чёрному бархату Космоса. Куда летит этот биллиардный шар, в какую угодит лузу, чтобы застрять в сетке линий всемирного тяготения? После того, как он отвоевал на двух Кавказских войнах, он всё чаще задавался этими неуставными вопросами.
 Сегодня поступило немного странное задание - быть на филармоническом концерте. Не только в качестве телохранителя генерала и его супруги. Проводилась операция ловли «на живца» остатков банды Блина. Сегодня утром его приговорили к двум с лишним десяткам годам «строгоча», впаяли астрономическую сумму ущерба. Теперь полетят в ненасытную аукционную пасть все его кафе-подвальчики, тренажёрные залы, небоскрёбы в центре, недвижимость в виде особняка на обской ривьере. Но неймётся  Блину- продолжает подавать из камеры СИЗО команды своим нукерам!
  Ан, у нас свой рок-н-ролл, думал Саня. У нас с генералом. Как был свой - в первую и во вторую Чеченскую, когда пришлось нюхнуть и пороху, и крови. Сашок не был завсегдатаем филармонических концертов. По молодости, правда, баловался на бас-гитаре. В танцплощадочной кутерьме ему частенько приходилось покидать сцену – и разнимать дерущихся.
  Гремевший тяжёлым басом фугасов Грозный встретил панорамой, отчасти напомнившей фильмы о боях за Сталинград, отчасти психоделические фантазии «Пинк-Флойд». Где-то в вышине, как на облаке, в кабинетах Кремля поселился безумный бриллиант проворовавшейся власти, гнавшей оловянных солдатиков в плавильную печь войны. И попав в этот кипящий  расплав, надо было оказаться тем самым стойким оловянным солдатиком , который бросается за своей балериной в каминный огонь.
По полной выкладке, в забитой боеприпасами разгрузке, он ступил на дымящуюся землю Кавказа. Они отстреливались и атаковали. Они складывали в вагоны на вокзале тела обгоревших танкистов, отгоняя от них одичавших, объевшихся человечны, бездомных  собак и кошек, они пили воду из луж и сливных бачков унитазов в разбомблённых домах, предварительно прокипятив её на костерке из обломков когда-то с такими воодушевлением и любовью  вносимой в квартиры  мебели. В горных аулах, как когда-то в афганских кишлаках, их встречали причитающие старики с лицами Старика Хаттабыча из фильма безмятежного детства. Спецназовцы давали им хлеб и лекарства, помогали обезвредить мины и растяжки.   
Случай, после которого Шурка стал слышать голоса, был и банальным, и уникальным. Брошенная «чехом» граната разорвалась , брякнув о макушку сферы, и просто чудо, что Шурик остался жив.  После контузии Шура носил на ухе портативный слуховой аппарат. Со слухом творилось что-то неладное. Провалы в тишину сменяли шум и грохот. Но бывали и вполне нормальные состояния. А музыку Александр  любил –всякую.
 
И вот -вторая часть партиты. Первая вернула в зал суда, воскресив эпизод с упавшей в обморок мамой Блина. Он-то, Шура, с ещё одним ветераном кавказских кампаний и подхватил мамашу. В тот момент ему показалась: это его мать, через мгновение несчастная женщина напомнила ему афганскую старуху на руинах кишлака, среди скрюченных трупов «духов». Она сидела на камне и причитала над издыхающим, оскалившимся в предсмертной муке ишаком с вывалившимися наружу кишками.
 Все старухи на одно лицо - русские, чеченки, пуштунки. И у всех у них  уже сильно повзрослевшие дети, и дети их детей –внуки. Так что это как бы живые матрешки с несколькими разукрашенными куклами-кеглями внутри. Мама Блина бухнулась со стула на пол, как кегля в кегельбане, сшибленная посланным уверенной рукой шаром.

… Эту музыку Шура слышал впервые и поразился-почему не довелось слышать раньше? Звуки скрипки бередили нервы, цепляли, будили воображение, воскрешали проклятые вопросы. Почему всё случилось так, а не иначе? Для чего она была – эта война? С кем?   Хоть и звали друзья его Шуриком, он никогда не был чем-то вроде киношного очкарика  с  его приключениями на складе барахла, куда  вломилась темной метельной ночкой  троица Трус, Балбес, Бывалый. И в руках его бывала не двустволка, заряженная солью, а верный «калаш»  с подствольником. Не был он чувствительным хлюпиком. Но ещё в афганской жаре пришло  осознание – что за «духи», вселившиеся в  бородатых, обряженных в средневековые восточного покроя одежды, словно сошедшие с каких - то древних барельефов персонажи, палят по ним из горных щелей и из мазанок кишлаков. Тогда с вполне здравомыслящим выпускником  военного училища, чьи казармы и полигоны  обстреливались пучками микрочастиц из заглубленного в бетонированный подвал  ИЯФа, где  Шурики, Баталовы и Смоктуновские штурмовали глубины материи, впервые произошло непонятно- мистическое событие.
 В той забытом Аллахом стране, чьи пейзажи напоминали виды Марса, много чего странного довелось видеть Сане. И наскальные рисунки с изображениями двуногих в шлемофонах и с антеннами на головах. И картинки  человеко –драконов, обнажающиеся под  плесенью древних камней. И странных птиц, похожих на летательные аппараты, на валунах, под которыми прятались скорпионы.
  - Смотри! - говорил ему призванный в армию и направленный в афганское пекло с университетского истфака летёха.- Это же руины крепости Александра Македонского. Твоего тёзки, жившего две с половиной тысячи лет тому назад! А вчера мы видели на скале рисунки времён палеолита. А это двадцать тридцать тысяч лет тому назад!
-Ну и что?
-А то, что мы тут не просто воюем, а тревожим души давно умерших. А это большой грех. Коран читать надо! Библию. Ты слышал когда-нибудь про проклятия , настигающие тревожащих могилы археологов?
-Нет.
-Так я тебе расскажу  перед отбоем , до утра не заснёшь…

Они разбили свой лагерь, поставив палатки возле этих самых вросших в песок руин крепости времён Александра Македонского. Спасаясь от жары, его рота спряталась под сводами древней постройки. Сон сморил Саню мгновенно. Но сон был явственней яви. Внезапно своды и шершавая кладка крепости озарились факелами. Посреди зала на устланном коврами возвышении стоял сверкающий золотом с подлокотниками в виде крылатых львов царский трон. На нём сидел молодой дюжий белокурый юноша среднего роста в сияющих доспехах. Его обступали древнегреческие воины в  одеждах  времён похода македонян в Индию.
-Подойди, воин !-сказал царь.
Саня сделал шаг в сторону трона.
-Родители не напрасно назвали тебя в мою честь Александром!
Стоящий рядом с троном смуглокожий фалангист протянул царю увенчанный гребнем шлем, шит, короткий меч, панцирь, поножи.
  Завоеватель мира сделал шаг в сторону Сани и, водрузив ему на голову шлем, передав щит и доспехи, воздел руки к потолку, который в этом момент сделался прозрачным - и  в вышине рубиновым карбункулом сверкнула алая звезда.
- О, Афина! Храни его!- воскликнул юный царь.
Повеяло холодком, словно великанша Афина прошествовала рядом, задев Саню краем своей туники. Он почувствовал прикосновение к голове царственно-властной женской руки. И в этот момент  очнулся от грёзы. Проснувшись, он обнаружил, что на голове его не античный шлем, а шлемофон астронавта, вместо доспехов –скафандр с системой жизнеобеспечения за плечами. Он взглянул на индикатор содержания кислорода. Надо было возвращаться на базу, которую экспедиция возвела здесь , на этой каменистой, покрытой скалами и зыбучими песками планете, прилетев сюда не только для того, чтобы  противостоять угрожавшим Земле пришельцам, но и ответить на вопрос – откуда они, сегодняшние люди взялись 30-40 тысяч лет тому назад на   затерянной в Космосе капле из воды и тверди, и какова их миссия?

11.

Саня был уверен, что, когда у него на голове разорвалась граната, он  отделался лишь контузией не потому, что вместилище его тоски по жене и сыну защищала металлическая каска, а лишь оттого, что на голове его с тех пор, как посетило его в древней крепости виденье, защищал даже не шлем фалангиста времён Александра Македонского, не шлемофон астронавта, а силовое поле, созданное прикосновением руки древней богини.
 
Пальцы скрипача сжимали гриф почти так же, как подобные гидравлическим плоскогубцам пальцы Сани- цевье автомата. Да и гриф был воронёным как ствол. А дека скрипки цветом была точь в точь - отполированный руками и щетиной щеки приклад. И прижимался –то музыкант к скрипке совсем, как снайпер  к прикладу винтовки. И почему –то, словно целясь, щурил один глаз. Смычок виртуоз держал , отведя в сторону локоть. Жест, отличавший манеру владения оружием Сани. Понятно, что стреляя одиночными, нужно было  ловить цель на мушку. Но когда приходилось вести огонь очередями, – удобнее было стрелять «на глазок», держа рвущегося с  поводка, огрызающегося «акаша»  внатяг на ремне и с боковым наклоном.
  Пандшер, Аргун, ущелье Али –Бабы, - эти, как и фиксируемые телескопами или марсоходами «марсианские каналы», «черепа великанов», « пирамиды» и «маски», напоминающие земные ландшафты и древности,   как бы наплывали лавовыми натёками застывшего времени. Здесь оно не текло, не струилось, не мчалось , как в больших , пульсирующих  автомобильными потоками городах, здесь оно отвердело и не двигалось. Кристаллическое время.
  Глыбу из такого затвердевшего времени Саня увидел однажды в аэропорту Холмачёво. С тех пор, как его контузило, он мотался подлечиться  либо во Пятигорск, либо в Сочи. И там и там когда –то у силового ведомства были свои санатории. Теперь эти сталинских времён античные руины были проданы, приватизированы и приходилось снимать жильё.
Дожидаясь объявления посадки, Саня мог тщательно разглядеть, как бы пойманных в кристалл Коня со всадником и занесённой Саблей на нём, Волка,  Будду, Комету. Подполковника уже томили предчувствия. Брезжили догадки.  Скульптурная композиция была какой-то подсказкой, а может быть и чем-то большим. Бывало, Шура отправлялся в Белокуриху или на Катунь –поудить хариусов, попытать счастья на блеснении тайменя. Алтайский родон – успокаивал, черноморская  кутерьма пляжей и кафе возбуждала, северокавказская минералка – омолаживала. Трепещущая на другом конце лесы рыбина  заставляла слиться с ней, скользящей в прозрачном потоке.

В потоке времени , который пропускал сквозь жабры Саня, возникали то  Эльбрус, который он  видел уже не в бинокль командира отряда СОБРа или  из иллюминатора вертолёта вылетевшей на боевое задание группы, а из окон санатория. Машук, Бештау- обелисками на месте дуэли Лермонтова с Мартыновым. Всё это наплывало подвижными картинами. Гусар в ментике – похожий на бумеранг дуэльный пистолет системы Кохенрайтер в музейной витрине. Пуля –ядро. Пушечные ядра во дворе краеведческого музея в Сочи. Чугунные оковалки мортир времён русско-турецких войн. Стреляющий в вечность отвестием-продухом дольмен из неподъёмных каменных плит. Он бродил по Машуку, представляя, как под дождем везли на телеге, уже холодеющего опального корнета. Так вот на броне БТРов складывали они «двухсотых». И совсем не так тащил на себе он раненого…

Вместе с женой и сынишкой вымерял Шура  медленными шагами тропинки под платанами в сквере Бестужева-Марлинского в Адлере. Был конец сентября. Бархатный сезон. Сынишка подбирал с земли, словно специально засушенные для гербария пятипалые платановые листья в прожилках. Они уже насобирали с ним  завитых рогатых раковин , в которых прятался шум прибоя, будто это были какие-то изобретённые самой природой магнитофоны и жучки- «прослушки», которыми  ему приходилось пользоваться, внедряясь в бесчинствующие на просторах шестой части суши банды. Сын подносил к уху витую раковину и счастливо улыбался. Они с женой стояли у парапета «на Маяке». Легкий бриз  струил волосы  Ирины по невидимой реке времени. И она была все так же прекрасна в сорок, как и в 25.
 
 Однажды Саня понял, что не только он слушает радиоперехваты эфиров, прослушивает разговоры заказывающих друг друга соперников по грязному бизнесу, а и его тоже кто-то слушает. Началось с того, что когда, принёсший ему в санаторскую палату прослушивающий аппарат эскулап, стал примерять устройство к уху и у врача завернулся рукав халата, под ним обнажилась  чешуйчатая, зеленоватая  с отливом кожа, а на кисти рук были как бы надеты перчатки, имитирующие поверхность человеческого тела вплоть до волосков и родинок. Впечатление было мгновенным, но оно напомнило некоторые эпизоды войны в Афганистане. Вначале его бойцы стали жаловаться, что убивают они не маджохедов , а каких-то человекообразных ящериц, от которых потом не остаётся даже мокрого места. Они , конечно, покуривали травку и уже насмотрелись ещё не дошедших до Союза триллерочков  про пришельцев. Но потом и он сам, старший лейтенант, чья фамилия была засекречена ещё тогда, увидел этих не то ящериц, не то варанов на задних лапах, оснащённых по полной выкладке спецназа. Но всё -таки, как он с неполной уверенностью  полагал, всё это происходило на Марсе. Он точно помнил, как перед началом полёта он ложился в креокапсулу, на него надвигалась крышка с прозрачным фонарём над головой, заполнялась жидкостью – и он   засыпал.
 
 Кавказ! Он вплавился в Шурин мозг рванувшей осколочной гранатой, он вошёл в него тысячами ледяных, каменных, металлических заноз. Из дыр ли дольменов, из -под могильных ли , испещрённых арабской вязью плит, с места ли гибели Бестужева-Марлинского  на берегу Мзымты, где, как казалось ему, всё ещё лежал бретёр, забияка и опальный гусар  – Дух Кавказа струился туманами и облаками по горным долинам растекался по  склонам втекая , как вино в меха, и в русских, и в чеченцев, и в аварцев.
    Бюст генерала Ермолова  с мраморными эполетами на плечах в парке на Черноморском берегу смотрел на Саню повелительно –отрешённо. По щекам, мундиру, орденам скользили тени пальмовых листьев. И он словно оживал, шевелил губами и что –то хотел сказать. И всё –таки для  Сани  этот бюст  был всё равно, что античный обломок… Да не совсем. Дело в том, что он сильно напоминал ему его генерала.
  Дух Кавказа тёк, клубился, растекался и однажды втёк в Сашку стихами и прозой бретёров и дуэлянтов, сочинявших о такой давней и ставшей такой близкой войне героические поэмы и романтические повести.

12.

Сегодня с утра , зачитав приговор, и предоставив последнее слово осужденному Наина Ермилина поразилась метаморфозам произошедшим с Константином Блиновым, который последнее время в каких только обличиях не являлся ей во сне! Фотографии трупов, оперативные съемки сходок , фото новогодних посиделок главаря бандитов в кругу местных "авторитетных бизнесменов"…Всё это сливалось в подвижный сюжет, перетекающий из одного образа в другой по законам компьютерной графики. Вот он в боксёрских перчатках-на ринге. Вот он – на пляже под пальмами на фоне отеля. Вот он с  тайскими красотками. Вот с друганами-подельниками в  милицейской форме , с генеральскими погонами на плечах, а на голове шутовская корона из картона, оклеенного блескучей фольгой. Умел Блинов веселится! Он не просто сеял вокруг себя смерть ради жизни. Он делал это ради красивой жизни! Оторваться по полной, мотануть на международный курорт, нестись на «тачке» по ночному шоссе с развесёлой подругой, овладеть микрофоном в караоке -баре , чтобы спеть про призрачный бушующий мир, ослепительный миг и падающую звезду.

 Наряжаясь генералом, Блин выкладывал эту фотку в соцсетях, дразня Ермилова, с которым он как бы играл в догоняшки. Он, он…Всё он.Он за одним столом со своими бритоголовиками. Он на именинах друга, которому предъявлено обвинение в исполнении заказных убийств-и теперь тот друг  – в бегах. Где он теперь? Спасается от урагана Катрин во Флориде, дышит дымом горящих лесов в Португалии, а ,может, попал под наводнение на Филиппинах? Должен же Всевышний покарать такое чудовище, если оно не досягаемо для  женщины с завязанными глазами, весами в левой руке и мечом –в правой!
 Наину  поразило , как изменился в лице, как перетёк из одного состояние в другое Константин  Блинов, которого и «гражданином» - то назвать язык не поворачивался. Она была убеждена  и пыталась убедить присяжных  в том, что  социопат Блинов - опасный монстр, которого нужно держать в клетке. Но чтобы так зримо! Так явственно! Стоило ей произнести: «Подсудимый, встаньте, вам предоставляется последнее слово!», как, побуровевший, вскочивший со скамьи подсудимых Блин,  хищно обнажил клыки. Оскаленные челюсти начали преобразовываться в пасть , сквозь монголоидный лик проступила волчья морда. Казалось – ещё мгновение и человек превратиться в волкодлака.
То, что прорычало это существо, было не то что алогично-бессмысленно. Это было чудовищно! И Наина решительным жестом подавив истерику приговорённого, лишила последнего слова ещё недавно подсудимого, а теперь уже осуждённого(«оСУжденного» -говорили законники и тюремщики, как бы варьируя фразу Достоевского «широк русский человек, надо бы обузить», то есть СУзить, поставить в рамки).
 Все эти аберрации зрения можно было бы отнести на переутомление. Приговор читали три дня. И сегодняшнее утро было днём третьим  и последним. Есть от чего утомиться.
 Но и со скрипачом , уже приступившим к кульминации,  происходило почти то же самое. Он начинал играть коротко стриженным маэстро средних лет, а теперь на голове его колыхалась седовато-серая грива, нос и подбородок смыкались щипцами. Из коротких рукавов фрака торчали худые руки увенчанные не пальцами –громадными, прыгающими по грифу пауками. Наина и прежде бывала на концертах Сурикова. Она слушала его, когда он был  ещё ребёнком –вундеркиндом , выделявшимся среди воспитанников скрипичной школы Бруно. Он был тогда пухленьким мальчонкой со щеками-подушками –и умиление по поводу того , что такой вот карапет выделывает на скрипке вивальдиеве рулады, извлекает из неё стоны и рыдания вечности  накатывало тёплой волной и уже не отпускало до тех пор, пока он, разомкнув вольтову дугу звука между смычком и струнами,  не  начинал кланяться. Потом его несколько раз вызывали на бис…

Часть III. Дознание

" Помимо духа-хранителя, не прикреплён ли к каждому человеку также и какой-либо злой дух, ради того. чтобы подталкивать его ко злу и тем доставлять ему возможность делать выбор между добром и злом?»
Книга духов, К.

«Итак, чтобы вы научились видеть будущее необходимо восстановить кое-что из утраченного человечеством. Но это не всё. Значительно важнее и сложнее развить в себе способности, которых ещё не было ни у вас, ни у всей суммы ваших предков. Речь идет о той части бессознательного, которую я назвал бы надсознанием.»
www.prokonlin.ru

13.
…Мы, гражданин следователь,  не стали дожидаться пока зал успокоится, и он три раза сыграет на бис. Вывалившись на воздух, мы загрузились в тачку – и с опережением помчались к интуристу. Микроавтобус с гастролёром –лохом вынырнул из мерцающей предновогодними светляками темноты. Скрипач со своей драгоценной инструментиной в футляре вышел без сопровождающих –и сделал пару шагов в сторону гостиничной стекляшки. Всё, вроде бы, шло по плану. Но тут непланово начался большой приход( ещё до концерта мы нюхнули снежка в роскошном филармоническом сортире –и Шнырь уже в конце первой части похихикивал и хныкал, потому мне пришлось попинывать его бутс  под креслом, чтобы он закрыл хавальник.) К тому же в разрывах между светом и тьмой, образуемых салютами петард, возникли – по зимнему одетая женщина без шапки, горбатый дед в клюкой и ещё двое.  И тут началось. Словно еле слышно подвывавший стонам скрипки  Волчара – оскалился, глаза его сделались канифольно жёлтыми. Много раз рассказанная Блином легенда об укушенной гюрзой пионерке его казахстанского детства –впечаталась в наши мозги, став навязчивым образом и его, и наших, его подельников, фантазий-  глюков. И я понял –фантом опять явился ему. «Да вернись ты в свой гробик!» -взвизгивая от страха, бормотал Волчара, уставясь в темноту.  Его состояние передалось и мне. Это закон стаи - и иначе нельзя ходить на дело. Ужас или бравирующе-хвастливое воодушевление –всё передаётся от одного другому, как электричество по проводам. Когда мы приехали и выгрузились, Шнырь отвлек уже направляющегося к отелю скрипача банально-кинематографичным возгласом из «Операции Ы»:
-Мужчина, у вас закурить не найдётся!
Скрипач обернулся-и я увидел, что это вовсе не концертант, а долговязый хмырь из конторы ритуальных услуг, шагнувший в сторону интуриста «Космос» с  футляром в виде маленького обтекаемого гробика с ручкой. К его услугам мы нередко прибегали, потому как убыль бойцов в бригаде была изрядной – и то и дело приходилось возиться с гробами. Детский гробик в руках  долговязого не сбил меня с толку : в сущности, это был всё тот же футляр для скрипки. Волчара сделал подсечку-я поймал вывалившийся из руки хмыря саркофаг, бросил его на заднее сидение «джипаря»- и тут же приоткрыл, чтобы убедиться -на месте ли драгоценность. Там ещё должна была быть фирменная надпись мастера -  Antonius Stradivarius.  Одним ковырком ножика я удалил наборный замочек –и его колесики покатились ко мне под ноги. Клацнули защёлки. Отворилась крышка. В свете автомобильного салона я увидел - в футляре лежит мёртвая  девочка из  детства Костяна. Мертвячка отпахнула глаза, оскалилась и , сев в гробу, стала вращать головой.
-Ты кто? Вы –кто? –прочревовещала она механическим голосом.
- Я Нинзя. А это Шнырь и Волчара…
-Введите пинкод, чтобы выйти на связь с орбитальной станций…
-Блин, чо тут происходит?- взвыл Волчара, вовсе не обращаясь к нашему боссу. – Походу –вторжение пришельцев…
-Мы лохонулись, братва, это не та машина, не тот футляр. Вон –тот…Фары! Уберите фары!
-Какие фары!-проскрипел голос сбоку . –Это фонари на моей карете.
И я , гражданин следователь, увидел крючконосого волосатого мужика в  колпаке, фартуке  и  засаленном , обсыпанном опилками сюртуке, от которого пахло конским волосом,  еловой смолой и канифолью. И в самом деле- на облучке кареты громоздился кучер, сквозь переднее оконце виден был хвост коня и его круп.
 И в то же время я , гражданин следователь, увидел наезжающие фары. Из ночной бабочки темноты выкуклился БТР. Мой БТР! Тот самый, на котором мы ломанулись в этот долбанный-раздолбанный город с гремучим названием, совсем уже прифугасившие, прихлобыстнутые, обмороченные, готовые падать в обморок.
…То был не  стелой Стенли Кубрика   возносящийся ввысь стеклянно-металлический параллелепипед гостиницы «Космос», а то ли Институт нефти и газа , то ли проститут фифти-фифти и сглаза… Клёбнуло танковым залпом, мамалыгнуло гранатометом. Обезьяноподобными чертенятами из задницы самого  Сатаны  полезли из люка танкисты.
 Подскочил второй «бэтар» –и из его двупроходной задницы начали один за одним выскакивать скрипачи. Все , будто только что отштампованные на конвейере фабрики игрушек - пластмассовые солдатики- манекены во фраках.  Какие-то розовощёко-целлулоидные. С футлярами в руках. Где ж детище Страдивари? Скрипачи вынули скрипки, выстроились строем и, ударив смычками по струнам, каппелевским строем двинулись к  наполовину обрушенному  зданию…Я где-то  слышал, гражданин следователь, что если звук скрипки попадёт в резонанс с колебаниями моста, то мост рухнет. Похоже, того они и добивались. Неужели это было секретное оружие генералов, угробивших столько техники и ребят?
    
 В рассеивающихся дымах баталии я увидел направляющегося к дворцу Амина  моего ротного Саню. А следом  за  ним концертанта с футляром в руке – в окружении шумной компании друзей и подружек.  И я понял, что всё виденное перед этим было галлюцинацией первой волны небывало чудовищного прихода. Ну да. Это был он , Саня, тащивший  меня, подстреленного «духом» по верблюжьим колючкам. Он пёр меня, не веря что я уже окочурился, - и пора мне в роту к «двухсотым» жмурам. Он меня не бросил. А теперь вот…Не нюхавший пороха Блин, командует - убрать! И кого? В Грозном, возле той размыканной на четыре стороны света руины, Саня   явился мне, как ангел с небес. Но, кажется, это было уже на какой-то другой планете.
 
 Сначала мне померещилось , что на нём что-то вроде гладиаторских доспехов, потом я увидел , словно выплывшее из школьной хрестоматии лицо Лермонтова, шнуры гусарского ментика, потом стало окончательно ясно, что мы находимся на Марсе и у меня разгерметизирован скафандр на ноге, куда долбанула когтем эта омерзительная двуногая ящерица , вооружённая лазерным бластером, но он пальнул по ней из подствольника, заклеил пробоину в моём скафандре  пластырем и, взвалив на себя, потащил...
…Вы спрашиваете, гражданин следователь, давно ли я принимаю наркотики? И что в заключении нарколога написано об острой зависимости? Всё началось с тех пор, как я попробовал анаши во время войны в Афганистане. Потом –герыч. А там –дальше-больше…
 Вот и около гостиницы «Космос» я думал-он явился в третий раз. Я был уверен, что это Саня, хотя когда я увидел громилу рядом с генералом в зале филармонии , мне показалось-это совсем другой человек.
  Вынутый из багажника «ака», которым я, выполняя команды Блина, отправил на тот свет трёх вицемеров и нескольких  мразей из уголовных авторитетов, грелся в моих ладонях. Но что за мартыновщина-стрелять в того, кто, напевая про кремнистый путь и звезду говорящую со звездою, вытаскивал тебя из огня и волок на себе, вызывая по рации «вертушку». И пока тебя вперёд ногами, рядом с «двухсотыми» не загрузили в стрекочущую, обдающую ветром лопастей брюхатку-матку, он подставлялся под пули похохатывающих, как римляне в Колизее, орущих из зияющих окон свои аллакхабары «духов».
 
 С первым «вицеком»  , отказавшим Блину в установке пивных ларьков проблем не было. Я зашёл с ним в лифт  и спокойно стрельнул из пистолете с глушаком. Он даже и не понял, что за ним охотились.
Со вторым, взявшимся наводить свои порядки на барахолке, раскинувшей пестрое лоскутное одеяло  на окраине Солцесибирска, словно город хотел прикрыть этой тряпицей зябнущие ноги, тоже всё срослось. Он ездил на своей «Тойоте» один, без охраны. Да и был он, конечно, не Джоном Кеннеди. Да и я не собирался жертвовать собой , подобно полубезумному Освальду. Я пристрелил его во дворе, возле парковки, когда он , включив противоугонную сигнализацию, сделал шаг в сторону подъезда. Всё произошло тихо. Даже сигналка не заверещала.
-Ну что! Помянем уМЭРшего вицеМЭРа, -мрачно скаламбурил Блин, выдавая мне толстенькую пачку баксов. – Мотай в Тай, расслабься!
Третий  «вицек»( он перешёл Блину дорогу, задрав цену на участок под строительство крытого стадиона  «Ермак») , как видно, насмотрелся ковбойских стрелялок. И оказал сопротивление, чем только ещё больше разозлил меня. Но ковбою –ковбоева смерть. Я пристрелил его из его же револьвера, вложив ствол ему в руку и имитировав самоубийство. Слишком долго он думал-стрелять-не стрелять. И хватило одного удара ногой, чтобы стрелялка полетела наземь.
Но стрелять в своего же спасителя?!Я повторяюсь, гражданин следователь. Но вы меня поймёте…Я навёл уже «акаша» на Санину спину, на которой не было броньки-только лёгонькая дублёнка, под ней бугрились лопатки, на голове его  не было даже шапки-не то что сферы. Ну и чо завалить его щас на эти ступени мраморные? Чтобы лягнув пустоту подошвами сапог на молнии, Саня покатился вниз, а потом остывал в луже крови на снегу? Но Саня ли это? А может, какое-то его   подобие? В последнее время с заказанными стало твориться что-то неладное. Блин давал команду расправиться и  с не давшим ссуды  банкиром, и с не продавшим акции фирмачом –строителем. Но подозреваю, что они уже были покойниками. Потому что  сколько бы я в них не стрелял , они оживали. А разве это правильно?
 Весь этот чертогон с видениями мне изрядно надоел. Шнырь, гордился дурачок, что он сидел на зоне в месте за городом, называемом «шаманья горка», за забором  которой построили обсерваторию, чёртово колесо, а на территории лагеря храм. Бедолага рассказывал, как ночами между куполом обсерватории, луковкой церковки и   чёртовым колесом возникали свечения-и начинался хоровод полтергейста. И что среди фантомов этого балагана обязательно появлялись шаманка с бубном и билом и светящийся призрачный волк. И я увидел, что два таких скалящихся четверолапых - мои соратники по бригаде. И услышал удары в бубен. То колотилась кровь в моих висках.  И тогда я поймал на мушку Шныря. А следом - и Волчару. Меня ведь в конце концов этому учили в институте по другую сторону того забора, инструктируя , что следует делать при попытке конвоируемого к бегству. А в обсерватории , где нашей спецгруппе резервного отряда готовящейся  экспедиции на Красную Планету, нам пояснили, что американскими марсоходами обнаружена форма жизни, описываемая в трактатах чернокнижников  как оборотничество. И по любому нужно было стрелять. Хотя я знал –они всё равно оживут. Для того, чтобы их укокошить нужны серебряные пули, а так – только на какое-то время они умирают. Потом регенерируют… Нажимая на спусковой крючок , я увидел как мой указательный палец превращается в коготь , а кисть руки стремительно покрывается серой шерстью.
 

14.

…Шасси «Боинга» оторвались от бетонки взлётно-посадочной полосы. Я смотрел на уменьшающийся, уплывающий вниз аэропорт Холмачёво. Сопровождавший меня и в гостиницу, и в аэропорт телохранитель, которого предоставил мне Борис, отговорив вас следовать за мной, рассказывал и про Солнцесибирский аэропорт, и про взлётно- посадочную полосу странные вещи. Мол, холмы и  увалы Холмачево, которые сравняли строя полосу,  были  скифскими курганами. И раскапывавшие их археологи находили в них рядом с истлевшими шаманскими бубнами  фигурки похожие на летательные аппараты и космонавтов. Теперь я уже в своей квартире с окнами на Манхэттэн и взялся написать тебе , Мариночка, письмо в личке Фейсбука. Спасибо вам ребята, что так встретили и проводили. Я уже звонил в ответ на твои эсемески, а теперь вот пишу  о том, что стряслось со мной там,  на ступенях гостиницы. Произошло –не совсем понятное мне до сих пор. Всё промелькнуло очень быстро – грабители, грохот  автоматной очереди, налетевшие машины с мигалками. В отсветах этой «цветомузыки»  я  увидел двух убитых бандитов. Третьего в наручниках сажали в машину. До сих пор не пойму-что произошло, но телохранитель Саша заслонил меня и скрипку собой. Я ощутил покалывания в кончиках пальцев, и увидел, как меня обволокло серебристое облако. Пули свистели мимо. Говорят, некоторые спецназовцы обладают сверхъестественными способностями. И вот - тому доказательство.
  Что касается окончания концерта, когда я играл из Паганини и Сибелиуса , то Великий Маэстро меня не подвёл. Этот бес, вселившись в меня, до конца не желал покидать столь уютного пристанища. Передай от меня привет нашему Дубльдиезову, и Бруно. Если бы не они! Я, кажется, понял почему из дюжины учеников продвинутой школы остаётся только один. Всё дело в таинствах реинкарнации. Неупокоенные духи великих музыкантов в кого попало не вселяются. Не даром Моцарт был масоном – его посвятили в таинство розенкрейцеры-и в него вселился гений Орфея. А меня посвятила в Орфеи ты, моя Эвридика. Да ведь и Паганини тоже был вольным каменщиком –и его музыка по сути музыкальные заклинания духов…

15.

«По селам и деревням ходят лживые пророки и пророчицы, мужики и бабы; иногда обнаженные, распустив волосы, трясутся и убиваются…»
«Стоглав», 1551 год.


…Ну что вам сказать, ребята! Ну вырезали мы из пошедшего в эфир сюжета этот вопль приговорённого Блина! А он, этот крик отчаяния, стоит у меня в ушах. Это покруче ругани по телефону по поводу  выданного в эфир, сбывшегося с точностью до наоборот прогноза погоды или обвинений депутатов в преднамеренном занижении нами их рейтингов!
Вчера к тому же позвонили из конторы, потом пришли и настоятельно попросили исходный файл. Говорили, что хотят ещё раз прослушать крик Блинова. А закадровым текстом мы заглушили  буквально следующее: «Кому вы верите! Ведь меня проиграли в карты инопланетянам! И она вовсе не жена а…» Дальше запись была забита шумом включившейся глушилки. Но эфэсбешник подключил к компьютеру какую-то приставку и при повторном прослушивании явственно прозвучало: «не жена, а андроид…»
  Вот это и сочли работники спецслужб разглашением секрета и даже  опасным пророчеством. Слова , как известно, материализуются , пророчества сбываются.
А ведь рассказывала Косте Блинову его бабка, как перед  революцией  появился в их неподалёку от Новоалександровска прилепившейся к берегу Оби деревне Криворуково мужик с искривлённой, плохо сросшейся , перебитой рукой с георгиевским крестом на замызганной гимнастёрке -и как, бродя меж дворов и восседая на паперти деревянной церковки пророчествовал он  о том, что царя скинут, брат пойдёт на брата, а потом и немец снова напустит на Русь ползучих железных жуков и летучих стальных насекомых. Нашёптывала баба Марфа мальцу и про то , как анафематствовал лжепророка попик криворуковской церковки, которую потом сожгли –сбывались предсказания юродивого. Теперь Блинов маялся в своём напророченном ему давным -давно казенном доме, пойманным в капкан волоком мотаясь от койки с пустым вторым этажом к бронированной двери с волчком, подобно не находящему выхода , пойманному в клетку зверю в зоопарке.
 Да,  видения Блинова, как и предсказания блаженного ветерана «ерманской» сбывались. Но бабка Марфа  предупреждала: обретшие дар ясновидения вступают в битву непредсказуемых сил. Этими силами пытались управлять и медиумы, и окружающие себя предсказателями правители, но удержать их в повиновении ещё никто не мог…

Куда исчез юродивый георгиевский кавалер никто не знал. Георгиевский крест нашла соседка в зобу гуся да и вышвырнула его в реку от греха подальше. Его потом выловил Костян, ныряя за блёснами зацепов. И когда Блин, карнаваля и юродствуя, наряжался в генерала или шутовского царя, увенчанного картонной короной, братва ликовала, видя у него на груди настоящий георгиевский крест.
     А после войны, когда стали в Криворуково возвращаться остатние мужики-кто на костылях, а кто и на коляске с деревянными утюгами в руках, явилась другая пророчица. То была так и не дождавшаяся муженька с фронта Маланья. Однажды ей сделалось дурно и, вынимая из колодца ведро с водой, она потеряла сознание да  и свалилось в заплесневелый сруб. Из колодца поднявшую крик Маланью вытащили, но она тронулась умом. Неделю молчала. На вторую стала сообщать товаркам, что на дне колодца ей было видение- три клоуна в телевизоре, балерины в оборках белых пачек,  баррикады в Москве, танки…
 Сгинула куда-то и Маланья, говорили её прибрали в психушку. Подъехала вечерком машина со странным номером из трёх шестерок, высочили из неё двое белохалатных и, увязав болезную в смирительную рубашку-балохон, затолкали в распахнутую дверцу.  Но теперь и она, и георгиевский кавалер, стали являться  осуждённому в камеру - и Константин  Блинов постоянно разговаривал с ними.
  Видения донимали Блина,  и он уже всерьёз подумывал о том, что может быть, он зря не рассказал во время проведения  психиатрической экспертизы о своих зрительных и слуховых галлюцинациях улыбчивому  хмырю в белом халате.

16.

Борис и Глеб вышли из иконы и уже стояли наготове. Древнеруские одежды слущились с них, как новодельная краска со старинной иконы. На них были скафандры. Нимбы, в самом деле, оказались шлемофонами. Блинов был тоже в скафандре. Запястья сжимали наручники. Только что ему надели на голову и шлемофон.  Двери камеры  были уже открыты.  В сопровождении астронавтов он вышел в стерильно-белоснежный, залитый неоновым светом коридор. Это была длинная «гармошка», какие приставляют к  самолётам в аэропортах. Но  входной люк  вёл  не в  салон авиалайнера и не  в автозак, а  в космический корабль, где в таких же, как на Блинове , скафандрах и наручниках сидели маньяки и серийные убийцы. Значит ему не поблазнилось, что судья произнесла не «приговорён к лишению свободы», а «приговорён к шахтным работам на Красной Планете».
- Я не хочу на Марс! Оставьте меня на Земле. «Три пингвина», «Два дельфина» или какой другой строгач, но только не Марс, -заорал Блин.- И очнулся от кошмара.
  С тумбочки смотрели вернувшиеся в образок Борис и Глеб. Загремело железо дверей. Зазвякали наручники.
-Блинов! На выход.
 Блинов с радостью повиновался. Всё же не на  Марс! В колонию строгого режима  «Три пингвина», а не в марсианские шахты по добыче левитона, дающего возможность обретать невесомость, мгновенно перемещаться в пространстве , телепортировать. Оттуда уже не возвращаются. Срывают силой шлемофон со скафандра–и оформляют это под несчастный случай. Или на компрессорной выдают в узловом модуле для колонистов-осуждённых едва заполненные баллоны - и бедолага погибает от удушья.
  - Святополк, Святоволк, - бормотал Блинов, какое-то непонятное ему самому заклинание, выходя из камеры и по-звериному озираясь. Отшатнувшийся было молоденький солдатик из двух сопровождающих конвоиров, справился с собой.
 -Сюда!-направил он заключённого в глубь коридора, подтолкнув его дулом «акаэма».
Блин не мог понять, отчего, как бы оторопев, замешкался конвоир. Блинов не видел себя со стороны. Но солдатики конвоя могли видеть, что за ночь из лица Блинова выперла безобразная волчья пасть.
 
 Часть IV.  Из другого измерения

«6 И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их, то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю её из народа её.»
Левит   гл.  20,  ст. 6.

 

17.
Прорвав облачность , самолёт набирал высоту. Мысли Глеба слоились, текли, клубились, как облака под крылом «Боинга». Вот был бы жив Рихард Вагнер, он бы , наверное, удивился тому, сколь совершенно  воплотился в металле фюзеляжа, нервюр и элеронов его «Полёт Валькирии». Да и «Шмель» Римского - Корсакова о  том же.  Буклями парика великого Иогана Себастьяна Баха клубились под крылом облака. Обняв скрипку, концертант смотрел, как дубльдиезом  бежит по рыхлой поверхности облачности тень самолёта.  Ещё в аэропорту, пройдя регистрацию, Глеб  обратил внимание на высокого , не совсем обычно одетого мужчину с длинны лошадиным лицом, прямыми как конский хвост, волосами до плеч, белом колпаке со свисающим набок   «аппендиксом» и  в желтоватом кожаном фартуке. «Может хиппи? - подумал Глеб. – Похож на иностранца. Скорее, на итальянца. Уж слишком экзотически одет!» Хотя теперешние неформалы могли обрядиться хоть в костюм денди позапрошлого века, хоть в рубище из мешковины. Да и сам Глеб,  освобождаясь из теснин фрака, одевался вполне по –хипстерски. Вот и теперь предвкушая посадку самолёта в солнечно-пальмовом Майями, где был уже назначен его концерт, он сразу уторкал пуховик в чемодан на колесиках и был в пиджаке, легком, обмотанном вокруг шеи шарфе, джинсах, кроссовках.  Этот, чем –то напоминающий Адриано Челентано только не лысый, а патлатый,  долговязый  итальянец  бросился ему в глаза сразу , как  только появился в эропорту. Но он был не один. Их было двое. И появился он первым  из мерцающих граней скульптуры «Покорение Сибири». Вначале высунувшаяся из прямоугольника нога была продолжением пришедшей в движение задней мосолыги коня и первоначально она заканчивалась копытом. Даже и на второй ноге сначала было такое же копыто, а не сапог из грубой свиной кожи.  Озираясь по сторонам, обладатель  патл, фартука столяра-краснодеревщика и шутовского колпака, появился из грани монумента лишь до половины и лишь осмотревшись, сделал второй шаг –и в тот момент , когда он ещё полупрозрачный, образовался полностью, копыта на его ногах исчезли. Но напрасно он озирался. Его никто не видел кроме Глеба. Следом за ним из  хрустального параллелепипеда  стал вытекать второй иностранец – в кургузом фраке , горбоносый, с зачёсами волос на висках, скрипочкой под мышкой и смычком в правой руке, который первоначально был саблей всадника. Да и дека скрипки своею кривизною точностью повторяла кривизну луки седла и за мгновения до того была самим седлом, как струны были удилами скакуна, а длиннопалая рука скрипача - точной копией-отображением  пришедшей в движение руки всадника то ли замахнувшегося на оскалившегося волка, то ли защающегося от нестерпимого блеска сверкающей над его головой вестницы неисчислимых бед- кометы. Прошлюзовавшись сквозь кристалл монумента, колоритная парочка поспешила к  стойке регистрации. Но не глядя на сосредоточенно рассматривающую очередной билет работницу аэропорта, иностранцы (а это были точно не русские и уж никак не одетые по-зимнему сибиряки) устремились на посадку. Их и там не никто не видел. Да и самого Глеба тоже вряд ли могли узреть. По крайней мере его удивило то, что подобно  погребальной маске египетской мумии тщательно разрисованная девушка на контроле даже не стала смотреть ни распечатки билета, ни паспорта, и что Глеба ещё больше поразило - его не остановили на выходе, когда , уже бросив чемодан  на ленту транспортёра, он проносил сквозь рамку металлодетектора скрипку.
 Обычно она «звенела», но ему не хотелось пропускать скрипку через сканирующее устройство - он опасался , что рентгеновские лучи повредят столь уязвимые  клен верхней и ёлку нижней деки . Поэтому   Глеб, как всегда, раскрыл футляр, нащёлкав на наборном замке цифру 1644 -год рождения Антонио Страдивариуса.  После того , как таможенники , тщательно изучив документы разрешающие перемещение из страны в страну ценного раритета, и убедившись в том, что в футляре – музыкальный инструмент, а не короткоствольный автомат, какими пользуются террористы для захвата самолётов, что у футляра нет двойного дна и артист-гастролёр не провозит наркотиков, -они как правило ещё продолжали о чем-то негромко совещаться , отойдя в сторону. Обычно всё же Глеба пропускали на посадку по добру, по здорову. Но на этот раз он минул пункт таможенного досмотра без контроля.  Вислоухий, грустноглазый, как консерваторский маэстро Бруно, спаниэль не обнюхивал нутро футляра. Девушка в погонах не брала в руки кристаллик канифоли и не спрашивала: «Что это за вещество?» Мужчина не заглядывал внутрь скрипки сквозь резные «параграфы» эф, интересуясь, - не запаковано ли внутри музыкального инструмента пара кило тратила и не замаскированы ли под струны проводки, не спрятана ли в грифе батарейка и не соединён ли один из колков скрипки с контактами? Лёгкий поворот этого колка – и самолёт вспучивает клубящимся огненным облаком. И разломившись пополам, он падает , падает , падает, падает, дробясь на обломки…
 
Все эти видения проструились перед глазами Глеба, начиная с того самого момента, когда ничего не понимая, он первым выпал в аропортовское броуновское движение людей из  матово мерцающего параллелепипеда. Для него было не совсем понятно - почему было не приехать сюда на такси? И отчего  в зеркале гостиничного номера в тот момент, когда он затягивал хипстерской петлёй шарф на шее, за его спиной появились вот эти двое итальянцев, и, взяв его под локотки , вдавили в противоположную стену номера, где на гвозде висела картинка , изображающая  посадку  космолёта на Марс. Особенно неприятным было то, что ему всем своим астральным телом пришлось втиснуться в полое пространство , изображающее в монументе скульптора –авангардиста летящую комету-вестницу бед и катастроф. Её хвост он всё ещё ощущал на затылке в виде собранного в пучок и стянутого резинкой пучка волос, которые он распускал во время концертов, чтобы в  момент экстатичных кульминаций выглядеть не то самим Николо Паганини, не то рокером –гривотрясом.
 
 Удивило Глеба и то, что салон набравшего высоту самолёта был абсолютно пуст. В нем находились  только они трое –он, да два этих итальянца. Может быть, салон был и полон пассажиров, но ни он, ни , похоже, двое итальянцев тех пассажиров  не видели. А  пассажиры на полупрозрачные  силуэты которых он мельком обратил внимание   на контроле,  не видели его и этих двоих.
   
 Так неужели же прав этот не расстающийся со слуховым аппаратом спецназовец Саша, с которым ему удалось перебросится несколькими фразами, когда преодолев толпу берущих автографы, и отводя рукою в сторону телекамеры и микрофоны,  Глеб зашёл в гримёрку и обнаружил его там?
- Я из личной охраны генерала Ермилова, Зовут меня Александр,  - спокойно произнёс незнакомый Глебу человек в пиджаке, глядя на Глеба холодным взглядом ясных, как безоблачное небо синих глаз.  - Мне поручено обеспечить и вашу безопасность, и сохранность скрипки Страдивари. Вы попали в средоточье борьбы вторгшейся к нам группировки пришельцев. И вам придётся очень солоно.
- Всё-таки соло но или но соло? -прикалываясь, попытался Борис свести все на шутку каламбуром.- Для солиста стольких филармоний это важно…
- Сейчас не до игры в слова!- продолжил хладновзглядный Александр. -Дело в том , что вы уж убиты во время штурма Белого Дома в Москве в 1993 году, где вы давали концерт защитникам парламента. А сейчас всё происходившее с вами тогда - в точности повторится возле отеля «Космос» в вашем родном городе. Только в новых вариациях. Как в фуге или второй части рок-н-ролльной импровизухи. Или на заевшей пластинке. Для вас будет печальным известие о том, что ретранслятором заказов серии ваших убийств был ваш продюсер и консерваторский друг-Глеб Гасилов. Абсурд: но он всё ещё тешит себя надеждой занять ваше место. Ему не ведомо, что бессмертными воплощениями Великого Маэстро Николо становятся только чистые, детские души, а он замутнил свой дух завистью ещё тогда, когда вы   ребёнком стали лауреатом международного конкурса, а он –нет.
-И что же мне делать?…
-Ничего, что могло бы спровоцировать тёмные энергии. Все эти события блуждают по кругу, одновременно повторяя то, что произошло со мною в Грозном возле Института Фифти-фифти и сглаза. Да , меня сглазила одна черноокая экстросенсша на базаре-бывшая сотрудница этого института из подотдела шайтан-гейта. И всё это я знаю потому, что я тоже давно убит –и скитаюсь в бесконечных воплощениях и реинкарнациях. В одном из воплощений я был тем самым снайпером,  получившим от них задание расстрелять и вас, и эту скрипку, которая на самом деле –отмычка к космическому порталу. Но  я не выполнил задания, не нажал на спусковой крючок, за что и поплатился…Помните бытующую среди скрипичных мастеров легенду о том, что скрипку на землю принесли Ангелы? То были не Ангелы , а пришельцы. И когда-то они выбрали Антонио Страдивари из Кремоны, и с их помощью он купил домик рыбака, чтобы создавать эти отмычки порталов по переданным ему чертежам, но вмешавшиеся после его смерти  противоборствующие  силы, отдали его мастерскую неподалеку от Доминиканского монастыря кремонскому шинкарю, у которого было задание –закрывать порталы, создавая шум и какофонию. С той же целью они опустошили могилу скрипичного  мастера –и его неупокоенный дух с тех пор блуждает , проходя бесконечные цепи перевоплощений.  Потом в этой войне всё же произошёл перелом –и родившийся у генуэзского портового грузчика сын Николо получил в руки скрипку Великого Мастера - и был посвящён в масонский орден Скитальцев…Теперь и он вовлечён в череду перевоплощений…Это очень тяжёлая карма. Но   я попытаюсь что-либо предпринять. Не знаю, что из этого получится. Мы попали в коварную кармическую ловушку. Вы только что в очередной раз затянули на горле петлю из шарфа, хотя, как я говорил, уже были застрелены, но вам не дала задохнуться сущность Марина, Мара, Морена, которую вы ещё зовёте Мэри-арфисткой и Эвридикой…Я пытаюсь что-то предпринять, но эта дурацкая телепортация приговорённого сегодня утром  Блина! На неё расходуется столько энергии , а левитон на исходе!
 
 Внезапно в прикреплённом к  уху говорящего слуховом аппарате что-то затрещало, забулькало-и он истаял.
 Так неужели же прав этот Саша -и аэропорт, а точнее, заключённая в «хрустальный» куб скульптура, –это ретранслятор Посланцев! Портал перетока космических энергий.  И всё , что произошло возле гостиницы -подтверждение того, что они-существуют. И что идущая сейчас на Марсе битва с андрораптерами лишь часть грандиозной битвы. И они давно живут среди нас…
 

18.
«Общая черта многообразных течений и орденов в масонстве — претензия на обладание... Ими выделялись ясновидение будущего, сверхчувственный взаимоконтакт…»
   Философские идеи в русском масонстве.


…Здравствуй , Мариночка, вот пишу тебе со смартфона, из аэропорта под Парижем, где этот рейс совершил посадку для дозаправки. После того, как ты мне помахала на прощание в Холмачёво,   я, Марина, смотрел на облака, а видел твоё лицо. Я видел город , который сделал нас Орфеем и Эвридикой. Мне даже казалось, что  не я теперешний улетаю от той ночи в отеле, а я-твой муж. Что мы с тобой теперь в уютной квартире, уложив в детской ребятишек, сидим за столом и пьём вино. На высоте пять тысяч метров над землёй, как бы открылась панорама и я увидел город- музыкальный инструмент, город - футляр. И скрипку внутри этого футляра под малиновым бархатом заката. Чёрный гриф проспекта. Обечайки окраинных улиц , эфы входов в подземные переходы метро. Струны-  в четыре ряда выстроившийся поток машин. И я увидел тебя  свернувшимся в клубок рыжим котёнком, уснувшим в футляре моей скрипки. Рыжая кошечка на малиновом бархате.  Янтарный кристалл канифоли рядом. Я играл тебе «Summertim» Гершвина. Как бывало когда-то. Ты прибегала ко мне после репетиций, а звонившему по телефону  мужу говорила, что ты всё ещё в оркестровой яме. Я брал скрипку и изображал звуки оркестра.
 
 А помнишь –в нашей консовской общаге, которую мы звали конюшней(консерваторской юношней) в комнате у Серёги, которую он что ни ночь делил с Кариной, ты как -то спряталась в футляр его контрабаса –и мы, пьяные, не могли тебя отыскать. А потом, когда мы уединились, и ты сняла платье, я увидел, что ты – женщина-виолончель. Спящая красавица из хрустального гроба, обнажённая Климмта. И я читал тебе Анненского «Смычок и струны». «Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны! Кому ж нас надо? Кто зажег Два желтых лика, два унылых... И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их…» И мы сливались в одно. И я перетекал в тебя , как пузырящееся шампанское из тяжеловесной бутылки с  дионисийской гроздью винограда внутри в тонконогий фужер, который замирал в твоей руке стеклянной балериной. Потому и заговорила, запела, заплакала моя скрипка, что в неё вселилась ты. Моя Мэри –арфистка. Хмельной сок сочился из винограда. Мы были молоды. "О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли? И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали. "

19.
 
«Символический смысл анкха относится к бессмертию и равновесию. Это общий египетский символ, смысл которого — «жизнь». Геометрически петля сверху представляет собой солнце, возвышающееся над горизонтом, представленное горизонтальной линией. Это фиксирует как бессмертие (солнце всегда поднимается), так и баланс (горизонт — женский, солнце — мужской в символизме).»
Из толкования карт таро…

…Сейчас у меня как раз под рукою смартфон, милый мой,  мой любимый Глебушка! Мой гений скрипки! Боб Дилан классического репертуара!  Конечно,  всё что происходило с нами, я  великолепно помню. Голос мужа в телефоне спрашивал:
 -А почему из всего оркестра играет только одна скрипка?
-Потому что все ушли в буфет!- отвечала я.
Я выскочила замуж за директора ресторана, где мы халтурили студентами. Я пошла за  этого подпольного миллионера, потому что мне не хотелось быть серой консерваторской крысой, грузчицей таскающей свою виолончель с концерта на концерт, узницей оркестровой ямы. Тогда я пела, подражая Мирей Матье.  Он окружил меня шиком. И я родила ему сына , выросшего в бездарного балбеса. Потом моего мафиози застрелили у входа в его ресторан «Арфа». И я тут же повторно вышла замуж за другого мафиози- владельца сети магазинов –свет и звук «Страна музыки».
Да, я не святая, и у меня было много мужиков, но ведь и ты спал с Кариной , нашей тихоней, флейтисткой, всегда назубок знавшей в оркестре свою партию. Гретхен нашего Фауста Дубльдиезова тоже не была святой, хоть и косила под монашку-скромницу, считая меня-стервой! Но кто из нас –есть кто –это ещё надо посмотреть! У тебя был бурный скоротечный роман и с ней. Меня ты звал Мери –арфисткой. Её Памфилой –флейтисткой, по сути обожествляя её, как и  меня !  Помнишь, разъярённый , как мавр, Борис клялся убить тебя? В то время и у нас с ним было… Ну а  сеть магазинов, в которую второй мой муж затянул меня как мотылька  в паутину, вскоре  рухнула. Второй мафиози попал в автокатастрофу со своей любовницей, танцовщицей стриптиз -бара. Мертвых их доставали , распиливая машину на куски, голыми. Обкуренные они мчались по шоссе и вылетели на встречку. Бывало, и мы с ним так вот левитировали. На самом деле на скорости 200 километров в час иллюзия, что машина отрывается от асфальта, как от взлётно -посадочной полосы, была полной. Но вскоре я обрела свойство парить с помощью кристаллов левитанта . А до этого я вышла замуж в третий раз -за этого долбанного режиссёра - авангардиста , помешанного на голых балеринах, устраивающего тантрические оргии с женоподобными танцорами. Тогда я и поняла, что либо я сплю и грежу наяву, либо я уже мёртвая. Может быть даже с тех пор, как первый муж заставлял меня смотреть, как он совокупляется с его штатными ресторанными гетерами и , заводясь на них, переключался на меня. Извращенец привязывал меня к кровати и слегка придушивал, прося и меня делать то же с ним. Без этого он не мог сыграть финал и сделать коду. И не исключено, что он меня всё же задушил. Может быть, я умерла позже. И меня вынули из разбившейся всмятку  машины вместе со вторым мужем. Не знаю…Но однажды, тоскуя по тебе, я положила в карман моего осеннего пальто оставленный тобою в моей квартире кристаллик канифоли. Он закатился под кровать, на которой простыни ещё помнили твоё тепло. Я перенесла его на полочку с сувенирами, где у меня было множество различных безделушек. Привезённый из гастролей в Китай  маленький Будда. Алебастровая Венера с Кипра. Бог Анубис -из Египта. Луч солнца вошёл в желтый прозрачный камешек- и мне показалось , что он, замерцав, ожил. Как у любимого тобой Анненского про  «жидко и огнисто» льющееся мерцание свечи … Вечером я зажгла свечу –и опять поразилась красоте камня, который светился, как  аметист или янтарь. Потом он долго валялся в кармане моего пальто и иногда, думая о тебе, я сжимала его в кулаке-и мне становилось легче, меня не так мучили мысли о том, как мне снять с иглы сына, как отвадить от балеринок и танцоров моего молоденького муженька. И вдруг, сделав шаг, я обнаружила - парю!
 Таковы были свойства левитанта, как то связанного с левитацией , тантрой и Тантосом.
 Я парила напевая голосом Мирей Матье(ты мне говорил не раз, что я похожа на неё, хотя ты сравнивал меня и с Клаудио Кардинале и с Анастасией Вертинской). Я летела над проспектом в сторону памятника припорошенного снегом  Глинки, напевая: « Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно?..  И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно. Смычок все понял, он затих, А в скрипке эхо всё держалось... И было мукою для них, Что людям музыкой казалось. Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели.» В руках у меня была арфа. Она была совершенно невесомой. Её тяжесть ,   принуждавшая меня всегда кого-нибудь просить при её перемещениях, куда-то ушла. И я была одна. Надо мной не тяготел дирижёр со  своей пикой-палочкой. Не мешали слышать рокот и перезвон струн  скрипачи и волторнисты. Наконец-то я ощутила, что мои пальцы-это лёгкие персты. Как у пушкинского ангела в «Пророке». Они сами ходили по лучам струн, они парили, веяли. И извлекаемые звуки были музыкой Вечности…
 Вот тогда я и обрела свойство являться в твои гостиничные номера в любой стране, куда бы ты ни поехал. В любом городе мира, где бы ты ни остановился. Я парила, и с высоты видела себя лежащей в трёх прозрачных  могилах, в трёх хрустальных гробах. Мне казалось, а может только казалось, что мой юный бойфренд из братвы , застав нас с тобой во время твоих гастролей в твоем номере – всадил мне в шею вилку –и выпил мою кровь. Потом, обернувшись в Голубого Волка,  он набрасывался на всю нашу консерваторскую ватажку и рвя клыками горла, пил и пил кровь смиренных золоторогих овнов, рвал на части , словно это была не консерваторская тусовка, а убойный цех консервного завода.
Знаешь, милый, я раскладывала на днях карты таро. Перед глазами мелькали и Замок, и Король на троне, и Костлявая с косой, и вписанная в пентаграмму рогатая рожа  Бафамёта. Но тебе выпали арка и анкх.  Знаки посвящения и бессмертия.
А сегодня утром, когда мы с тобой очнулись в гостиничной постели и ты подошел к зеркалу, как будто для того , чтобы убедиться –ты ли это или кто-то другой? -  на экране отражённого  амальгамой гостиничного телевизора я увидела и первого своего , уложенного киллером у дверей ресторана пистолетным выстрелом муженька, и второго, собранного по кусочкам после автокатастрофы. Двух в одном! Он сидел в стеклянном кубе-клетке и слушал приговор облачённого в чёрную мантию манекена . Это были они, каким-то чудом воскресшие, вернувшиеся. И когда судья произнесла последние слова приговора, морда этого ОНО начала вытягиваться в волчью пасть. На загривке вздыбилась шерсть, пальцы проросли когтями – и совершив прыжок, ОНО проломило стены кристаллического куба. Это был  вернувшийся Голубой волк. Я видела, как он прыгнул на всё ещё вещающий манекен в судейской мантии, как под ударами  лап зверя говорящая кукла стала заваливаться, как  вскинули стволы автоматов спецназовцы –и поспешила нажать на кнопку пульта, чтобы монстр не дай Бог не проломился к нам…


20.

…Дело это в самом деле-тёмное. Подобными занимаются трижды засекреченные отделы спецслужб. Это они прячут в специальных ангарах летающие тарелки и исследуют в лаборатории  помещённых под колпаки  пучеглазых гуманоидов. Американские таблоиды на этом сенсации делают, уфологии-паранормалы чернокнижные диссертации защищают, а у нас за то же самое можно схлопотать «разглашение»…Но если ты хочешь знать, что я видел, то изволь. Такое ни ты , ни я не видели даже тогда , когда нам приходилось разгребаться с крякнувшим чернобыльским реактором или в тот день, когда царь наш Борис отдал команду стрелять из танков по Парламенту, а «бибиси» всё это транслировало в прямом эфире…Да и во время штурма Грозного чего только мы не насмотрелись!
  Всё происходившее возле гостиницы «Космос»  было каким - то очередным, лишь несколько видоизменённым, кошмарным  «дежа вю».  Когда  машина примчала меня к интуристу – все трупы ещё лежали на местах. Первым я стал осматривать уткнувшегося в снег телеоператора. Рядом с ним, под украшенной лампочками елочкой валялась искорёженная оплавленная телекамера. Чем так её можно было испечь, как рождественского гуся в духовке?! Взрывы петард, расцветающие в ночном небе фонтанами фейерверков, освещали эту мини-бородинскую панораму «цветомузыкой», подобной мигалкам дискотек. Живые передвигались рывками. Трупы то появлялись, то исчезали. Рядом с телеоператором  с микрофоном в руке, в позе метающего гранату застыл прилепившись щекой к мёрзлому асфальту телерепортёр, которого я в дневных новостях видел, сообщающим о приговоре Блина. Показывал подошвы громадных ботинок боец –блиновец. Другой отбодавшийся в братанских корридах бык торчал в мою сторону своей безрогой  бритой головой. В яркой вспышке очередного выстрела петарды я увидел двигающиеся к входу силуэты. Правда , при этом очертания фасада здания и входа в него  несколько видоизменились и исчез только что бугрившийся у ступеней крыльца сугроб. Похоже, так и не сделавший ни одного выстрела телохранитель,  отворял стеклянные двери-и скрипач, держа в руках ляльку футляра делал шаг, чтобы войти в ярко освещённый вестибюль, где  колготилось невообразимое количество народа.
 Я наклонился над репортёром. Он лежал на асфальте, в котором непонятно каким образом были проделаны две колеи из- под каких-то непомерно тяжёлых или даже раскалённых  колес.
Потом в показаниях блиновского киллера появилась какая-то блажь о карете и привидении Страдивари в ней. Но след , который на следующий день спешно залили горячим асфальтом и не смотря на мороз  закатали катком, был не от каретных колес , а много больше.   Единственное напрашивающееся объяснение –это след колесницы  какого-то грозного древнего бога. Но это уже мистика и к делу её не пришьёшь…
 Место происшествие представляло собою сцену побоища. Что –то вроде финала шекспировской драмы или оперы, в которой  воспроизводятся сцены битв. Вспышки рождественских салютов время от времени освещали всё мною увиденное фантастически-призрачными разноцветными огнями.
 У  тротуарного бордюра,  задрав нос кверху, рядом со свалившейся шапкой и очками лежал старик  с как бы для удара зажатой в руке клюкой.
В позе летящей птицы ,  раскинув руки словно для того, чтобы кого-то удержать, с разметавшимися по снегу волосами впечаталась в наваленный с утра дворником сугроб женщина. Заглянув в её лицо я опознал в ней арфистку Марину, которой я подвёз на своей  «японке» однажды до дому её арфу, не оставив , разумеется, на обочине и саму музыкантку. Этот эпизод вылился в бурный роман с гульбой в ресторане, где она подрабатывала вокалисткой оркестра. Вскоре я переключился с шатенки на брюнетку, то есть на её подругу  флейтистку Карину, которая потом стала нашей осведомительницей.
 Мужчина в дублёнке со свалившимся набок , оголившим лысину чубом, растопырив ботинки,  смотрел остекленевшим взглядом , будто бы  кого-то увидел. Не взирая  на то, что я только что видел  скрипача –виртуоза входящим в вестибюль,  я понимал, что это  была картинка из другого времени, и  пытался  блуждающим взглядом  отыскать  труп концертанта  -но его и след простыл.
 
Я склонился над телерепортёром. В  его спине  зияло три дыры , обрамлённых кровавыми потёками. В ожидании криминалиста с его чемоданом я ничего не трогал. Но во время следующей вспышки салюта-в зеленоватых отсветах фейерверка я увидел, что отверстия от пуль(хотя я не был убеждён что это были пулевые раны) затягиваются…
 Глядя сквозь эти  выстраивающиеся линзами в оптическом прицеле дыры, я опять увидел скрипача и скрипку. Номер первый медлил с выстрелом. Я запросил его по радиосвязи – он отрубил гарнитуру. Тогда я –номер второй- отыскал его на кровле  многоэтажки и произвёл зачистку. Я видел, как на его лбу расцвёл красный бутон и , дернувшись, он отпрянул от барьера крыши назад. Я снова поймал в прицел  пиликающего в оркестре неподалёку от ощетинившихся баррикад Белого Дома. Первым делом я выстрелил в скрипку. Шеф, дававший мне задание пояснил, что это проплаченная  месть участника аукциона, которому не достался раритет. Я нажал на спуск. Отскочивший  гриф и в щепы разлетевшийся корпус , ошмётья падающих на головы оркестрантов осколков дерева, пучок струн, подбородник заставили их броситься в рассыпную. Роняя пюпитры и топча ноты, музыканты ринулись кто – куда, не выпуская из рук драгоценных альтов, флейт и гобоев. И только брошенный контрабас продолжал  воспроизводить в своём пузатом нутре эхо хлёстких выстрелов. Оторопевший скрипач стоял , как вкопанный. Выбитая из его рук скрипка разлетелась на части, и он не мог прийти в себя. Он был отличной мишенью и, взяв перекрестье прицела чёрную бабочку, я хотел было ещё раз нажать на спуск, но выждал, когда жертва отвернётся и подставит спину - таков мой стиль. Не люблю этих выпучивающих в предсмертной муке глаз  духов-моджохедов, сепаратистов, террористов, в какие бы одежды они не рядились! Музыкант повалился. Но тут же в объективе прицела возникли два странных типа, одетых в какие-то оперные костюмы. Я решил прибрать и их. Я ловил их в прицел оптики, давил и давил на спуск, слыша , как валятся на пол чердака отстрелянные гильзы, но они не падали…

21.
…Сделав шаг внутрь фойе  - первым я увидел Виолончелиста без виолончели. Он о чём –то оживлённо разговаривал со Студентом Кулинарного Техникума. Мигнуло. Над ними возникла виолончель, зыбкий фантом виолончелиста пилил по струнам. Вместо смычка в руке у него был «акаэм» и он как-то изловчался не зацепить за струны ни магазином, ни ремнём автомата. Опять мигнуло. Это было фойе Белого Дома, к которому я пришёл, как сомнамбула, влекомый потоком толпы. При мне была моя скрипка, на которой я до этого играл на Арбате «Адажио» Томазо Альбинони и похоронные звуки ещё догоняли меня, отдаваясь в гулком нутре здания. Опять мигнуло. И в то возникающих, то исчезающих промежутках между тьмой и светом, вспышками, я видел то бросающего  в толпу слова Седовласа Моложавого, то его же , приплясывающего и дирижирующего оркестром и себя мочалящего смычком струны под кривляния беспалого паяца, то опять себя , падающим от тычка в спину чем-то горячим и острым, то снайпера на крыше дома, зависшего над текучей, бурлящей толпой целящегося в какого-то скрипача, уносимого потоком, прижавшего руками в обхват футляр с музыкой внутри…
 
…Ты не вошёл, а как бы вплыл в  аквариум вестибюля и, бросившись тебе на шею, я ощутила губами наждачную щетину твоей щеки. Меня кто-то пихнул в спину. Но я не обращала внимания на такую мелочь. Вестибюль бурлил. Кого-то тащили на носилках. Казалось Костлявая с карты таро стоит за стёклами входа и внимательно наблюдает за нами. Но пока лезвие её косы не дотянулось до нас.  Ты был жив! Мгновение -и мы уже были в номере гостиницы «Россия» , в безопасности. Ты подошёл к окну- на мосту через Москва реку творилось невообразимое. Человеческий сель нёс  белеющие в нём щепки лозунгов. Сверкнуло и прогрохотало. В углу работал телевизор. Би-би-си транслировали: задравший дуло, словно дирижёр свою палочку, танк ухал в литавры –и на фасаде стеклянно-бетонного прямоугольника образовывалось облако, в котором не было видно ангелов, но выскочившие из него черти тут же плескали из вёдер черной смолой.  На другом канале четыре монаха-инквизитора , перебирая чётки, приговаривали ведьму к  сожжению на костре.
 В подсудимой я узнала себя. Конечно, мы уже прилично выпили. Закусывать было практически нечем. Потому , как даже в Елисеевском, кроме как узорчатой лепниной на потолках было полакомиться нечем. В номере царил галдёж. Вся гастрольная команда была в сборе. Мы привезли в Первопристольную кроме собственного сала с базара и огурчиков –помидорчиков с дач, «ничего себе Сибелиуса», как говорил Серёга, и уже отыграли первый концерт в Кремле. И вот… Получилось так , что мы кого-то поминали. Серёга привёл с собой, нашу землячку, обворожительную шаманку рифмы, она почти не пила, зато читала стихи, будто камлала. Что-то про небесного Облоконя , бога войны Сульде, Волка в степи, летящую по небу предвестницу катастроф-Комету.  Опять грохнуло и сверкнуло. Со звоном лопнуло гостиничное зеркало. И в нём возникли – Конь,  Волк , Комета  и лик Бога войны…
- А какой он из себя –Сульде?-спросил ты поэтессу.
- Наверно, он был похож на Чингис-Хана. Или Темучин-на него, -ответила поэтесса…
-А кто такой Обаконь?
-Это облачный конь, на котором скачет по небу Сульде!

И тогда ты взял скрипку и начал играть вторую часть скрипичной партиты Баха…
Все притихли. Перед тем, как взять скрипку, ты, как и положено, надел фрак и стоял ко мне спиной. И  между двигающимися лопатками я увидела дырку от снайперской пули…
… Смычок летел. Кристалл сиял безумным бриллиантом. Скрипка пела голосом мёртвой девочки. Это был Альбинони. Я ещё ощущал некоторый дискомфорт между лопаток, но боли не было. Вырвавшись из цепких объятий толпы, я нёс в гостиничный номер обломки послужившей мне и щитом и бронежилетом скрипки. Первоначально мне показалось, что вандал стрелял именно в неё. Хотя я даже видел, как, пробив футляр и раздробив деку, пуля вошла в мою грудную клетку и нанизала, как кусок мяса на шампур, моё сердце, я счёл это за игру воображения. Неужели стреляли в Страдивари? А меня зацепили лишь попутно? Я швырнул остатки своей «рабочей лошадки» на койку –и поблагодарил старину –итальянца, за то что он уговорил не брать его на Арбат. Он , образно говоря, сидел в шкафу. Выходя на арбатский калым по причине беззарплатицы, чтобы зашибить хоть какую-то копейку, я запирал свою концертную драгоценность в номере, а на улицу брал другую скрипку, на которой пиликал ещё в музыкалке и которая была  куплена мамой-учительницей литературы и папой- учителем истории на их скромную зарплату. Эта скрипочка тоже вполне годилась на роль моего Облаконя или Росинанта музыки, в седле которого я ощущал себя Воином Света, Идальго Золотых Лучей, Орфеем.  Убедившись, что Страдивари , философически ухмыляясь сидит в шкафу, что его не спёр никакой подкупленный торговцами антиквариатом портье, я снял испорченный фрак, простреленную  рубаху – и тут же обнаружил , что на том месте, где вышла пронизавшая грудную клетку  пуля, не осталось даже шрама.  Но  фрак, конечно же, был испорчен и в дырку спокойно просовывался указательный палец. Блаженно ощущая, как ещё полчаса назад простреленное и тем не менее невредимое сердце, разгоняет по артериям венам и капиллярам кровь, я подставил лицо струе душа. Что же со мной произошло? Кто я? Что я? Почему , когда толпа несла меня, я увидел, что мы заключены в багетовую раму, размазаны по холсту тонким слоем масляной краски –и то там то сям возникают –последний Генсек, понуривший голову над плахой; осеняющий летящую в санях боярыню юродивый с крестом-гирей на шее; Иоанн, проломивший череп своему сыну,  пытающийся зажать судорожной рукой рану, из которой неостановимым ручьём вытекает толпа. Герр Питер взирал на обречённых стрельцов, топыря усы на фоне развешанных по кремлёвской стены бунтовщиков…
 Да. С похмелья мы всё же не упустили возможности посетить Третьяковку, Для бывающих в Москве гастролёров это такой же неотвратимый ритуал, как – посещение Дувра в Париже и Цвингера в Дрездене…

Часть V. Утро карнавала
 «Арки символизируют открытия, проходы и посвящения. При чтении арка является символом нового направления. Это новое открытие или путь указывается этой картой.»
Из толкования карт таро.

21
…Посланцы, говоришь? Да, это  они. Война продолжается. И они – среди нас. И в нас. Они вселяются в нас. Хотя не понятно -зачем им это нужно. Ведь они могут принимать любые обличия- человекообразных рептилий, огромных насекомых, ведьм, чародеев и даже музыкальных инструментов. Видимо, им зачем-то нужно , чтобы мы участвовали в этой войне. Ты спрашиваешь про ретрансляторы, замаскированные под скульптуры, чудесные исцеления, перевоплощения, воскрешения из мёртвых, появление гениев и злодеев? Что тебе сказать на этот счёт! Обо всём этом я задумывался ещё, когда служил срочную в Афганистане. Я видел, как нашего старлея не брала пуля «духов», а если  и случалось , что осколок или «девять граммов» рвали его плоть-раны тут же зарастали. Да и среди «духов», в самом деле, нередко встречались именно духи, а не люди, по крайней мере – они мало походили на людей и обладали какими –то сверхъестественными способностями. Когда я собрал несколько пухлых томов этого расследования и отдал их для чтения генералу, он вызвал меня и , сказав, что всё я написал правильно, но вежливо попросил «всю эту фантастику» переделать под обычный протокольный реализм. Режим секретности, тайны внедрения и всё такое. Мол, время ещё не пришло нам раскрываться.
А вот  что прислали  из Нью-Йоркской полиции на запрос Интерпола об исчезновении скрипача  Сурикова.
«Сообщаем, что на борту  «Боинга», следовавшего из Шереметьево-в Нью Йорк обнаружен труп мужчины итальянской национальности , неопределённого возраста. Приметы- длинные седые волосы, крючковатый нос, тонкие когтистые пальцы. В кармане пальто найден увесистый жёлтый кристалл. При обследовании экспертиза установила-это канифоль…»
 Вот и всё … Не договаривают и заокеанские заклятые друзья,  и наши секретчики. Правда, в особой записке Интерпол сообщил о некоторых параллелях происшедшего возле гостиницы «Космос» с убийством Джона Леннона возле отеля «Дакота» в 1980 году . С той лишь разницей, что фанат-убийца Чепмен перед тем , как начать стрельбу попросил у  легендарного битла автограф, а  наш бандюган попросил у Глеба Сурикова закурить. И в том, и в другом случае на месте происшествия была женщина. В случае с Ленноном –его законная жена Йоко Оно. В случае с Суриковым –некая работница филармонии, а по совместительству и арфистка оперного театра Марина. Были на месте всей этой киллерской вакханалии найдены и очки. Правда , они принадлежали не Глебу Сурикову, а его консерваторскому преподавателю Модесту Иосифовичу, который входил в гостиницу вместе с учеником. Эти очки, как Йоко Оно – очки Леннона, подобрала Карина, ещё одна консерваторская выпускница, которая подъехала на место к утру. Мы всё же пробили по базам – не  пропадали ли какие-нибудь очки знаменитостей из каких-нибудь музеев? Ну, к примеру, хотя бы очки Дмитрия Шостаковича. Но никто не прислал нам вразумительного ответа хотя бы на тот счёт, что информация отсутствует. На этом совпадения кончаются. Как видишь-не густо, но хоть кое-что…Ели не считать –как прикалываются в Интерполе –своё заключение они прислали не по электронке, а  чтобы потянуть волынку - по почте , а на конверте –прям коллекция марок для филателиста с масонскими символами. На одной марке –всевидящий глаз в пирамиде, на другой –морда рогача Бафамёта в пентаграмме. На третьей - проходящий обряд посвящения вольный каменщик. Мне показалось, что основное  послание Интерпола содержалось не в письме, а в этих марках. Я предъявил эту улику генералу-и он распорядился произвести тщательную экспертизу в отделе паранормальных расследований…
 
И провести такое расследование было бы не лишним, потому что ничего не написано ни в первом, ни во втором послании и о результатах вскрытия. А они иногда вводили в ступор даже самых опытных хирургов и патологоанатомов. В афгане, вывороченные гранатой наружу внутренности моджахеда могли оказаться напичканными микроэлектроникой, в Чечне только что подстреленный шахид-джихадист вдруг оживал и скрывался в чащобе. Посланцы не только вселяются в людей , но и используют в своих войнах саморегенерирующих андроидов. А они действуют по заданному алгоритму. Отсюда и все эти «дежа вю». Вечная борьба добра и зла, добрых духов со злыми, ангелов с демонами, это всё какая-то битва  каких –то двух внеземных цивилизаций.  Об том знали святые подвижники и спириты…
 
Теперь о скрипке. Она оказалась краденой. Её выкрали из Музея музыки в Москве, подменив подделкой в «лихие девяностые» , когда , помнишь, все музеи грабили. Правда, это была не та скрипка, на которой играл Суриков, а инструмент  другого, попавшего в аналогичный переплёт скрипача. Ну да ладно…Давай -ка, дружище Ватсон, я тебе лучше  сыграю что – нибудь . Нет , не « Лестницу в небеса» на страте, чтобы унестись с тобой в стратосферу, а на вот этой, изъятой на днях в качестве вещдока у стритаря на Арбате, скрипке. Что-нибудь из Паганини. Вчера только наканифолил смычок, подкрутил колки…
   
17. февраль. 2019 г.
16 февраля 2019 г.
16. Декабрь 2021 г.
11. январь. 2023 г.