Лазурный берег, или А там ещё немного и Прованс

     Ещё совсем недавно она была недоступной, недосягаемой мечтой. И вдруг совершенно неожиданно для меня, как и для многих, включая саму Ниццу, она как-то в суете потеряла свою приставку и стала вполне доступной и досягаемой реальностью.
     Появился поезд Москва-Ницца, название которого резало слух, примерно как Москва-Луна (свою любимую звезду можно подставить по желанию). А уж самолётом лететь – вообще пара пустяков: три часа лёта и ты в ней, этой самой Ницце.
Но если раньше у нас это желание было абстракцией, то теперь оно обрастало конкретикой.  Дело в том, что у дочери, вот уже десяток лет занимающейся селекцией абутилонов, появился во Франции «сообщник», по имени Пьер, с теми же селекционными замашками.
     Они долго дистанционно сотрудничали, вели переписку, и он даже как-то выразил желание заполучить дочку для гнутья спины в оранжерее, а меня брали как приложение для варки борща. Заметим при этом, что Пьер мой ровесник, гол как сокол, но твёрдо верит в успешность выведения новых сортов цветов, которые завоюют весь мир.
     Так или иначе, решили мы откликнуться на призыв ставшей доступно-досягаемой Ниццы и посмотреть, что это за невидаль такая, этот Лазурный берег и иже с ним…
     Двухнедельное пребывание было тщательно распланировано: проводим неделю в Ницце и её окрестностях, потом поездом добираемся до Монпелье, близ которого обитает Пьер.  Обозреваем тамошние красоты, плюс, безусловно, посещаем питомник, где он трудится над новым выводком, после чего возвращаемся в Ниццу и самолётом домой, в Петербург.

      Свершилось: рейс прошёл без сучка и задоринки,  и наш самолёт приземлился практически в центре Ниццы, в начале бесконечного проспекта, бегущего вдоль Средиземного моря.
     Это правда, что я в Ницце, на Лазурном берегу? Ущипните меня, чтобы я проснулась и бредовые фантазии покинули меня. Как в  прошлые разы, когда приходилось бывать в Париже и не только, достаточно было ступить на землю Франции, как из меня, без малейших видимых усилий полилась французская речь, которую я обожаю. И всегда добавляю, что английский – моя любовь, а французский – моя страсть!
     За двадцать минут рейсовый автобус довёз нас до вокзала, от которого пять минут ходьбы до отеля, незамысловатого, без завтраков, но вполне сносного. Первым делом на ресепшене ознакомились с предлагаемыми турами, коих великое множество.
     Окно номера выходит  на оживлённую улицу, под окнами кипит жизнь, мимо проходят сплошь все стройные, загорелые, красивые, с выраженными чертами лица молодые люди и не очень. Если встретились взглядом, улыбка обеспечена, а то и лёгкий комплимент. 
     Ницца. Макушка лета. Жарко. Многолюдно. Вдоль Английского проспекта растут пальмы, которые не дают спасительно-желанной тени.  Запомните его название - мы к нему ещё вернёмся.
     Поскольку море дочка не любит – подавай ей бурое от торфа озеро на Карельском перешейке, к тому же,  берег моря в Ницце каменистый, а мне подавай песочек, -  мы слоняемся по улицам , забитым весёлыми, смеющимися,   счастливыми людьми, вкушающими в режиме нон-стоп блюда и напитки, предлагаемые в астрономическом количестве кафе-баров-ресторанов, сооружённых везде, извиняюсь, куда ни плюнь…
     Прогулка вдоль набережной приводит к так называемому Римскому холму, где при раскопках обнаружены останки римских и кельтских поселений. От средневековой крепости и замка  ничего не осталось, но поскольку историю здесь холят и лелеют,  была восстановлена импозантная башня  Белланда.  Не без труда взобравшись по её тремстам тридцатью ступеням или оказавшись на вершине с помощью подъёмника, можно охватить взглядом как старую, итальянскую часть города, так и новую, французскую часть Ниццы, застроенную в конце 19 века. Наградой  за восхождение послужат живописные руинные уголки, где можно погладить старинную фаянсовую плитку и растянуться на прохладной мраморной скамье у молчаливого фонтана.  От измучившей душу и тело жары вас избавит  отдохновение в тенистом парке.

     Завтракать мы бегали, стараясь опередить наступление жары, довольно рано. Сначала  набрели на небольшую, типичную для Ниццы, площадь, сплошь усеянную кафешками, где рано утром  можно вкусить свежайшие круассаны: «Сейчас сын вернётся: он побежал к булочнику за ними», говорит хозяин кафе. И точно: видим, как мчится по улице мальчишка, размахивая дышащим жаром подносом с круассанами. А накануне нас весьма неприветливо встретил хозяин другого, соседнего кафе,  и потом каждое утро, потирая руки, мы с радостью наблюдали, как  завсегдатаи проходили мимо него и направлялись в облюбованное теперь нами кафе – так ему и надо, ликовали мы.
     Большая кружка вкуснейшего кофе, джем, булочка, масло – вот и весь «пти дежёне», которого, кстати, нам хватало по калорийности чуть ли не на весь день. Днём из-за жары было не до еды, а вечером, после благословенного заката мы прогуливались до ближайшего супермаркета и покупали всё, что вздумается. Подкрепившись в номере, мы  откровенно набрасывались на купленные в арабско-негритянских лавчонках-магазинчиках  роскошные арбузы,  сочнейшие абрикосы, нежнейшие авокадо и остальные южные чудеса.

     Утром следующего дня мы в комфортабельном микроавтобусе с женщиной водителем-гидом   едем в Монако – это направо от Ниццы, если смотреть на карту со стороны моря. Дорога живописная, то и дело захватывает дух, поднимаясь в гору.  Но от собственно королевства мы ожидали большего. Что осталось в памяти после весьма непродолжительного пребывания там? Кроме испепеляющей жары… Огромное здание знаменитой  библиотеки в стиле бозар (beaux arts) доминирующем в девятнадцатом веке; позади него открывается просторная площадь перед Королевским дворцом. На ней масса народа, сбежавшегося наблюдать смену караула – эка невидаль!  - нас, испытавших  волнительное ожидание  смены караула у Мавзолея в своё время, этим не удивишь!
     И вообще я поняла, что мне было хорошо, красиво и любимо всё, что находилось в тени. Вот и в Монако совсем ненадолго я оказалась в дивном парке, где всё дышало морем, покоем, умиротворением, прохладой, то бишь  полным счастьем…
     Даже странно, что вершина притягательности Монако – казино Монте-Карло  плетётся у меня в хвосте достопримечательностей. А зря, потому что некоторыми любопытными наблюдениями и сопутствующей информациией готова поделиться.
Передо мной площадь, цветник, фонтан, на заднем плане – пышно-барочное здание.
     Пересекаю площадь, подхожу к главному входу, ожидая появления ощущения трепета – как же , один из величайших игорных домов мира!  - но он никак не возникает. Довольно узкие открытые входные двери, какие-то люди шастают туда-сюда, никаких великолепных, вышколенных, церемонных швейцаров, оглядывающих тебя с головы до пят, оценивающих твою финансовую способность – рутина какая-то, проходной двор… А ведь наверху,  написанная огромными буквами, надпись гласит MONTE CARLO – что-то не монтируется.
     Всё-таки отважно захожу в небольшой вестибюль в надежде (или опаске), что меня сейчас остановят  и всё станет на ожидаемые места. Ан нет, ноль внимания… Разочарованная, покидаю Монте-Карлу, боюсь, что навсегда.
Уже потом, вернувшись домой, обогатилась знанием любопытных фактов. Ну, например, что жителям Монако запрещено играть в Монте-Карло  или  что  36 тысяч карточных колод хранятся в отдельном помещении при температуре двадцать градусов по Цельсию.
      Я была удивлена свободой перемещения, а оказалось, что в первой половине дня казино открыто для посещения. С двух часов дня начинают съезжаться игроки, и в Монте-Карло уже нельзя зайти на экскурсию.
     Здание очень пышно украшено, но это не барокко, как кажется на первый взгляд. Детище архитектора Шарля Гарнье, знакомого нам по Опера Гарнье в Париже, казино построено  в стиле бозар в 60-70-х годах позапрошлого века. Огромное сооружение включает в себя  собственно  казино, оперный театр и отель, из которого можно попасть в оперу или казино, не выходя на улицу.
 
     Надо двигаться дальше. Плавясь (без преувеличения) от жары, залезаем в кондиционерно-спасительный автобус и продолжаем тур. Минуем Ниццу и устремляемся к другому культовому месту. Ну а как же? Вспышки камер, сотни репортёров, тысячи отгороженных канатом восторженных зрителей, пришедших или приехавших поглазеть, мечтающих к тебе прикоснуться и заливающихся слезами от счастья тебя лицезреть. А ты в сопровождении достойной персоны изящно, чтобы не зацепиться каблуком за ворс красной ковровой дорожки ступаешь по ней к заветной цели  - победе на Каннском кинофестивале!
     Ну что? Вознеслись в своих мечтательных представлениях достаточно высоко? Теперь спустимся на бренную землю – барахло ваши Канны, извиняюсь! Какой-то неприбранный, неприглядный, хоть уже и песочный берег; захудалое, неказистое здание с ведущей к нему лестницей Мечты. Вот не помню, либо я так уверовала  в свою фантазию, либо на  ней действительно в тот момент лежала потёртая красная дорожка, чтобы народ осознавал, что он вблизи Славы!

     Теперь поведаю о незабываемом туре, совершённом на следующий день. На сей раз нас вёз симпатичный парень по имени Лионель. Программа поездки была многообещающей: высокогорное  ущелье и, если удастся, лавандовое поле. Причину сомнений поясню позднее.
     Первым пунктом назначения было Вердонское ущелье, глубочайшее в Европе. Расположенное в Провансе, в 50 км от побережья Средиземного моря, оно впечатляет уже своими размерами: глубина достигает 700 м, длина 19 км, ширина между берегами полтора километра.  Лионель привёз нас посмотреть самую красивую его часть -- Большой Вердонский каньон. 
     Смотровая площадка, на которой мы припарковались, представляет собой плато на краю обрыва, или каньона, на дне которого протекает река Вердон, размывшая горы, создав тем самым ущелье невиданной красы: скалистые, почти отвесные стены каньона, поросшие кустарником. Внизу – узенькая, извилистая речка  с кристально чистой водой,  переливающаяся как бесконечно длинное изумрудное ожерелье и отражающая забредшие туда лучики солнца. Края пропасти крутые, но сорвиголовы умудрились протоптать тропинку, сбегающую к самой воде. Вот и сейчас мы видим ребят, совершающих это нисхождение, не ведающих, к счастью, головокружений. А у нас оно начинается от одного вида храбрецов. Красоты каньон трудно-описуемой, но мы никогда не получили бы такого впечатления, не соберись над нами неожиданно тяжёлые свинцовые тучи, сквозь черноту которых ухитрялось проглядывать солнце, освещая эту и без того духозахватывающую картину надвигающейся мощной, непреодолимой, никому не подвластной стихии!
     Грянул расколовший тишину гром, после чего воцарилось полуминутное молчание: природа как бы раздумывала относительно следующего шага. И, наконец, разверзлись небеса  и ослепляющий поток, сквозь который ничего не было видно, хлынул стремительно на землю, подхватывая и унося с собой всё, что хоть и цеплялось за землю, не могло воспротивиться превосходящей силе, низвергающей тонны воды на жадно впитывающую её иссохшую землю, поникшую листву, изнемогающих от июльской прованской жары людей и зверей. Ослепительное  (и ослепляющее молниями) зрелище завораживало  и хотелось оставаться частью, участником этого действа, демонстрирующего торжество сил природы и слабость, подчинённость ей всего живого. 
     Неохотно вырвавшись из цепких, мокрых объятий стихии, мы побежали к машине, где Лионель  включил обогреватель, чтобы мы не так громко стучали от холода зубами. Ничего другого, согревательного, у нас, к сожалению, с собой не было.
Ехать по мокрой горной дороге было совсем не безопасно, так что нервы внутри и обогреватель снаружи ускорили нашу просушку. Пока мы ползли по горным дорогам, на небе заиграло солнышко, тучи рассеялись  и воцарились блаженная тишина и прохлада.
 
     Теперь обещанное разъяснение  по поводу следующего пункта назначения – лавандового поля. Неожиданно выяснилось, что моя дочь обожает лаванду и ей просто невтерпёж увидеть знаменитые цветущие лавандовые поля, которыми так славен Прованс. Лаванда действительно оказалась очень популярна: это было видно по тому многообразию сувениров, на которых она пестрела в разных видах на нескончаемых сувенирных рынках Лазурного берега.
     Но наша задача была непростой: надо было увидеть поле цветущей лаванды! Как оказалось, к этой встрече дочка готовилась ещё в Питере, где она,  будучи художником по натуре, подобрала юбку и блузку таких цветов, которые лучше всего контрастируют с оттенками цветущей лаванды.
     Так почему же всё-таки нас одолевали сомнения? Дело в том, что монополия на все лавандовые поля принадлежит знаменитому парфюмерному дому «Фрагонар» (по имени французского живописца), который, естественно, базируется в Грассе, европейской парфюмерной столице. Компанией жёстко установлены сроки, когда надлежит скашивать эти неохватные глазом, скрывающиеся за горизонтом гигантские поля.
     Отпущенный на это срок заканчивался на следующий день, и по пути мы уже видели несколько  опустевших лавандовых полей. К нашему горькому разочарованию Лионель сказал, что ещё вчера здесь буйно цвела лаванда. Мы приуныли, но Лионель не сдавался, хотя колеся по дорогам, мы видели всё новые облысевшие поля, а потому совсем закручинились.  Досаде дочери не было предела. Время экскурсии истекало, наши попутчики были готовы пережить эту потерю, но только не моя дочь, и Лионель, будучи к нам весьма расположен, считал невозможным не удовлетворить заявку гостей, тем более, что вожделенный объект включался в программу.
     И когда мы уже начали смиряться с постигшей нас неудачей, справа замаячило последнее, оставшееся не скошенным сиренево-лилово-фиолетовое поле:  награда нашла героя, и заждавшееся лавандовое поле, завидев нас, стало дружно качаться, размахивая серебристо-лиловыми шарфами, зазывая  повидаться на прощание. Радостные, мы с замиранием сердца любовались этим волнующимся цветочным морем. Вот она, сбыча мечт.
     Моя роль состояла в фотофиксации погружения дочери в эту сказочную,  дотоле не виданную красоту. В мгновение ока она где-то, чуть ли не плашмя в цветах, переоделась и , наконец, появилась в радуге юбочного солнца и белоснежной блузке на фоне последнего, яркого дня жизни лаванды, которой завтра снесут голову и изведут на всякие человеческие прихоти.  И как это природа нас до сих пор терпит, не понимаю.
     Снимки получились изумительные: дивная цветовая гамма, плюс солнечный отсвет дочкиных кудряшек на счастливом лице – незабываемо!

      Но конфуз всё же случился. Только что прошёл сильнейший ливень, который не только присмирил разбушевавшуюся жару, но и хорошенько пропитал почву. Вернее, не пропитал, а покрыл полноводным слоем почву, которая оказалась глинистой. Фотосессия окончена , дочка с трудом выкарабкивается из лавандовых междурядий чуть не по колено в яркой глине, которую мы так и не смогли до конца отмыть с обуви в гостинице  и которую привезли как  напоминание, или ещё один своеобразный сувенир, домой, в СПб.
 
     Усталые, но довольные воротились мы в отель. Высаживая нас из машины, Лионель неожиданно спросил, где мы собираемся ужинать. Я так растерялась от вопроса, что промямлила что-то невнятное, типа, мы ещё не решили. А он, может быть, просто хотел посоветовать хороший ресторан. А может всё-таки хотел ещё и составить нам компанию…

     До отъезда в Монпелье оставалось два дня, которые тоже оставили в памяти неизгладимый след: один – печалью и горечью, другой – радостью и ликованием.
     Назавтра было 14 июля, День взятия Бастилии, главный национальный праздник Франции. Уже накануне вечером, вернувшись из поездки, мы недоумевали, не видя ожидаемого праздничного убранства города и никаких других примет предстоящего торжества. Странно, подумали мы и отправились спать: наверное, утром всё будет иначе. Но утро не принесло никаких перемен. Обескураженные отсутствием примет праздника, мы, как обычно, направились на «пти дежёне» к уже полюбившейся нам семейной паре из Словении, содержавшей это кафе.
     Не моргнув глазом, я задала хозяйке мучивший нас вопрос, встреченный ледяным взглядом и ответом, который просто потряс. Конечно, в России мы слышали об этом и сочувствовали французам, но вскоре забыли и, вроде, не было повода вспоминать. А Ницца не могла ни забыть, ни простить случившееся: ровно два года назад, поздним вечером 14 июля 2016 года, 19-тонный грузовик врезался в толпу людей, наблюдавших на Английской набережной за салютом в честь Дня взятия Бастилии, главного французского праздника. В результате  86 человек погибли и 340 получили ранения. Нападавшего застрелила полиция, а ответственность взяла на себя террористическая организация «Исламское государство».
     Отныне в этот день в городе траур, без чёрных лент, правда. Вечером на центральной площади прошёл памятный митинг, на который мы не пошли. Не знаю, как долго продлится этот акт поминовения, но  Ницца четырнадцатого июля -   день грусти и боли. Цветы у Кафедрального собора Святой Репараты… И нет на лицах людей уже ставших нам привычными улыбок…

     К счастью, как и в жизни, назавтра горе сменилось радостью, да какой! Весь вечер и всю ночь напролёт по улицам Ниццы носились машины и мотоциклы, битком набитые и облепленные молодёжью. Они непрерывно сигналили, обгоняя друг друга , срывающимися радостными голосами что-то выкрикивали, пели песни, высовывались из окон пролетающих машин -  их держали за ноги, а они, полулёжа на крыше , орали и размахивали национальными флагами. Людские реки потекли к площади Массена, где яблоку негде было упасть, куда люди пришли  целыми семьями с малыми детьми – белые, жёлтые, чёрные – все, охваченные единым чувством . В центре площади – знаменитый Фонтан Солнца со статуей Аполлона, облепленного полуголыми, прикрытыми французским триколором молодыми людьми такой красоты,  что было не совсем понятно, который из них  Аполлон. Создавшаяся праздничная атмосфера не могла оставить нас равнодушными , и мы тоже устремились на площадь. К счастью, не было никакой толчеи и все чувствовали себя комфортно ,  пели, кричали, ликовали. И наши голоса вливались в гремевшую над площадью «Марсельезу», гимн страны.
 
     Вы уже догадались? Да, свершилось – Франция стала чемпионом мира по футболу, выиграв сегодня, 15 июля 2018 года, в Москве финальную встречу с  хорватами  со счётом 4:2. Второй раз за всю историю  Франция получила Кубок чемпиона мира. Счастье национального масштаба. Ура!!!
     Лишь к утру наступило затишье, улицы привели в порядок, жизнь покатилась дальше. 
     Вот такое драматичное событийное соседство, свидетелями которого нам выпало или повезло (?) явиться…

     Неделя пролетела и мы отправляемся в Монпелье, прелестный уголок на юго-западе Франции, основанный в десятом веке. Сегодня он в десяти километрах от Средиземного моря, а каких-то две тысячи лет назад там привольно плескалась морская вода.
     Прямого поезда из Ниццы не оказалось, и нам пришлось делать пересадку в Марселе. Красот и экзотики прославленного порта  вкусить не удалось, ибо здание вокзала мы не покидали из-за нехватки времени. Вокзал представлял собой гигантский пчелиный рой  с той разницей, что последний, как известно, идеально-безупречно организован, а тут повсюду мечущийся народ, не разбирающий доносящихся из громкоговорителя звуков,  с надеждой взирающий на  зависшее  информационное табло. Платформ добрая дюжина, поезда приходят и уходят  --  мы, естественно, в панике,  льнём к франкоговорящей публике, упоминающей в разговоре название нашего пункта назначения.
     Номера вагонов перепутаны, кроме того, надо разглядеть класс вагона и закомпостировать билет, а то при контроле  хлопот не оберёшься и штрафа не избежишь.
     Вагон заполнен до отказа, сидения как в наших электричках. Напротив нас – англоговорящая супружеская пара из Канады, с которой мы весело всю дорогу  проболтали. Помню, мы с ними потрясли друг друга размерами багажа: у меня была ,рассчитанная на две недели поездки, дорожная сумка весом три с половиной кг, а у них – один чемодан ростом с него , один чемодан ростом с неё и общая дорожная сумка,  не чета моей .  При таком же сроке путешествия!

     До Монпелье мы не доехали, выйдя из поезда в чистом поле на какой-то пригородной станции, как  было велено принимающей стороной, которая, видимо, проживала где-то неподалёку. Крепенький, жилистый, прожжённый солнцем (это потом Пьер расскажет, как каждую неделю совершает 15-километровое горное восхождение с группой таких же энтузиастов непреклонного возраста), он сел за руль, как оказалось, арендованной машины  и покатил  в заказанную нами  гостиницу. Она в самом центре города, архитектурно изысканная, уютная и комфортная.
     Улицы города выстланы беломраморной плиткой, так что хотелось снять обувь , чтобы не запачкать каррарский мрамор и ходить босиком.
     Пьер ждал нас в холле, пока мы по-быстрому обосновались, освежились, переоделись и затем бросились постигать красоты Монпелье. Расположение города очень живописное, и в этом уже огромный шарм, особенно после плоскоблинного Петербурга.
     Город чем-то напомнил любимую Одессу, видимо, обнажившимися стволами платанов. Дело шло к вечеру, и в удивительном свете заходящего солнца мы неотрывно любовались всё новыми открывающимися красотами природы и историческими памятниками, хотя бы такими, как Собор Святого Петра, 16 век, Триумфальная арка Монпелье, или Ворота Пейру, 17 век, самая тусовочная площадь, на которой мы стали свидетелями  невероятных состязаний по брейк-дансу  или хип-хопу или как его там...
     Но впечатления, полученные от посещения Ботанического сада, созданного в конце 16 века, затмили всё, и в покое он  меня не оставляет до сих пор.  Поскольку сравнение неизбежно, сопоставляешь со своим родным Ботаническим садом, детищем , не побоюсь этого слова, Петра Великого, заложившего его триста лет назад на Аптекарском острове. Каждый раз, приходя туда, переживаю как личное оскорбление его убожество, бедность и запущенность. Плюс возмутительно-платный вход, даже без посещения оранжерей.  Здешний сад стоит, приветливо распахнув ворота, никакой мзды не берут, никаких одёргиваний и смехотворных, уже десяток лет криво стоящих  перекошенных табличек типа «За ограждение не заходить . Зона на реставрации. Опасно для жизни. Ведутся работы» или ещё какой-нибудь бред.
     Растительное богатство -  пальмы, кипарисы, экзотические растения со всего света -  нас просто поглотило, плюс уютизирующий  декор: скульптуры, скамейки, фонтаны,  и над этим всем – ревниво-остро-ощущаемая ухоженность.  И нигде не видно ни души, как будто боженька  создал   чудо и он же следит за порядком. Пик экспозиции –  конечно, пруд с гигантскими листьями, которые могут выдержать вес ребёнка, и цветущими водяными лилиями и кувшинками!
 
      Назавтра запланирована поездка с Пьером в цветочный питомник, где у него огромный павильон, засаженный абутилонами, от крошечных росточков в стаканчиках до гигантских кустов, какими они, оказывается, могут стать в других широтах. Поскольку встреча двух селекционеров -абутилоноведов   (а их, надо сказать, в мире единицы) была основной целью нашей поездки во Францию, я старалась не мешать, хотя изнывала от нещадной жары – 34 градуса, и укрыться от неё было негде.

     В местном музее Тулуз-Лотрека мы не побывали (как и в музеях Матисса и Шагала в Ницце – для этого, мы полагали, будет зима), но Пон-дю-Гар – это, как сейчас говорят, «маст-си» (must-see), то бишь, обязаловка. Видеть своими глазами акведук, «сработанный ещё рабами Рима» - это потрясающее зрелище и ещё более потрясающее ощущение и послевкусие! Просто невероятно – плескаться в бодрящем Гардоне и видеть над собой арки трёхъярусного Пон-дю-Гара!
     Не-за-бы-ва-емо!
     После купания, пыхтя и обливаясь потом, поднимаемся по крутому склону на  площадь,  по периметру которой  тянется   множество «еда-питьё» точек, и  где невдалеке  припаркована машина.
     Плюхаемся втроём под раскрытый над столиком зонт, создающий какую-никакую тень.  Ужасно хочется пить. С надеждой смотрим на Пьера, но ничего не говорим: как-то неудобно приставать с просьбами. Ни слова не говоря , он встаёт и куда-то идёт. Мы с надеждой, граничащей с уверенностью в желаемом исходе, ждём. Долго, однако… Наконец, он появляется, неспешно подходит к столику, продолжая жрать  (не буду менять это слово, потому что облагораживать мерзкий поступок не собираюсь)  мороженое!  У нас, как говорится, челюсть отпала. Правда, я и раньше слышала, что французы отличаются особой жадностью.  Да к тому же ещё и лицемерием…

     У нас оставался ещё один день, который мы с удовольствием бы провели без Пьера. Но он активно предлагает заехать за нами рано утром, до жары, и отвезти в ближайший национальный парк, чтобы  показать самое высокое плато и открывающийся оттуда вид. Делать нечего – мы соглашаемся.
      Всё нескончаемо долгое утро, переходящее в день, он нас везёт по рискованным горным дорогам через симпатичные маленькие средневековые городки-селения, славящиеся ремёслами, в одном из которых мы остановились  и скромно перекусили  за мой счёт.
      Мы всё едем и едем. Наконец, останавливаемся, оставляем машину и долго-долго карабкаемся  по дикому лесу в совершенно не приспособленной для этого одежде и обуви: сандалии и невесомое платьице, купленное по случаю немыслимой жары, неуместны для ковыляния по лесу.
      К тому же, чем выше мы поднимаемся, тем становится холоднее. Вот уж влипли! Он-то знал, что везёт нас туда, где облака плывут под ногами и холод конкретный – мог бы предупредить, чтобы  экипировались соответственно.
      Наконец,  добрались до чёртова плато, готовые растерзать «принимающую сторону».
      Ещё и голова у меня совершенно распухла от его нескончаемой болтовни: всю дорогу, куда бы мы ни ехали, у него не закрывался рот, и приходилось всё время быть в напряжении, чтобы понять, о чём он трещит на своём французском, или хотя бы вовремя кивать головой.
      С завистью взирала на дочь на заднем сидении, не говорящую по-французски, но потом оказалось , что она тоже была в напряжении, когда до неё долетали латинские корни слов  и мозг автоматически старался  дать подсказку . Наверное, не всем понятны наши страдания, но поверьте на слово – это была пытка моим обожаемым языком!

      Накануне утреннего отлёта из Ниццы, последним закатным вечером мы неспешно прогулялись до набережной, где волны как-то особенно яростно бились о гранитную набережную. Отчаянные головы, наверняка, русские, рискуя головой, окунались вместе с нею. Я же только одолела путь по неприветливым камням до кипящей воды Средиземного моря, чтобы с ним попрощаться. Стоя на набережной, без конца переводили загрустивший взгляд с одного живописного уголка возвышающейся над морем Ниццы на другой. Осталась фотография: стою на набережной в крошечном платьице, окрашенная алым цветом прощального заката…

      Вы устали от путешествия, но на прощание  - маленький совет. Если Вы хотите, вернувшись с искрящимся взором из отпуска,  рассказать коллегам , что были в Монако, Ницце, Каннах, Антибе, Монпелье и т.д., будьте готовы к тому, что Вас будут тихо ненавидеть. А вот если на вопрос: « Ну, где ты была летом? На даче, наверное?» Вы скажете:  «Да, на дачке. Как обычно.», Вас будут горячо любить.  Ещё подумаешь…