Блок. Песенка. Прочтение
. . том II
. . « Г О Р О Д »
17. «Песенка»
П Е С Е Н К А
Она поет в печной трубе.
Ее веселый голос тонок.
Мгла опочила на тебе.
За дверью плачет твой ребенок.
Весна, весна! Как воздух пуст!
Как вечер непомерно скуден!
Вон – тощей вербы голый куст –
Унылый призрак долгих буден.
Вот вечер кутает окно
Сплошными белыми тенями.
Мое лицо освещено
Твоими страшными глазами.
Но не боюсь смотреть в упор,
В душе – бездумность и беспечность!
Там – вихрем разметен костер,
Но искры улетели в вечность...
Глаза горят, как две свечи,
О чем она тоскует звонко?
Поймем. Не то пронзят ребенка
Безумных глаз твоих мечи.
9 апреля 1905
– «Она поет в печной трубе. // Ее веселый голос тонок.// Мгла опочила на тебе. // За дверью плачет твой ребенок». – «Она» – песенка, а «твой ребенок» – ребенок уже героини стихотворения.
Ср.
(А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»):
«
Черновой набросок в ЗК10 [Записная книжка 10]:
Тоска поет в печной трубе
Весенний голос ветра тонок.
Тень опочила на тебе
За дверью плачет твой ребенок.
»
В черновиках чуть подробнее прописана "ты"(А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты»):
«
«…Багровый отблеск [на груди]
Еще страшней на платье красном…"
»
"Красное платье" – оно из недавнего стихотворения «Повесть»:
«…Были как виденья неживой столицы –
…И – нежданно резко – раздались проклятья,
Будто рассекая полосу дождя:
С головой открытой – кто-то в красном платье
Поднимал на воздух малое дитя…
Январь 1905»
И ср. с 5-ым стихотворений книги:
«Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил...
...Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,
И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.
28 июня 1904»
То есть здесь – всё то же инфернальное отражение земного Санкт-Петербурга. Прошло три месяца, а красотка в красном за очередным окошком «занавешенном сетью мокрой пыли», за «шторами и пунцовыми цветочками» творит очередное безумие со своим ребенком. Да не три – больше. Вот стихотворение из предыдущей книги «Разные стихотворения», за полгода до того:
«В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
Всё, как было. Только странная
Воцарилась тишина…
4 октября 1905»
Из Примечаний к тому стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
В воспоминаниях о Блоке В.П. Веригина приводит свою беседу с поэтом (состоявшуюся на вечере театра В.Ф. Коммиссаржевской 14 октября 1906 г.):
«Разговор зашел о стихотворении "В голубой далекой спаленке твой ребенок опочил ... " Я спросила: "Ребенок умер?" – и получила ответ: "Мать его задушила". Помню, что у меня вырвалось: "Не может быть! Тут нет убийства!" Александр Александрович улыбнулся и сказал: "Ну, просто умер, можно и так". Несомненно, что в данном случае какое-то происшествие из газет попало в мир блоковской поэзии и было выражено таким образом».
»
Нет, упомянутое происшествие не из газет… В том Питере всё такое же – и фонарь, и аптека, и даже театр:
«В высь изверженные дымы
Застилали свет зари.
Был театр окутан мглою.
Ждали новой пантомимы,
Над вечернею толпою
Зажигались фонари…
25 сентября 1904 »
…но вряд ли Блок там тратил время на чтение местной прессы.
И напомню ещё один сквозной сюжет Блока. В 12-ой главе Апокалипсиса появляется "Жена Облеченная Солнцем" - мать ребенка, который будет "пасти все народы жезлом железным". Её попытается погубить "большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим". Но она сбежит от него. И...
С тех пор скрывается Она от него среди нас. И Блок к каждой новой знакомой, каждой новой героине своих книг присматривается - не скрывающаяся ли это от Дракона Жена?
*
Блок. Дневники 1918 г. 30 (17) августа [о событиях 1901 года]:
«
К ноябрю началось явное мое КОЛДОВСТВО, ибо я вызвал ДВОЙНИКОВ [выделения Блока] («Зарево белое…», «Ты — другая, немая…»).
»
Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
«
...Переживающий все это - уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов - тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, - он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз..
…Реальность, описанная мною, – единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали.
За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится дальше и выше меня самого; осмелюсь прибавить кстати, что я покорнейше просил бы не тратить времени на непонимание моих стихов почтенную критику и публику, ибо стихи мои суть только подробное и последовательное описание того, о чем я говорю в этой статье, и желающих ознакомиться с описанными переживаниями ближе я могу отослать только к ним.
Если "да", то есть если эти миры существуют, а все описанное могло произойти и произошло (а я не могу этого не знать)...»
*
Даниил Андреев. «Роза мира. Падший вестник»:
«…Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга…»
Текущая книга - "Город" - о том, как Блок в своих блужданиях с двойниками вышел на Град и застрял в нем. И больше нет никаких тебе "тучек" или "лучших драгоценностей", а только "город", "город", "город"...
Свидетельство о публикации №221121900124