Мужская практика

Январское солнце светило прямо в глаза и от этого приходилось сильно щуриться так, что дорога была еле различима. Но это не являлось серьёзным препятствием, я мог пройти эту дорогу с закрытыми глазами. По этой дороге я ходил в детский сад, потом с мальчишками бегали этой дорогой на паром, который перевозил нас через бухту и швартовался прямо в центре города. После окончания школы и профессионально-технического училища по этой дороге я ходил на судоремонтный завод. Этой дорогой меня провожали в армию всем цехом. И вот я снова иду по ней уверенной твёрдой походкой. Эта дорога вела в Рыбный порт и упиралась прямо в его ворота. Подойдя к проходной, я ещё раз взглянул на бумаги в надежде, что ничего не забыл. В моих руках было направление на судно для прохождения преддипломной практики. Это было не простое судно, а самый большой в мире транспортный рефрижератор и сердце подпрыгивало в груди от восторга. Получить опыт работы на таком судне было очень престижно не смотря на то, что работать предстояло мотористом. Мысли о том, что через четыре месяца я получу долгожданный диплом инженера механика сглаживала все шероховатости предстоящей работы.
 
Контролёр на проходной с не скрываемым интересом рассматривал мои бумаги потом посмотрел на меня в упор и как будто, что-то вспомнив протянул мне бумаги и сказал:
- Иди прямо и через два причала найдёшь свой пароход.
Поблагодарив его я вышел на территорию порта. Пройдя с десяток шагов остановился, закрыл глаза и полной грудью втянул в себя все портовые ароматы. Ах Рыбный порт! Я знал каждый его закуток и каждый запах. Деревянный барак, в котором прошло моё детство, стоял впритирку к забору, которым огорожена территория Рыбного порта. И конечно все мальчишки этого барака регулярно лазили через этот забор, чтобы просто посмотреть на пришвартованные суда. Мы могли часами наблюдать как портовые краны вытаскивают из трюмов стопки разноцветных коробок с надписями на иностранных языках. Мы мечтали о кругосветных путешествиях и не представляли, что на земле есть ещё какая-то работа кроме работы в море.
Открыв глаза я также с силою выдохнул. По запаху было ясно, что на ближайшем причале стоит судно с которого выгружают рыбную муку ( тук ). Запах далеко не самый приятный и к тому-же имеет неприятное свойство моментально впитываться в одежду и избавиться от него крайне сложно. Поэтому я максимально ускорился, временами переходя на бег. Примерно через двести метров я почувствовал прилив свежего воздуха и перешёл на спокойный шаг. Впереди показалась корма судна с которой тянулись пучки швартовых концов. На корме большими чёрными буквами было написано «Охотское море», чуть ниже буквами поменьше был написан порт приписки «Владивосток». Это и было то самое судно, где мне предстояло очень увлекательно и познавательно провести следующие четыре месяца.

Подойдя поближе я остановился, чтобы лучше рассмотреть стального гиганта. А посмотреть было на что. В длину сто восемьдесят три метра, высота надстройки от ватерлинии с десятиэтажный дом. Судя по тому, что судно максимально поднялось из воды, груза в трюмах осталось совсем немного и через пару дней снова уйдёт в рейс.
Уверенным шагом я поднялся по трапу. На палубе меня встретил вахтенный матрос. Окинув меня безразличным взглядом пробубнил себе под нос:
-Капитана на судне нет.
-Мне нужен стармех,- ответил я.
Вахтенный кивнул и я нырнул в надстройку. Внутри было по-домашнему тепло. С камбуза шёл аромат готовящегося обеда, а с машинного отделения добавлялся лёгкий запах солярки и машинного масла. Подниматься пришлось на четвёртый этаж надстройки. На этой палубе находились каюты капитана и старшего механика. Вообще-то каютами их можно назвать с большой натяжкой. Это полноценные двухкомнатные квартиры с кабинетом, спальней и ванной комнатой. Дверь в каюту стармеха была открыта. Я увидел его сидящим за рабочим столом заваленным какими-то бумагами. Это был крепыш с широченными плечами среднего роста. Тёмные волосы на висках посеребрённые сединой, а крупное лицо излучало добродушие. С Константином Сергеевичем я уже был знаком с 1985 года. Тогда я первый раз пошёл в море мотористом после окончания училища.
-А, практикант! Заходи. А мы уже заждались, надеялись ты успеешь до отхода документы оформить.
Он взял мои бумаги и указал рукой на кресло. Усевшись поудобнее я внимал каждому слову.
-Вахту будешь стоять с четвёртым механиком. Он всего один рейс механиком ходит и не очень уверен в себе, а ты парень шустрый вот и поможешь ему освоиться и сам поднатаскаешься в самостоятельной работе. Беги выбирай каюту какую захочешь, экипаж сократили почти вдвое места теперь предостаточно. На вахту завтра с восьми утра заступишь. Вещи вези сразу, после вахты домой уже не усеешь съездить, выгрузка заканчивается.
Выслушав инструктаж я спустился на нижнюю палубу, нашёл свободную каюту и начал обживаться. Немного прибрался, получил постельное бельё, успел пообедать и познакомится с экипажем. В общем влился в коллектив, всё было знакомо и привычно.
На следующее утро, как и положено, я с вещами поднялся на борт и заступил на первую вахту. В центральном посту управления машинным отделением я встретил четвёртого механика. Небольшого роста щуплый паренёк с худыми длинными руками и тонкими, как у пианиста пальцами. Невероятно яркие голубые глаза делали его похожим на школьника. Звали его Игорь. Осмотрев его повнимательнее я понял в чём скрывался подвох и почему меня так ждали на этом судне. Работа механика и моториста требует хорошей физической подготовки, а у Игоря её не наблюдалось вообще. Следовательно, он будет управлять ручкой в вахтенном журнале и иногда нажимать на кнопки, вся остальная работа ляжет на мои плечи. Такие перспективы слегка удручали. Но немного поразмыслив я нашёл и положительные стороны. Фактически самостоятельное несение вахты реально подготовит меня к работе механиком.
 
Первая вахта всегда самая сложная, но интересная. Нужно познакомится со всеми механизмами и системами. У каждого механизма, как и у людей, есть свой характер, кто-то постоянно капризничает, а кто-то урчит себе под нос только ему понятную песенку и делает своё дело и в сильный шторм, и в тропическую жару. А ты как нянечка в яслях, бегаешь по машинному отделению, кому-то «сопельки» вытрешь, кому-то болтики подтянешь, а на кого-то и прикрикнешь в сердцах, чтобы не выпендривался лишний раз. В самом центре машинного отделения стоят два огромных v-образных дизеля, по тридцать шесть цилиндров каждый. Это главные двигатели, вельможи среди механизмов. Все их любят и лелеют, в крышечки целуют и тряпочками полируют, потому, как не дай бог закапризничают, тогда всем плохо придётся.
 
После вахты, когда я поднимался по трапу из машинного отделения, у меня было чувство, что я здесь работаю уже полгода. Я принял душ, переоделся в домашнее и бодрый, и румяный отправился в столовую ужинать. Ароматы с камбуза тянули как огромный магнит. На столах стоял свежеиспечённый хлеб, азу по-татарски источала такой аромат, что я чуть не упал в голодный обморок пока усаживался за стол. Вся команда буквально боготворила кока и обращались к нему не иначе как Владимир Степанович. 
В противоположном углу столовой на почётном месте стоял телевизор, вокруг сидел народ, человек десять, матросы и мотористы, что-то бурно обсуждая. Закончив трапезу я присел рядом послушать последние новости и поближе познакомится с экипажем. Ведь с этими людьми мне предстоит следующие четыре месяца делить и хлеб, и соль, и крышу над головой. Народ оказался приветливый, охотно поделились информацией, да и меня расспросили кто такой. Узнав, что я стою вахту с четвёртым механиком дружно ухмыльнулись:
-Всё-таки нашли няньку. Ладно, не переживай, поможем если, что.
От этих слов на душе стало теплее и уютнее. Потом мне рассказали, что выгрузка уже закончилась и отшвартовка назначена на шесть часов утра. Это означало, что завтра утром я заступлю уже на ходовую вахту и сегодняшняя вахта мне покажется детской прогулкой. Пожелав всем спокойной ночи я отправился в каюту, нужно разложить вещи по полкам и шкафам и хорошенько выспаться.

Ровно в шесть утра меня разбудил рёв главных двигателей. В коридоре послышался топот сапог и приглушённые голоса матросов, готовившихся к отшвартовке. Вот хлопнули двери и стальные трапы на верхней палубу загудели от множества сапог. Корпус судна вздрагивал лёгкой дрожью, как ездовая собака в упряжке в предчувствии дальней дороги. Всё это было мне знакомо до мелочей, но в этот раз это было как-то по-особенному. Я встал, умылся, заправил шконку и подошёл к иллюминатору. Небо на востоке уже начало светлеть. По причалу прогуливалась береговая швартовая команда, им не терпелось отдать последний швартовый и вернуться в тёплую бытовку.
Перед тем, как пойти на завтрак я ещё раз окинул взглядом каюту, чтобы всё лежало на своих местах и было хорошенько закреплено. Не исключено, что в открытом море сегодня хорошая зыбь и совсем не хочется заниматься наведением порядка в каюте по возвращению с вахты. В столовой никого не было и мне пришлось завтракать в одиночестве. Я наслаждался тёплым ароматным хлебом, масло на нём сразу таяло и впитывалось в мякоть, а кусочек голландского сыра довёл этот бутерброд до совершенства. Каждый глоток горячего ароматного чая наполнял меня силой и бодростью. В машинном отделении надрывно взревели двигатели, я увидел в иллюминаторах медленно проплывающие тёмные силуэты зданий на фоне бледнеющего неба. Допив чай и крикнув «спасибо» в окошко раздачи я побежал готовиться на вахту.

В центральном посту управления было многолюдно, впрочем, как и положено при манёврах судна. Константин Сергеевич, стармех, отдавал короткие команды и все чётко и быстро выполняли их. Все кроме Игоря. Он слегка отставал от остальных и Юра, третий механик, постоянно его поправлял и подсказывал порядок действий. Юра был уже тёртый калач лет тридцати. Весь его вид говорил, что он провёл в море не один год. В углу на стуле сидел кругленький мужчина лет сорока пяти с ярко рыжей шевелюрой. Это был электромеханик Григорич. Именно так он и представлялся и все его так и звали. На вид простенький мужичок, но от его цепкого взгляда не мог ускользнуть ни один прибор, не одна стрелочка. Константин Сергеевич посмотрел на меня и кивнул в сторону машинного отделения. Я кивнул и пошёл заниматься привычным делом подкручивать, подмазывать и вытирать «сопельки». Через полтора часа мы вышли в открытое море и начали разгонятся до полного хода. За всю вахту у меня не было ни одной минуты передохнуть, поэтому появление моего сменщика я встретил с радостью. Скинув робу и приняв душ я с наслаждением растянулся на диване. Судно шло полным ходом, ровный гул двигателей успокаивал, а лёгкое покачивание на волнах убаюкивало. Глаза стали закрываться в приятной дрёме, как вдруг двигатели рыкнули и стали сбавлять обороты. Я услышал топот в коридоре и хлопанье дверей. Не успел я встать с дивана как распахнулась дверь. На пороге стоял Игорь, его голубые глаза были округлённые и выглядел он испуганно.
-Аврал! Все в машину!- крикнул Игорь.
Хотя это и так было понятно. Я буквально влетел в центральный пост управления. Все уже собрались и вопросительно смотрели на стармеха, почему сбросили скорость до самого малого хода. Но, как говорится «не так страшен чёрт, как его малюют». Всё оказалось гораздо проще. На полном ходу судно вошло в плотный косяк планктона или каких-то рачков. Плотность косяка была настолько высока, что начали забиваться фильтры на забортной системе охлаждения и двигатели начали перегреваться. В общем задача была понятна и мы спустились на нижнюю палубу машинного отделения. Работёнка предстояла не лёгкая. Представьте металлическую бочку примерно на сто пятьдесят литров, внутри корзина из металлической сетки в которой собирается весь мусор. В общем откручиваем болты и снимаем крышку фильтра килограммов на семьдесят, вытаскиваем гурьбой корзину и вытряхиваем рачков по вёдрам, получается пять-шесть двадцатилитровых вёдер. Собираем фильтр и запускаем его в работу. Вытаскиваем вёдра с рачками на палубу,- это четыре этажа по крутым и узким трапам, и вываливаем их за борт. Спускаемся в машинное отделение и чистим второй фильтр. Пока почистили второй фильтр и выбрасывали рачков первый фильтр опять начал забиваться. Опять почистили первый фильтр и запустили его в работу, смотрим второй фильтр забился. Почистили второй фильтр - первый забился. И так четыре часа. К концу четвёртого часа мы проклинали абсолютно всех рачков, даже тех, которые ещё не вылупились из икринок. Штурманам тоже досталось, «едут, дороги не разбирая!». Когда закончили чистку последний раз все буквально рухнули на грязные плиты. Мокрые и чумазые мы с трудом выползли из машинного отделения. Я взглянул на часы, у меня осталось три часа на то, чтобы помыться, постирать робу, а потом снова заступить на вахту. Так начался наш рейс в Охотоморскую экспедицию. По всем морским меркам это была очень плохая примета, но никто об этом вслух не говорил, надеялись обойдётся.
 
Через четыре дня хода мы добрались до места назначения и легли в дрейф. Неприятности с рачками остались позади, робу отстирали, машинное отделение отдраили и даже запах рачков уже выветрился из машинного отделения. Как только заглушили главные двигатели все с облегчением вздохнули. Я привык стоять вахту с Игорем и к его слегка перепуганному виду. Привёл в порядок все механизмы по своему заведованию и всё у меня работало «без сучка без задоринки». Поэтому привлекать Игоря к работам почти не приходилось. Глядя на его щуплую фигуру мне всегда казалось, что с ним может, что-то случится и тогда мне придётся держать ответ перед его мамой. Я представлял себе крупную даму с кучерявой головой в домашнем халате с цветочками. В левой руке она держала увесистую скалку, а правую руку вытянула вперёд и грозила мне указательным пальцем. Я отгонял от себя эти мысли, но маленький червячок сомнений иногда подтачивал мою душу. К режиму работы я уже совсем привык и мне на всё хватало времени, в каюте всегда было чисто, вещи грязные не валялись, иногда хватало времени даже спортзал посещать. Хотя заниматься в спортзале во время качки, даже небольшой, не самая удачная мысль. Получить серьёзную травму очень просто, а в Охотском море зимой штиль не дождёшься.

 И вот в один погожий денёк, когда погрузка ещё не началась я решил подышать на палубе свежим морским воздухом. Оделся потеплее и вышел на корму. Надстройка закрывала от холодного ветра и солнышко пригревало отменно. Покатые волны аккуратно покачивали судно. Зайчики от лазурной воды то и дело попадали прямо в глаза. На горизонте стояли заснеженные сопки какого-то острова. Свежий воздух заметно бодрил и в моём молодом теле начал разгораться аппетит. И тут я подумал, что было бы очень неплохо отведать свежей рыбки, просто пожаренной без излишеств. Мысль показалась мне настолько хороша, что я почувствовал, как начала обильно выделяться слюна. Обшарив взглядом корму я увидел дверь в какую-то кладовку. Заглянув туда в углу я заметил подобие удочки с грузилом и очень ржавым крючком.
-Вот то, что надо! – подумал я.
Взял удочку, вынес на свет и внимательно осмотрел её. В общем она была в порядке за исключением крючка, который буквально изгрызла коррозия, но при этом он оставался очень острым. Другой удочки всё равно не предвиделось поэтому я отправился на камбуз в надежде разжиться какой-нибудь наживкой. Кок внимательно выслушал меня, потом посмотрел на мою удочку и на меня, подошёл к столу и отрезал небольшой кусок мяса и протянул мне со словами «надеюсь на свеженину». Взяв в руки кусок мяса я понял, что обратной дороги у меня нет.
Спустившись на корму, я уютно устроился на солнышке, размотал леску и стал насаживать наживку. Такого позорного крючка у меня не было никогда и если какая-нибудь рыба всё же клюнет на него, то это должна быть абсолютно слепая рыба. Ещё раз покрутив крючок с наживкой в руках я в сердцах сплюнул. Плевок смачно прилип прямо на наживку.
-За подкормку сойдёт,- подумал я и закинув удочку стравил почти всю леску. Глубина оказалась небольшая, метров тридцать, самое место для рыбалки. Прошло минут десять, даже намёка на клёв не было. Я представил себе, как ржавый крючок упал на дно и рыбы собрались вокруг него и беззвучно давились от смеха показывая друг-другу плавниками на этот ужасный крючок потому, что они никогда не видели такого позорного крючка. И конечно они никогда не клюнут на него потому, что это просто унизительно. От этих мрачных мыслей меня отвлекли приближающиеся шаги и я обернулся. В мою сторону двигался Владимир Степанович. В руках он нёс большой эмалированный таз. Он поставил его на палубу рядом со мной и сказал:
-Это для улова.
Поразмыслив добавил:
-На всякий случай.
 И удалился к себе на камбуз. Настроение моё начало сдуваться как воздушный шарик на морозе. Ход моих мрачных мыслей прервал резкий рывок лески. «В семье не без дебила» подумал я и начал шустро вытаскивать улов. Вскоре из воды показалась огромная камбала весом примерно полтора килограмма. Настроение моё резко улучшилось. Уложив рыбину в тазик, я поправил наживку, не забыв при этом смачно плюнуть на неё и забросил удочку. Примерно через минуту леска снова зазвенела от натяжения. На этот раз попался палтус килограмма на два. Тазик для улова медленно, но уверено наполнялся. Через тридцать минут горка из рыбин в тазике выросла настолько, что они начали скатываться на палубу. «Пожалуй хватит» подумал я и смотав удочку вернул её в кладовку. С огромным чувством гордости я открыл дверь на камбуз держа перед собой полный тазик с рыбой. Владимир Степанович смотрел на меня широко раскрытыми глазами, после чего вымолвив:
-Ты мне всё меню сломал! Ставь на стол.
-Там на донышке лежит палтус ну так я рассчитываю,-сказал я и широко улыбнулся.
Кок обречённо кивнул и махнул рукой, ну вроде иди не мешай работать. Настроение моё пело и плясало и у меня было ещё целых четыре часа, чтобы поваляться на диване. В каюте было по-домашнему тепло и уютно. Переодевшись я блаженно растянулся на диване. Все мысли были о предстоящем сегодняшнем ужине. Я представил большой кусок жаренного палтуса на тарелке и буквально почувствовал манящий запах свежей рыбки, как вдруг по громкой связи раздалась команда «палубной команде приготовится к швартовке!». На горизонте показались первые тральщики, они спешили освободить свои трюма, чтобы вновь вернуться на промысел.

На ужине весь экипаж нахваливал жаренную камбалу. Когда я вошёл в столовую раздались аплодисменты, дверь на камбуз открылась и в столовую вышел Владимир Степанович с огромной тарелкой в руках. На тарелке лежал большой кусок жаренного палтуса, украшенный зеленью и лимоном.
-Ваш палтус!- произнёс кок и поставил тарелку предо мной.
На вкус рыба была просто божественна! Она буквально таяла во рту. После ужина в разговоре с матросами я узнал, что ещё трое пытались рыбачить после меня на эту удочку, но ни у кого даже не клюнуло. Я как истинный рыбак умолчал про секретный ингредиент для подкормки. Пойманной рыбы хватило на весь экипаж с лихвой и даже немного осталось на следующий ужин для особых ценителей.

На погрузку подошли сразу четыре тральщика. Грузовые лебёдки надрывно выли перетаскивая паллеты с ящиками, а в трюмах суетились бригады лихо укладывая ящики ровными рядами не обращая никакого внимания на качку. Медленным, но уверенным темпом трюма стали заполнятся. И вот радостная весть разнеслась по судну, нижние помещения всех трюмов  загружены и закрыты. Но пришли и плохие новости, приближался мощный шторм и нам пришлось уходить и искать надёжную бухту для укрытия.
До ближайшей бухты было около двенадцати миль, мы полным ходом шли в укрытие. Уже на подходе в бухту нас всё-таки прихватил шторм и немного потрепал. Бухта оказалась окружена высокими сопками и ветер сюда совсем не проникал. Даже сигнал радиостанций не мог вырваться из этого каменного мешка. Кроме нас в бухте уже стояли четыре тральщика. Мы встали точно на середине бухты, бросили якорь и заглушили главные двигатели. Но штурмана совершили ужасную ошибку, они не учли, что в бухту заходит зыбь и на мелководье она становится очень крутой. Как только судно перестало маневрировать его тут же развернуло бортом к волне и начало раскачивать с борта на борт. А учитывая, что в трюмах были загружены только нижние помещения судно превратилось в огромную неваляшку и с каждым ударом волны всё больше и больше заваливалось на борт.
Я только что сменился с вахты, зашёл в каюту и присел на диван. Ноги гудели от напряжения, беготня по трапам в качку занятие не простое. Я почувствовал как началась бортовая качка но не придал этому значения. Уже следующий удар волны накренил судно на сорок градусов я слетел с дивана и припечатался к двери со всего размаха. Каждый следующий удар волны заваливал судно на борт всё сильнее и сильнее. Я летал по каюте как мячик пытаясь зацепиться за всё, что попадало под руки. На палубу сыпалось всё, что могло упасть. Дверцы шифоньера не выдержали и распахнулись. Всё, что там лежало теперь неистово носилось по палубе смешавшись с осколками стакана и остатками чая. По всему судну стоял страшный треск и грохот разбивающегося стекла. После очередного удара волны судно завалилось уже на пятьдесят градусов. Я понял это когда спокойно встал на входную дверь. Угол завалки судна составлял пятьдесят два градуса после этого судно начнёт медленно переворачиваться. Мысли в голове метались и пытались выстроится хоть в какой-нибудь план. Я схватил пролетающий мимо спасательный жилет, но тут же бросил его обратно. Толку от него в данной ситуации не было. Вода за бортом всего плюс два градуса и долго в ней не протянешь, а если судно начнёт заваливаться, то выбраться на палубу с жилетом на шее или даже в руках почти невозможно. Я решил выбираться в коридор и подняться на главную палубу. Дождавшись, когда судно выровняется я выскочил в коридор, но тут же получил дверью по ниже спины со всего размаху и распластался на переборке. Напрягаясь изо всех сил я пополз по коридору. Каждый раз, когда судно заваливалось меня чем-то обливало, обсыпало и било по голове. Мне страшно было представить, что творилось в машинном отделении. И когда до трапа осталось пару метров я услышал, как взревел двигатель, корпус судна нервно вздрогнул, судно дало ход и медленно развернулось носом к волне, качка почти прекратилась. Боцман и трое матросов сумели пройти на бак и начали выбирать якорь. Пошатываясь я поднялся на ноги. По громкой связи раздался хриплый голос капитана «осмотреться по местам и доложить на мостик! Оказать первую помощь раненым!». Держась за леера вдоль коридора я пошёл осматривать каюты. Раненых оказалось пять человек, в основном порезы. Раненых привели в лазарет для оказания помощи, тогда это помещение оказалось самым чистым и менее всего пострадавшим. После этого я спустился в машинное отделение, там уже собиралась машинная команда. Все понимали, что надо обеспечить ход судна, а то второго шанса уже не будет. На удивление машинное отделение почти не пострадало. Все железки были надёжно закреплены и остались на местах, механизмы работали в штатном режиме, чего не скажешь о вахтенном механике и мотористе, с головы до ног в синяках и ссадинах.
 
Осмотрев своё заведование доложил стармеху, что всё в порядке отправился наводит порядок в каюте, нужно было переодеться в сухое и собрать свои уцелевшие вещи. Тем временем мы вышли из бухты и пошли штормовать в открытое море. Ещё два дня мы «зализывали раны», разбилось всё, что могло разбиться, посуды почти не осталось. Полторы недели пришлось кушать по очереди, чтобы дождаться освободившейся тарелки. К тому времени подошло спасательное судно с новой посудой и прочим снабжением для нас. Жизнь на борту снова вернулась в своё русло. Погрузка заканчивалась и мы считали дни когда сможем вернуться домой.
 
Зима подходила к концу, сезон штормов закончился и погода нас радовала каждый день. И вот наступил радостный момент, когда последний ящик уложен, крышки трюмов задраены, а взревевшие двигатели известили всех о начале дороги домой. Матросы суетились на палубе закрепляя всё по-походному, а машинная команда готовилась разогнать судно до полного переднего хода.

Дорога домой оказалось легкой и через четверо суток хода мы уже подходили к порту. Как обычно я сменился с вечерней вахты и поднялся к себе в каюту. До порта оставалось восемь часов хода, в восемь часов утра мы должны зайти на внутренний рейд. Вдруг я услышал, как резко сбросили ход и начали совершать манёвр. Я выглянул в эллюминатор в надежде увидеть причину манёвра, но за бортом было темно как в колодце. Двигатели снова заревели полным ходом и я успокоившись рухнул спать с надеждой проснуться уже в родном порту.

Утром я проснулся раньше обычного, за бортом уже светало и стоял полный штиль. Первые лучи солнца отражались от воды как от зеркала. Поверхность моря была ровной словно выглажена утюгом. Я накинул куртку и вышел на корму, мы уже прошли маяки и заходили на рейд. Сердце в груди подпрыгивало от предстоящей встрече с родными и друзьями. Утренний мороз не дал долго наслаждаться восходом солнца и я отправился в столовую завтракать. Уже на подходе к столовой меня чуть не сбили с ног бегущие матросы. «Пробоина в шестом трюме с левого борта!» крикнули они и побежали на палубу. Я выскочил на палубу следом за матросами. Свесившись за борт я увидел огромную треугольную дыру высотой примерно три метра. Пробоина оказалась над самой ватерлинией и нам очень повезло, что был полный штиль иначе бы трюм затопило. На выкрашенном борту зияющая дыра была заметна из далека и конечно со смотровой вышки порт -контроля её тоже разглядели. Последовала команда немедленно идти на швартовку в порт, в таком состоянии опасно оставлять судно на рейде. Через час мы уже с причала осматривали пробоину. Было очевидно, что какое-то небольшое судно врезалось в наш борт на полном ходу, а произошло это в полночь, как раз, когда я сменился с вахты.
 
Воспользовавшись моментом я сбегал на проходную позвонить в деканат и очень вовремя, что-то там поменялось и мне нужно вернуться на учёбу через два дня. С такими новостями я вернулся на судно и поднялся в каюту стармеха. Хмурый Константин Сергеевич сидел за столом листая вахтенный журнал. Я рассказал ему, что мне нужно срочно возвращаться на учёбу. Он внимательно выслушал и кивнул головой:
-Завтра утром документы подготовлю и езжай получай диплом. Спасибо, что с Игорем понянчился, мотористы никто не соглашались с ним вахту стоять, а в этих передрягах он пооптёрся, может и будет с него толк. Езжай домой, отдохни до завтра. Слишком много приключений для одной практики.
На следующий день я встретился с одногрупниками в деканате, они на перебой расспрашивали меня про этот необычный рейс, все хотели узнать из первых уст откуда взялась пробоина в борту. Оказывается, весь город уже был в курсе. На это я ответил только, что на этом судне я больше никогда не выйду в море, даже под угрозой расстрела.