Курская заря. Ч1. Г6. Преодоление

Курская заря.
повесть.

Часть 1. Не пробитая скала.
Глава 6. Преодоление.

предыдущая глава:    http://proza.ru/2021/12/22/1665 

            …На лицо сержанта Голованова надвинули его ушанку. Все стены и колонны холла дома культуры изрешечены осколками и стрелковыми выстрелами. Балкон, под которым и находился дзот, с правой стороны упал, вместе с маршем. Именно туда почему-то попадали пушкари. Большой кусок этого балкона и проломил в перекрытии тот пролом, через который поднялись сержант с бойцами в помещение дзота, ценой своих жизней заставив замолчать немецкие пулеметы, левая сторона балкона осталась не разрушенной до конца. Еще не собрали по лестнице погибших при штурме второго этажа. Вниз, мимо них, гнали четырех целеньких не дострелянных пленных. К солдатам вокруг сержанта подбежал лейтенант:
            - Воронов, возьми бойцов, осмотри фасад в сторону Волги, только аккуратно, на засаду не нарвитесь.
            Бойцы один за другим сбегАли в окоп по крыльцу дома культуры. В этот момент из, до тла сгоревшего, остова немецкого автомобиля до которого не было и двадцати метров, ударила автоматная очередь… затем еще одна, еще наперекрест, вновь по колоннам зацокали пули. Первая же очередь свалила трех бойцов, остальные рассыпались по препятствиям, которые были неподалеку, посылая в сторону, откуда внезапно возникла засада, свою порцию огня. Короткая перестрелка - в источник выстрелов полетели три гранаты. Хлопки один за другим, за сгоревшим железом… Огонь из-за машины стих. Продолжая обстрел короткими очередями, бойцы перебежками от укрытия к укрытию… ответного огня не следовало. Не прошло минуты, двое бойцов стояли над телами трех немцев, сваливших нескольких наших солдат. одного ногой перевернули на спину, все время держа на мушке. Низ глаз приоткрыт, видно белки, из-под каски идет кровь, три сантиметра выше лба – в металле каски маленькая дырочка. Никто из фрицев признаков жизни не давал. У остальных откинули в сторону автоматы. Не пожелали немцы сдаться, забрав с собой красноармейцев. У двух были наши ППШ.

            На крыльцо выскакивали войны, сразу скрываясь за больших львов выше человеческого роста, со взведенным оружием, один из львов правда был разбит по самые ноги прямым попаданием из пушки, но и за его ногой можно было укрыться почти полностью. Лида выскочила на крыльцо, доставая из сумки спирт, приготовленный ватный тампон, рулон бинта. Тут же начала расстегивать солдату белый грязный полушубок, подсунув приготовленное для перевязки - себе за пазуху. Двое солдат обогнали ее, присели рядом между источником огня и санитаркой, как бы прикрывая ее. Когда красноармейцы добрались до отчаянных немцев, убедившись, что те не опасны, старший сержант:
            - Бойцы! Марш, марш, на волжский фасад, задание никто не отменял… - уже Лиде, - справишься?
            Лида, с трудом расстегивая очередную пуговицу полушубка, слегка кряхтя:
            - Обижж-жаешь, сержант! Старший сержант. – она уже не была милой девочкой как в Калинине, осенью сорок первого. Ее фразы стали грубыми и короткими, когда дело касалось раненых солдат, Лидочка стала очень хорошо понимать опасность, зная, как от нее укрыться, как защитить от нее себя и не только себя. Но осталась у веселой девушки та наивность, которая выделяла ее в юности. Косу свою обрезала еще в сорок первом, в Калинине, когда работала в госпитале, после этого уже не растила длинных волос, не было условий за ними улаживать, да и мешали они ей на полях сражений, но все равно ее светлые вьющиеся волосы, даже короткие, всегда привлекали взгляды солдат… молодых… и не молодых тоже.
            Войны побежали, от укрытия к укрытию, к углу освобожденного, много менее часа назад, здания.
            Полушубок раздвинут, расстегнут солдатский ремень, гимнастерка, исподнее наверх – дырочки, две дырочки сочат кровью. Руку подсунула – спина сухая – не навылет, на ранки чуть плеснула спирта, наложила два ватных тампона, через марлю бинта, энергично начала бинтовать солдата, обнимая его раз, за разом.
            - Лидочка, ты меня извини за подвал… злой я на этих гадов… Да Голованова еще грохнули, сволочи - голос был не ровный слабый, но, когда говорил про сержанта, стал металлическим… злым, как в подвале.
            Лида взглянула на лицо солдата, это был тот самый боец, который наставлял на нее автомат, когда она бинтовала изможденного немца в подвале, только что освобожденного разбитого дома культуры. Он и сейчас не мог смириться с гибелью героя-сержанта.
            - Что ты, миленький, я сама их терпеть не могу… ты сейчас бы не говорил много, тебе силы нужны.
            Какое-то время молчали.
            - А ты красивая, Лида…
            Курочкина заулыбалась. Не смотря на прошедшие полтора года войны, от подобных слов, а она их слышала не впервые, где-то в ее груди, от этих слов, просыпалась детская… а может и не детская чертовщинка. Ей очень нравились эти слова. Ее искренность их всегда воспринимала очень близко, если бравый воин… или офицер, другой раз дыхание перехватывало. Ведь девчонка всегда жила только сердцем… пока не увидела, разлетающийся на куски родной дом вместе с родителями и братом… Эти слова зажигали где-то глубоко в… животе тонкую, очень сладкую, истому, наполняя все тело легкой приятной радостью. Улыбающимися глазами она опять взглянула на солдата:
            - Ты тоже ничего! Вот выздоровеешь в госпитале, и все у тебя будет… в порядке.
            Она ловко заканчивала бинтовать, через плечо, чтобы бинт не съехал, иногда касаясь его голого тела то грудью… то щекой. Опустила исподнее, гимнастерку, застегивала пуговицы полушубка. К ним подошли четыре солдата, за руки, за ноги, потащили в здание.
            Лида начала проверять других сраженных, через минуту уже колдуя над следующим раненым, а за большим кирпичным осколком стены стонал еще один… а может и не один. Она не заметила, как тот, который в подвале готов был ее застрелить вместе с истощенным фрицем, так и не отводил от нее взгляда, пока не скрылся за колонной.
            А Лида, улыбаясь, обрабатывала пулевое ранение другого бойца, готовясь его бинтовать. Бинт уже в руке:
            - Сейчас, миленький…

            Вдруг небо засвистело. Лида стала озираться по сторонам пытаясь определить откуда и куда обстрел, закрыла собой раненного солдата, которого в данный момент собралась перевязать. Взрывы начали рваться на дальней от Волги стороне площади. Наша крупнокалиберная артиллерия обрабатывала, оставшиеся под немцем, руины на этом пятачке. Рвались десятки снарядов, сотрясая все вокруг. «Большим калибром лупят, сейчас все там выжгут» - мелькнуло в голове у санитарки. В этот момент где-то, менее чем, метрах в пятидесяти, разорвался мощный снаряд. В уши ударил воздух, она открыла рот. «Шальной… гадство» - успела подумать Лидочка. На них начали сыпаться кирпичные осколки…
            Кирпич, вывороченный откуда-то из потаенного угла обледеневших развалин взрывом, прилетел именно сюда… безжалостно резанув в каску санитарки. Голова сильно дёрнулась, ударив бойца, защищенного ею, краем каски в лоб. Она сильнее рывком обняла раненного, тот в ответ тоже стал обнимать девчонку. Осколки сыпались и сыпались… сыпались и сыпались! Раненый солдат почувствовал, как ослабли руки Лиды, а ее тело расслаблено лежало на нем без признаков движения. Он поднял ей голову, глаза были закрыты. Превозмогая боль, солдат под гул тотальной артиллерийской канонады стал переворачивать Лиду, стремясь аккуратно сдвинуть ее милое создание с себя, но у него не получалось, рана не давала ни возможность движения, ни сил, только острую обезоруживающую боль. У Лиды из-под каски пришли капельки крови. Обессилив, прекратил попытки положить ее на камни и землю, нежно обнял, тяжело выдохнул воздух, с глаза на ухо скатилась тяжелая слеза…
            - Братцы!!! Братцы! Лиду ранило! Лиду заберите!!!
            Ему казалось, что он кричит очень сильно, но за грохотом артиллерийских взрывов не слышал сам себя. Отдышавшись кричал снова и снова! Солдат вновь и вновь пытался помочь девушке, боль не давала ему движений, звездами всплывая в его глазах, перед которыми постоянно было… Лидино лицо. Несколько бойцов, наконец, подбежали, схватили санитарку, слегка откапывая ее руки и ноги, понесли в здание дома культуры. Под неостанавливающийся грохот артиллерийского обстрела.
            - Спасибо братцы… - промолвил себе под нос раненый, понимая, что про него… пока забыли. Попытался взглянуть на свои ноги, они полностью были засыпаны мороженой землей и рваным кирпичом. Ноги не чувствовали ни боли... ни холода. Только туловище, руки и голова торчали из-под каменной… кирпичной крошки. Полушубок расстегнут, вернул исподнее на место, закрыл, через боль полы полушубка. на лицо опять стала сыпаться мелкая кирпичная крошка. А метрах в ста – ста пятидесяти, по его взгляду, рвались мощные взрывы 150го калибра советских гаубиц.
            …………………………………
            
            В это время 1я гвардейская разведрота Капитана Васильева, уже более месяца под командой старшего лейтенанта Колодяжного, пока тот валялся в госпиталях после зимнего похода по немецким тылам, готовилась зачищать руины по правому флангу площади, после артобстрела, на которой стоял дом культуры, а точнее музыкальный театр Сталинграда, где после жестокого боя Лида перевязывала раненых. До площади Павших Борцов, а именно не разбитое задание на этой площади было целью диверсионной группы, сформированной из первого взвода гвардейской роты. По данным разведки, именно там на площади Павших Борцов сейчас находится штаб шестой армии фашистов, смертельно застрявшей в городе, оставались лишь еще несколько кварталов городских развалин… и к концу подходил предпоследний день января 1942го года. Завтра 31е!
            Уже истекала шестая минута, как тяжелая артиллерия с восточной стороны Волги обрабатывала восточный край площади. Затем несколько кварталов по улице, сначала по Комсомольской, затем по проспекту Ленина, и разведчики у цели. Кварталы преодолеют ночью, все равно организованной обороны у немцев уже нет. Утром штурм, прямо у немцев в тылу. Коль удача – все герои, и закончат они Сталинградскую битву - кровавое месиво, начавшееся еще в августе сорок второго. Сейчас, пока не стемнело, надо пройти эти руины, и потом вперед… уже по темному, вперед к цели. А ведь хочется завершить эту битву, в которой каждый из воинов Колодяжного не раз смотрел в глаза смерти.

            Оставшиеся в живых, после артподготовки, в руинах немцы сопротивление оказать не могли, от обстрела деморализованы настолько, что не в состоянии были сориентироваться где находятся, многие глухи, некоторые ослепли, из ушей и глаз шла кровь, они не оказывали сопротивления, и даже не знали где находятся в этот момент. Разведчики и бойцы боевого сопровождения группы пинками выгоняли их на площадь, направляли обезумевших в сторону Волги. Без перестрелок правда не обошлось, но потерь, слава Богу, не было.
            Руины прошли за пол часа. Стало смеркаться. Свет быстро тускнел, но еще не покидал разрушенный город.
            Сиротин двигался не в передовых линиях, внимательно, время от времени рассматривая вторые-третьи этажи развалин, стараясь находиться недалеко от командира, как он ему приказал перед началом движения по… Комсомольской улице.
            ……………………………………….

            Лида очнулась сразу, как солдатики аккуратно положили ее на огромную, сложенную в несколько раз, бардовую портьеру с большого окна холла дома культуры, полой портьеры пытались накрыть ее сверху, чтобы было максимально теплее. Она не сразу поняла, что с ней, глазами озираясь по сторонам, в конце концов соображая, что среди своих красноармейцев. Но резко попытавшись сесть, сразу почувствовала тупую боль в голове, и острую боль в шее, в ушах сильно гудело. Каску с нее так и не сняли, она рукой потрогала затылок под каской, рука в крови. Всё-таки стала садиться. Боец, заметив это, стал ей помогать. Аккуратно, чтобы легче было с болью, Лида пытаясь снять каску. В голове сильнейший гнус, каска не поддавалась, никак не могла девочка расстегнуть пряжку.
            - Дай отрежу лямку? – Предложил боец, поддерживающий ее под локоть.
            - Реж. Болит… сил нет. – Лида, как в бреду.
            - Ну-ко… - отстранил ее пальцы, один миг, легкий звон острой стали, как звон дальнего колокола отразился в голове, ремешок, вместе с пряжкой освободил девичий подбородок.
            Каска на полу:
            - Легче?
            Лида медленно туда-сюда крутанула головой, опять стала трогать ранку, пытаясь определить, что там на затылке. Вспомнила о сумке, та, как и положено, ремень через плечо, лежит на животе. Достала ватный тампон, нежно промокнула затылок, посмотрела контуры пятна: «Вот это удар!» - перевернула тампон, одной рукой приложила вновь, достала бинт, бинтовала ловко и быстро, через минуту стала вставать. Голова пошла кругом, боль в голове нахлынула жарким затемнением в глазах, секунды – возврат в реальность.
            Смотрит по сторонам, чего-то явно не находя вокруг:
            - А где боец… - она продолжала рыскать глазами. Морщась, - которого я бинтовала?
            Солдатик, помогавший ей встать:
            - Тебя одну принесли, Лида.
            - Как одну?
            Она прислушалась – тишина. «Значит артобстрел уже прошёл…» Поправила сумку. Побежала на крыльцо. После первых же двух шагов чуть не упала, сильно задышав и расставляя в стороны руки. Но найдя равновесие, одной рукой схватившись за лоб, быстрым, не ровным шагом пошла дальше, уже не останавливаясь до колонны крыльца у льва, в начале длинной лестницы.
            …………………………………………..

            Еще через полчаса начало темнеть. Как раз в это время пришлось первый раз выстрелить. Сначала он, немецкий солдат, на втором этаже руин, направлял винтовку в нашу сторону, но опытный снайпер понимал, что тот не собирается стрелять. Немец наблюдал, что-то кому-то говорил во чрево сумеречных руин… Зачем?.. зачем он перезарядил затвор винтовки? В полумраке спускающейся ночи все сомнения в пользу опасности… хлестко – выстрел… Сиротин попал ему в переносицу. По замерзшим руинам ударило короткое эхо.
            Через секунды над убитым появился белый флаг. Ухо обожгло: «Nicht schie;en!» Еще далеко не все красноармейцы понимали это выражение на немецком. Победы Красной Армии только начинались.
            - Не стрелять. – крикнул Колодяжный. – В здающихся не стрелять! Обезоруженных отправлять в тыл своим ходом. – Чуть помолчал. – Им все равно деваться некуда.
            Несколько немецких солдат поднимались, в сумраке из руин.
            - Оружие бросить. Руки вверх. Хенде хох! – дополнил Колодяжный, по-прежнему держа врагов на прицеле стволом своего автомата…
            Ночью, квартал за кварталом, от развалины, к развалине… Пленив еще не одну группу немцев, показав им направление, куда нужно идти сдаваться, разведчики к шести утра вышли на площадь Павших Борцов со стороны Ленинского проспекта. Им было совершенно все равно куда ушли пленные немцы. Фрицы были подавлены и обморожены, не были готовы воевать, оружие горе-солдаты бросили.
            ………………………………

            Артобстрел завершён. Над восточной частью площади висело серое облако, отчётливо слышны отдельные выстрелы и редкие автоматные очереди. Голова сильно гудит, боль разрывает череп, глаза никак не открывались до конца, от резких звуков веки словно резко тяжелели и… сваливались вниз. Глазами она пытается найти оставленного бойца – не удается. Не может определить место, где они были.
            - Ну ты чего, Лид?!! Куда собралась? В укрытие, иди полежи…
            - Вы откуда меня принесли, сержант? Он же живой!.. Ранение не смертельное. Его спасти можно. Его вытащить надо.
            - Лида, справа бой идет, в укрытие, сержант, - уже по командному и под локоть потащил ее в фойе дома культуры, - после боя опять собирать начнем. Сейчас снова под шальную пулю попадешь!
            Лида вырвала свою руку из крепкого объятия старшего сержанта, ладони бросила ему на грудь, приблизившись очень близко, насколько могла, к его лицу, резко подняла свои глаза - в его:
            - А если бы ты там лежал? – Губы дрожат, ноги на носках…
            Они смотрели друг другу в глаза, обоим будто стало больно, у старшего сержанта дрогнул ус… Лида оттолкнула его, неуверенно стала спускаться по ступенькам.
            - Григорьев, Соломин, ко мне!
            К взводному подбежали два бойца.
            - Григорьев, берешь свое отделение, помогаешь санитарке искать раненых. Соломин, своим отделением обеспечиваешь охранение, и прикрытие по раненым. Вперед марш, марш!

            До темна собрали всех раненых с площади. Всех перевязали и перенесли в укрытие. Сумели оправить грузовик с тяжелыми на Волгу, к причалу, чтобы переправить их на катере на восточный берег…
            Солдатика, которого не спасла Лида… так и не нашли. Слишком сильно его засыпало кирпичной крошкой.
            ……………………………….

            …Сдавшиеся немцы были подавлены и обморожены, не были готовы воевать, оружие горе-солдаты бросили. Но ведь было не понятно, куда они выйдут в темноте. Но разведчикам на это было наплевать, им надо было выполнять приказ.
            Не смотря на еще две перестрелки, уже, приблизительно к часу ночи, вышли в заданную точку. Это очень хорошо, есть время, можно разобраться в дислокации, наметить пути движения, если необходимо – сделать разведку, снайпер имеет время не торопясь занять хорошую позицию.
            Сначала Колодяжный несколько минут разглядывал в бинокль окрестности гигантской площади, потом несколько минут сидел над своим планшетом.
            - Петро, площадь вся в развалинах, два здания где можно главного фашиста поискать. То здание – старлей показал на, видимо, ЦУМ, буквы «Ц» и «У» уцелели, «М» одной ногой встала на крышу первого этажа – другая разведгруппа берет, также, как и мы в восемь тридцать утра. Наша задача здание  справа, которое к нам ближе. Тебе надо найти себе гнездышко, чтобы атаку поддержать. – Какое-то время Колодяжный молчал. - Вообще самая лучшая точка верхние этажи ЦУМа, все остальное разбито. – Колодяжный опять сделал паузу, Сиротин смотрел то на площадь, по на схему планшета, освещенного квадратным фонариком командира. - Сможешь наверх этого ЦУМа забраться, оттуда их оборона, как на ладони будет.
            Молчун Сиротин ни слова:
            - Дай линейку… - бросил Колодяжному.
            Старлей вытащил из планшета двадцати сантиметровую линейку, отдал Сиротину. Тот сделал два замера на схеме, еще немного подумал, разглядывая не полностью разрушенное здание:
            - Сто метров… Нормально. Попробую, командир. – Опять посмотрел на здание ЦУМа. – что-то там фрицев многовато. Как светать будет, дам знать.
            Колодяжный и два бойца находящиеся рядом чуть опешили:
            - …А как??? – растерянно, чуть с насмешкой, спросил старлей, у бойцов усмешка на лицах.
            - Как всегда, в восемь тридцать фрица грохну, не проспите.
            Все вокруг усмехнулись.
            - А ты оказывается шутник, Петро. Чего-то раньше не замечал.
            - Шутник у нас… Никитин, я – снайпер.
            Винтовку на плечо, тронул свой патронташ рукой, проверил кобуру застегнута или нет, дотронулся до лимонки, немецкая финка в чехле, посмотрел на трофейные офицерские часы:
            - Ну, пошел.
            Сделал два шага к ближайшей стене…
            - Ничего про Никитина не знаешь?..
            Образовалось тяжёлое молчание.
            - Не знаю, Петь… ранение у него было смертельное, говорят аж в сердце. – опять образовалась тишина - …но ведь Яшка-то мужик сильный, бляха, может победил он ее костлявую, в Москву ж все ж таки повезли. Ты это, поспокойней там, на рожон-то зря не лезь.
            - Разберусь.
            Сделал шаг. Исчез в темноте руин.
            Впереди было метров триста руин, а немцев было достаточно много, видимо действительно где-то здесь был их главный гнойник, и именно его уже давно хотят выдавить.
            Легко удавалось Сиротину обходить немецкие секреты. Слишком вялыми были фрицы. В одном из подвалов горел костер, контрастно вычерчивая в темноте все необходимые контуры и за пределами подвала. Они, как специально демонстрировали свое место нахождения. Холод и страх смерти были большей опасностью, чем гибель в бою. Немцы уже совсем не были готовы по-настоящему воевать. Им было холодно и голодно на русской замерзшей земле разрушенного, ими же города.
            Через полчаса снайпер уже вышел к углу здания ЦУМа, со стороны улицы Островского, табличка с названием улицы чуть щелкнула кирпичным щебнем под его ногой. На крыльце здания стоял секрет из автоматчиков. До них было не далеко, они наверняка слышали этот хруст, но даже не пошевелились. В стене зияло отверстие от снаряда, чуть ниже, в углу здания выбита кладка. Воин потянулся к пробитому кирпичу стены в розе от снаряда, подтянулся, ногу поставив, как на ступеньку в воронке угла, не прошло и минуты, по выбитым в стене кирпичам, как по ступенькам сержант уже был на крыше первого этажа. Выше разрушения еще больше и Сиротин не сильно устав, оказавшись на букве «У», с нее перевалился в окно третьего этажа здания.
            До рассвета еще оставалось с полчаса, и минут пятьдесят до времени начала атаки.
            Сиротину нравилась занятая им позиция на куске третьего этажа сталинградского ЦУМа… Но он тогда еще не мог знать, что фельдмаршал Паулюс, которого они так искали, находится под ним… ровно под ним, в подвале этого большого крепкого здания, но славу о его пленении примет… ни его рота.


Продолжение:      http://proza.ru/2022/01/20/1744   

17.12.2021
Олег Русаков
г. Бежецк