Новогодний дождь

    Антон давно уже не отмечал Новый год. Этот день был для него праздником лишь условно, так как был выходной, и петарды с ракетами и салютами взрывались с завидной частотой, особенно ближе к полуночи. Во всём же остальном это был ничем не интересный для него день в обычной будничной череде. И его ещё можно было бы понять, будь он человеком православным, мол, пост, воздержание и всё такое, а так вроде обычный винтик в помешанном на новогодних удовольствиях обществе, а праздновать и получать это самое удовольствие как-то совсем не хотелось. Ему многое не нравилось в самой форме этого праздника: долгие председания за заваленным едой столом, поглощение необъятного количества спиртных напитков, пустая болтовня, пьяные визги в ответ на яркие телевизионные картинки, осоловелые глаза к утру, тяжелая голова к обеду и быстрое угасание праздничного настроения к вечеру. Затем поиск эффективных диет и советов по выходу из постновогодней депрессии. Глупо, банально, неинтересно и противно. Да, можно ещё с шампанским выйти к центральной ёлочке, разбить этой увесистой бутылкой кому-нибудь голову, и потом вернуться за праздничный стол и жадно поглощать недоеденное и недопитое под громкие звуки всё более тупеющих новогодних программ. 

    Друзья предлагали уйти от устаревших за многие десятилетия традиций, умахнув в это время на какой-нибудь горнолыжный курорт, совершить пробежку, велокросс, окунуться в проруби, устроить пикник в зимнем лесу перед костром с гитарным аккомпанементом, и обдумывая все эти не лишенные увлекательной новизны формы досуга, Антон отправился 31-го числа на рынок за продуктами.

    – Алло, Антох, ну чё ты решил там?

    – А чё решать, Сань?! Дождь видел, какой шпилит сегодня? А у меня ни зонта, ни капюшона на голове. Это так скупиться вышел. И подумать только: 31 декабря не взял с собой зонт. С ума сойти, как поменялось всё.

    – Так, значит, придумал что-то, раз скупляешься?

    – Да причём тут. Что мне – голодному, что ли, сидеть? Вчера на работе застрял до восьми, шеф завалил перед праздником, а сегодня вот устроил себе шопинг. Ладно, дружище, давай я попозже наберу тебя, а то реально неудобно говорить.

    Купив всё необходимое, Антон поставил пакеты на лавочке на остановке, и стал ожидать маршрутку. Дождь не усилился, но его промозглая монотонность навевала такую унылость, что даже предпраздничные улыбки прохожих не вызывали ответной радости. Наблюдая за спешащими куда-то с объёмистыми пакетами весельчаками, Антон представлял, как они усаживаются за накрытым в несколько слоёв стол, и год за годом повторяют одну и ту же новогоднюю сагу, улыбаясь вначале от души, затем через силу, а потом улыбаться от всего съеденного и выпитого как-то совсем не хочется.

    Вот так следя за прохожими, Антон буквально упёрся взглядом в двух ребятишек лет одиннадцати, стоящими у рыночного забора под почти проливным дождём с несколькими облысевшими ёлочными ветками. Мало того, что выглядели они и по одежде, и по, что называется, манере держаться чуть не нищими, весь их облик излучал надежду. Антон поначалу не мог понять смысл этого неприкрытого ожидания, и только спустя минуты неотрывного наблюдения осознал, наконец, что сегодня последний день, когда у них могут купить эти, похоже, не нужные никому ветки, а их новогодний стол украсится какой-то шоколадкой, либо несколькими мандаринами.

    Как же эта детская надежда разнилась с курортом, пикником и богатым застольем. Как же резко подобные человечки контрастируют с презентабельными господами и дамами, скрупулёзно вспоминающими, что ещё не куплено к и так уже сверхсытому столу, но упорно не замечающими тех, кто о наличии и десятой доли этих продуктов даже не догадывается. Зачем надевать на себя ризу благотворца, если самому себе не хватает на ещё одну баночку красной и, что естественно, натуральной икры.

    Бедные дети в лёгких курточках под новогодним дождём и с жалкими ёлочными ветками в красных от холода ручонках лишний раз напоминают, насколько жесток и безжалостен этот мир, насколько слеп и глух он к тем, от кого зависит твоё собственное преуспеяние и желанное место в вечности.

    – Ребятки, вы продаёте?

    – Да! – громко, будто очнувшись от долгого сна, хором проговорили мальчуган с девчонкой.

    – И сколько стоит эта красота? – улыбнулся Антон виду этих облезлых веток.

    – Всего 25 гривен за все, – прозвучало с такой граничной надеждой, будто от этой ничтожной суммы зависела чья-то жизнь.

    «Да-а, до чего народ дошел», – подумал Антон, усиленно соображая, как помочь ребятам. 

    – Отлично, я беру, – достал он из куртки бумажник.

    – Ой, спасибо Вам огромное, – пролепетала девчушка, буквально сияя большими глазами. – Мы уже думали, что никто не купит.

    – Держи, – протянул благодетель девочке двухсотку, беря в руку ненужные ему ветки.

    – Ой, а у нас сдачи не будет.

    – А сдачи не надо, Новый год же всё-таки. Любите Новый год?

    – Да, но это много, нам неудобно.

    – Много, значит держи и ты, – вручил Антон пареньку ту же купюру.

    – Да зачем Вы так, нас мамка отругает.

    – Не отругает. Где Вы живёте? – вызрела, наконец, у парня давно зревшая идея.

    – А зачем Вам? – продолжала сиять девчонка глазами от внезапно свалившегося на неё богатства.

    – Деда Мороза приглашу.

    – Но его ведь не существует.

    – Вот мы и проверим.

    Паренёк оказался молчаливым, а девчонка бойко отражала как минимум приятные атаки.

    – Ну что, запомнили?

    – Конечно, запомнил. Ждите!

    – Ну, да, – недоверчиво заметила девочка. – Спасибо Вам большое. С наступающим Вас Новым годом. Нам пора. До свиданья!

    – Подожди, зовут вас как?

    – Меня – Ксюша, а это мой брат Миша. Он молчун у меня. Спасибо ещё раз, – остановила девчонка благодарный взгляд на лице Антона. – Всего Вам самого хорошего!

    Антон кивнул, неотрывно смотря вслед возбуждённо обсуждающим что-то ребятишкам, затем подошел к урне, повертел в руках ветки, но в последнюю секунду передумал, достал телефон и стал куда-то звонить.

    – Мам, смотри, смотри, сколько мы наторговали, – вихрем влетели малыши в квартиру, прыгая возле матери.

    – Так, подождите, а почему так много?

    – Ну, человек хороший попался, сказал, что сдачи не надо. Пообещал, что вызовет к нам сегодня Деда Мороза. Ну, мы, конечно, не поверили…

    – Не правда. Я верю. У этого дяди были добрые глаза. Он не обманет.

    – Я старше тебя, поэтому и говорю тебе, что Деда Мороза не существует, это всего лишь сказка для таких несмышлёнышей, как ты.

    – Ой, старшая нашлась.

    – Так, дети, что-то я совсем ничего не понимаю. Какой Дед Мороз? Какие деньги? И что за добрый дядя?

    – Ну, мы стояли возле рынка, а он – этот дядька – на остановке стоял, долго смотрел на нас…

    – Может, он украсть вас хотел? Сами знаете, какое сейчас…

    – Ой, мам, ну не будь ты, как маленькая. Хороший молодой дядька, вон, как Мишка говорит, с добрыми глазами. Спросил сколько стоит, улыбнулся, дал сначала двести, потом, когда я сказала, что это много, дал ещё столько же, потом спросил, где мы живём, и пообещал вызвать Деда Мороза.

    – Ну, Ксюша, ладно, Миша…

    – А что Миша? Делаете из меня малолетку, а мне, между прочим, целых девять лет.

    – Как это ты не сказал: скоро десять?

    – Ох, ты и язва иногда, хоть и сестра родная.

    – А если он захочет ограбить нас? Сказать незнакомому человеку свой адрес, и что вам сделать после этого?

    – Я бы от омлета не отказался.

    – А я от утки с яблоками.

    – Эх, малыши вы мои, карандаши, – присела Татьяна на стул, обняв детей и глубоко задумавшись.

    – Мам, ну мы специально не тратили, хотели с тобой посоветоваться.

    – Деньги вроде и не маленькие, а на что их потратить, я и сама не знаю.

    – Ну, давай вместе подумаем.

    – А что думать, Ксюш? Папе лекарства нужны, хорошее питание, вам – тёплая одежда, ботинки, ах, – махнула женщина рукой. – А, может, – с трудом заставила она себя улыбнуться, – действительно, придёт к нам Дед Мороз, и много-много подарков принесёт, а, Мишка? – провела мама рукой по коротко остриженной голове сына.

    – Сто процентов! – авторитетно заметил тот. – Я даже не сомневаюсь!

    – А я хоть и сомневаюсь, но всё равно надеюсь, было бы здорово. Мишка, ты бы что хотел?

    – Так сразу и не скажешь, надо подумать. Ну, наверно, неплохо было бы получить большую шоколадку такую, – помнишь, Ксюш, мы в супермаркете видели? – обязательно молочную и с орешками, тогда бы и думалось легче.

    – Ой, а я бы хотела себе длинное розовое пальтишко, белую шапочку с балабончиком есть такие, кожаные сапожечки, и варежки тёплые, чтоб руки не мёрзли.

    – А, варежки ладно, руки можно и в карманы взять, а шапку тёплую – это да, а то моя такая растянутая, надевать уже стыдно, ребята смеются.

    – А я бы шарфик ещё хотела себе не обязательно тёплый, но чтоб со всеми цветами радуги, красный, голубой, зелёный, фиолетовый, оранжевый… какие там ещё есть? Ой, мам, ну чего ты?

    – Эх, ты, раскудахталась, мамку расстроила. Ну, мам, не плачь, не надо, – по-мужски скупо погладил Мишка мать по голове и щеке, и тут же засмущавшись собственной лаской, вытянулся солдатиком, виновато глядя по сторонам.

    Проведав папу в заваленной лекарствами комнате и поделившись приключившейся с ними в канун любимого ими праздника историей, они вместе с мамой отправились за покупками, долго обсуждая, что нужно купить на эту вроде и большую для них, но в то же время такую мизерную сумму.

    С небольшим пакетом они достаточно скоро вернулись назад, медленно (как бы ожидая сюрприза) выгрузили на стол десяток яиц, два мандарина, одну маленькую шоколадку, буханку хлеба, пачку дешевого масла и маленькую коробочку таблеток, потянувшую за собой одну из «бумажек». Сотню с небольшим оставили «про запас», давно и привычно отказывая себе не только в любимом, но и в необходимом. Затем Татьяна отправилась готовить лишь условно праздничный ужин, а ребятки остались в папиной комнате развлекать его новогодними стишками, песенками, историями и сказками. Последние они читали больше для себя, но папе, уже не один месяц прикованному к кровати, любой звук из уст родных детей тешил слух, наполняя сердце глубокой к ним благодарностью и любовью. Сколько бы он отдал и скольким бы пожертвовал, вернись время вспять, а у него появись возможность всё изменить и исправить. Только и оставалось, что корить себя за прошлое и исправляться в мечтательном будущем.

    Когда около десяти вечера в квартире раздался звонок, Мишка стремглав побежал к двери, уверенно полагая, что по ту её сторону стоит с большим мешком именно тот, кого он вот уже много часов так жадно ожидал увидеть.

    – Так, Миша, ну-ка отойди, – посмотрела мама в глазок. – Ого, не рано ли, – воскликнула она, открывая дверь возбуждённым подросткам в красных шапках.

    – Добрий вечір. А посівати можна?

    – Нет, ребят, рано ещё. Новый год ещё не наступил.

    Татьяна хотела добавить: «Приходите утром», но вовремя осеклась, не представляя, чем их угощать, и как отдать им последние деньги.

    – Добре. Пробачте, – недовольно заметила девчонка с ярко-красными губами, видимо, имитируя родовую принадлежность к Деду Морозу.

    Закрыв дверь, хозяйка тяжело вздохнула и, грустно посмотрев на сына, отправилась на кухню.

    – Мам, а ты как думаешь: придёт он?

    В этих застывших глазах было столько тоскливого ожидания и какой-то недетской муки, что Татьяна никак не могла, не имела права сказать то, что чувствовала.

    – Ну, конечно придёт, милый, ты только верь!

    Подбодрившись маминой обнадёживающей улыбкой, Миша отправился к сестре и папе, а Татьяна, пользуясь свободными минутами, села на табурет, отвернулась к окну, и начала беззвучно плакать. В последнее время ей пришлось этому научиться, ибо держать всё в себе было невыносимо, а так хоть дети не слышат, а красные глаза всегда можно списать на соринку и злой лук. Но то ли что-то почувствовав, то ли проголодавшись, Ксюша зашла тихонько на кухню, и увидела согбенную материнскую спину у окна. Только по тому, как неестественно содрогаются её плечи, можно было предположить, что она плачет.

    – Ксюша?! – будто от выстрела поднялась Татьяна, заметив присутствие дочери. – Это… – она хотела сказать: «от лука», но так как никаких следов этого «злого» овоща на столе не было, пришлось вновь списать всё на невидимую соринку.

    – Мам, ну ты за кого меня принимаешь? Я уже взрослая девочка, и всё понимаю, поэтому ты вполне можешь мне довериться. Если тебе хочется поплакать, зови меня, я тебя выслушаю, и тебе обязательно станет легче. Ну, договорились?

    – Договорились, – улыбнулась Татьяна, ласково взяв дочку за нос.

    – Тебе что-то помочь?

    – Да что тут помогать? Всё готово почти. Вот только это «всё» так смешно звучит. Ксюш, ты прости меня.

    – За что, мам? – упёрлись в Татьяну большие невинные глаза.

    – Ладно, ничего, – почувствовав, что вновь расплачется, Татьяна отправила дочь обратно в комнату.

    За полчаса до полуночи в квартире вновь раздался звонок. Таня не хотела открывать, но подбежавший сын посмотрел на неё такими напуганными от предельной надежды глазами, а последовавший за звонком осторожный стук резонно заключал, что за дверью вряд ли притаились подвыпившие подростки.

    Повернув язычок замка, и трепетно нажав на дверную ручку, Татьяна была буквально снесена могучим вихрем неудержимого веселья, криков, смеха и какого-то магического восторга.

    Миша вначале не на шутку испугался, и уже стартанул было в сторону комнаты, но вовремя тормознул, за какую-то секунду будучи подхваченным большим Дедом Морозом с пышной бородой и громким голосом.

    – Ну, малыш, рассказывай, какой подарок ты ожидал к Новому году?

    – А ты разве настоящий? – с испуганным восхищением вопросил Мишка.

     – О-хо-хо! Самый что ни на есть. Смотри, какая борода у меня, какие усищи! А нос какой красный, ну, потрогай.

    – Ух, ты, холодный, – улыбнулся малец.

    – Это потому, что я прилетел на быстроногих оленях с Далёкого Севера. А это вот мои родные братья и дочери Снегурочки, – указал Дед Мороз на ещё трёх Дедов и трёх Снегурочек, которые не преминули оценить шутку роскошными улыбками.

    – Ух, ты, это же здорово. Так это значит…

    – Да-да, это значит, – поставил Дед мальчика на пол, – значит, что ты, малыш, от каждого получишь подарок.

    – А я Вас у… – начала было дотоле молчавшая от полной неожиданности Ксюша, но поднятая ребром к красному носу рукавица резко остановила её догадавшийся порыв.

    – И тебе, милая Ксюшенька, тоже будут подарки. Ну-ка, братья, берите-ка свои мешки пудовые, а вы, милые дочери, пакеты новогодние, заходим вот в эту прекрасную светлицу, и будем поздравлять наших дорогих… э-э-э… – замешкался тут с продолжением Дед Мороз.

    – Незнакомцев, – без всякой вычурности подсказала одна из «дочек» в бело-голубом одеянии.

    – Ну, каких же незнакомцев, доченька? Мишенька и Ксюшенька, – хорошо имитировал Антон старческий, но крепкий голос, – наши давние знакомые, просто они уже за этот год подросли, и немножко изменились.

    – Молодые люди, я прошу прощения… – пришла, наконец, Татьяна в себя.

    – А дорогой матушке Мишеньки и Ксюшеньки не в чем просить у Деда Мороза прощения, потому как весь прошедший год она вела себя очень хорошо, была… – вновь задумался развесёлый Дед, – в общем, и ей я со своими братьями приготовил подарочки. А вот и первый подарочек. Ну-ка, доченька, – сделал Антон широкий жест в сторону одной из Снегурок, вслед за которым из большого пакета была извлечена добротная дублёнка с пушистым воротником.

    – Нет-нет, да вы что, ребят? – подняла Татьяна руки, как бы защищаясь от неожиданного подарка.

    – Кроме Мишеньки и Ксюшеньки ребят здесь нет, – многозначительно заметил добрый дед. – Меня и братьев моих младших можно называть Дедушками, а моих любимых дочек – Снегурочками. Ну-ка, братец, помоги-ка нашей матушке надеть дублёночку. О-о, какая красавица Ваша матушка, детки, поглядите, как по ней шита. А вот и вам пальтишки и курточки… А вот и сладости северные, вкусные, заморские… А вот и игрушки яркие, цветные, забавные… А вот и книжки умные, познавательные, увлекательные… Ой, что ж это я старый. Забыл совсем. Ведь у меня же и сапожечки для вас есть. Вот вам волшебные коробочки…

    Снегурочки с «младшими братьями» забегали вокруг обиженной нелёгкой жизнью семьи, распаковывая, подсказывая, примеряя, шутя и смеясь. Даже хозяйка забыла о гнетущем быте, отдаваясь на волю этих волшебных гостей. А что до детей, то они будто оказались в любимой сказке, совсем не спеша её покидать. Их наивные восторги и улыбки для «северной семьи» были лучшим подарком, воспоминанием, наградой от главного для них зимнего праздника.

    Когда все мешки с пакетами опустели, а комната наполнилась всевозможными фруктами, конфетами, шоколадками, обувью, одеждой, игрушками и прочими плохо сознаваемыми подарками, маленький Миша вдруг вспомнил о папе. 

    – Ой, Дедушки и… и Снегурочки, – оглядел он с внезапной настороженностью всех присутствующих, – а для папки у вас есть подарок?

    Даже находчивый Антон на какие-то секунды застыл, неосознанно поднеся руку к вспотевшему от «морозного» наряда лбу.

    – А-а-а, а как, Миша, папку зовут твоего?

    – Костя. Константин. Пойдём, покажу, – взял мальчишка Деда Мороза за рукавицу.

    – Нет-нет, не надо, – запоздало поднялась Татьяна со стула в момент, когда сынишка почти открыл перед Морозом дверь в другую комнату.

    Открывшаяся перед шумящей компанией картина враз, будто волшебным взмахом невидимой кисти, стёрла с их лиц улыбки, заставив невольно отпрянуть назад.

    Лежащий под латаным одеялом в окаменелой позе ещё не старый мужчина с жёлтым, будто высохшим лицом, казалось, был мёртв, если бы его бегающие глаза (единственное живое место на этом полу-мертвеце) не выдавали в нём признаков жизни. Тяжелый запах лекарств, плохо проветренного помещения и немытого тела наряду с почти нищенским интерьером настолько обескуражили, что просто бросили в хаос мысленных переживаний без надежды найти правильные к этой непривычной ситуации слова. Дурачиться было как минимум не к месту, улыбки неловки, а любые самые тёплые слова сожаления и сочувствия были бы банальны и пусты.

    Но в следующую секунду вся компания друзей, так безвольно прикипевшая к уже вдоволь настрадавшемуся парализованному мужчине, вынуждена была внезапно извиниться и с поначалу вовсе непонятой стремительностью покинуть эту квартиру. За ними так быстро закрылась входная дверь, что ни дети, ни хозяйка, вконец опешившая, так и не успели их поблагодарить.

    Причиной такого резкого подавленного ухода была тонкая влажная линия от уголка мутного глазного яблока, столь контрастно разделившая обстановку двух комнат, что поступить по-другому было невозможно.

    Под разрезавшие праздничную полночь выстрелы Татьяна пошла объяснять мужу перипетии последних часов, а дети ещё долго обсуждали этот поистине сказочный визит и принесённые подарки. Они настолько увлеклись, что не услышали, как незапертая на замок дверь на несколько секунд отворилась, впустив некое волшебное существо, жадно наблюдающее за неизбалованными жестокой судьбой детьми. Затем за бесшумными широкими шагами дверь закрылась, так и оставшись навсегда свидетелем таинственной денежной суммы на коридорной тумбочке.   


    15-22 января 2020 года