Расплата

Осталось веточкой оливы
Писать о том, что мир жесток.
И всю любовь прикрыл стыдливо
Познанья фиговый листок.
Анна Полетаева
Время года на самом деле не имеет значения, когда в драматическом ключе меняется погода в доме, в том уютно рукотворном священном месте, где любовь довольно долго старательно строила уютное семейное гнёздышко.
Атмосферный супружеский комфорт старательно создают совместно. Одному такая ноша не под силу.
Это увлекательно, интересно, азартно. Духовное и физическое единение умножает силы, дарит способность и волю делиться неиссякаемой жизненной энергией.
Первый поцелуй, первое объятие, сокровенной мистической силы признание в любви, неодолимое желание прикоснуться к глубинным интимным тайнам. Вы вообще в курсе – что это, как это понимать! Почему от мимолётного соприкосновения губ, от полуобморочного объятия вдруг из груди выпрыгивает сердце, отчего отчаянно дрожат внутренности и конечности, словно предчувствуя приближение конца, что заставляет отдаваться, вручать себя как священный приз, несмотря ни на что, как в последнюю минуту существования, лишь бы не опоздать?
Не спешите с ответом – его нет.
Ревновать – глупо, поздно, да и лень, если быть до конца честным. Не та лень, что рождена нежеланием и скукой, это было бы проще: нет сил, невозможно сопротивляться обстоятельствам непреодолимой силы.
Виктор давно понял, что не виноват перед женой лишь до той минуты, пока любимая женщина тебя не видит… или спит.
Верочка терпеть не могла, когда ей перечат, дают советы, обсуждают и прекословят. Она была цельной, волевой, независимой натурой, женщиной, которая не пасует перед сложными обстоятельствами.
Именно поэтому она не стала прятаться.
– Не ищи меня, ничего не спрашивай – всё равно не поймёшь. Я влюбилась. Этой информации достаточно, чтобы понять – мы взрослые люди, имеем право на переоценку ценностей, на смену жизненных ориентиров, на личное счастье, наконец. Не вздумай себя винить. Ты лучший. Если способен понять мотив моих действий, попытаемся остаться хорошими друзьями.
Верочка чмокнула мужа в лоб, забрала кейс с самыми необходимыми вещами и ушла.
Что останется от любви после того, как она окончательно пройдёт, – лихорадочно размышлял Виктор, – эмоциональные проблемы, невыносимые страдания, пустота, боль… или даже этого через некоторое время не будет? Тогда к чему это всё – вожделение, соблазны, мечты о большом, а главное бесконечном счастье, страсть, наконец?
Уходя, Верочка в сердцах слишком хлёстко хлопнула дверью, которая отскочила от косяка и раскрылась нараспашку, а муж не потрудился проследить – не до того было: тепло из квартиры мгновенно выветрилось, похоже навсегда.
А может быть дело вовсе не в застывшем воздухе, может, выветрилось нечто более важное, например любовь?
Мужчина не мог понять – что не так, отчего появилось столь категоричное решение расстаться?
Сели бы, обсудили. Без надрыва, с аргументами и фактами. Так нет же, категорически и сразу – ухожу!
Тягостные, гнетущие воспоминания кто-то или что-то внутри категорически отвергало, поставляя как назло волнующие и сладкие, которые испарились в одночасье с того ужасного момента, когда человек, на котором вот уже восемь лет была зациклена жизнь, сообщил о решении расстаться. Нового счастья не предвиделось. Для его создания или поиска не осталось ни желания, ни сил, а в голове, словно разноцветные стеклышки в детском калейдоскопе прокручивались без остановки мучительно прекрасные сцены, которые при иных обстоятельствах должны были погрузить в нирвану.
Те прекрасные события, как ни крути – убеждали, что всё в их совместной жизни было прекрасно.
Было!
А теперь ничего не осталось.
Ни-че-го-о!!!
Пустота, мрак… и никакого просвета, потому, что все предыдущие годы были посвящены одному человеку – ей, Верочке.
Разговоры без конца, романтические ужины при свечах и без них, многочисленные поездки без целей и планов, поцелуи миллиона видов, пламенные восторги, страстные объятия, искренние нежности, многочисленные желания, важной составной частью которых была любимая.
Опять была!
А теперь её нет.
Припомнились, правда, консультации, бесконечные  санатории и клиники, где оба лечились от бесплодия, хотя ничего подобного в их родовых историях никто не мог припомнить.
Детей не было. За восемь лет ни одной беременности.
Верочка ушла к мужчине, в биографии которого три брака и пятеро детей.
Аргументы были отвергнуты, заблокированы. Всё прочее не имело значения.
– Хочешь ты этого или нет, я созрела для материнства… с тобой или без тебя – без разницы. Федя  обещал…
Давило неодолимое желание выговориться, много чего понятного и не очень хотелось немедленно, здесь и сейчас предпринять. Например, во что бы то ни стало вернуть жену, но сначала отомстить, уничтожить как чёртика из табакерки выскочившего соперника: смертельно унизить его, может даже покалечить или даже убить – медленно, наслаждаясь победой и вкусом горячей крови; показательно стать успешным, состоятельным, может даже знаменитым, вдобавок предельно симпатичным, привлекательным как мужчина. И предельно счастливым. Назло всем! Ей, Верочке трижды назло.
Впрочем, супруги смотрели друг на друга сквозь размытую пустоту, выстроенную в виртуальном пространстве наподобие стены довольно долго; давно не могли приблизиться, прикоснуться душами, почувствовать такую необходимую и важную вещь как гармония слияния, и жили всё это время в странном отдалении, как бы в параллельных мирах.
Сегодня они развелись. Теперь не виртуально – всерьёз.
Виктор категорически не хотел присутствовать на процессе, готов был на любые издержки, лишь бы Верочка передумала, осталась. В конце концов, можно ребёнка усыновить.
Конечно, это совсем не то, что родить своего, но если нельзя иначе – нужно искать другой выход.
Она была непреклонна.
Погода, теперь уже не в доме – во всей Вселенной, была ужасающе противной. Непонятно, за что некоторые так любят позднюю осень. Кленовый багрянец увядающих дерев, журавлиные стаи с протяжным вибрирующим курлыканьем, разрывающим в клочья душу, нескончаемый монотонный дождь, приносящий сезонную скуку и продолжительный сплин – всё было против торжества радости.
Почему? Супругов это унылое очарование никогда не касалось! Им всегда было хорошо, интересно вдвоём.
– Неужели это всё, – слишком эмоционально, с душевным надрывом подумал Виктор, пытаясь если не обосновать, то хотя бы логически осмыслить произошедшее, найти выход из создавшейся ситуации.
Первое, что пришло на ум – купить ящик водки, разбавить пивом, всыпать туда горсть сильнодействующего снотворного и…
Не вариант: вырвет, потом мучиться жестоким похмельем. С работы опять же могут попросить.
Взять отпуск, уехать на край света – на Байкал, в Томскую Писаницу, на плато Путорана: заблудиться, умереть от голода, превратиться в Маугли.
Какая разница, как покончить с жизнью, если выхода нет!
Где она нашла своего Федю – одному создателю известно. Мужик как мужик: рыжий, пузатый, с проплешинами, одет небрежно, более чем скромно. Виктор, конечно, тоже не красавец, но на фоне этого колобка – арабский скакун.
Сколько раз обсуждали они животрепещущую проблему, сколько раз обнадёживали их позитивными прогнозами врачи и целители. Он готов был вывернуться наизнанку, но сделать то, что невозможно, не мог.
– Зря она так! Федя… плевать он на неё хотел. Погреться решил около наивной девчонки, пока гормон играет, пока не почувствует, что наскучила, выдохлась. Какие к чертям собачьим дети, если своих пятеро, и все не с ним! В двадцать лет ошибаются все, потому, что торопятся, потому, что не знают, что там – за ближайшим поворотом. В любовь верят. Точнее, не в неё даже, а в выдуманные книжные варианты интимного счастья, которые дают надежду выиграть сектор приз просто так.
Сначала Виктор просто страдал, накручивал эмоции, потом о себе напомнила физиология.
Верочка являлась во сне, манила со страшной силой женскими прелестями, иногда соглашалась на интимные свидания.
Просыпаться было противно.
Через две недели он ни о чём, кроме пикантных сближений с бывшей женой, не мог думать. И вообще не хотел жить.
Даже дамы в совсем не романтическом возрасте, если удавалось в их облике рассмотреть отдельные выступающие детали, вызывали в перевозбуждённом организме непристойные реакции, что уж говорить о хорошеньких девочках с кокетливыми кудряшками и невинными чертами лица.
Желание встретить Верочку, поговорить, напрямую заявить о законных притязаниях, давило круглые сутки. Возможно, именно возбуждение заставило его сделать непростительный шаг, когда сероглазая дива посреди улицы попросила его помочь снять деньги с карточки.
– На экране написано, если ещё раз ошибусь – карточку заблокируют. Мне очень, очень нужно снять, эти чёртовы деньги. Пожалуйста!
– Кто из нас будет золотой рыбкой?
– Что вы имеете в виду, хотите получить оплату за услугу? Сто рублей вас устроят?
– Меня устроит романтическое свидание. Вариант выберете сами. В разумных пределах, конечно. Я не богат, просто мне лихо.
– Ах, это! Вам фантастически повезло. Я, знаете ли, учусь на психолога. На первом курсе, правда. Но слушать и анализировать уже умею. Только вы должны пообещать – никаких вольностей.
– Совсем никаких?
Девушка улыбнулась, явно прихорашиваясь, невольно поправила причёску, приосанилась, давая рассмотреть себя с более выгодной стороны.
Суханов почувствовал приятный озноб, даже лёгкую взвинченность, как бывает от утренней дозы очень крепкого кофе, усиленного никотином сигареты. Ему показалось, что стало хорошо, даже очень, но доза адреналина была слишком мала, чтобы забыть, что минуту назад ему было плохо, очень плохо.
– Меня устроила бы чашечка кофе и сливочный пломбир с вишнёвым вареньем. Дальше – как пойдёт.
– Годится. Только и у меня есть условие: я провожаю вас до дома.
– Тогда вы расскажете мне всё. Я такая любопытная.
– Кто же плачется в жилетку на первом свидании?
– Хорошо, тогда так: едим мороженое… и на сегодня всё – провожаемся. Исповедь откладываем назавтра.
– Обидно. Обнадёжили и на тебе. Так нечестно! Тогда… по два мороженых. И бутылочка шампанского. Где вы живёте?
– На Вознесенского, в общежитии.
– Километров шесть. Годится. Провожаемся пешком.
– Что-то много у вас условий. Впрочем… принято. Имейте в виду – у меня разряд… по карате. Я умею за себя постоять.
Девушка выглядела настолько хрупкой, что Виктору стало смешно. Кажется, жизнь налаживается. Пусть у Верочки будет своя жизнь, он тоже попробует переплыть океан любви. Вон как эта пигалица на него смотрит – просто поедает глазами.
Она прехорошенькая! А какая смелая.
С Дашей оказалось общаться легко и просто: не было надобности напрягаться в поисках тем для разговора. Она запросто поддерживала любую дискуссию, даже фривольного характера, обладала удивительно развитым чувством юмора, совсем не пыталась манипулировать. Это было так неожиданно, так приятно.
Жизнерадостность била из девочки ключом.
Виктор совсем забыл, что когда-то у него была жена.
Вот кто теперь ему нужен.
Пусть каждый получит своё: Верочка – долгожданного ребёнка, он – новую любовь и цель жизни, Даша – верного мужчину… с квартирой.
Его нисколько не смущала некоторое несоответствие в возрасте, поскольку разница в процессе общения была неощутима.
В конце прогулки молодые люди, нисколько не смущаясь, запросто держались за руки.
Виктор был настолько очарован собеседницей, что распланировал жизнь на годы вперёд.
На прощание Даша его поцеловала: целомудренно, в щёку, но сильно при этом смутилась.
– Вот моя визитка, Дашенька. Надеюсь на новую незабываемую встречу.
– Главное, чтобы вы не обманули. Обещание рассказать всё-всё остаётся в силе.
Виктор едва дождался нового дня. Мысли всю ночь и весь день вращались исключительно вокруг новой знакомой.
Девочка на этот раз выглядела сногсшибательно. В глаза бросалась и новая причёска, и тщательно подобранная одежда.
– Такая красота! Можно пригласить вас в ресторан?
– Лучше в кафе. Ресторан мне не осилить.
– Глупости. Угощаю.
– Мы только знакомимся. Не хочу сходу попасть в зависимость, даже минимальную. Давайте не будем торопиться. Я не гурман. В кофейне пирожные нисколько не хуже, чем в дорогом ресторане.
– А вино, мы можем выпить хотя бы по бокалу?
– Это можно. Я люблю красное сухое… и вермут. Ну же, не тяните – исповедуйтесь. Сегодня я ваш духовник.
– Тогда отбросим формальности. Будем общаться как старые знакомые.
Кафе он выбрал сам. Основным критерием была живая музыка.
Виктору казалось, что за восемь лет семейной жизни произошли десятки тысяч значимых событий. Наверно так и было, но вспомнить удалось всего несколько случаев, которые теперь, в обществе Даши, казались незначительными, обыденными.
Честно говоря, сокровенным не было желания делиться даже с ней, с девушкой-мечтой.
Верочка… она такая ранимая, такая нежная. Что взбрело ей в голову? Пусть та счастливая жизнь навсегда останется тайной.
Он не врал, рассказывал как есть, но не всё.
– Ты её до сих пор любишь, – вынесла свой вердикт Даша. Тем не менее, от медленного танца не отказалась.
Они были настолько близки в движении, насколько позволял формат заведения.
Даша легко маневрировала гибким телом, давая себя вести, была необыкновенно приятна на ощупь, умопомрачительно пахла.
В первом танце партнёры присматривались друг к другу, смущались, робели. После пары бокалов вина что-то странное случилось с тормозами: безумно захотелось целоваться, поробовать друг друга на вкус.
Ехать или нет к Виктору – не обсуждалось. Желание узнать друг друга ближе витало в воздухе, порочные, точнее, предельно интимные мысли, рвались наружу.
Ночь была поистине волшебной.
– Я… честно-честно, не мечтала даже, подумать не смела… не могла, что бывает так… так  хорошо, так восхитительно сладко: в постели и вообще. Это что, как это, разве так бывает? Скажи, что это наваждение, гипноз, обман, морок. Наверно мы совершили нечто не совсем законное. Так ярко, так безумно наслаждаться жизнью, забыть обо всём на свете, даже…
– Я впечатлён не меньше, Дашенька. Со мной тоже такое впервые.
– Это говорит мужчина с восьмилетним семейным стажем. Ты меня хитришь. Но, как же хочется верить в сказку, в то... скажи, я любима тобой, скажи!
– Несомненно, девочка. Ты – моя новая жизнь, моя судьба.
С этого дня жизнь превратилась в нескончаемый праздник.
Пока не случилось это:
– Суханов, – позвонила неожиданно Верочка, – нам срочно нужно поговорить.
– Давай отложим. У меня теперь свои планы на жизнь. Я влюбился. Это очень-очень серьёзно.
– Очень хотелось бы пожелать тебе бесконечного счастья… искренне пожелать… возможно, так и будет – решать тебе. Я, Витенька, некоторым образом… беременна.
– Поздравляю! Дядя Фёдор, как погляжу – не промах. Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать, бац-бац и… в кратчайшие, так сказать, сроки, по стахановски, забил-таки победный гол в ворота соперника. Мечты сбываются. Но мне-то, зачем об этом знать?
– Это не его… это твой ребёнок, Витенька. Сын, между прочим. Возраст плода – двенадцать недель. С Постниковым я знакома меньше двух месяцев.
– Это что… шутка юмора такая! Не дури мне голову. Восемь лет пусто ноль и вдруг очко. Так не бывает.
– Это реальность. Давай вместе думать – что с этим делать. Я так хочу этого ребёнка, что согласна на всё. Ты готов взять на себя ответственность за сына?
– Я… за сына? Верочка, у меня в голове не укладывается. Я… обещал любовь… да что там любовь – жизнь. Другой женщине обещал. Ты уверена, что хочешь этого ребёнка? Господи, что я такое болтаю… мне-то как теперь быть!
– Вот и у меня паралич воли, полное духовное оцепенение. Знаю одно – Фёдору не нужен мой сын от тебя, тебе – безразлична с некоторых пор я сама. Заслужила. Нечего было хвостом крутить. Думай, Суханов, думай! Что бы ни решил – я пойму, поскольку… с какого бока ни глянь – вина моя.
– Двенадцать недель. Где ты раньше была, Верочка, что же ты наделала! Предлагаешь квартиру разменять?
– Нет, Суханов, не так – жениться на мне предлагаю. Клянусь сыном – сделаю всё, чтобы ты не пожалел об этом.
– А Даша… как же Даша! Она же… она девушкой была. Что если… мы же с ней по-настоящему, всерьёз…
Верочка расплакалась, повисла на шее у бывшего мужа, – прости меня, ненормальную… или убей… век себя не прощу!