Встреча между водой и небом

   В сентябре 1991 года мы уже переехали в Ильинку, центр степного Крыма. Степь да степь кругом… Единственная радость – Северо-Крымский канал недалеко, да несколько горячих подземных источников, как говорят, очень целебных, находились от нас в шаговой доступности. Но ближайший районный центр в сорока километрах. По крымским меркам – на краю земли!
   И вдруг приезжает машина с моим другом, полковником, лётчиком-снайпером стратегической авиации Чечельницким Василием Васильевичем.
- Собирайся быстро! Нас ждут в Новофёдоровке лётчики-испытатели. Сейчас там проходят испытательные полёты с посадкой на авианосец «Тбилиси». Пообщаемся с легендарными лётчиками – Анатолием Квочуром, Виктором Пугачёвым, Сергеем Мельниковым и моим другом Тимуром Апакидзе. Он меня за тобой и прислал, выделив собственную служебную машину. Гитару не забудь!
   Я, не задавая лишних вопросов, быстро собрался (голому собраться – только подпоясаться!) и мы помчались в гарнизон знаменитой НИТКИ, специально построенной для тренировок взлётов и посадок на авианосцы.
   Накануне у Анатолия Квочура было очередное катапультирование, уже не первое в его насыщенной биографии. Каждое подобное событие очень сильно бьёт по нервам лётчика, даже если он благополучно катапультировался и ничего не повредил. Инцидент в ле Бурже в 1989 году мог закончиться очень печально. Самолёт и лётчик почти одновременно коснулись земли. У Анатолия даже купол парашюта не успел полностью раскрыться. Практически было свободное падение с высоты более двухсот метров. Спасло то, что самолёт коснулся земли на секунду раньше, и взрывная волна наполнила купол парашюта и таким образом затормозила падение. Тем не менее Квочур остался лежать на земле, дожидаясь спасателей. Врач был потрясён тем, что у Анатолия не было ни переломов, ни сотрясений, и через несколько дней он опять был в строю.
   Так вот, нынешнее катапультирование было не таким известным, как в ле Бурже. О нём знали только «свои» люди. Но от этого Анатолию было не легче. Каждый профессионал в первую очередь всю вину возлагает на себя. Самокопание, самокритика, бесконечные поиски причин случившегося – всё это изматывает лётчика. А тут такие ответственные испытания с посадкой на авианосец… Короче, для того, чтобы как-то отвлечь Квочура от его «самопоедания», Тимур Апакидзе и дал задание Чечельницкому привезти его знакомого барда, то бишь меня, в гарнизон. Мы приехали. Подробностей нашего всенощного бдения я отчётливо не помню. Я пел свои песни, которых к тому времени уже накопилось прилично и хватило на всю ночь. Помню, как внимательно лётчики слушали, говорили хорошие слова, провозглашали тосты (а как же без них?). Большую часть нагрузки, возложенной на нас Тимуром, взял на себя Чечельницкий. У Василия на все случаи жизни есть примеры из собственного опыта. Он использовал любую паузу, чтобы рассказать какой-нибудь смешной случай из лётной практики или провозгласить тост. Сам Тимур был абсолютно незаметен. Он скромно стоял за спинами лётчиков и внимательно слушал и песни, и рассказы, но ни разу не прикоснулся к рюмке. Это правило Апакидзе соблюдал всю свою жизнь.
   Когда уже начало светать, Тимур вдруг подозвал Чечельницкого и сказал, указывая на меня:
- Он должен это увидеть! Ты полетишь с ним. О месте в вертолёте я позабочусь.
   Авианосец «Тбилиси» (ныне «Адмирал Кузнецов») был первым и до сих пор единственным в нашей стране плавучим аэродромом для самолётов с горизонтальным взлётом и посадкой. А в сентябре 1991 года это был секретный объект №1. Полковник Чечельницкий прекрасно понимал ту меру ответственности, которая на него ложилась. Он стразу же попытался отговорить Тимура от этой затеи, сказав, что на авианосце нас сразу же арестует КГБ, и остаток своих дней мы проведём в местах, не столь отдалённых. Но Тимур был непреклонен. Я же вообще не подозревал, какое потрясающее событие меня ожидает. Аргумент Тимура был такой: на авианосце в настоящее время находится около 2 000 человек, из которых около четырёхсот – женский персонал. Кроме того, там сейчас съёмочная группа из Москвы, которая одета в гражданское. Среди киношников есть даже бородатые, поэтому на вас никто внимания не обратит.
   И вот, после бессонной ночи, мы приезжаем на аэродром, где уже вращает лопастями вертолёт Ми-14. Тимур подходит к уже готовому взлететь вертолёту, что-то говорит, и оттуда выходят два пассажира, места которых тут же занимаем мы с Василием. Как мне потом сказал Чечельницкий, я летел под именем … Тимура Апакидзе.
   Для того, чтобы самолёты могли взлетать и садиться на авианосец, последний должен быть в движении, причём, строго против ветра. Встречный ветер помогает самолёту быстрее набрать соответствующую скорость, достаточную для отрыва от палубы, которая, кстати, представляет собой трамплин, а не ровную площадку, как на американских авианосцах. И при посадке скорость относительно движущегося плавучего аэродрома тоже становится меньше, потому что самолёт догоняет идущий авианосец. Соответственно и «Тбилиси» был в открытом море, на таком расстоянии от берега, что его не было видно даже с надстройки.
   Мы летели не менее получаса, если не дольше. Наконец в иллюминаторах показался красавец авианесущий крейсер, как его официально окрестили, для того, чтобы он при случае мог проходить через проливы Босфор и Дарданеллы, которые были закрыты для авианосцев. Вертолёт сделал круг и приземлился на корме «Тбилиси». Мы быстро выскочили на палубу, и наши места тут же заняли другие пассажиры, улетающие на берег.
   Буквально через мгновение Чечельницкий нос к носу столкнулся со своим начальником, чего он опасался больше всего.
  - Чечельницкий, вы как здесь!? – на ходу строго спросил начальник.
  - Мне приказали проконтролировать работу руководства полётами! – не моргнув глазом, тут же соврал Василий.
  - Исполняйте! – сказал начальник и скорым шагом отправился по своим делам.
  - Есть! -  отчеканил Вася, смахнув со лба выступивший пот.
Я со стороны наблюдал эту сцену, не придав значения, сколько нервных клеток было потеряно моим другом за 15 секунд общения со своим начальником.
  - Стой здесь и никуда не отходи! – придя в себя, прошептал мне Чечельницкий, а сам побежал в направлении командного пункта.
   Что значит «Стой здесь!»? А для чего я тогда сюда прилетел? Я стал рассматривать окружающую меня панораму. Это было непередаваемо! Представьте себе стадион вместе с трибунами, плывущий в открытом море. В тот момент на палубе корабля стояло только несколько машин обслуживающего персонала – пожарные, заправщики, технички. Создавалось впечатление, что авианосец стоит на одном месте, а море проплывает мимо него. Никакой качки и близко не было. Я прогулочным шагом прошёлся к надстройке и зашёл внутрь. Поднявшись по ступенькам, я оказался рядом с командным пунктом, где сидели офицеры и внимательно следили за экранами мониторов. Неожиданно на одном из экранов появился самолёт, который медленно приближался к корме корабля. Можно было различить, как работают элероны и рули высоты. Кто-то из офицеров кратко давал советы лётчику в процессе приближения к месту посадки. «Чуть выше!... Задержи!... держи… держи… не снижайся… нормально…»  В этот момент всё заполнил чудовищный рёв двигателя прилетающего самолёта. В данном случае у лётчика не было задачи садиться на палубу, а только коснуться её выпущенными шасси самолёта. Касание было! Сразу же запахло жжённой резиной.
   В командный пункт я, разумеется, не заходил, только понаблюдал через открытую дверь. Рядом был выход на длинный балкон, куда я и переместился. Там уже стояло несколько человек в морской форме. Они наблюдали за этим потрясающим зрелищем. Минут через десять-пятнадцать представление продолжилось. Очередной (а может, тот же самый) самолёт снова зашёл на посадку. Вот здесь я оглох окончательно. Стальная машина с рёвом коснулась палубы и вновь устремилась в небо. Стоя на балконе, мы были гораздо выше приземлявшегося самолёта, поэтому наблюдали его сверху. Была возможность отчётливо разглядеть действия лётчика, сидящего в кабине. СУ-27, как сказочный дракон, вначале медленно приближался к посадочной полосе, мгновенно проносился мимо нас, зрителей, и опять плавно набирал высоту, исчезая в голубой дымке.
   В какой-то момент наступила пауза в полётах, видимо, самолёты улетели на заправку на берег. Я спустился вниз по ступенькам и оказался под палубой авианосца, где находился ангар. На правом борту корабля было два здоровенных лифта, при помощи которых самолёты поднимались из ангара на палубу.  В самом ангаре находилось всего два самолёта – макета. Это были МиГ-29 и СУ-27. Я подошёл к ним и внимательно рассмотрел. Всюду ходили матросы, люди в гражданском, среди которых я увидел и телевизионщиков со своей аппаратурой. Они пытались поймать кого-нибудь из офицеров и взять у него интервью.
   Поднявшись наверх, я столкнулся с Васей, который схватил меня за руку и потащил к приземлившемуся вертолёту.
  - Где ты ходишь?! Я же сказал тебе, чтобы ты никуда не уходил. Если мы сейчас не улетим, то не улетим никогда!
   С этими словами он втолкнул меня в кабину Ми-14, что-то опять сочинив на ходу про наше особое задание проверяющему офицеру.
   Вертолёт взлетел, и сделав круг над авианосцем, направился к берегу.
   Уже там, на «Тбилиси» у меня возникли первые строчки будущих песен. А на следующий день мой песенный арсенал пополнился двумя произведениями – «Лётчикам-испытателям» и «Лётчикам палубной авиации».

«Лётчикам-испытателям»
Нас любят только истинные женщины,
Послушны, терпеливы и желанны,
Которые нам господом завещаны,
Как самые святые талисманы.
Они, обворожительные грешницы,
Необходимы нам, как встречный ветер.
И только их молитвами мы держимся
На этом детонирующем свете.

У нас порой бывает очень "весело",
Когда земля стеной уходит в небо.
Но наша сумасшедшая профессия
Отнюдь не ради выпивки и хлеба.
Нам просто повезло, отпетым грешникам,
Всё от неё принять без укоризны.
Ведь наша фантастическая техника
Бывает, будто женщины, капризна.

Как собственных детей, всех наших первенцев
Мы и в лицо, да и наощупь знаем.
И ежели судьба не будет гневаться,
То мы ещё немного полетаем.
И выси, что фортуною обещаны,
Мы покорим в махинах многотонных.
Пока нас любят истинные женщины,
К нам Небеса и боги благосклонны.
Мы верим, даже боги благосклонны.
         Сентябрь, 1991

«Лётчикам-палубникам»

Молю судьбу за вас, друзья мои,
Чтоб ваши удивительные птицы –
Грохочущие в небе колесницы
Снискали покровительства Земли!
Молю, чтобы на палубе крутой
Для взлёта вам хватало сотни метров!
Чтоб небо вас дарило встречным ветром
И высотой! Конечно, высотой!

Молю судьбу, чтоб искренне, всерьёз
Удачей наградила вас природа.
И чтобы только с первого захода
Цеплялся гак за поперечный трос!
Чтоб вашим жёнам не изведать слёз!
Чтоб все отказы мимо проносило!
И катапульты бешенною силой
Воспользоваться вам не привелось!

Но если в царстве мирных облаков
Заговорят воинственные музы,
Да не накройте смертоносным грузом
Ни женщин, ни детей, ни стариков.
Выписывая в небе виражи,
Щадите человеческое племя!
Виновно ли оно, что в наше время
Так безрассудно мало стоит жизнь?

Так пусть же будет долгим ваш полёт
В пространстве между звёздами и морем,
Как тайны неразгаданных историй,
Хранимые в пучине сонных вод!
И пусть плавучий ваш аэродром,
Как островок желанной сердцу суши,
Хранит и согревает ваши души
Живительным отеческим теплом!..
Молю судьбу за вас, друзья мои!
  Сентябрь, 1991, авианосец «Тбилиси».

   Судьба авианосца была очень непростой. Когда в результате государственного преступления шайки политических проходимцев во главе с трёхпалым алкашом в Беловежской Пуще был распущен СССР, встал вопрос, что делать с флотом? Вначале Украина не претендовала на Черноморский Флот и главную базу флота – Севастополь. Но когда пьяный недоносок, махнув рукой, прохрипел: - «Забирайте Крым!», Кравчук встрепенулся и загребущими лапами потянулся к ВМФ России, и в первую очередь к авианосцу «Тбилиси». «Это будет наш флагман!» - заявил он. Заканчивался ноябрь 1991 года. На «Тбилиси» пришла радиограмма: «Никуда не уходить! Оставаться на рейде Севастополя до дальнейших распоряжений! Кравчук.»
   На решение ушло около пяти минут. В ноябре дни короткие, ночи длинные. Огни на авианосце не зажигать! Благо, он стоит не в бухте, а на рейде напротив Севастополя. Две трети команды на берегу. Ничего, сами доберутся поездом. Самолёты тоже на аэродроме на берегу. Не беда! Сами прилетят!  Так без огней, с третью команды, без авиации авианосец снялся с рейда и ушёл к Босфору.  Когда утром наблюдатели обнаружили пропажу «флагмана Украины» - было поздно. Авианесущий крейсер «Тбилиси» уже проходил Босфор.
   Но в Средиземном море, перед Гибралтаром, авианосец ожидала неприятность, мягко говоря: все три винта намотали на себя многочисленные рыболовные сети.  Корабль был обездвижен. Четверо суток матросы по очереди в водолазных костюмах ножами срезали эти сети, освобождая винты. Это была титаническая работа. Но они справились.
   За Гибралтаром наш авианосец был встречен американским «Джорджем Вашингтоном», специально вышедшим из Норфолка. Его сопровождало полтора десятка кораблей охранения. Янки сразу же развернули масштабные учения с атаками на наш корабль и учебным бомбометанием. Они не могли себе представить, что русский авианосец вышел в открытое море в одиночку, и активно искали русские подводные лодки, сопровождавшие «Тбилиси». Для этого с вертолётов «Джорджа Вашингтона» стали сбрасывать противолодочные буи. Но тут подоспел наш СКР «Задорный», который в агрессивной манере начал охотиться за американскими буями и опасно маневрировать между кораблями охранения. Ему помогали два наших палубных вертолёта Ка-27, в конце концов заставив американцев убраться восвояси. Но им на смену пришёл английский фрегат, контролировавший наш авианосец до Норвежского моря, а там его сменил норвежский сторожевик, проводивший нас до Нордкапа.
Весь поход «Тбилиси» продолжался 27 суток. В Видяево к его приходу был специально изготовлен плавучий причал. Моряков авианосца встречали как настоящих героев. Этот случай достоин быть увековеченным в ярком художественном фильме, который пока почему-то не снят.
   Чтобы завершить тему развала нашей огромной страны, нужно добавить, что правительство независимой Украины потребовало от военных переприсягнуть на верность народу Украины. Это требование было обращено и к Тимуру Апакидзе и его лётчикам. Тимур категорически отказался это делать, заявив, что уже присягал на верность народу СССР, то есть России как преемницы СССР. То же самое сделали и лётчики его полка. Они вместе с другими специалистами уехали в Североморск, где и продолжили свою службу.
   История про «похищение авианосца» стала известна мне сравнительно недавно. В какой-то момент она сложилась в стихотворную форму.

«Адмирал Кузнецов»

Начало девяностых. Не до смеха.
Союз распался. Впереди – туман.
В бюджете – тут прореха, там прореха.
В политике – измена и обман.

В Кремле – бедлам и «разлюли  малина».
И от свободы – кругом голова!
Но хитрая сестрица Украина
Тотчас взялась качать свои права.

Все горы, вся земля, леса и воды,
Всё, что вокруг летает и жужжит,
Мосты, плотины, шахты и заводы –
Всё это ей одной принадлежит.

Да пусть принадлежит! Никто не спорит
И, возражая,  не откроет рот.
Но есть одна загвоздка – это… море.
А в Чёрном море, как известно – Флот.

Любой матрос всегда у сердца носит
Присягу! Перед нею все равны.
Тем паче, твой корабль -  авианосец,
Достоинство и гордость всей страны!

Но Киев тем авианосцем бредит.
Не спи, моряк! Во все глаза гляди!
Ты в Севастополе стоишь, на рейде.
И неизвестно, что там, впереди.

Как будто дьявол вынырнул  из тины, -
Приказ, как приговор для моряка:
«Авианосец – флагман Украины!
Ждать указаний!» Подпись Кравчука.

Жизнь экипажа изменилась круто:
Ходить в морях – не посуху шагать!
На всё про всё ушла одна минута:
«Курс на Босфор! Огни не зажигать!»

На берегу – две трети экипажа.
Но некогда разыскивать ребят.
Ещё никто не знает о «пропаже».
А самолёты? Сами долетят!

Спокойно миновали на рассвете
Босфора легендарные мосты.
Но намотались сорванные сети,
Как будто кандалы, на все винты.

Что делать? Фу ты, ну ты! Лапти гнуты!
Тут спасовали даже остряки.
Четыре дня капроновые путы
Ножом с винтов срезали моряки.

Но после непредвиденной стоянки
Фортуна продолжает нам язвить:
Теперь «крутой» авианосец янки
Нахально стал на психику давить!

Бесстыжие и наглые вояки,
Как будто бы играясь и шаля,
Крутили имитацию атаки
И сбросы бомб по курсу корабля.

Но всё для них закончилось позорно,
Когда закономерно, под финал
К нам подошёл сторожевик «Задорный»
И «бравых янки» быстро разогнал.

Чуть позже нас встречали англичане
Потом норвежцы вдоль границ вели.
Мы три недели по земле скучали!
Мы, наконец, дошли до той земли!

Наверно, здесь и дерзость, и отвага.
Но если б не пошли мы напролом,
Была б у корабля судьба «Варяга» -
Ушёл к китайцам. Как металлолом.
               

   Ну что ж, авианосец «Тбилиси», ставший впоследствии «Адмиралом Кузнецовым», мы благополучно спасли от гибели или продажи тем же китайцам, что, в принципе, одно и то же. Но наши «братья» таки продали построенный на 80% авианосец «Варяг» Китаю… по цене металлолома. Хитрые китайцы пообещали сделать из него развлекательный центр, как поступили с предыдущими нашими авианосцами, купленными ранее. Но в этот раз они оказались умнее и просто завершили строительство новейшего авианесущего крейсера, снабдив его своей аппаратурой и самолётами, скопированными с наших СУ и МиГов.
   Третий недостроенный авианосец Украина просто порезала на металлолом. На этом история «украинского флота» закончилась.
   Тем не менее, в Крыму осталась знаменитая НИТКА. Поэтому российские палубники, по договору с украинскими властями, ежегодно прилетали в Новофёдоровку, где тренировались взлетать и садиться на авианосец. Разумеется, возглавлял этот полк Тимур Апакидзе. А, следовательно, и я регулярно приезжал в знаменитый гарнизон по приглашению Тимура. Связующим звеном между нами по-прежнему оставался полковник Чечель, как он себя называл. Каждый раз это были незабываемые встречи. Все без исключения лётчики близко восприняли написанные мною песни. Я привозил с собой магнитофонные кассеты, которые тут же разбирались и потом многократно прослушивались на домашних и автомобильных магнитофонах. Практически каждый раз я был свидетелем показательных полётов Тимура и его соколов. Мне разрешалось забираться в кабины боевых и учебных крылатых машин, фотографироваться, а также снимать полёты на уже появившуюся у меня видеокамеру. И всё это делалось с разрешения Тимура.
   В 1997 году в моей жизни произошло удивительное событие, о котором я мог только мечтать: я стал лётчиком-спортсменом в Симферопольском аэроклубе имени дважды героя Советского Союза Амет-Хана Султана. Мне исполнился 41 год, но я добровольно сел за парту вместе с мальчишками и девчонками, которые были моложе меня лет на 20. Я без проблем сдал все экзамены по самолётовождению, метеорологии, устройству самолёта, радиообмену и другим специальным предметам; единственным из всех курсантов с первого раза прошёл медкомиссию, первым прыгнул с парашютом и, в конце концов, первым вылетел самостоятельно на спортивном самолёте ЯК-52. Моему восторгу не было предела! Часто в полёт я брал с собой видеокамеру и снимал Крым с высоты птичьего полёта, а также фигуры высшего пилотажа. Для того, чтобы картинка была чёткой и ясной, я открывал фонарь кабины, несмотря на довольно свежий встречный воздушный поток. В это же время у меня рождались новые песни, связанные с авиацией, которые я монтировал в свои видеофрагменты. В итоге у меня появилось несколько музыкальных авторских фильмов, ставших победителями и дипломантами на международных кинофестивалях, таких как «Вертикаль» и «Грани экстрима» в Москве, Теле-кинофорум «Вместе» в Ялте, «Ветер странствий» в Киеве и так далее. И когда меня приглашали лётчики палубной авиации в свой гарнизон, я вправе мог считать себя не чужеродным телом, а, в какой-то степени, членом общей стаи воздухоплавателей.
   В 1999 году к 200-летию Александра Сергеевича Пушкина в Крымском русском академическом театре, в котором я тогда служил, мы поставили спектакль «Мой Пушкин». Идея поставить такой спектакль возникла у нас с моей женой Верой. На наш клич откликнулись и другие актёры театра, в результате чего был создан великолепный спектакль, билеты на который раскупались задолго до представления, а лишний билетик спрашивали за несколько остановок до театра. Благодаря этому спектаклю мы с Верой были приглашены Натальей Сергеевной Бондарчук в её проект – многосерийный фильм о Пушкине «Одна любовь души моей», для которого я написал несколько романсов на стихи Александра Сергеевича и Владимира Федосеевича Раевского, роль которого была доверена мне. Премьера фильма прошла в конце весны -  начале лета 2001 года в Москве на фестивале «Золотой Витязь». И вот перед началом фильма выступает Н.С.Бондарчук. Я сижу в зале с гитарой и в костюме. Наталья Сергеевна приглашает меня на сцену, чтобы я спел один и романсов, написанных к фильму. Я пробираюсь вдоль ряда на выход, как вдруг меня кто-то хватает за руку. Я поворачиваю голову – и не верю своим глазам: передо мной – Тимур Апакидзе собственной персоной! Я на ходу обнимаю его и мы договариваемся встретиться после моего выступления. В коридоре мы снова обнимаемся. И Тимур вкратце рассказывает мне, что кинематографисты начинают работу над фильмом о палубной авиации и что нужны новые песни.
   - Напишешь? – спрашивает он.
   - Напишу! – не задумываясь отвечаю я.
   - А совместный полёт я тебе гарантирую! – с улыбкой заканчивает Тимур.
   На этом мы расстались. Если бы я знал, что это была наша последняя встреча…
   День 17 июля 2001 года я помню чуть ли не поминутно. Несколько дней до этого Генеральный директор Ялтинской телестудии Юлий Павлович Кононцев решил осуществить свою давнюю мечту – снять документальный фильм «Традициям верны» о связи Донского, Кубанского и Терского казачества с Крымом и Чёрным морем. На двух «Волгах» мы отправились в кино-экспедицию по маршруту Ялта – Белгород – Воронеж – Ростов-на-Дону – Новочеркасск – Старочеркасск – Азов – Таганрог – Ялта. Везде нас принимали очень гостеприимно, предоставляли транспорт, гостиницы, кормили на-убой. В Воронеже мы планировали радиальный выезд в село Хреновое, где находится знаменитый конезавод, родина орловских рысаков, а потом прокатиться в мой родной город Новохопёрск, бывший северной границей Войска Донского. Из Воронежа мы выехали рано утром и вскоре были уже на конезаводе, где отсняли несколько эпизодов с моим проездом верхом в казачьей форме. Тренированная лошадь серого окраса сразу же пошла в галоп. Я сделал несколько кругов по ипподрому. Оператор сказал, что всё получилось, и мы отправились на экскурсию по заводу, после чего наш путь лёг на восток, к моей родине. Когда наша машина подъезжала к моему дому, я увидел сидящего на скамейке отца. Наверняка он сидел там уже не первый час, дожидаясь сына. Несколько лет до этого отец серьёзно сломал ногу, поэтому передвигался с большим трудом. Встреча была бурная, но короткая. Мама накормила нас обедом, и мы отправились искать место для съёмки. В течение всей экспедиции я постоянно писал стихотворные фрагменты, которые потом вставлял в наши видеосюжеты.
   Новохопёрск расположен на правом берегу Хопра, одной из самых чистых рек европейской части России. Много лет назад Хопёр изменил своё русло и отдалился от высокого берега, на котором расположен город. Но на месте старого русла остались озёра, которые во время половодья опять объединяются в единое целое. Мой отец всю жизнь проработал инженером охраны леса, поэтому моё детство тесно связано с природой. Охота, рыбалка, походы за грибами, смородиной, яблоками, посещение пасеки – это яркие страницы моего безмятежного отрочества и юности. Сам город разделён на три части естественными разломами, образовавшимися давным-давно в результате эрозии почвы. Вдоль одного из таких разломов проходит моя родная улица – Мамаев Проток. История её названия скрыта в веках. Старожилы говорили, якобы по ней когда-то убегал хан Мамай после Куликовской битвы, что, в принципе, не соответствует действительности. Скорее всего, название было искажено. Возможно, оно произошло от фамилии купца Манаева, или от фамилии одного из Донских атаманов Фрола Минаева, сподвижника Петра Первого, участвовавшего во взятии Азова. Бог его знает… Второй же разлом отделяет от центра города район, называющийся… Крым. И это название не случайно. От Крыма к Хопру спускается улица… Морская! Ещё при Петре Первом, а потом и при Екатерине Второй в этом месте на берегу Хопра располагалась верфь, на которой строились вначале вспомогательные суда, а потом и плоскодонные фрегаты, способные ходить и по реке, и по морю. В Новохопёрске, тогда ещё Пристанском городке, эти фрегаты строили только до палубы. Остальной такелаж достраивали в Азове, куда корабли сплавляли во время весеннего половодья. Один из фрегатов сплавлял в Азов тогда ещё мичман Фёдор Ушаков. Всего было построено десять подобных фрегатов, названных по порядку – «Первый», «Второй»… «Десятый». Вначале они составили основу Азовской флотилии, а потом, в мае 1783 года, трое из них вошли в Черноморскую эскадру.
   В поисках места для съёмок мы выехали на крутой берег Хопра в том районе города, который называется Крым. Пока оператор готовил камеру для съёмок, я вышел на берег, повторяя слова нового стихотворения. В небе кружил одинокий самолётик Л-29. В шестидесяти километрах от Новохопёрска располагается Борисоглебское лётное училище, одна из зон для учебных полётов которого находится рядом с моим родным городом. Как-то странно защемило сердце, когда я непроизвольно посмотрел на этот самолёт. Был спокойный летний солнечный день. Внизу блестела гладь реки, в которой отражались облака. И кружащий в вышине самолётик. Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Как я потом понял, неспроста.
   Потом была съёмка, прощание с родителями, дорога в Воронеж. Когда мы приехали в гостиницу, нас пригласили на обед, после которого мы разошлись по номерам. Войдя в свой номер, я автоматически включил телевизор. И первое, что я увидел – самолёт, выполняющий в небе фигуры, его исчезновение за лесопосадкой… и чёрный дым от взрыва. Голос диктора сообщил, что в результате катастрофы погиб герой России, генерал-майор Тимур Автандилович Апакидзе.

Памяти Тимура Апакидзе.

Поговори со мной о крыльях,
Что позволяют нам летать,
Покуда не покрылась пылью
Гранита тяжкая плита.
Пока струится через двери
Твоей улыбки ясный свет…
Пока я не смогу поверить
В то, что тебя, дружище, нет

Ты расскажи о первом взлёте
Совсем зелёных новичков,
О полукруглом горизонте
И снежной вате облаков,
О неофициальном культе
С друзьями долгожданных встреч…
И о надёжной катапульте,..
Что не смогла тебя сберечь.

Поведай, было ли сомненье
Или ты знал наверняка,
Что будешь делать в то мгновенье,
Когда не сдюжат два движка?
Ведь ты из-под небесной выси
Свой самолёт – свидетель Бог! –
Сажал на палубу «Тбилиси»!..
А вот на землю сесть не смог.

Поговори со мной, дружище,
Покуда не оструган крест.
Таких, как ты, всю жизнь мы ищем,
Как свой заветный Эверест.
Но сколько б взлётов беспримерных
Нам ни пришлось бы испытать,
Для нас всегда ты будешь Первым
Среди умеющих летать.                26.12.21